У Клары был лёгкий характер, и со стороны казалось, что жизнь её напоминает свежеукатанное шоссе – ни ямки, ни кочечки; а если и попадался какой ухаб, то Клара так виртуозно его обходила и, главное, так зажигательно потом об этом рассказывала, что слушатели – вернее, слушательницы, потому что мужчины в библиотеках не водятся, разве что охранник, – только смеялись и махали недоверчиво руками: тебе, мол, Кларка, сценаристом в сериалах работать, а не здесь, среди книжек, в пыли прозябать. Клара тоже смеялась, уверяла, что всё рассказанное – чистая правда, и она вовсе не прозябает. И это тоже было чистой правдой.
Завидовать Кларе было невозможно, потому что фактическая сторона её безмятежного существования выглядела не особенно впечатляюще: всю жизнь в библиотеке заштатного Дома детского творчества, ни денег, ни должности; внешность самая среднестатистическая, ни мужа, ни любовника (в этом пункте, правда, достоверных сведений не было – о личной жизни Клара не особо распространялась, но чтобы в женском коллективе наличие любовника не заметить? совершенно немыслимо). Ну и – до кучи – ни детей у неё не было, ни теперь уже и родителей.
Для себя бы хоть родила, говорила ей Люська, ещё одна библиотечная старожилка, но не с таким, конечно, как у Клары, стажем. Говорила, понятно, в то время, когда эта тема могла ещё быть актуальной. Клара смеялась: это чтоб было кому стакан воды мне подать на смертном одре? И отшучивалась известным анекдотом, где окружённый родственниками умирающий говорит, что пить ему что-то не хочется.
Заведующие же библиотекой, а на Кларином веку их сменилось уже несколько, наоборот, только молились, чтобы у Клары не появилось никаких отвлекающих факторов вроде детей и мужей, потому что на Кларе, как на китах, слонах и буйволах – или кто там ещё в мифологии за стабильность отвечает – держалось в библиотеке, да и в самом Доме творчества, практически всё. Дети её обожали, память превосходила любые компьютерные возможности, а способность на ходу придумать какой-нибудь тематический праздник, о необходимости которого сообщили только сегодня, а провести требовалось завтра, была просто уникальной. Ну и плюс страстная любовь к литературе.
Когда из Клары она стала Кларой Семёновной, многие удивились, почему при таких талантах её саму не назначают заведующей. Оказалось, предлагали, и не раз. Не моё, отмахивалась Клара, бумажные хлопоты, неинтересно.
Действительно, по-настоящему интересовали её только книги, особенно из приключенческой классики, с благородным героем и с полным попранием Зла в финале. Она горько сетовала на современную писательскую моду показывать жизнь прямо как она есть – как она есть в представлении авторов, разумеется; и выходила она у них такой, что хотелось от тоски удавиться (герои этих авторов так, бывало, и делали). Клара была не против реализма, но требовала равновесия, и когда в запрашиваемой книжке обнаруживался очередной ущербный страдалец, не стеснялась советовать родителям надёжного «Тимура и его команду» или ответственного «Пятнадцатилетнего капитана». Она была романтична и верила в алые паруса. В своё время родители хотели назвать её Верой, но передумали и дали имя в честь одной из бабушек, однако это неслучившееся имя – Вера – проросло в ней уверенностью, что всё всегда идёт как надо и кончится правильно, то есть – хорошо. Особенно если постараться. И она старалась. С лица её не сходила улыбка. В бога Клара не верила, но в том, что он правду видит и шельму метит, не сомневалась.
– Ты идеалистка, – говорила Люська, – витаешь в облаках, а надо реально смотреть на вещи. Вот выйдешь на пенсию, и что – так и будешь одна куковать?
Это она всё не могла успокоиться насчёт Клариного одиночества и обосновывала:
– Потому что какой-никакой, а мужчина в доме всё-таки нужен.
– Ерунда это всё, предрассудки – беспечно отмахивалась Клара и не напоминала Люське об этих разговорах, когда та разводилась с первым мужем, а потом и со вторым.
К тому же ни на какую пенсию Клара не собиралась, а если что, идеи на этот счёт у неё уже были. Она как-то попробовала сама написать нечто приключенческое, но убедилась с грустью, что одной фантазии для этого мало. Однако мысль эту тему как-нибудь развить, когда будет время, её не оставляла.
На пенсию ушла в конце концов именно Люська, хотя тоже очень не сразу, а Клара всё работала и работала, год за годом, с прежним энтузиазмом, и уже получила и заслуженного работника культуры, и ещё какие-то премии и знаки отличия, как вдруг бронебойная конструкция её жизни покачнулась и рухнула – как покачнулась и рухнула сама Клара на гололёде у подъезда собственного дома.
– Ну, ноги у вас пока считай, что нет. Это надолго, в вашем-то возрасте, – честно предупредил врач после операции. – Кто-нибудь дома есть, чтоб помогали?
Кого-нибудь дома у Клары не было, а вот что-нибудь, что помогало, имелось. Этим чем-нибудь была картина, которую подарил один серьёзный художник, впечатлённый Клариным подвижничеством. И ведь как угадал! На небольшом полотне белел парус одинокий, но не в тумане моря голубом, а в непростых метеоусловиях, так что одна предательская волна уже вовсю грозилась его опрокинуть. Однако видно было, что кораблик не сдаётся – и не сдастся, это точно. Художник вряд ли догадывался, что подарком своим превратил почти каждое Кларино утро в праздник. Она повесила картину в спальне, напротив кровати. Комната эта была с восточной стороны, и первые рассветные лучи падали прямо в нарисованное море, и оно становилось бирюзовым. Оживали фактурные мазки, море начинало дышать, закипало, и накрывал его солнечный свет, и подбирался к паруснику, который ещё не знал, что его ждёт сегодня – потому что солнце-то в средней полосе бывает не каждый день, и если погода не радовала, никакого превращения не случалось, и кораблику приходилось уныло переваливаться через грязно-серые водяные горы. Но уж если было солнечно!.. Клара прямо в пижаме мчалась в кухню, заваривала чай, собирала на расписной поднос орешки, шоколад, курагу в милых узбекских плошечках, ставила чайник и чашку тонкого фарфора, тащила всю эту красоту в спальню и снова устраивалась в постели. Это был театр одного актёра и одного зрителя. Актёром был парусник, зрителем – она. Спектакль никогда не повторялся, потому что осветители то меняли углы, то ставили какие-то фильтры, то вообще выключали свет, и паруснику приходилось напрягать все силы, чтобы выбраться, но волна – та, подлая – ни разу его не захлестнула. Через полчаса начинался день, и Клара, как парусник, была готова к любым его трудностям.
Только бы оказаться дома, а там справлюсь, сказала себе перешедшая в статус пенсионерки-инвалида Клара, когда её в кресле-каталке везли к такси. Может, в смысле стакана воды Люська и была права, но унывать Клара не собиралась. Никакая волна её не захлестнёт. Ноги, считай, нет? Ха! Она тут же вообразила себя одноногим пиратом Джоном Сильвером из «Острова сокровищ», с той разницей, что Сильвер на своей деревяшке рассчитывать ни на что не мог, а ей сказали – ноги нет пока. Пока! Она не сомневалась, что так или иначе всё развиднеется. И, конечно, не ошиблась.
Во-первых, социальные службы оказались не абстрактным словосочетанием, а живыми людьми, действительно готовыми помогать. Во-вторых, из любого магазина всё можно было доставить на дом. А в-третьих – в-главных! – возникли на Кларином горизонте дальние уральские родственники, которые то ли меняли свою квартиру на московскую, то ли что-то здесь, в Москве, строили, и им нужно было помочь перекантоваться, чтоб сынишка у них пошёл в московскую школу. И у Клары одним махом образовался дома не просто кто-то, а целая семья: тридцатилетняя Кристина, такая современная, энергичная, способная все проблемы разрешить в три телефонных звонка, Олег, муж её, постарше, хмуроватый, зато непьющий и даже некурящий, и шестилетний Витюша, который своей щербатой улыбкой Кларино сердце просто покорил.
Устроились замечательно: Клара с парусником в спальне, гости в большой комнате, которая и правда была большой – дом хоть и старый, но кирпичный, хорошей планировки, и даже паркет на полу, а это редкость.
Стоял май, жаркий, нарядный, счастливый. Клара смотрела на залитый светом парусник и думала, что ещё день-другой, и она откажется от унижения инвалидной коляской и будет передвигаться на ходунках. Утренний настенный спектакль доставлял ей теперь такое же удовольствие, как и раньше, потому что Кристина любезно согласилась приносить ей поднос с чаем – что вы, тётя Клара, махала она руками, какой это труд!
Да. Ходунки! Это возвышает, причём в самом прямом смысле, воодушевлялась Клара. Это звучит гордо! Это всего шаг до костылей! Она поставила себе цель за лето встать на собственные ноги, и присутствие Витюши добавляло ей сил. Мальчик был просто прелесть, не читающий, конечно, как все они сейчас, но с живыми глазами, когда в экран не смотрит. Однако это дело было поправимое, потому что ещё дошкольник, тут лишь бы родители не мешали, а они не мешали. Не против были, и когда она предложила Витюшу в свою комнату переселить. Мол, и им свободнее – молодые всё-таки… Клара в этом месте выразительно замолчала, Кристина запунцовела, а Олег отвёл глаза. А у Клары уже созрел тайный план за лето приохотить парня к книжкам и научить читать, чтобы к школе сюрпризом предъявить родителям результат, как кролика из шляпы вынуть.
С ходунками жизнь почти совсем наладилась. Неудобство оставалось одно – ванная. Точнее, сама ванна.
Преодоление высокого борта ванны было мучительным, а пользоваться чьей-то помощью Клара не хотела. В ней проснулась девичья стыдливость. Она называла это мероприятие «переходом Суворова через Альпы» и, малодушно потакая себе, сократила гигиенические процедуры до минимума. И когда Кристина неожиданно обратилась к ней с предложением купить душевую кабинку, Клара, как ребёнок, обрадовалась и даже удивилась – как это ей самой в голову не пришло!
– Я же чувствую, как вы мучаетесь. А там модели разные есть, с учётом потребностей. Даже и такие, что со встроенным сиденьем – зашла и сразу села, и с одной стороны полочка, а с другой – крючок для душа. Ещё и перильца есть!
Клара тут же мысленно взялась за перильца и почувствовала их прохладную надёжность.
– И потом, если поменять ванну на кабинку, то места станет больше. Тут ведь не развернёшься!
Это было справедливо. Кристиночка-то стройная, но муж её Олег мужчина заметный, с начальственной полнотой, ему, конечно, тесновато.
– И мы это сделаем за свой счёт, – твёрдо сказала Кристина, – вы не думайте ничего такого.
Кларе это было приятно. Деньги-то у неё, конечно, были; к тому же она настолько была очарована сияющей никелированной перспективой вот этого «зашла и сразу села», что можно было и разделить расходы, но раз они берут их на себя – хорошо. О ней, значит, думают. Не хотят быть нахлебниками. Своя кровь.
Она улыбнулась. Характер у неё был хоть и лёгкий, но не легкомысленный, а искушать деньгами без нужды никого никогда не надо. Пусть ремонтируют. Помочь, если что, она всегда успеет.
Начали выбирать кабинку, приглашали прорабов; те, в сознании собственной незаменимости, через губу говорили о проржавевших трубах, о кривых стенах, об отслаивающейся плитке. «Да тут только тронь – она и посыплется!» – говорил один такой маэстро, не подозревая, что практически цитирует портного Петровича из гоголевской «Шинели», и тыкал презрительно в стену. «А ты тотчас заплаточку», – предлагала Клара, входя в роль Акакия Акакиевича, но прораб был, точно, наследником тех отечественных традиций, в которых проще всё снести и новый мир построить, и отвечал соответственно – заплаточку, дескать, никак нельзя. Худой гардероб. Гнилая стена.
Выходило, что надо менять и кафель.
– А это пыль. И не просто так пыль, а строительная. Старый кафель сбить, стены выровнять, новые плитки пилить-подгонять – тут содом и гоморра будет, и не спрячешься, и не закроешься, как ни старайся. А этим дышать нельзя категорически. Мы что, мы молодые, но вы в таких условиях жить не должны! Вот так вот.
Клара одобрительно посмотрела на разгорячившуюся Кристиночку. Вздохнула удовлетворённо. Повезло.
Стали думать. Некоторые снимают на лето дачу; проверили – или по деньгам неподъёмно, или такая тмутаракань и такие условия, что лучше пылью дышать. Клара говорила – да ладно, буду представлять, что я в пустыне, живу, как бедуинка в шатре; джинны, верблюды, волшебная лампа Аладдина, из кухни в комнату будет ходить караван с чаем… Думала при этом, как будет читать Витюше из «Тысячи и одной ночи». Но Кристина хмурилась: «Мы найдём выход». Клара нисколько не сомневалась. Конечно, найдут. Это разве трудность? Вот выбрать кафель из трёх каталогов, один краше другого, было трудностью. Кларе нравились белые плитки с жизнерадостными красными маками на длинных мохнатых стеблях. Кристина же считала их простоватыми, обращала Кларино внимание на бежевые с золотыми полосками. Клара чувствовала, что последнее слово должно быть за ней, но обижать Кристину не хотелось. Поэтому решение откладывали, и от плиточного калейдоскопа в голове у Клары ум уже заходил за разум.
А в это время выход из содома и гоморры нашёлся.
– Тоже не бесплатно, конечно, но вы об этом не думайте. Зато условия просто санаторные. Воздух!.. Руководство очень сердечное, повар прекрасный – все хвалят, я отзывы читала; там у них и медицинское наблюдение, и ещё…
Клара смотрела на экран. Здание выглядело симпатичным, хотя незатейливой своей архитектурой напоминало типовой детский сад. Но вокруг были сосны, сосны и ничего, кроме сосен – целая корабельная роща, и среди этого соснового моря пансионат белел скалистым островом, молчаливым, загадочным.
– …и ещё… – Кристина сделала победную паузу, – в каждой ванной комнате душевая кабинка!
Клара мысленно вошла и сразу села. Сняла душ с крючка, включила воду и закрыла глаза от счастья.
Ехали долго. Машина была старая, дорога ещё старше – это когда свернули с шоссе и поехали мимо густо заросших дачами пригорков. Кристина снизила скорость. Поначалу она всё рассказывала, как им повезло и сколько обычно приходится ждать места в этом пансионате, но, наконец, замолчала, сосредоточилась на ухабах и поворотах, и Клара вздохнула с облегчением. Она предвкушала встречу с островом, и ей нужна была тишина. Да, она Робинзон Крузо! Корабль терпит крушение, волна выбрасывает её на необитаемый остров – отличный сюжет! Конечно, этот остров не может быть по-настоящему необитаемым, но – ладно, пусть в сценарии появятся туземцы, был же, в конце концов, у Робинзона Пятница. Но это потом, потом. Сначала, чтобы не погибнуть, ей придётся самой обустроить свою жизнь. Это будет восхитительное приключение длиной в целый месяц (прораб клялся, что за месяц он железно успеет всё сделать). Опасности, преодоление препятствий; и, разумеется, надо вести календарь. Календарь на необитаемых островах – дело первостепенной важности. Да и на обитаемых тоже.
Огорчало только то, что с Витюшиным чтением к первому сентября теперь ничего не получится. Что-то, конечно, она с ним выучить успеет, но кролика из шляпы уже не достать. Ну, ничего. И вообще – что вдруг за страсть к дешёвым эффектам? Клара пристыженно покосилась на Кристину. Зато она придумает шикарную игру «Первоклашки на необитаемом острове», что-нибудь в этаком роде. Для школьного праздника самое то.
Пансионат в реальности оказался попроще, чем на картинке, но это было даже лучше – кто сказал, что потерпевшие кораблекрушение сразу оказываются в условиях пятизвёздочного отеля? Из бытовых удобств Клару больше всего интересовала ванная, так обещанная душевая кабинка там была, а это главное. Тоже не такая, как в каталогах, которые Клара листала перед отъездом, но с сиденьем. Клара оценила его в первый же вечер и сразу окончательно одобрила и затеянный ремонт, и даже кафель с золотыми полосками, если Кристина выберет всё-таки его.
Сборы, дорога, необходимые формальности утомили больше, чем она ожидала, и подробное знакомство с островом Клара отложила на завтра. После ужина (действительно недурного, не обманули отзывы) и чудесных минут под душем она легла и моментально заснула. Подушка была своя, утиного пуха. Играть в приключения, конечно, здорово, но в разумных пределах, а надёжное засыпание обеспечивает только своя подушка. В больнице-то Клара без неё настрадалась.
Проснувшись, она некоторое время глядела на противоположную стену. Стена была бледно-серая, шершавая и совершенно безжизненная. На ум Кларе пришли меловые скалы Дувра, часто встречающиеся в английской приключенческой классике. Она оценивающе посмотрела на спящую под скалой соседку. Туземка или тоже жертва кораблекрушения? Клара, разумеется, понимала, что в пансионате для пожилых она встретит немало обитателей с деменцией (в прежние времена этот недуг прямолинейно называли старческим слабоумием, тогда не миндальничали). Прикидывая подробности своего островного контекста, она сразу определила таких бедняг на роль аборигенов. Но должны были быть здесь и робинзоны вроде неё, те, что оказались на острове случайно, по причине неких чрезвычайных обстоятельств, и скоро его покинут. Их стоило найти – однако не сразу, а то так познакомишься с кем-нибудь опрометчиво и будешь весь месяц слушать монологи о ревматизме или диабете.
В изголовье у соседки висела табличка с невозможным именем – Матильда Ивановна Помогайбо. Клара сначала среагировала на как будто литовское звучание фамилии и только потом на смысл. Покачала головой: интересно, каково ей было в школе? «К доске пойдёт Матильда Помогайбо». Класс, наверное, ухохатывался. Хотя… Такая фамилия уж как-нибудь да помогала, наверно, своей обладательнице.
В лице спящей Матильды Ивановны школьницу было не увидать. Накануне Клара с соседкой не встретилась – несмотря на ранний вечер, та уже спала и к ужину не вышла, – и теперь с интересом разглядывала её крупные грубые черты. Матильда Ивановна спала тихо и как-то очень уверенно, будто вообще не собиралась просыпаться. Но не храпела. Для жизни вдвоём это очень ценное качество. Отметив его, Клара вернулась к меловым скалам, то есть, к стене. Эту безжизненность хотелось чем-то украсить. Она подумала об оставленном дома паруснике. Была мысль взять его с собой – всё-таки уезжала на месяц, но она постеснялась – мало ли, как в этих пансионатах принято. А сейчас стало понятно, что правильно не взяла. При таком скудном освещении ему пришлось бы месяц балансировать на грани жизни и смерти, потому что окно тут явно выходило не на восход, и, судя по картинке с соснами, с закатом тоже могли быть проблемы.
Самое время было заняться календарём.
Клара вырвала из привезённого блокнота листок и задумалась. По всем приключенческим канонам требовалось делать зарубки – на дереве или на скале, в общем, на чём-то вертикальном. Чтобы проведённые в ожидании помощи дни были всё время перед глазами. Но как прикрепить листок к стене?
Дверь открылась, и вошла сиделка Наташа, дородная, грудастая, из тех некрасовских женщин, которые с спокойною важностью лиц и со взглядом цариц. Походка, правда, у неё была не некрасовская, а энергичная, деловая.
– Проснулись, бабулечки? – громко сказала она, не стесняясь нимало, что одна из бабулечек точно спит. Окинула взглядом царицы углы комнаты, заглянула под кровати. Посмотрела на листок. Клара осторожно улыбнулась. Персонал пансионата она вынесла за скобки своего приключения – это были рабочие сцены, которых зритель видит, но в то же время и не замечает, их для него просто не существует, – однако теперь поняла, что поспешила. Персонал существовал и был заметен.
Сиделка оторвала глаза от листка, еле заметно качнула головой и вышла. Клара почувствовала её скрытое неодобрение и обрадовалась. Конечно! Листок не годится, это слишком просто, да ещё ручка у неё шариковая с собой, прямо все удобства. Нет, надо придумать что-то похитрее. И тут же придумалось: крашеная белой краской металлическая спинка кровати была испещрена царапинами, и появление новых не должно было привлечь внимания. Клара выбрала сверху место почище и ручкой ложки, на которой как раз была очень удачная зазубрина, процарапала первую зарубку. Великолепно! Впереди ещё тридцать таких засечек, места должно хватить.
С лёгким сердцем она взялась за ходунки. Пора было идти на разведку.
Перво-наперво определилась со сторонами света. Окно комнаты выходило всё-таки на восход, но сам восход был недоступен – напротив стояла многоэтажка. Это было неожиданным – на фотографии никакой многоэтажки Клара не помнила. Зато днём не будет жарко, сразу нашёлся неоспоримый плюс. Она прилипла носом к стеклу, скосила глаза вправо, потом влево. Сосновое море тоже оказалось плодом работы специалистов по рекламе. Пансионат располагался среди обычной городской застройки. Однако между домами отдельные сосны кое-где выглядывали. Архипелаг, сказала себе Клара.
Она медленно шла по извилистому коридору, примечая особенности ландшафта. Планировка здесь была прихотливая, ничего прямолинейного, дорога закручивалась, как спираль, как витая морская раковина, и стремилась как будто к некоему центру, но, преодолев её, Клара оказалась в начальной точке – у двери в свою комнату. Отсутствие центра её не обескуражило. Главное, стало ясно, что остров круглой формы, а с подробностями она потом разберётся. Ноги, не привыкшие к таким расстояниям, требовали отдыха. Вдоль стены были расставлены длинные банкетки, обитые дерматином цвета сосновой коры. Это было кстати. Клара собралась присесть на ствол упавшего дерева, но из-за поворота вынырнула вдруг громыхающая каталка с алюминиевыми кастрюлями и чуть не задела ходунки. Клара вцепилась в блестящие поручни. «Посторонись, бабулечка», раздался крик. Это везли завтрак.
За столиком в комнате уже возвышалась массивная фигура Матильды Ивановны. Кларин мозг напряжённо заработал – в профиль соседка кого-то очень напоминала, но кого? От стоявшей перед ней тарелки с кашей поднимался пар, окутывая её влажным облаком, но она оставалась неподвижна и равнодушна, ни дать ни взять языческое божество, перед которым воскуряются благовония… Клара замерла в дверях, как легавая при виде перепёлки.
– Заходим, завтракаем!
Сиделка Наташа протиснулась мимо неё к столику.
– Давай, давай, Ивановна, ешь! Бери ложку. Ложку бери, слышишь? И ты, бабулечка, не жди, садись, завтракаем быстренько… Ивановна, не спать! Ешь! Ты тормоши её, тормоши, а то она есть забывает, – обратилась она к Кларе. – И погромче с ней, поняла?
Препоручив таким образом Матильду Ивановну Клариным заботам, сиделка вышла. Матильда Ивановна снова застыла. Глубоко посаженные глаза её прятались под нависшими бровями. Таким глазам и солнечные очки не нужны. Им не страшен и ветер… Остров Пасхи, осенило Клару. Моаи, каменные истуканы с острова Пасхи – вот на кого похожа соседка. Даже цветом лицо её, покрытое густой капиллярной сеткой, напоминало необработанный гранит. Впрочем, моаи вырубались, кажется, из туфа, рассеянно подумала Клара, осторожно беря истукана за руку и направляя ложку с кашей ему в рот.
– Ам, – сказала она тихонько.
Матильда Ивановна послушно сделала «ам».
После завтрака Клара снова выбралась в коридор. Хотелось теперь обойти остров в обратном направлении, но она переоценила свои силы. Да и куда спешить? Можно пока понаблюдать за флорой и фауной.
Флора здесь была скудной. В пределах видимости находились несколько пыльных фикусов, и всё. Но окон в коридоре не было, освещался он тускловато, и заросли легко можно было домыслить. Фауной же – причём опасной – стали каталки с кастрюлями. Вот-вот, подстерегать их и добывать пропитание! Впереди, по идее, должен быть второй завтрак, яблоко или что-нибудь такое же растительное, что можно сорвать с ветки; но, чтобы обеспечить обед, придётся поохотиться на железнобоких чудищ.
Из зарослей между тем робко выходили туземцы, молча усаживались на лежащие древесные стволы. Клара только сейчас обратила внимание, что все аборигены были женщинами. Одеты в заношенные халаты – никакой тебе туземной экзотики. На потерпевшую кораблекрушение никто внимания не обратил.
Через несколько минут на сцене появился новый персонаж – низенькая крепко сбитая тётка с зычным голосом, в джинсах и майке, которая была ей мала не меньше чем на два размера.
– Ну, бабулечки, начнём политинформацию.
Клара от неожиданности вышла временно из игры и удивилась. Политинформации она помнила по школьному прошлому и по первым годам библиотечной работы, но чтобы сейчас, да в доме престарелых?
Политинформации, конечно, никакой не было. Это ведущая так шутила.
– Какой сегодня день, кто знает?
Клара посмотрела на безучастных туземок. Ясно, без календаря живут. Ну же, приготовилась она подсказать, сегодня…
– Сегодня день рождения тюбика зубной пасты! У кого есть зубная паста, поднимите руки. Ну, давайте, давайте, бабулечки!
Клара прикинулась туземкой и руки тоже не подняла. Ведущая, впрочем, никакой реакции и не ожидала.
– А ещё сегодня день основания Третьяковской галереи!
Галерею тоже проигнорировали.
Потом было про День винегрета, День бассейновой индустрии и прочее в таком же роде. Клару заинтересовал только День морского судоходства, и она отметила его неслучайность в самом начале её пребывания на острове. Где-то в море ходят, значит, суда, и среди них её парусник. И он там не просто так ходит – он стремится к ней на помощь! Ровно через месяц она увидит на горизонте кончики его мачт. Он отвезёт её домой, где ждёт беззубый Витюша, с которым они будут читать про настоящие приключения; домой, где распахнёт прозрачные двери душевая кабинка, а вокруг будет колыхаться море алых маков. Ну, или золотых полосок. Клара вздохнула.
Ей стало неловко смотреть на туземок. За ними не придёт парусник.
Политинформация кончилась.
Принесли и раздали яблоки.
Пережёвывая довольно твёрдую яблочную мякоть, Клара, наконец, решила, куда она определит бывших рабочих сцены. Это, конечно, пираты. Когда-то их занесло на остров – может, тоже кораблекрушение, или высадили после бунта, это нередкий сюжет – в общем, оказались здесь, подчинили себе островитян и так далее, и тому подобное. И должен у них быть кто-то главный, вернее, главная. История, кстати, знает знаменитых пираток. Управляющая пансионатом, которую Клара мельком видела накануне во время оформления документов, на эту роль очень даже подходила.
День прошёл удачно. К обеду ей удалось подстрелить козлёнка и накопать сладких кореньев на гарнир. Часть козлёнка принесла в жертву местному божеству Матильде Ивановне. Запивала чистой водой из ручья. Родников на острове много, смерть от жажды не грозит. Придётся, правда, потерпеть без настоящего чая, но зато каким восхитительным он покажется ей через месяц, когда в своей спальне с видом на море она поднесёт ко рту любимую чашку!
Вечером позвонила Кристине, чтобы та не беспокоилась, что ей чего-нибудь не хватает. Разговаривать было трудно – на заднем плане ревел перфоратор или ещё какое-то разрушительное устройство. Значит, уже приступили.
Клара посмотрела на календарь, мысленно наметила завтрашнюю засечку, пожелала спокойной ночи спящей Матильде Ивановне и сама сразу заснула – не было сил даже систематизировать впечатления, что она обычно любила делать перед сном.
Уже через неделю жертва кораблекрушения полностью освоилась на своём острове. Ноги постепенно привыкли к нагрузке, и Клара теперь отваживалась отклоняться от главной дороги и заходить в глухие дебри, где водились железнобокие хищники. В их логовищах стояло зловоние от недоеденной падали, там раздавалось рычание и грубые голоса – это пираты занимались дрессировкой чудовищ. Надо было не зевать, чтобы не попасться им на глаза. Пираты свидетелей не любили.
В одном из ответвлений коридора она нашла превосходное окно, выходившее на закат. Чудесным образом перед ним не было других островов, и закат (не менее величественное зрелище, чем восход, хотя Клара предпочитала именно его) можно было бы наблюдать во всей его прощальной красе, если бы не запрет выходить из своей хижины поздним вечером. Но надвигалось время белых ночей, и смотреть в закатное окно в семь часов вечера было бессмысленным.
Раскрыла она и тайну середины острова. Туда вела неприметная тропка между хижинами туземцев. Остров, оказывается, был вулканического происхождения. Сам вулкан давно потух, но через его жерло, замаскированное под лифтовую шахту, можно было спуститься глубоко под землю. Чтобы никто из аборигенов не попытался это сделать, на двери висела табличка «Лифт не работает». Но Клару, конечно, эта детская хитрость не обманула. Притаившись за плотной завесой из лиан, она видела, как то одна, то другая пиратка нажимали тайную кнопку и спускались (в плетёной корзине? по верёвочной лестнице? она ещё не решила) в недра земли. Что там в этих недрах, тоже было пока неочевидно, но пора, пора уже было приступать к разработке центральной задачи приключения, а задача эта могла быть только одной. Сокровища! Поиск сокровищ как главная интрига – на этом сходились все классики жанра.
И стоило ей об этом подумать, как сокровища нашлись, причём без всякой разработки. В полутёмном тупичке она заметила груду валунов, которые при ближайшем рассмотрении оказались коробками с мусором. Мусор был неинтересный – старая мишура, тряпки, канцелярские принадлежности. Но одна из коробок оказалась неожиданно тяжёлой. Кларино сердце забилось, как в детстве, когда она лазила под ёлку за подарками, которые – она знала – там точно должны были быть. Перегнувшись через ходунки, она расковыряла пыльный картон. В коробке лежали книги.
Это была невероятная удача. Книги из дома Клара не взяла с собой намеренно, чтобы не отвлекаться, потому что она была из породы запойных читателей, которые не могут ничего делать, пока не дойдут до последней страницы. Зная эту свою особенность, она много лет назад установила суровую книжную диету: брать новую книжку в пятницу вечером и заканчивать её к утру понедельника, а в рабочие дни только перечитывать любимое. Такой режим не мешал работе. Но целая неделя на голодном пайке, вообще без печатного текста далась нелегко. Было ясно, что коробки эти собирались отнести на помойку, значит, действовать следовало быстро.
Она погрузила руки в темноту. Вытащила одну книжку, вторую. Названия ничего ей не говорили, но выбирать было некогда. Пираты могли появиться в любую минуту. В халате, по счастью, были большие карманы, и она напихала туда книжек сколько смогла.
С сокровищами идти стало намного тяжелее. Клара доковыляла до своей комнаты, сгрузила добычу в тумбочку. Плюхнулась на кровать, вытянула ноющие ноги. Сидящая напротив Матильда Ивановна равнодушно смотрела в стену. Волны за её спиной нежно облизывали меловые скалы.
В этот день Клара успела сделать ещё две ходки, а назавтра коробки вынесли. Но и этого должно было хватить надолго. Она разложила книжки под матрасом (существовала опасность пиратских рейдов по тумбочкам) и лежала теперь принцессой на горошине, ничуть при этом не страдая. Наоборот, чувствовала себя владычицей острова инкогнито.
Книжки, по совести говоря, оказались бульварным чтивом: слащавые любовные романы, детективы, страшилки и прочее в том же духе. Но сейчас ей это было безразлично. Она нырнула в море напечатанных слов и с упоением в нём купалась, не задумываясь над чистотой воды. К тому же проснулся профессиональный интерес. Клара никогда ничего такого не читала, и ей любопытно было узнать вкусы массового потребителя.
Она отлипала от книжки, только когда отказывали глаза или надо было кормить Матильду Ивановну. Это было святое; но теперь параллельно с ритуальным «ам» она пересказывала ей сюжетные повороты в судьбах героинь (почти все книжки были о женских судьбах). Матильда Ивановна не возражала; не исключено, что воспринимала Кларино бормотание как обращённые к ней молитвы. Потом положено было отводить божество на кровать, причём Матильда Ивановна норовила брать правее, чтобы лечь на Кларино место, и Клара осторожно выправляла ей курс. Присматривавшая за их комнатой Наташа объяснила, что Ивановна много лет лежала как раз с этой стороны, но растянулась проволочная сетка, надо было менять, мастер, понятное дело, долго не приходил, и временно переведённая на другую кровать Матильда Ивановна там и осталась.
– Табличку только перевесили, и всё. Сама-то она вряд ли что заметила, – смеялась Наташа, – а ноги помнят.
Наташа была пиратка весёлая, добродушная.
Кларины ноги тоже хорошо помнили, что им нужна тренировка, и требовали ежедневной прогулки. Без этого они нещадно ныли и капризничали – дрожали, подворачивались чуть ли не на каждом шагу. Приходилось откладывать книжку и обходить остров. Клара старалась двигаться как можно быстрее – не терпелось вернуться к страданиям какой-нибудь скромной работнице сферы обслуживания, некрасивой, но тонко чувствующей, чьи духовные совершенства вот-вот привлекут внимание Гаруна аль-Рашида из малого бизнеса, – но быстрее пока не получалось. Зато немного постоять, не цепляясь за ходунки, она уже могла.
Книжный запой кончился за неделю до прибытия парусника. Клара благодарно смотрела на стопку, в которой были собраны самые интересные сюжеты. Да, не большая литература, но ведь как помогла скоротать время! Она решила оставить эти книжки в тумбочке для следующих робинзонок, если вдруг появятся. Пока она таких не встретила, но время до 21 июня, когда её должны спасти, ещё было. Двадцать первое июня – как символично, думала Клара. Получается, накануне самого длинного дня года. Или самой короткой ночи. В этой дате ей виделось нечто рубежное, что можно бы и отметить. Например, вообще не ложиться спать, как в новогоднюю ночь, когда утром посмотришь в окно – а там новый год. Новая жизнь.
Из коридора донёсся бодрый пиратский голос: «Ну, бабулечки мои дорогие, какой сегодня день? Кто догадается?» Пообещав себе обдумать возникшую идею позже, Клара вышла из хижины и присела на тёплое гладкое бревно.
«День изобретения кастрюли!» «День любителей домашних козлов!» «Пятьсот лет со дня первого полёта женщины на метле!» Фантазия пиратки-аниматора была неистощима. Клара не сомневалась, что та придумывает все эти фантастические Дни самостоятельно и развлекает в первую очередь себя. Она смотрела на фигуры, послушно сидящие вдоль стены, и ей уже не хотелось называть их туземцами или аборигенами. Просто их разум по какой-то причине покинул этот мир и обретается теперь в иной реальности – возможно, гораздо лучшей, но рассказать об этом их задержавшиеся здесь тела никогда не смогут. Теперь они были для Клары инопланетянами. Неканонический, конечно, поворот сценария, зато – более уважительный, что ли.
Лица их были расслаблены, глаза загадочно устремлены в никуда. Некоторые беззвучно шевелили губами, общаясь со своими потусторонними подругами, а одна женщина, очень грузная, с седым пучком, тихо умоляла кого-то невидимого неожиданно тонким голоском: «Я хочу в койку. Можно мне в койку? В койку, пожалуйста…» Наверное, самое прекрасное в её жизни происходило именно в койке.
Каждый день теперь приближал заветное 21 июня. Домой Клара звонила редко; пока читала, так и вообще перестала звонить, а теперь дёргать Кристину не имело смысла – у них там последний этап, недоделки, переделки, всё вверх дном, потому что во время ремонта по-другому не бывает. Клара была деликатной и представляла, как раздражают расспросы в такой ситуации. Она увидит всё целиком – и примет любой результат. Уж конечно, их ванная с душевой кабинкой будет лучше, чем здешняя.
Последние дни на острове она посвятила размышлениям. Её, что называется, раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она от всей души сочувствовала островитянкам-инопланетянкам. С другой – не могла не видеть, что их телесные оболочки обеспечены всем необходимым (кухня, конечно, не ресторанная, но с больничной не сравнить), а те, кого она окрестила пиратами – обычные работящие тётки, и работа их тяжела и нерадостна, но справляются они с ней очень неплохо. И была ещё третья сторона – безудержная, почти детская радость от того, что её-то мозги, слава богу, при ней, и уж, наверное, останутся с ней и дальше, потому что… потому что иначе и быть не может. И когда она сменит ходунки на костыли… Клара посмотрела на свои старые руки, лежащие на поручнях, и улыбнулась. Даже если она сменит ходунки на инвалидную коляску, жизнь её останется такой же прекрасной и наполненной чудесами, а ничего другого ей не нужно. Где-то в полусотне километров отсюда уже продолбили стены и поменяли трубы, сбили старую плитку, как сбивают ракушки с днища корабля, выровняли стены и сейчас, вот прямо в этот момент, покрывают их плитками – а может, уже и покрыли и теперь затирают швы, прикручивают крючки, устанавливают зеркало с подсветкой – Кристина хотела такое, чтобы удобно было накладывать косметику, и они выбрали модель с учётом Клариного невеликого роста, не для накладывания косметики, конечно, а так – потому что Кларе зеркало очень понравилось. С подсветкой – это же прелесть что такое!
Идея с новогодней ночью оказалась идеальной, тем более что спать совершенно не хотелось. После десяти в пансионате всё затихло. Свет в коридоре не горел, но некоторые комнаты были открыты, и июньская белая ночь входила в сонное здание сквозь незашторенные окна. Клара кралась вдоль берега к закатному окну. Ленивое море колыхалось почти бесшумно, тёплые волны набегали на песок и сразу отступали, чтобы не замочить Кларины шлёпки. Поворот, ещё поворот, и стало по-настоящему светло и даже свежо – кто-то исключительно удачно оставил окно открытым. Клара выглянула. Солнце уже зашло, оставив на горизонте бледную полосу, и небо, впитавшее его лучи, висело над землёй опаловым куполом. Пахло молодым летом и зеленью. Прекрасней ночи ещё не было в долгой Клариной жизни – ну, может, в юности было что-то подобное, но смешно даже сравнивать сопливое «тогда» и умудрённое, величественное «сейчас». Сейчас все чувства были стократно – нет, тысячекратно мощнее; полной грудью вдыхала Клара смесь из фантомного морского бриза и совершенно реального, цветущего под окном жасмина, и приправлен этот коктейль был тонким запахом хлорки, с которой мыли в пансионате полы. Такая ночь не могла обойтись без соловья – и он триумфально запел, и вдали откликнулся второй, и где-то защёлкал третий. Давно обретавшаяся на небесах Люська с любопытством свесилась с первой же загоревшейся звезды. «А ты мне всё: муж, муж», – подразнила её Клара. Счастливые слёзы текли по морщинистым щекам робинзонки. Парусник уже покинул картину и плыл навстречу утру – сюда, к её острову. Уже не таинственному и даже почти родному.
Заснуть она не смогла. Лежала и думала о разном. В какой-то момент в голову пришло, что благородные спасатели в финале тоже обычно получают свою долю сокровищ. Это тоже канон, хоть Жюля Верна возьми, хоть Стивенсона. Да и без всяких канонов… Родная кровь, Люська права. Ещё неизвестно, смогут они что-то построить или нет – по телевизору то и дело говорят про обманутых дольщиков. А так будет надёжная крыша над головой. Вот вернусь домой и сразу всё оформлю, решила Клара, и жасминовый бриз ласково щекотнул ей висок. Главное, сюрпризом им объявить. Вот восторгу-то будет! А потом – Витюша. Только бы он забыл не всё, чему она его уже научила.
Хотя Кристина не могла появиться раньше обеда, завтракать Клара не стала. Отдала свою порцию каши Матильде Ивановне, и та ничего, съела обе. Клара усадила её на кровать и стала собираться. Собственно, собирать-то было особенно нечего, единственным габаритным предметом была подушка, но настоящая пуховая подушка чем хороша? Скатал её туго, и она в любую сумку влезет.
Проверила все закутки, чтобы не оставить ни заколки, ни платка носового – никакой самой мелкой мелочи. Приметы – ерунда, но возвращаться сюда незачем. С особой тщательностью вытерла пыль. В ванной шёпотом сказала «спасибо» душевой кабинке.
Кажется, всё. Клара поставила сумку у выхода, присела на кровать и взглянула на Матильду Ивановну. «Помогайбо» – надо же, какая фамилия интересная. Пусть бог пошлёт ей ещё кого-нибудь, кто будет помогать.
– Матильда Ивановна… – неловко выговорила она.
На неподвижном лице Матильды Ивановны ничего не отразилось.
– Матильда Ивановна, я сегодня уезжаю.
Каменные собратья Матильды Ивановны с острова Пасхи, возможно, выглядели бы при этом известии более заинтересованно. Клара вздохнула.
– Я просто хочу сказать, что мне было очень приятно провести этот месяц рядом с вами. Хочу вам пожелать…
Глаза изваяния всё так же смотрели в пустоту, но уста его вдруг разомкнулись.
– Ку-да? – раздался хриплый голос.
Обомлевшая от неожиданности Клара вздрогнула.
– А… Куда?.. Домой, – ответила она, ругая себя за сентиментальность и за то, что вообще начала этот разговор.
Последовала ещё одна пауза. Очень хотелось встать и уйти, но теперь это почему-то было невозможно.
– Где… это?
– Ну…Там.
Не адрес же ей называть, в самом деле.
Коротенькое слово начало свой извилистый путь к сознанию Матильды Ивановны. Молчание всё тянулось, Клара всё крепче сжимала поручни спасительных ходунков, напрягала мышцы ног… Наконец, не выдержав, встала.
– Там… хорошо, – прохрипело с острова Пасхи.
Клара со всей доступной ей скоростью поковыляла к двери.
Посидеть на банкетке, да, просто посидеть.
Дышать было тяжело, в ушах звенело: «помогайбо, помогай бо, помогай бог».
Откуда-то присоединилось тоненькое: «Я хочу в койку! Можно мне в койку?»
«Мама, можно мне мультик?», включился совсем детский голосок. Витюша. Клара зашмыгала носом. Весной он часто болел, и Кристина снижала ему температуру мультиками и таблетками…
Нет, лучше уж походить.
В лифтовом холле, как обычно, никого не было, и Клара понемногу успокоилась. Робинзонок на острове не нашлось. Ничего не поделаешь. У всех своя судьба, так устроена жизнь. Но надо будет поговорить с Наташей. Сказать ей… в общем, что-нибудь ей сказать. А сейчас позвонить, пусть Кристиночка приезжает пораньше.
На звонок никто не отозвался. Клара набрала ещё раз, с тем же результатом. Поколебавшись, позвонила опять и долго слушала гудки. Кристина как-то говорила, что отключает телефон в рабочее время. Понятно. Работает и приедет после обеда. Свой плюс в этом был. Вдруг уже появится новая постоялица пансионата, на её, на Кларино место, так по крайней мере, можно будет на неё посмотреть, предупредить насчёт соседки. Если получится.
Она побрела обратно. Шла медленно. Оттягивала момент возвращения в комнату, где ждала её оживающая Матильда Ивановна. Как теперь говорить ей «ам»? Клара чувствовала себя страшно неловко, словно подсмотрела или подслушала что-то, для неё не предназначавшееся. Она невольно вынудила статую раскрыть свою тайну – и теперь, получается, бросает на произвол судьбы…
Но Матильда Ивановна была всё так же неподвижна и всё так же смотрела в стену над пустой Клариной кроватью. Невозможно было представить, что эта каменная гостья способна произнести хоть слово. Стесняясь, Клара попыталась накормить её молча, но ничего не вышло – без привычного «ам» Матильда Ивановна рот ни в какую не открывала. Наконец, уложила её спать, собралась с мыслями и ещё раз позвонила. Пора бы уже Кристине отозваться.
Ответил незнакомый мужской голос. Перепуганная Клара нажала кнопку отбоя. Кто это? Или ошиблась номером? Нет, невозможно, все эти устройства сейчас умней хозяев стали, ошибиться не дадут. Ещё раз попробовать?
Телефон лежал в её руке, как граната с выдернутой чекой. Клара нервно сглотнула и ткнула толстую, шершавую кнопку.
«Здравствуйте, – сказал приятный неживой баритон, – говорит голосовой помощник…»
Выслушать сообщение голосового помощника стоило Кларе неимоверного напряжения. Пальцы побелели, мозг усваивал слова через одно, но неприятнее всего было отчётливое понимание, что с ней говорит фантом. Придуманные туземцы с чудищами были куда живее этого бестелесного голоса, который всё выспрашивал её о чём-то, что-то уточнял, потом, видно, устал от одностороннего разговора с бестолковой старухой, и в трубке запищали гудки. Клара осторожно положила телефон на кровать. Может, она и бестолковая, но, знаете ли, гудки – это райская музыка по сравнению с дурацкими вопросами, ни один из которых не имеет отношения к ситуации.
Всё это было очень странно. В том, что Кристина сегодня приедет, сомневаться не приходилось – оплачен был только месяц Клариного пребывания в пансионате, но время – время-то шло к вечеру, а ещё ехать обратно в Москву… Неужели что-то с Витюшей? Клара поскорее отогнала от себя пугающие мысли. Уж об этом Кристина, наверное, сообщила бы. Нет, с мальчиком всё хорошо, с мальчиком всё в порядке. Но она не берёт трубку. И не звонит. Значит, не может. Почему?..
Ладони у Клары неожиданно вспотели. Неопытный водитель! Она ездила с Кристиной всего один раз, но успела заметить, что водит та не слишком уверенно. Авария! Это объясняло всё.
Пальцы её заметались по кнопкам. Олег? Нет, его телефона у неё нет. Лучше в полицию…ах ты, господи, она даже номера машины не знает, и марка – какая там марка? Клара запомнила только тускло-серый цвет и ржавчину на двери. Впервые она пожалела, что так и не освоила современные информационные устройства. Но надо было что-то делать, и она ринулась в коридор, не заметив, что прошла без опоры целых четыре шага.
Сиделки нигде не было видно. Ничего, она уже знала, куда идти. Вниз, на лифте – там должны быть кабинеты администрации.
Заведующая – а это могла быть только она – недоумённо воззрилась на посетительницу с ходунками.
– Бабулечка, ты как сюда попала?
– Я из 217-й палаты… то есть, комнаты…
Клара, волнуясь, стала говорить про аварию, про полицию. Заведующая замахала руками, перебила:
– Сюда не надо приходить, сюда ходить не разрешается, надо свою сиделку звать, если что случилось. Кто у тебя сиделка, бабулечка?
Но Клара уже чувствовала себя человеком свободным, никак не связанным с пансионатом, и этот тон её возмутил. Бабулечка!.. Она заслуженный работник культуры!
– Я вам ещё раз объясняю: за мной сегодня должны были приехать, но, видимо, что-то случилось в дороге. Телефон не отвечает у племянницы уже целый день! Надо связаться с полицией.
Заведующая внимательно посмотрела на Клару и сдвинула соболиные брови. Татуированные, невольно определила Клара.
– А почему вы решили, что за вами должны приехать сегодня?
– Потому что сегодня 21 июня!
А вдруг не двадцать первое? Вдруг она обсчиталась со своими зарубками?
Но за спиной хозяйки пансионата висел календарь с красной рамочкой. Июнь, двадцать первое.
Заведующая встала. Своей телесной мощью она превосходила даже Матильду Ивановну. Достала из шкафа папку, порылась в ней.
– Клара Семёновна?
Клара кивнула. Папка эта ей почему-то не понравилась. Заведующая протянула Кларе сколотые листки.
– Это ваша подпись? Читайте. Вот здесь, на этой строчке: «…сроком на один год, с правом продления…» Это обычный договор, типовой…
Клара не взяла с собой очки, но подпись она видела хорошо. Это была её подпись. Её собственноручная подпись.
– Вы, наверное, забыли, о чём договаривались с племянницей, или перепутали что-нибудь. Это бывает. Сегодня ещё и магнитную бурю обещали, у меня у самой с утра голова раскалывается. Я сейчас вашу сиделку вызову, пусть она вам давление померяет. Полежите, отдохнёте, а племянница вам позвонит обязательно. Мало ли что у неё там случилось, жизнь сейчас сами знаете какая…
Оглушённая Клара как зачарованная смотрела на нависшую над ней гигантскую фигуру. Пиратка взмахнула бумажной саблей с Клариной подписью и положила её в папку.
Вошла улыбчивая Наташа, поманила за собой. На ватных ногах Клара побрела к лифту.
– Вот бабульки у нас какие бойкие! Глаз да глаз за вами нужен, да? На лифте они катаются, пионерки-пенсионерки! Сейчас давление померяем, таблеточку выпьем, и до ужина отдыхать, никуда не выходить, поняла?
Сердце прыгало в Клариной груди как сумасшедший баскетболист на тренировке, и она слышала только непрекращающийся стук мяча по паркету. Безропотно проглотив таблетку, она села на краешек своей кровати. Напротив, под меловой скалой, мирно спала Матильда Ивановна, и Клара вдруг подумала, что если смотреть оттуда, то она, Клара, тоже сидит под скалой. Дышать стало ещё тяжелее. Скалы нависали над ней и сдвигались, кровать с Матильдой Ивановной раскачивалась, подплывала всё ближе, будто волны задумали перебросить спящую на её прежнее место. В отчаянье Клара раскинула руки в стороны, чтобы они приняли на себя каменную тяжесть, но ладони бессильно сползали по вылизанной морем поверхности. Это головокружение, обычное головокружение, сказала себе Клара. Оно сейчас пройдёт, я знаю, что пройдёт. Надо просто сфокусировать взгляд. Она вцепилась в край матраса и тупо уставилась на свой островной календарь. Но тридцать процарапанных засечек на верхнем краю спинки сливались в сплошную полоску, потому что в глазах её всё мутилось, а мысли разбредались испуганным овечьим стадом.
«Это ваша подпись?»
Клара трясла головой, изо всех сил сжимая виски ладонями, но мяч всё стучал и стучал, овцы жалобно блеяли и мотали кудлатыми головами.
«А почему вы решили, что за вами должны приехать именно сегодня?»
Потому что сегодня 21 июня… Сегодня – 21 июня…
Раздался свисток невидимого тренера. Баскетболист подхватил мяч и пошёл к скамейке запасных. Таблетка начала действовать. Стены вернулись на место, и Клара подняла голову.
Да что она, с ума сошла, что ли? Вот уж точно, старческое слабоумие! Что произошло-то? Только то, что Кристина не позвонила – ну так и она сама не звонит ей уже больше недели, нет у них в заводе, чтоб по графику перезваниваться! И потом, это поезда по расписанию ходят, а с парусником в море что угодно может случиться. Надо всего лишь вспомнить, как они договаривались. Клара щёлкнула кнутом, и овцы в голове дисциплинированно построились в шеренгу. «А двадцать первого числа я за вами приеду», сказала ей на прощанье Кристина. Так, что ли? Или…
«А числа двадцать первого я за вами приеду», услышала Клара знакомый голос. Не двадцать первого числа, а числа двадцать первого! От перемены мест слагаемых только в математике сумма не меняется, а в русском языке меняется всё! Конечно! Как Кристиночка могла сказать точно, если у них там ремонт, который никогда и нигде не идёт по плану? И сегодня, действительно, рабочий день, поэтому и выключенный телефон, и голосовые помощники, чтоб им пусто было, – но завтра-то выходной! Суббота! И завтра всё разъяснится – не может не разъясниться, потому что её зовут Клара, а это имя ещё лучше, чем Вера, ведь оно означает «ясная»! А с договором ясно уже сегодня – он стандартный, с ежемесячной оплатой, и, конечно, может быть расторгнут в любой день – в день, когда в её доме смахнут последнюю ремонтную пылинку! Она распрямила спину и посмотрела в окно.
Свёрнутая колбасой чудесная подушка утиного пуха всё ещё лежала в сумке, а не на своём месте в изголовье кровати, и поэтому в самом низу крашеной спинки, около матраса, можно было заметить ещё одну тёмную полосу. Она была очень похожа на Кларин календарь, но намного, намного длиннее, и вилась наподобие мотка верёвки. Если бы Клара надела очки, то увидела бы, что полоса состоит из крошечных царапинок, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Сотни царапинок, сотни… Кто-то наносил их много месяцев подряд, теряя силы, теряя надежду - последние царапинки были почти не видны. Но Клара смотрела в окно. И не на стоящую напротив многоэтажку, а выше, где в ясном летнем небе носились весёлые стрижи. Погодка – прелесть что такое, а завтра будет ещё лучше, ведь завтра летнее солнцестояние. Надо перед отъездом подарить подушку Матильде Ивановне, а то спит бог знает на чём.
На душе было светло и мирно, потому что вера в правильное устройство мира никогда Клару не оставляла, и, если знать, куда смотреть, всегда увидишь парус на горизонте.
Нотариус Алла Петровна Романовская, представительная дама элегантного возраста, со скрытым неудовольствием взирала на сидящую перед ней молодую супружескую пару. Она не любила клиентов, которые пытаются её поучать.
– Вы, наверное, меня не поняли… – снова начала женщина, взмахнув для убедительности рукой, и в воздухе радугой промелькнули длинные разноцветные ногти.
– Нет, это вы меня не поняли, – остановила её Алла Петровна. Она предпочитала скромный естественный маникюр. – Ещё раз повторяю: при наличии завещания всё, о чём вы говорите, значения не имеет.
– Но мы единственные наследники! У неё нет других родственников, мы проверяли!
– Зато есть завещание. Это очень разумно – заранее распорядиться своим имуществом. Я всем рекомендую.
Алла Петровна мельком взглянула на часы. Рабочий день подходил к концу. На редкость утомительные люди.
– Послушайте, я не знаю, откуда взялось это завещание, – не унималась клиентка. – Вы говорите, оно составлено давно. Но мы вместе жили, мы о ней заботились…
– Да-да, вы уже говорили. Это ничего не меняет.
– Господи, какая чушь! Мы обратимся в суд. Будем оспаривать…
– Пожалуйста. Имеете полное право, – Алла Петровна выпрямила ноющую спину. – Но я не вижу, что здесь можно оспорить. Последняя воля умершей выражена абсолютно ясно.
Она взяла в руки гербовый листок.
– Вот… «находясь в здравом уме… действуя добровольно, делаю следующее распоряжение… Всё имущество… в чём бы оно ни заключалось, в том числе квартиру…»
Нотариус взглянула на обескураженных клиентов и со вкусом, даже с некоторой мстительностью, дочитала:
– «… районному Дому детского творчества на учреждение ежегодной Премии на лучшее литературное произведение для детей и юношества в жанре приключенческого романа». Прямо как Нобелевская премия, её тоже по завещанию учредили. Благотворительность – это сейчас модно, – добавила она и посмотрела на часы уже совершенно демонстративно.
– Облапошила нас старая коза, – сказал мужчина, когда они с женой вышли из нотариальной конторы.
– Господи, я и представить не могла, что у неё есть завещание! Но мы оспорим. Обязательно оспорим! Должен быть какой-то выход…
Мужчина только махнул раздражённо рукой и закурил.