О Севастополе я впервые узнал в пятилетнем возрасте. Мне симпатизировал сын нашего соседа по коммуналке Борис, - детина огромного роста и с усами. Однажды он сводил меня в кино – на бесплатный просмотр нового документального фильма «Освобождение Севастополя», организованный в Московском планетарии.
Народу набился полный зал, и когда мы пришли, места остались только стоячие. Борис усадил меня к себе на плечи, и смотреть фильм, спроецированный на купол планетария, было удобно. Тем не менее, я из него ничего не запомнил кроме мятущихся по экрану советских солдат и постоянно произносимого имени: Сапун-гора.
Два года спустя мы с мамой сходили на фильм «Адмирал Нахимов» об обороне Севастополя в Крымской войне. Конечно, на меня большое впечатление произвел образ Нахимова (его сыграл Алексей Дикий) с его стройной фигурой и совершенно бесстрастным лицом, символизировавшими стойкость защитников города, но не меньше запомнился легендарный матрос Кошка, появлявшийся на поле боя в решающий момент каждой схватки, и обеспечивавший ее успех за счет смекалки и безграничной удали. Образы этих двух героев до сих ассоциируются у меня с именем: Севастополь.
Когда еще через два года за успехи в рисунке меня премировали путевкой в «Артек», о посещении Севастополя не могло быть и речи, ибо город был закрыт для посторонней публики, но он о себе напомнил песнею, которую мы, артековцы, часто пели хором. Начиналась она так:
На ветвях от раненого тополя
Легкое дыханье ветерка
Над пустынным рейдом Севастополя
Ни серпа луны, ни огонька.
Дальше следовал рассказ о пареньке – участнике обороны Севастополя летом 1942 года, из которого я запомнил лишь конец, и то приблизительно.
Он упал; тельняшка полосатая
Пятнами густыми запеклась
В перебой, не в лад винтовки грянули
Небо кровью залила заря!
Эта песня стала символом героического самопожертвования защитников Севастополя обоих веков.
Еще два года спустя я обнаружил в родительской библиотеке 2-й том эпопеи Сергеева-Ценского «Севастопольская страда», посвященной Крымской войне 1855 -1856 годов, и его проглотил. В романе подробнейшим образом описаны все перипетии кровопролитных сражений, развернувшихся на холмах к югу от Севастополя. Автор так красочно передал эти события, что я как бы проскакал вместе с кавалерией по каждой куртине, постоял у бруствера каждой батареи, с отрядами пехоты облазил каждую бухту. Так мне удалось досконально изучить местную географию, вызвав эффект присутствия в городе; я стал себя чувствовать севастопольцем середины XIX века, и это ощущение сохранялось в течение многих лет.
В 1956 году вместе с родителями я совершил пешее путешествие по Крыму по маршруту: Симферополь - Бахчисарай – Мангуп – Ай-Петри – Алупка – Ялта, но Севастополь еще оставался закрытым городом, хотя душа, подогреваемая рассказами матери, неоднократно побывавшей в Севастополе до войны, стремилась туда, как к себе домой.
И вот, в 1958 (или в 1959) году Севастополь, наконец, открыли для публики. Мы с моим университетским другом Колей, проведя в 1959 году месяц на Черноморском побережье Кавказа, по пути в Москву решили на несколько дней туда заехать. Для этого мы выбрали морской путь – ночным рейсом парохода (заметьте: по имени «Адмирал Нахимов») из Новороссийска в Ялту (пассажирские суда в Севастополь не заходили).
Пароход, построенный в 1929 году в Германии (его первоначальное имя - «Берлин»), поражал роскошью своей отделки – сплошь позолота на ослепительно-белом фоне. Однако у нас были палубные билеты, и мы ночевали на юте (там меньше дуло). Палуба была очень жесткой, и, хотя мы одели не себя все, что можно, зуб на зуб не попадал от холода. Поэтому мы встали на рассвете, и взглядами, устремленными вдаль, отследили приближение крымского берега, как если бы много от него ожидали. Из Ялты мы на автобусе доехали до Симферополя, и там сели на поезд до Севастополя.
Выйдя из вокзала, мы оказались на берегу Южной бухты – в самом центре города, откуда недалеко до культового места - Графской пристани с ее знаменитой колоннадой. Отсюда открывается очаровательный вид на исторический Севастополь, по узким крутым улочкам взбирающийся по склонам, с трех сторон окружающим Южную бухту. Застройка состояла из малоэтажных белых домиков очень простой архитектуры, но совершенная стереометрия ландшафта делала его весьма привлекательным (Севастополь - прототип Гриновского Лисса).
Поскольку в первую очередь нас интересовал Севастополь времен Крымской войны, мы посетили Малахов курган, на южной оконечности которого осмотрели двухъярусную оборонительную башню Корниловского бастиона и расположенный рядом памятник адмиралу Корнилову, на котором он изображен в момент смертельного ранения. В остальном Малахов курган предстал большим тенистым парком; сколь-нибудь эффектные следы протекавших здесь сражений были немногочисленны.
Так или иначе, мы воздали должное кургану, где сражались солдаты Крымской, а потом и Великой Отечественной войн, а вот до Сапун-горы не добрались; для меня она так и осталась в Московском планетарии.
Далее: стоило лишь взобраться на высоты, доминирующие над городом, тот Севастополь, что поселился в моей памяти при чтении романа Сергеева-Ценского, я тотчас опознал по его топографии: Черное море, занимающее всю левую часть пейзажа до самого горизонта, вдается в материк широкой полосой Севастопольской бухты, теряющейся в правой стороне пейзажа, в устье которой на искусственном островке высится памятник затонувшим кораблям русской эскадры. Прямо перед тобой под прямым углом от нее ответвляется Южная бухта, которая устремляется тебе под ноги. Справа от осененной двуглавым орлом колонны Памятника затонувшим кораблям, на Северной стороне, эффектно смотрится благородная седина равелина Константиновской батареи. Да, все на своих местах!
В этом еще раз можно было убедиться, посетив панораму Севастопольской обороны художника Рубо, размещенную в величественном цилиндрическом сооружении, построенном на одной из высот, окружающих Южную бухту. По периметру здания, в индивидуальных нишах помещены скульптуры выдающихся защитников Севастополя, включая адмирала Нахимова и матроса Кошку.
Оказавшись перед панорамой, я ощутил трепет, стоя лицом к лицу с героями фильма «Адмирал Нахимов»; только там они были изображены условно, будучи вписаны в черно-белый экран; здесь же они находились с том же самом пространстве, что и я. Кроме того, в отличие от кадра фильма, по возможности вместить в свои пределы огромные массы войск, панорама оказалась сопоставима с романом «Севастопольская страда». И, наконец, панораму, как некий знак свыше, увенчивает изображение контура береговой линии – Черного моря, Севастопольской и Южной бухт.
Это слияние картины, фильма, романа и раскинувшегося передо мною вида, вызвало у меня катарсис, хотя тогда этого слова я еще не знал.
На это поле боевой славы накладывалась картина современной военно-морской базы: упершись носом в восточный берег Южной бухты, стоял большой военный корабль; рядом с ним, рядком, как тушки селедок в консервной банке, разместились на плаву несколько подводных лодок, а многочисленные причалы были облеплены разноразмерными катерами. Подняв же взгляд к Севастопольской бухте, я видел длинные, прижатые к водной поверхности силуэты больших кораблей, стоявших на рейде – крейсеров и эсминцев; их серый цвет придавал им угрожающий вид.
Эффект от всего увиденного усиливался от того, что, будучи знакомо заранее, оно было ожидаемо, а вот к зрелищу Херсонеса я оказался не готов. Видимо, это было связано с тем, что при советской власти этот исторический памятник особенно не афишировался из-за его связи с крещением Руси Владимиром– в атеистическом СССР все, что было связано с религией, как минимум, замалчивалось. Хотя и тогда я был знаком со стихотворением А.К. Толстого «Песня о походе князя Владимира на Корсунь», мне было невдомек, что я попал в эту самую Корсунь.
Потрясенно я осматривал руины самых древних, наряду с Пантикапеем (Керчь), памятников античности, имевшихся в СССР – меня поразила глубина времени, вдруг раскрывшаяся мне на этом усеянном бесценными каменными обломками плоскогорье, обрывающемся в море.
Конечно же, осматривая южный город, мы не проводили время «всухую», а на рейсовом катере совершали поездки на побережье, простирающееся к северу от Севастопольской бухты. Здесь располагаются просторные песчаные пляжи с пологим дном, как в Юрмале; только вода – теплая.
И вот настал день отъезда, подаривший нам еще один незабываемый и неповторимый вид Севастополя. Покинув вокзал, поезд свернул на восток, направившись вглубь острова вдоль гряды, параллельной южному берегу Севастопольской бухты, так, что пассажирам открылся вид на военно-морскую базу Севастополь.
В конце 50-х Хрущев проводил глубокую модернизацию Военно-морского флота, пустив под нож десятки старых кораблей. В результате нам предстало удивительное зрелище: армия рабочих, выглядевших сверху, как муравьи, трудилась над превращением в металлолом целого флота - от катеров до нескольких линкоров. Корабли находились в разных стадиях разрушения; одни еще стояли на воде, и с них кранами снимали надстройки; корпуса других наполовину были вытянуты на берег; на их бортах сверкали огоньки электрорезаков; от третьих, лежащих на земле, остались только остовы из одних шпангоутов, похожие на скелеты динозавров. От этого гротескного пейзажа, напоминавшего картины Босха, было невозможно отвести взор: зрелище процесса грандиозной деконструкции демонстрировало истинные размеры и потенциальную мощь военной машины государства.
Это позволило подвести итог впечатлениям от Севастополя, и у меня промелькнула догадка о характере этой точки мироздания, как о тектоническом разломе, - одном из мест схождения силовых линий, определяющих ход Всемирной истории.
И это мимолетное предвиденье оправдывается.
Январь 2023 г.