ПЕРЕСТРЕЛКА – две души моего тела
- Здравствуй, Кацап. Пишет тебе твой соседский Хохол.
Хоть я и поставил во первых строках своего письма словечко про здравствуй – но здоровья тебе не желаю. Чтоб ты сдох как уличная собака, и потом долго вонял после смерти.
Почему так, спросишь? Да потому что я тебя ненавижу, а ещё более презираю. Но уж никак не боюсь, не надейся. Ты воровски напал на мою страну, как тот самый гитлер. Помнишь свою патетичную песню про двадцать второе июня, и ровно четыре часа? – вот так и ты, гадёныш, в грабительской ночи двадцать четвёртого февраля обрушил на мою землю и мой народ всю военную мощь своего подлого арсенала.
Ты называешь меня фашистом? Сам такой, гнида. Это твои снаряды и ракеты убивают и наших солдат, и мирных людей. Они разрушают дома и жилые коммунки, гробят водопровод, отопление, электричество. Мирным людям скоро жрать будет нечего, и негде станет жить. А ты в соцсетях – я видел, я читал твои опусы – живенько потираешь от радости свои кровавые ручонки, которые уже и на Страшном суде не отмыть. Ты пляшешь от счастья, что скоро выкосишь под корень весь мой ненавистный укроп и вырежешь под нож всё моё свинское сало.
Хер тебе в рот, кацапуля. Большой и толстый. Ты уже сам зришь своими вурдалачьими зенками - как мощно, смело и стойко идут на битву мои добровольческие и мобилизованные батальоны, роты, взводы. Их называют пушечным мясом – а они, умирая в грязных окопах, тихо шепчут кровавыми губами, что ще не вмерла наша родная земля. Они и с того света вернутся к тебе, проклятый кацап.
Наверное, тебе мстится – что вот погубишь ты на моей родимушке как можно больше людей, и сгинет в небытиё всё моё войско, и некому станет оберечь наше отечество. Вот же дурень ты безмозговый: да на место убитых мужиков, с ружьями и берданками придут их яростные вдовы и мстительные сироты – они всюду будут резать тебя, душить, убивать за свою порушенную жизнь.
Я не прощаюсь. Сдохни, падаль.
- Доброго здоровьичка, неуважаемый мною Хохол. Пишет тебе твой соседский Кацап.
В прошлом ты звался мне братом; в будущем, может быть, станешь мне другом – но сейчас ты мой враг до зубовного скрежета.
Вон как ты взвыл, мерзопакостный вражонок. Взвизгнул будто девка от боли в первую брачную ночь, когда увидел на своей невинной постельке красную кровь, чад пожарища от моей мужской силы – и понял, что сейчас тебя будут как шлюху гонять, до победного.
А много ли ты понимал в этой жизни, когда вусмерть гробил непокорную донбасскую землю за её русский язык и за местечковую свободу? Сколько милосердия и великодушия жило в твоём запёкшемся от крови сердце, когда ты бомбами разрывал в клочья шахтёрских ребятишек – и пырял штыком в живот их матерей, чтоб они больше не рожали русоголовое отребье?
Ты только сейчас, на могилах своих родычей, испытал ту несусветную муку, которая адским пламенем выжигала души мужиков, хоронивших в гроб, по кускам, свои любимые семьи. Не тебе упрекать меня, сатанинская падаль.
Ты очень много наболтал мне о своём любимом отечестве. А где оно теперь? – в тех самых степях, по которым маршируют с факелами потомки гитлеровских нацистов. Где стучат золочёными сапожками на своих гей-парадах - лесбиянки, гомосеки, гендеры, и прочая пидорасня. И на помощь им ещё припёрлись коваными сапогами заморские ублюдки с танками, пушками, самолётами. Кончилась твоя воля и твоё отечество – продал и пропил ты её на майдане, радуясь иноземным кружевным труселям и хозяйским печенюшкам.
С твоих лживых уст то и дело слетают какие-то слащавые воспоминания о мире между нами, который разрушил я. Врёшь, христопродавец. Ты многажды похерил наш мир, заверенный клятвами и документами, и нашу православную веру. Мало того – ты призвал на свою землю всех моих ненавистников, чтобы с их помощью нанести мне удар со спины. Я в музее видел старинную картину с богатырём: так вот я тот самый богатырь с открытой для пожатья ладонью – а предо мной стоит злобный карлик, держа нож за спиной.
Я больше не поверю тебе на слово, паскуда. Отныне ты будешь жить только дружеским мне. Или сдохнешь.
- Здравствуй, Кацап. Отвечаю на твоё соседское письмо.
Знаешь – а с тобой надо быть похитрее. Даже не так – мудрее. И писать тебе надо холодной головой, но с горячим сердцем. А то ведь ты переворачиваешь всё с ног на голову.
Начну с последнего твоего упрёка. За то, что я пригласил на свою землю чужих иноземцев с оружием. И они притащили за собой свою демократию пидорасов.
А как иначе мне было с тобой справиться? Ты ведь окружил моё маленькое отечество своим огромадным: понаставил в моей власти своих холуёв - и задарил их деньгами, кредитами. Чтоб самому стать хозяином надо мной. Даже мою любимую певучую мову, государственный язык, называешь недоразвитым суржиком. Я мал, понимаешь? – и мне одному не совладать с твоей военизированной армадой. Именно поэтому, для свободы и воли, для того чтобы вырваться из твоей вечной кабалы, я сначала заякшался с яростными и сильными нацистами – а потом привлёк к себе, всего лишь на время, иноземную свору. Потому что ты для меня страшнее, ужаснее их. С ними я очень надеялся, что смогу потом сгоношиться – а с тобой никогда.
Потому я и херил предложенный тобой липовый мир, что ты через него всех на моей земле переделал бы русскими. Началось бы с маленьку, с донбасской земельки – а потом прокатилось волной до самого Закарпатья.
А я не хочу быть, слыть и жить русским кацапом. Я хочу зваться хохлом, и чтобы моё украинское нутро уважали всем миром, на всех полушариях мозга и земли. Тебе хорошо – у тебя есть великая родина, её бессмертная история, и неувядающие победы. Я же всю свою жизнь прожил то под австрияками, то под венграми - поляками, турками, румынами, немцами. Но только ты моя вечная боль, злоба, и ненависть.
- Завидуешь значит, Хохлёнок, величию моему?
А кто тебя заставлял отрываться от предовьих корней, от ясного света своей прежней тысячелетней истории? Жили ведь вместе из века в век – любили, растили, дружили. Так нет – тебе вдруг замантило стать превыше всех на свете, и особенно первее меня – и ты в угоду зависти, мраку, и невежеству своей души, придумал невероятный катехизис о древних украх, потомках разумных динозавров. Всё наизнанку в твоей голове – только бы во вселенной не жить со мной рядом, по братски, по дружески.
Твоё сердце точит ещё одна зависть – то, что у меня в товарищах сильный и справедливый вождь, которого уважают всем миром. А тобой правит лживый и немощный карлик, словно мышь набивающий себе за щеку золотые крошки. Всякому из нас хочется гордиться отечеством, правителем, любовью, и собственным счастьем – вот потому ты злишься и бесишься, что тебе нечем похвастать.
А про нацистов с иноземцами я тебе честно скажу – зря ты впустил их в свой дом. Сначала всё было тихенько: мол, сами мы не местные – дайте нам покушать, добрые люди, а то переночевать негде. – Но потом они сели на твою склонённую безотказную шею, и уже понукают под вывозку – вези мол, скорее, куда мы прикажем. – Точно так злобный оборотень поселяется исподволь в податливом сердце. Поначалу приятно, что в этой фашистской шкуре к тебе прибывает подкрепление ярости, мощи. А сейчас этот пёс сатаны, спущенный с поводка всемирным фашизмом, овладевает твоей душой, вливается молекулами в кровь, довлеет над твоим разумом.
Я уже не отступлюсь от тебя, Хохол. Я освобожу тебя от вурдалаков, упырей, сатанистов. И ты снова станешь другом для всех добродеев Земли – и моим тоже.
- До свиданья. Мы ещё свидимся.
- До зустречи, Кацап. Ще побачимось.