И жизнь продолжалась, как у Тамары с Алечкой, так у соседа, у каждого своя. Прошло какое-то время, однажды было раннее утро, было светло, но солнце ещё не взошло, Тамара спала, и видела красивый сон. Седовласый мужчина танцевал с принцессой. Он кружил её, и кружилось нежное сиренево-розовое платье, которое казалось воздушным, очень похожим на её платье, в котором вместе с Алечкой качались на качелях. Но оно похожим было всего лишь длинной и воздушной юбкой.
А расшитый драгоценными камнями и бисером корсет играл в солнечных лучах всеми мыслимыми и не мыслимыми красками. Она смотрела и не могла узнать, кто эти двое, и только в повороте увидела лицо девушки или же молодой женщины, она увидела себя. Заканчивался танец, и этот мужчина держал розу, которую только, что держали вместе, когда танцевали.
Повернулась чуть лицом к розе, она вдохнула аромат. И роза касается её щеки, и она с удовольствием вдыхала этот чудесный розовый аромат, да так, что у неё стала кружиться голова. В самой розе, что-то блеснуло, и этот блеск ослепил её.
Она резко открыла глаза, и увидела розу, она касалась её лица, и рядом открытку. Она недовольно поморщилась, прервался такой красивый сон, и не успела увидеть лицо мужчины, вроде бы в танце, когда поворачивался, ей казалось, что это был её отец, но он был какой-то другой, вот только успела заметить глаза его. Глаза были синими и лучистыми, как у неё и у отца такие же были.
Она, наморщив лоб, вспоминая, и ей действительно вспомнился танец с отцом, в день её рождения, в день шестнадцатилетия, и после ресторана они были на благотворительном вечере, и они танцевали.
– Да. Так и было. Произнесла Тамара. Я танцевала с папой. Но платье? Платье тоже было шикарное, но не такое.
Всё ещё находясь, как бы во сне, она осматривалась.
Кровать стояла так, что везде были окна или балконные двери. В её комнате не было стен, почти круглая комната, стены которой были из окон и балконных дверей. Лишь по левую сторону от входа был сделан гардероб, но и он был таким же светлым и солнечным, из прозрачно-матового стекла с незначительным витражом. Тамара свою комнату называла маяком, круговой обзор.
Но, как в любом обычном доме, естественно не было решёток, балкон был открытым, да и к чему они, хоть и через открытую ли балконную дверь, что рядом с кроватью, или через окно, мог кто-нибудь свободно проникнуть. Об этом она не думала раньше и не боялась никого и ничего. Она у себя, в своём доме, что ей бояться? Она села на кровати и удивлённо произнесла.
– Что это ещё за чудо? – Спросила Тамара и, улыбнувшись, взяла розу, поднесла к лицу, вдыхая её аромат, такой же и был в её сне.
Такого в моей жизни ещё не было, чтобы цветами утром будили меня. Ох, чудо из чудес!
Тамара встала, держа розу в руках, и как была в ночной сорочке, подошла к двери, вышла на балкон, обошла его по всему периметру, но ни в одной стороне никого не видела. Посмотрела на участок соседа, но и там никого не увидела и никакого движения.
– Странно. На моём маяке никого, и вокруг никого. И кто мне такой подарок преподнёс? Не из сна же мне он просочился. Я здесь никого не знаю, в самом селе всего несколько раз и была-то, гуляли с Алей, да в магазин ходили. Странно, странно, кроме соседа, знакомых у меня здесь ещё нет. Интересное явление. Не Волхва же мне это устроила. Она женщина, зачем ей дарить цветы женщине.
Тамара улыбнулась, касаясь розой своих губ, постояла ещё на балконе со стороны соседа, но так не увидела его.
А сосед, еле дыша, стоял под балконом на террасе. Он только успел спрыгнуть, и спрятаться там и радовался, что никто не заметил. Комната Али на первом этаже и другой стороне, это он уже знал, замечал по освещённым окнам по вечерам. А здесь удобная деревянная хоть и ажурная отделка террасы, переходящая на балкон, прочная, и нет ничего проще, как легко с перил террасы подняться на балкон. Когда-то на третий этаж без всяких балконов, лез по водосточной трубе, да ещё по узкому карнизу добирался до окна любимой.
– Любимой? С горечью спросил себя Егоров и сам же ответил. Естественно.
В то время для него Настя была самая лучшая девушка в мире, и страстно желал, чтобы она стала его любимой супругой навсегда, вот только получилось не надолго. Почему-то любовь прошла, и на удивление быстро, оказывается бытовые неурядицы и неустроенность быта, куда-то отодвигает любовь. Не у него отодвинулась, а у неё. Но родился Сережа, и забота о малыше их как-то примирила. Настя стала терпимее. А затем и Дима не задержался, родился вслед за Серёжей, через год, а после рождения второго ребёнка Настя как-то отдалилась и устранилась. Разводиться она не хотела, но жить почти не жила вместе с ними. Мама, моя милая мама, всегда выручала меня и помогала растить детей. А Настя, вот только в этом году она подала на развод, а он не знал, почему она всё это время делала вид, что, как бы жила с ними.
– И это хорошо, что она ушла навсегда. А мне встретилась настоящая и вечная любовь.
Прошептал Егоров, и стал забираться на балкон, полюбовался спящей Тамарой, тихо подошёл к кровати, он положил свой подарок с письмом на подушку рядом с лицом Тамары, и не осторожно розой коснулся её щеки. Он быстро ретировался из комнаты, увидев, как дрогнули её веки. Быстро спустился и вот он стоит на террасе, слыша, как Тамара ходит по балкону. И как только понял, что она вошла в комнату, быстрым темпом пошёл к себе.
Он долго думал, как ей написать письмо, и ещё отослать. По электронной почте, слишком примитивно, послать по почте настоящим письмом, тоже не принимал. И решил соорудить открытку, для этого ему пришлось поехать в город, выбрать подходящую открытку, а потом ещё и загрузить через принтер её фотографию с украшениями.
Смеялся над собой: «Как мальчишка», но ему так хотелось сделать приятное Тамаре и хоть чуть, чуть, но удивить её. Сколько писал каллиграфией, пока получилось так, как надо, а затем загрузил на открытку через принтер.
«Пусть будет по-мальчишески наивно, зато романтично». Думал он.
А Тамара, с балкона вошла в комнату, произнесла.
– Посмотрим, что за послание ещё здесь лежит.
И взяла в руки открытку, и раскрыла её. Открытка была явно сделана на заказ в стиле «поп ап». Или же сам так виртуозно сделал автор, потому что при раскрытии открытки всплыла роза, точно такая же, что она держала в руках, лишь искусственная, но очень похожа на живую. И ещё на одной стороне открытки было изображение Тамары в окружении цветов и сердечков. И под фото написано красиво.
«Ты смысл моей жизни»,
– Откуда у него моё фото? Удивилась Тамара. Хотя, что я удивляюсь, кажется, такое фото есть у меня на странице. Нет, нет, у меня такого фото вообще нет. Это уже здесь, возле куста астильбы, что растёт возле дома. И когда успел сфотографировать? Рассердиться, что ли?
Спросила она себя и улыбнулась, чувствуя, сердце её радостно выдавало чёткое и громкое «Бу», и трепещущее «Тук» застучало часто, часто, и что-то нежное растекалось по всему организму, и от этого ей стало тепло и радостно и улыбка всё шире и шире расплывалась на её лице и это она чувствовала, что даже рукой потрогала щёки. И как она сможет рассердиться, когда волна за волной проходит по всему телу какое-то неизведанное и смешанное чувство, которое она ещё не осознала. Здесь и радость и захватывающий полёт в высоту, что внутри неё послышалась музыка.
– Никогда не получала письма, да ещё такое красочное. И, что тут написано?
И она перевела взгляд на само письмо, а оно было написано красивым подчерком и буквы были красиво выведены каллиграфией.
Ох, ты! Это сколько же надо сидеть, чтобы так написать?
И стала читать.
А это было, что-то, как бы признание в любви и рассказ, но больше всего это было признанием в любви. Тамара читала и перечитывала несколько раз, её сердце билось так, что по всему телу проходили не понятные ей энергии. Она останавливалась, вдыхала полной грудью воздух, на минуту ей становилось легче, и она снова начинала читать, вдумываясь в каждое слово, и старалась хоть, что-то вспомнить об этом, о чём писал автор. Вспомнить своим сознанием, но так ничего не приходило ей в голову, никакие воспоминания. Нет, что-то мелькало, мелькали мысли, картинки, но ничего не останавливалось. И она снова читала, а начиналось оно так.
– «Я знал, ожидание пройдёт, и прошло, и если ждать чудес, то они обязательно случатся. Может быть, раньше, а может быть, позже. Неважно, когда, но чудеса обязательно придут тогда, когда наступит их время. Главное, не отчаиваться и продолжать в них верить, и искать. Искать и ждать, а солнце светит мне любовью и жизнью. Повстречались мы со своей историей, со своим познанием мира, со своей житейской мудростью, так неожиданно, в страшной аварии.
А я раньше на женщин сквозь пальцы смотрел, а вот ты, ты другая и не ведал, что ты останешься в сердце моём навсегда, сквозь него пролетая. И тебя во сне часто встречал, но оказалось, ты неземная, и я стал по тебе тосковать. Вспоминал и искал, сердце моё уже тебя любило, и я в яви увидел тебя, а ты была с другим мужчиной. Что тут сделаешь? И у меня была тоже другая. Вот и следил за тобой так долго, и любил, ревновал, даже злился, видел, как тебя он обманывал, а ты меня не замечала.
– Кто меня обнимал? Удивилась Тамара. Барышев? И не помню, когда это было. Может и обнимал. Вообще-то на людях он показывал себя прекрасным семьянином и любящим мужем. Да, это так, но только на людях.
Она молчала, как бы что-то вспоминая. Ну, если он видел, как меня обнимал, то значит точно, где-то в общественном месте. Томка, смешно, где же он тебя мог видеть, как не в общественном месте, к нам в дом, незнакомые люди Барышеву, никто не приходил.
И Тамара продолжила читать.
– Рассказать, указать тебе хотелось, и к тебе приближался, но не видела ты меня, не замечала. Удивительно, ты никого не замечала, что тут сделаешь ведь семьи у нас другие, а ты его любила. До совместной любви нам ещё далеко. А очень хотелось, но не стал я мешать и чьё-то счастье разрушать.
А мне остаётся только терпеливо ждать.
Но счастлива ли ты была? Вряд ли. Я чувствовал сердцем своим, ты страдала. Ты жила и не знала, забыла, не помнила меня, а мне оставалось мечтать и ждать. Да, ждать и, как юный мальчишка желания загадывать, но на все случаи жизни лишь одно. Тебя отыскать.
И, как рождественское чудо, тебя увидел, но так и пришлось издали любить тебя, после встречи той роковой, в крушении, где много жизней разом унесло, а мы остались живыми. Лишь тела наши в беспамятстве были, в палатах рядом, через стенку лежали. Наши души так сблизились. Вместе летали, посещали места, где при жизни ни разу не бывали, порой и другие миры посещали. И любили, любили друг друга, любили, что расставаться нам не хотелось, но в реальности нас ждали семьи другие и они нас тоже любили.
На захват нас с тобою, шли чистильщики, спасаться надо, распрощались с тобой, подтолкнул тебя в жизнь живую, и я за тобой только в семью другую. Как тяжело терять. Сердце моё разрывалось.
Вновь искать тебя пришлось, и снова впросак, не найти тебя было, только аромат твой витал, я искал и искал. Искал любовь свою неземную, тебя мою нежную милую. Время шло, и вновь авария произошла.
Что это? Рок? Или судьба, что встречаемся мы в жизни этой вот так? Или ангелы наши с нами шутят так?
Вновь мы вместе, только в жизни иной, но остались мы здесь, лишь палаты больничные рядом. Вновь тебя подтолкнул, и вновь сам за тобой, нам ведь рано ещё в жизнь иную. Здесь нас дети ждали, тебя твой сын, а меня мои сыновья. Но я верил, что теперь-то найду тебя, ведь нам с тобой надо вживую любить, и взамен подарить жизненную силу любви всему миру.
И в разлуке тебя я так люблю и верю, что тебя повстречаю. И приду к тебе, обязательно приду, и всех разгоню, всех кто будет рядом с тобой и мне мешать, чтобы слиться вновь душами нашими и едиными стать.
Моё сердце с тобой, помнил я тебя всегда, если ты забыла, то я расскажу, и ты вспомнишь. Мы с тобой предназначены друг другу изначально, только вот потерялись. Но нашёл тебя, нашёл, ты рядом, лишь слова найти и тебе рассказать, как с тобой потерялись и ещё рассказать, как тебя любил и люблю. Ты почувствуешь это, ведь любовь и дана, чтобы чувствовать и её осознать, взрастить расширяя ею наполняясь, в единое целое слиться. Мы живём в этом мире, и у нас раскрытые двери в новую жизнь, интересная и загадочная она, где раскрываются фантастические миры, и они явные, наше будущее станет явью».
Тамара, по всей вероятности, прочила это письмо десять, а может двадцать раз, остановила чтение, села на кровать
Сознание выхватило момент, когда тот человек, лица которого так и не увидела и не вспомнила, толкал её к её телу, лежавшее на кровати в больничной палате, а ей не хотелось расставаться, и она не отпускала его руку.
– Да, что же такое? Почему не вспоминается?
Тамара ещё раз окинула взглядом письмо и услышала свой крик. В глубине себя, в сердце, в душе и она явно кричала. И кричала там в том мире, которого она не помнила и выходит не знала.
«Борис!»
И сейчас её крик раздавался. Слышит она явно свой крик и увидела руки свои, как она цеплялась за человека, он толкал её вперёд, уговаривая,
«Быстрее, быстрее. Они настигают»
Яркая вспышка озарила и увидела, как она открыла глаза и кричала, кричала, звала, называла это имя «Борис»
Вспомнила, как ей делали какой-то укол, а она закрывала глаза, чтобы провалиться в небытие, ей надо было снова попасть туда, назад, где был Борис, где только, что была она, там они вместе, и она была счастлива.
А её просили открыть глаза, и она открыла, и увидела сына, он стоял рядом человеком в белом халате. Его глаза одновременно и радостные и испуганные и его слава.
«Мама, мамочка моя родная, ты очнулась».
А она, как услышала голос сына, так сразу всё забыла. Забыла, что было с ней в том сне, или грёзах, или что-то ещё, она этого не знала. Она так рада была, что вновь видит своего сына, самого родного и любимого человека на свете.
А на его вопрос, «Кто такой Борис?»
Она удивленно смотрела и не понимала, и отвечала. «Не знаю».
И она действительно не знала никакого Бориса, а почему это имя кричала, и вовсе не понимала.
И до Барышева дошёл этот эпизод. Откуда? Она не знала, ведь он её не навещал в клинике, а Саша не мог ему сказать.
Значит, сестрички медработники, вынесли эту новость за пределы клиники, думала она. Ведь он как-то узнал, но это не важно, важно то, что его унижения её стали ещё горше и циничнее.
И сейчас она вскочила и нервно заходила по комнате, вышла на балкон, старалась вдохнуть чистого воздуха, и старалась успокоить частое сердцебиение. Вошла в комнату, произнесла.
– Вооот оно, чтооо! Удивлённо выдохнула Тамара и без сил села на кровать. Она молчала, как бы силилась, что-то ещё вспомнить, затем произнесла.
Значит, во мне вот это всё, прорывалось в моей памяти, но никак не пробилось. И полеты, значит, были не случайны.
Чувствовала, что-то светлое, но вспомнить не могла. Почему?
Ведь у меня не было амнезии, всё помнила хорошо, до аварии, всю свою жизнь, всех, кто меня окружал, и лишь, где она летала, пока тело и мозг её приходили в норму, она не помнила и не знала.
Интересная жизнь у меня разворачивается. И, что мне теперь делать? Податься в воспоминания? Или слушать его версии? А может он привирает?
Она встала с кровати, надела халат и вышла на балкон со стороны соседа, он сидел на скамейке под деревом.
Она лишь взглянула на него, как видение вновь вошло в её мозг ярким всплеском, огромная волна поглотила её, но она вынырнула, словно волна выталкивала её, подняла в воздух. И кто-то схватил её и держал за руки и тянул вверх, но она задыхалась в этом потоке воды. И это происходило с ней и сейчас явно, хотя воды-то здесь нет, но она была, а когда волна сбежала с неё и увидела себя. Себя, как-то со стороны, ту картину выныривания из воды, увидев перед собой лицо человека, что держал её за руки. И она продолжала смотреть в это красивое, какой-то не обузданной мужской красоты, лицо.
Она нехотя перевела свой взгляд в реальность, в сторону соседа, что сидел по ту сторону забора на своей новой скамье, прислонившись спиной к дереву, и тоже смотрел в её сторону. Хоть и далеко было, но каким-то образом их глаза встретились, и вновь обрушился на неё водяной поток, но она уже дышала свободно и произнесла.
– Странно, но, как я вижу вот это? Он у себя, а я у себя, мы далеко, а я смотрю ему в глаза, как будто мы стоим рядом.
«В жизни и не такое бывает. Реальность она такая, в одном миге её можно увидеть разной». Прозвенело у неё в голове.
– А он там был прекрасен. Отчего мне стало страшно? Сравнение, прекрасен, как дикий зверь? Ну и сравнение мне пришло. Удивилась Тамара. Дикий зверь, поэтому я страшусь? Или всё же страшусь новых отношений?
Да, ещё мало прошло времени после того, как я освободилась от гнёта Барышева, и как я его не гоню, он ещё лезет мне воспоминаниях. Может права Даша, я всё ещё болею Барышевым? Вот уж его-то действительно надо гнать из моей жизни, из всех моих воспоминаний.
Она помолчала, всматриваясь в соседа, и сами по себе у неё возникли мысли сравнения.
А этот действительно прекрасен, как дикий зверь, как хищная птица, как ливень, как ураган после долгой засухи. И так опасен….
Опасен? Или это мои страхи?
Спрашивала себя Тамара, и продолжала смотреть в сторону соседа, ловя его взгляд, стараясь увидеть в нём что-то ещё, и не понимала своих чувств, и вдруг услышала тихо, еле различимо, но услышала или поняла по его губам.
– «Беляночка-северяночка. Знаю, что сердце твоё не остыло и по-прежнему любишь меня. Лишь вспомни всё».
Она встрепенулась, вздрогнула, словно он ей в душу заглянул. И она отчего-то, испугавшись, повернулась и быстро вошла в комнату, в свой спасительный маяк, где было солнечно и тепло. Тепло не в смысле повышенной температуры, а приятное пространство. Хоть за короткое время, но она смогла сделать своё убежище своим оберегом.
Плюхнулась на кровать, но попала, снова в волну, словно в океан. И вновь в её мозгу озарилось видение.
А в нём ей показалась другая жизнь, её постоянные полёты и она неразрывна была с кем-то.
– С кем-то? С ним, с Борисом. Теперь-то ясно вижу. Прошептала она.
И он постоянно держал её за руку и вытаскивал её, а порой она вытаскивала его. Они были неразлучны. Он постоянно её держал за руку, это она помнит.
– У меня, что действительно была другая жизнь?
Воскликнула Тамара, вынырнув из воспоминаний.
Жизнь и эта и другая? Параллельно, что ли? Почему я почти ничего не помню? А, как же Сашенька? Его там не было со мной. А здесь он был один. Ничего не понимаю.
Голова сильно заболела, она откинулась спиной на кровати, погружаясь в ночь. И её снова накрыло волной. Ледяной водой. Вода была вокруг и она не могла выплыть, она яростно работала руками, пытаясь всплыть, и воздуха не оставалось, а ей надо вдохнуть. Сил уже терпеть не осталось, сделала последний рывок, она жадно вдохнула, но вместо студёной воды, рот, и нос заполнило что-то другое, что-то теплое тягучее и сладкое и неимоверно родное, без которого и жизнь не жизнь.
Она дышала этим, наполняясь чем-то новым. Чувствовала, что даже сердце её забилось по-другому. А через несколько мгновений перестала что-то чувствовать, и она вынырнула из воды прямо в его руки. Родные руки.
Руки она почувствовала, и почувствовала его поцелуй. Тот поцелуй, что приснился ей во сне, совсем недавно. Поцелуй захватывал, что она снова стала задыхаться, но вот губы её стали свободными, а глазами ещё не могла видеть, вода стекала с её волос и закрывала всё. Откинув волосы и проморгалась, попала взглядом в его серо-голубые глаза, в которых отражалась белая вода. В глаза сегодняшнего её соседа, в которых отражалось небо и эта белая река. Это была река, не океан, а река с белой водой, хоть и прозрачной.
– Как такое могло быть? И, где это было? Я умерла или всё же жива?
Спросила себя Тамара, как только первое потрясение от вспомнившего момента у неё прошло, она ощутила себя лежащей на кровати, раскинув руки.
– Живая ты, живая, как никогда, то, что видишь ты, это происходило с тобой, пока ты была в клинике после аварии, и он тоже.
Слышалось ей изнутри себя.
В глазах Тамары снова потемнело, что стало совсем темно, словно ночь наступило, а не яркое раннее утро, и она даже не думая прошептала.
– Я отправляю всю тьму на свет. И очень удивилась этим словам.
Откуда я знаю такое? В видении она увидела огонь и фигуру женщины. Кто это?
«Ты». Ответил ей мысленный голос в её голове.
– А, где это я?
«В далёком прошлом».
– Я, что была ведьмой? С ужасом спросила Тамара.
«Нет, не ведьмой, ты была Ведой и лечила людей своими знаниями и своей силой магией.
– Магией? Так это считается грех.
В голове её раздался смех.
«Это всё навязали и магию сделали черной, а Магия тонкая хрупкая материя подаренная богам и первым людям Истоком Всевышним Создателем, тебе подарили её твои родители, в том далёком времени, когда ты там родилась и жила.
– А, кто мои были родители? Если это не шизофрения, то может, ответишь?
«Богумир и Славуня в любви неземной тебя сотворили. В то время детей сотворяли иначе, так на земле не умеют сейчас, забыли, перевели всё в иное. Любовь тоже магия, только она перефразированная для людей. Сейчас другие времена и вообще люди уже много веков, так душили магию, что получилось то, что получилось. Магия должна существовать в среде, где все в неё верят. А люди всё, что угодно могут объяснить наукой. Всё им факты подавай и законы физики, а физика этого мира разнится с физикой высшего мира, поэтому магия здесь не подчиняется в особенности каждому встречному. На это нужны особые силы, и обладать не только знаниями, но и принадлежать к особому роду. Магии наплевать на законы физики вашего мира
– Не могу ничего сообразить. Простонала Тамара. У меня, что раздвоение личности? Это реально?
«Реально, прочти ещё раз письмо и ты вспомнишь, что было после аварии».
– Так, так, а что же это такое? Я, всё же не шизофреничка? Я уже давно слышу голоса в своей голове. А-а-а, что это?
«Вероятнее, не что, а кто. Ты сама, только более высокого полёта. Посмотри.
И Тамара увидела себя лежащей на кровати и смотрела вверх, в потолок, затем зрение, как-то сместилось, и она увидела себя, только уже не лежащей, а очень высокой, и она не умещалась в доме и уходила высоко в небо, и такая огромная, что в удивлении воскликнула.
– Ооооо! Как это?
«Ты во всех пространствах». Снова услышала она.
Магическая энергия идёт из глубин космоса, эта энергия древняя, как и сама вселенная и она повсюду, она прорезает пространство и время. И для неё нет преград. Тебе энергия передана ещё в твоих полётах в посещении сокрытого мира, но проявлялась осторожно, когда это нужно было помочь любимому».
– Какому любимому? Барышеву, что ли? Фууу!
«Нет, именно любимому твоей души. Вспомнишь. Ты вспомнила, но пока ещё не восприняла и имя уже знаешь, и его знаешь. И тело твоё подчинено твоему сознанию Духа.
Тело Тамары налилось чем-то горячим, ей стало жарко, она с трудом села на кровати и почувствовала, как капли пота стекают у неё по голове, спине по лицу и ей стало неприятно, и снова ей захотелось в ту холодную волну белой прозрачной воды.
– Там, где будущее? Или нет, наоборот, здесь будущее? И что за мысли лезут ко мне? Ну, просто классический и психологический шок с парадоксальной реакцией. Может, мне стоило было сходить к психологу?
Но причём здесь психолог? Я и так знаю, и как мне объясняла Поля, что сознание, спасая себя, на многое способно, в том числе и на самое не предвиденное поведение. Ему защищаться приходиться. Любая деструктивная информация по себе зло. А откуда я это знаю?
Удивлённо спросила Тамара и помолчав, ответила себе. –
Не помню. Возможно, Поля тоже говорила, я потом об этом подумаю, а сейчас в душ. Что-то я выбилась из своего нормального состояния. Неужели это всё, правда? Удивительно и поразительно.
А что удивительно тебе, Томка? Тебе Волхва вон чего показала, а это по сравнению с войной страшной, цветики. Хотя…, я не знаю, что там ещё было, может и пострашнее, чем война. Да куда уж страшнее?
Как бы воспротивилась, шептала она, спускаясь на первый этаж, направляясь в ванную комнату.
Стоя под прохладными струями воды, она иногда включала холодную воду, и сразу возникал поток прозрачно-белой воды, пробирая её до дрожи, до самой внутренней сути. Она охала, но стойко выдерживала несколько минут. Вышла из ванной, кутаясь в махровый халат, быстро прошла на кухню, сварить кофе. А сама всё думала о письме, об авариях и о соседе, что кофе чуть не убежало, но вовремя спохватилась, быстро убрала джезву с огня. Налила в чашку, и обхватила её обеими руками, согревая руки.
– Надо на солнышко выйти.
Прошептала она и вышла на террасу. И только она села в плетёное кресло, как появился Егоров, он стоял возле балюстрады террасы, она взглянула на него и не поняла ещё, хочет она его видеть или нет. Внутри неё было смятение.
– Доброе утро, красавица.
Она взглянула ему в лицо, встала с кресла и вышла на крыльцо, всё так же держа чашку с кофе, и ответила.
– Доброе утро и вам, если оно действительно доброе.
Он подошёл ближе, глаза его чуть сощурились, что Тамара подумала.
«Глаза, словно у хищника, который будет крутиться вокруг жертвы, пока та не сдастся. А я сдамся? Нет, нет, и только нет».
А в сердце её кольнуло от этих дум, словно она теряет, что-то очень важное, прямо так жизненно важное.
– Кофе? Спросил он, ум! Аромат какой! Не угостите?
– Извините, у меня в данный момент время ограничено, поэтому я вынуждена вас попросить, покинуть моё пространство и попрощаться с вами.
– А я думаю, это только начало. Ответил Егоров.
Подобрать ему слова для неё, казалось не возможным в данный момент. Он просто смотрел ей в глаза, её же взгляд был чуть испуганным, но она старалась смотреть независимо, в его блестящие глаза, горящие озорным огоньком. Игра в гляделки не долго продлилась, и они одновременно улыбнулись. А он ещё и произнёс.
– Всего доброго, Тамара. Пусть день вам принесёт приятные воспоминания.
И повернулся, пошёл в сторону своего двора, мысленно подумал,
«Не плохо бы соорудить здесь калитку. Но как? Разрешит ли она?»
Он чувствовал на себе её растерянный взгляд, оглянулся, а затем перепрыгнул через невысокий забор, и вновь подумал.
«Да, калитка здесь нужна, я-то перепрыгну, а она? А если она всё же захочет прийти в гости, не обходить же через уличные калитки. Получится большое расстояние. А нам это надо? Мне нет, это точно. Мне надо быть рядом всегда».
Он повернулся, посмотрел назад, и увидел Тамару всё так же стоящей, держа чашку с кофе, обхватив её обеими ладонями, но уже с гордо поднятым подбородком.
«Обиделась? Ах, восхитительная моя королева! И как я сдержался, чтобы не прильнуть к её губам? Наверное, какой-то инстинкт сыграл. Побоялся обидеть? Интересно, прочтя моё письмо, она что-нибудь вспомнила? Думается мне, что что-то, если не всё, но вспомнила».
***
Тамара ушла в дом, а уже ближе к обеду, проснулась Аля, и она включила музыку, да так громко, что Тамаре показалось, музыка гремела на всё село.
Музыка звенела и гремела внизу, на первом этаже, но поднималась вверх, что в Тамариной комнате всё содрогалось, а музыка распространилась и потекла во все стороны, и била Тамаре в голову. Она поспешила прекратить эту громкую какофонию, а навстречу ей гремело:
«Я упаду, но поближе к тебе и через день, возвратившись сиренью, я обниму тебя, кроной шумя».
– Аля! Аля! Ну, что это такое?
Закричала Тамара, стараясь перекричать гром песни и музыки.
Прекрати сию минуту! Выключи!
– Но бабушка! Это же это «Вечная любовь».
С наивным взглядом Аля посмотрела в глаза Тамаре, убавляя музыку.
– Это вечный гром. Разве можно на такую громкость включать, что скажут соседи? Жаловаться будут. Прямо вакханалия какая-то.
– Бабушка, во-первых, вакханалия это другое. Во-вторых, сейчас день, а из соседей близко только дядя Боря, а ему нравится эта песня.
– Но нельзя же так громко, у меня голова раскалывается.
– Бабулечка, и не так уж громко, всего лишь на полтона я и прибавила громкость, ты послушай, как он поёт эту песню.
– Слышала и много раз. Тебе не надоело слушать её целыми днями?
– Не-а. – И Аля, всё же убавила громкость почти до предела, улыбнулась, ослепительной улыбкой и с нежностью произнесла.
Какая ты красивая, бабушка. В этом платье и с распущенными волосами, ты точно богиня цветов.
– Не выдумывай. Улыбнулась Тамара, чувствуя уже спокойствие в сердце, и как поднялось вверх всё её внутреннее сущее, и она распрямила спину и подняла голову. Затем взяла маленькую корзиночку и произнесла.
– Пойду, соберу каких-нибудь ягод, хоть, что-то, да и осталось ещё в саду у нас, а ты сервируй стол, обедать будем, пора уже.
– Для кого обед, а для меня завтрак. Улыбнулась Аля.
– Спать надо меньше. Произнесла Тамара, выходя из кухни.
– Так каникулы же, бабушка!
Произнесла вдогонку Аля и призадумалась, затем продолжила свои размышления. – По-моему Томочка сегодня какая-то другая. Какая-то она вроде, как нервная. Что-то произошло. А что? Как мне узнать? Может, с дядей Борей она разговаривала? И, как мне узнать? Дядю Борю надо спросить.
Аля вновь подошла к музыкальному центру и включила «Вечную любовь» и прошептала.
Дядя Боря должен понять по этой музыке, и возможно придёт к нам. Неплохо бы было, если б пришёл прямо сюда, а то к забору мне бежать, Томочка увидит, и будет снова говорить,
«Аля это не прилично!»
Радостно шептала она и под музыку стала накрывать на стол. И чуточку призадумалась, как увидела в руках у себя три тарелки. Она посмотрела на них и расхохоталась. И со смехом прошептала.
– Мои мысли ещё не пришли, а руки делают. Решено накрою на троих. Вот, что скажет Томочка? А ничего, я всю инициативу возьму на себя. Интересно, что всё-таки произошло с Томочкой?
А Тамара собрала последние ягоды малины, идя к дому, высматривала в корзиночке понравившиеся ей ягоды и клала в рот. Взгляд устремлён был на ягоды, и возле крыльца столкнулась с Егоровым.
– Вы?
– Я.
– Опять вы?
– И снова Я. Улыбался Егоров.
– И что за утро у меня? Какое-то прямо непонятное, одни заморочки.
– Что тебе не понятно? Тамара? Какие заморочки? Может разъяснить?
– Нет, нет, не стоит, сама разберусь. И посмотрела в глаза ему, и их взгляды встретились и застыли. Они молча стояли и смотрели друг другу в глаза.
Аля накрыла столик на террасе, и подошла к крыльцу, где стояли Егоров и Тамара. Негромко позвала.
– Бабушка Томочка, я стол накрыла на террасе, ты не возражаешь? В доме жарко, а здесь тенёк и красота. Всё готово, проходите. Дядя Боря, мы с бабушкой вас приглашаем.
Тамара удивлённо посмотрела на Алю, а Егоров улыбнулся Але, и подумал.
«Хитрая барышня, это милое создание, как она старается помочь мне».
А Тамара перевела свой взгляд на Егорова и уже хотела отказать ему, но себе на удивление произнесла другое.
– А давайте вместе пообедаем, мы с Алечкой вас приглашаем.
Это её очень удивило, что она на последнем слове поперхнулась и закашлялась.
И пока откашлялась, Аля подскочила к Егорову, и взяла его под руку, повела на террасу, приговаривая.
– Вы ведь не откажите нам в такой малой просьбе, как отобедать с нами?
– Нет, не откажу. С улыбкой ответил Егоров.
– У нас вкусный борщ, жаркое и пироги с чаем. Садитесь вот сюда.
Говорила Аля, а Тамара в удивлении шла за ними, поражаясь своей безрассудности, тихо прошептала, себе еле различимо.
– Как это я пригласила почти незнакомого мужчину к нам на обед? Как это получилось? Я это? Нет, нет, не я, ведь не я же. А кто может быть внутри меня? Душа? Неужели она так хочет с ним общаться? Хох, путь души ещё разглядеть надо. Что правда, что ли? Боже, что мне делать?
Она пошла на кухню, помыть ягоды, мельком взглянула, как Аля усаживала за стол соседа, показывая на стул.
«Ах, хитрая бестия, даже стул ему отодвинула. Вот, что мне делать?»
Помыв ягоды, она высыпала в вазочку и вышла на террасу, поставила на стол, села сама, и оказалась напротив Егорова.
Аля же, как заправская гостеприимная и образцовая хозяйка, разлила всем борщ, угощала Егорова.
И так они сидели, обедали и разговаривали. Разговаривали долго, Аля на столе, меняла посуду, убрала тарелки и ставила чашки с чаем, а к чаю пироги и печенье, а они всё беседовали. Разговаривали долго, и обо всём и Тамара с удивлением ловила себя, на том, что она общается с ним, как будто его знает много лет, и она успокоилась. Видела, что оба чувствовали себя уверенно. Выяснялось, что у них много общего. Совпадает и музыкальный вкус, и фильмы им нравятся одни и те же, полное совпадение взглядов на жизнь.
Они и не заметили, что сидели уже вдвоём, Аля куда-то испарилась, а они всё разговаривали и разговаривали. Тамара и не думала, что ей так легко станет разговаривать вроде бы почти с незнакомым мужчиной. Ещё несколько часов назад, она боялась его взгляда, боялась заговорить с ним, и пуще всего боялась, когда он заговаривал с ней, а она терялась, не зная, что отвечать.
При первом знакомстве было как-то совсем не так. Даже немного было обидно, что какой-то ну просто посторонний человек занял соседний участок, на который она имела свои виды.
Но потом, что-то с ней произошло, и она стала его бояться. Бояться посмотреть даже в его сторону. И вот сейчас, сидя за столом, он держал её руки в своих, и ледяная волна порой возникала в её видении, становилась тёплой и она видела себя рядом с ним, и рисовала на песке радость.
И уже вечер наступал, а они разговаривали и разговаривали, и темы сами возникали у них. Оказалось очень многое их объединяло, а уж эти полёты по мирам её просто удивляли. Что вот так с ней с обыкновенной женщиной такое приключилось в этой жизни. Сердце её радовалось, ей уже казалось, что она действительно любит. Так они сидели и не заметили, что наступил вечер. И под конец вечера Тамара осознала, что потеряй его, у неё погаснет солнце и мир перевернётся. При этих мыслях сердце больно сжалось. И она произнесла.
– Мне, как-то страшно строить новые отношения, опыт у меня был не удачным, но можно просто общаться, как соседи.
– Я вам признаюсь, у меня тоже был печальный опыт, как распавшийся брак и там мы без вины виноватые, и никого не виним, просто прошло всё, а жизнь продолжается. И я вам предлагаю общаться по-соседски и стать друзьями.
– Да? Улыбнулась Тамара. – И ещё мне приятно общаться с вами, как с очень эрудированным человеком, и я даю ответ. Принимаю ваше предложение о соседском сотрудничестве, и подружится, стать друзьями.
– Прекрасно!
Он чуть не произнёс «Моя королева», сдержался, и просто добавил.
А там посмотрим.
Взгляд Тамары стал серьёзным, она посмотрела ему в глаза, затем улыбнулась, и не глядя пододвинула к себе вазочку с малиной. И так она продолжала смотреть ему в глаза, в них она видела радость, они лучились, а она не глядя, на ощупь взяла несколько ягод, и положила себе в рот. Затем взяла ещё две ягоды, и не отводя своего взгляда, уже приоткрыла свой рот, чтобы положить их себе, но вместо того, чтобы положить себе в рот, она вдруг протянула руку ко рту Егорова. И когда он коснулся губами её пальцев, забирая у неё ягоды, её пронизало словно током, и она опомнилась, и очень удивилась своей безрассудности, и вдобавок сильно смутилась, и чуть ли не заикаясь шепотом произнесла.
– Ой, извини … те. – Заикнувшись на слове, извини, и всё же прибавила окончание «те». – Я не знаю, что со мной происходит.
Она почувствовала, как её лицо загорелось, словно её опалило огнём. А Егоров взял её руку в свою ладонь, другой же поглаживал её тыльную сторону успокаивающими движениями, посмотрел на её губы, где осталась капелька сока от ягоды, что он ощутил это на своих губах. Вкус малины и запах руки Тамары он продолжал ощущать. И ему показалось, губы её так же ароматны и вкусны. И вкус сладкий, притягательный, возбуждающий жажду и голод одновременно.
Он поднёс её руку, держа за пальчики к своим губам и поцеловал. И вновь ощутил вкус самой Тамары, и явно в памяти проявился тот поцелуй в другом мире, где волной накрыла их река, очищая их от всех наслоений мира в котором жили до аварии. И сейчас он вдохнул аромат её кожи, свежей, как дыхание цветка, вспомнил и ощутил сейчас всем своим телом, хоть разделял их стол, но он ощутил её грацию и нежную мягкость, и упругость груди. А сейчас он видел в её синих радужных оболочках глаз смущение и растерянность, и с тем же он видел и ощущал Душу её, божественную музыку Души. От волнения охватившего Егорова, он не мог вымолвить ни слова.
Так и сидели, держались за руки и смотрели друг другу в глаза, время двинулось вперёд, а может и назад, они не могли этого осознать так, как снова замелькали перед глазами полёты. Хоть Тамара и не помнила ещё, но чувство полёта, она помнит и сейчас это происходило с ней. Она летела, держась за его руку. И у него был полёт, мелькали смены эпох и миров с чередой странных обстоятельств в их совместных путешествиях и в его командировках, в его не понятных приключениях. Где непрерывное течение времени вперёд или назад, подхватывало их и носило по ярким мирам, а порой и серо-будничным, в той жизни в сказочных и не сказочных мирах, о существовании которых, до аварий он и не подозревал. Они были вдвоём, и вмиг забыли о земной жизни, откуда так стремительно вылетели.
И потом, уже дома, когда выйдя из больницы, вспоминал и всё записывал, пусть в стиле беллетристики, и что показывали ему призраки, но старательно и скрупулёзно, записывал. Он был уверен, что должен вспомнить всё, чтобы потом найти её и рассказать ей.
«Да уж, путешествиями по мирам здорово обогатился мой жизненный опыт и, причём на живом материале. Вот ещё сам не всё вспомнил, а я чувствую это так, не всё. Возможно, самое главное ещё в тени моего сознания и не даётся мне рассмотреть. А её лицо, такое божественно, вот именно с таким лицом следует предстать перед богом. Хотя, перед каким богом? И есть ли у этого бога лик в нашем понимании? Всё-таки это божественное чувство, быть нужным любимой женщине. Всегда хотел понять, что же такое счастье, а его и понимать не надо, его почувствовать надо и всё».
Но что-то его настораживало, сердце чувствовало, и он чего-то ожидал. Ему казалось, что-то неотвратимое и страшное вклинится в их жизнь. Откуда ждать подвоха? Ещё не осознал, но точно знал, не от Тамары, она его счастье. Да, конечно, здесь его счастье, а вот извне, из какого-то бытия, ожидалось. Егоров знал, не балуют его пока счастьем, и что-то ему припасено ещё. Но пока призраки не показывались, всё идёт в счастливом времени и рядом с любимой. Этим и надо наслаждаться.
Их молчаливый разговор прервала Аля.
– Бабушка, у тебя телефон звонит. Ты разве не слышишь? И сама ответила.
Я слушаю…. Да, Аля…. Бабушка занята…. Она в саду…. Хорошо передам.
– Ох, уже солнце село? А я и не заметила. А кто звонит, Алечка?
– Саша, он сказал, что он не сможет приехать, и нас приглашает приехать к ним. Поедем? Бабушка? Он просил завтра приехать.
– А-а-а, что уже выходные наступили? Растерянно спросила Тамара.
– Нет ещё. А при чём здесь выходные? Нам какая разница? Мы можем и без выходных поехать.
Ответила Аля, отдавая Тамаре телефон.
– Извините, Борис, мне надо с сыном поговорить. До свидания.
– Я вижу, как вы любите своего сына и это славно. Мама должна любить своего ребёнка.
– А как же? Ведь при рождении его, в нём моё сердце родилось. Я думаю, у всех матерей рождается сердце в ребёнке, а у многодетных мам, так оно множится, наверное. Всего доброго Борис.
Тамара взяла телефон и ушла в дом, в дверях она услышала, как Егоров обратился к Але.
– Послушай, милое создание, Алечка я тебя хочу попросить…
– Мне тоже надо у вас спросить. Улыбнулась Аля
Дальше Тамара не услышала, лишь подумала.
«Наверное, опять будет спрашивать его о внуке. Надо, как-то сказать ей, и объяснить, что не прилично так. И тут же сама засмущалась, и сама себе задала вопрос и ответила на него.
А тебе прилично было? Весь день с него глаз не сводила.
Но я же, взрослая. Воспротивилась она своему внутреннему голосу. Ладно, это потом, надо Саше позвонить».
Егоров же, перепрыгивая через забор, с горечью подумал,
«Сердце матери рождается в детях, верно, сказано, вот только у моих сыновей сердце матери не родилось в них. Она их почти с рождения не любила, и как я замечал, ненавидела их. Но, зато моё сердце родилось в обоих моих сыновьях. И такое возможно».
Уже радостнее подумал Егоров.
*****
Приготовившись ложиться спать, Тамара взглянула в окно, на светящее окно дома соседа, улыбнулась, и пошла к кровати, легла и почти сразу же уснула. Уснула или ей показалось, но лишь коснулась подушки, как перед ней возникла она сама в переполненной маршрутке. Но так не успев ничего разглядеть, как почувствовала острую боль в затылке, и она вскрикнула и упала.
Упала сначала на кого-то, но её тут же отшвырнуло дальше вперёд. И последнее, что она видела это колесо, нависшее над ней, прямо перед её носом. Глаза заволокла красная пелена, она очутилась в чём-то красном, освещённым ярким светом, да и к тому же, пульсирующим. На миг ей показалось это самая приятная пульсация, и выходить из неё не хотела. Ей хотелось остаться, но больше она ничего не видела и не слышала, и даже не почувствовала.
Дальше ей показалось, что-то всё перемешано, люди, темнота, облака и голубое небо. Прошлое и сегодняшнее, Всё это быстро приближалось, то отдалялось. Маленький её сын, и повзрослевший, лица родственников, всё мельтешило, приближалось, удалялось, что сердце замирало, а потом простор и она, увидела дом, который часто снился ей во сне, дом, который так похож на родительский дом, когда в нём жили её родители, ещё до её рождения. Только яблони уже не цвели, они покрыты желтыми листьями. В воздухе пахло чем-то свежим, терпким, чуть кисловатым.
«Аромат антоновки». Подумала Тамара.
Таким вкусным вареньем из антоновки, тянуло из дома, она его чувствовала и бодро шла по дорожке к дому, на первом этаже, ставни с одной стороны были закрыты, но на открытой террасе было какое-то шевеление, и она ускоряла шаги, переходя на бег. Она чувствовала, её там ждали. И она побежала и, как будто влетела, не касаясь ногами ступенек крыльца, и очутилась на террасе.
Там сидела женщина в удобном кресле в красивом платье прошлых веков, её белые волосы изящно собраны на затылке и прикрыты ажурной вуалью и пряла на веретене. Женщина повернулась, и Тамара увидела саму себя.
Она удивилась и остановилась, оторопело смотрела на лицо женщины.
– Такое возможно быть? Наконец-то она прошептала.
– Возможно. Ответила ей женщина. Здравствуй, милая, ты подумала, что это ты себя увидела. Но нет, это наша встреча произошла.
И она продолжала ловко вертеть веретено, нить быстро скручивалась под её пальцами, а веретено танцевало, словно оно показывало какой-то свой древний танец. А женщина мило улыбнулась, посмотрела на Тамару, и не отрывая своих синих глаз от Тамары, приговаривала.
– Прядись моя нить, не прерывайся. Прядись тонкая, да гладкая.
– Но она такая тонкая На что она похожа? И для чего такая тонкая нужна?
Удивлённо спросила Тамара.
– Для жизни. Ответила женщина и снова улыбнулась, не прерывая перебирать пальцами и вертеть веретено.
– Почти невидимая. А если порвётся?
– Так соединим, свяжем и дальше прясть будем, узелки незаметны на теле жизни, они придают силу Духу. А сейчас ещё одно прибавим, хватит порознь нитям виться, пора и союз создать.
И Тамара увидела, как появилось ещё одно веретено, оно танцевало само по себе, но нить его приблизилась к нити первого веретена, и соединилось воедино с нитью веретена, что держала женщина, и нити плотно скручивались, наматывались на одно веретено,
– А я вспомнила тебя. По фотокарточкам, ты прабабушка моя, на которую я так похожа, так все утверждали, и папа говорил.
И сейчас же у Тамары заныло сердце, она вспомнила, как ей трудно жить без родителей, продолжила, чуть ли не плача.
Бабушка, я не знаю, что мне делать. Мне так трудно живётся, и я так скучаю по папе, по маме….
Тамара не успела закончить фразу, как дверь открылась, и из дома потянулся ощутимый аромат варенья из антоновки. И вместе с ароматом вышла молодая женщина, Тамара вгляделась и узнала свою маму.
Женщина была в красивом шёлковом платье, Тамара помнит такое платье. Её тёмные волосы были заплетены в косу и, как у бабушки прикрыты ажурной косынкой. Тамара пошла ей навстречу и протянув руки, вскрикнула.
– Мама! Мамочка!
– Куда собралась? Строго произнесла женщина. Рано тебе ещё.
– Мама, мне одиноко, мне плохо. Прошептала Тамара. Одиноко и страшно и ничего не понимаю. Я так хочу к вам. К тебе и папе.
– Уходи отсюда.
Строго произнесла мама, нахмурив брови. Ещё не скоро увидимся. И не вздумай торопиться сюда. Нельзя! Если поторопишься, то тогда мы не встретимся, когда попадёшь сюда. Мы здесь уже все вместе, а ты там нужна. Очень нужна. Запомни, ты нужна там, в том мире. Ступай, вон лучше полетай. Полетай, полетай, вон тебя друг твой ждёт, руку к тебе тянет, хватайся за неё.
Говорила ей мама, и подталкивала её к крыльцу, показала рукой.
Видишь, он ждёт. Ступайте отсюда, да про яблоньку нашу не забывай, что пращур твой посадил вместе с тобой, твоя она, береги её, зачахла совсем, погибает и совсем погибнет, если не прикоснёшься к ней. Прикоснись к ней сердцем, ладони-то приложи, ждёт она. И не смей её рубить.
– Какая яблоня, мама? И как я могла её посадить с каким-то пращуром?
– Могла. Ты могла. Ты её сажала. Позже поймёшь.
– И, где она? Я не знаю, где она.
– Почти там, где наш дом, там твой сын, мой внук живёт, но яблоня в другом месте. Ты найдёшь её, найдёшь тот дом. Найдёшь, он тебя ждёт.
Картинка начала выцветать и ей показалось, что она оказалась в чёрно-белом кино, как её, кто-то взял за руку и поднимал её вверх в голубое небо, а вслед ей слышалось.
– Ты найдёшь новый дом и яблони, там и она, ищи. Тебе твоё наследство.
Затем она услышала другие голоса, они пробивались к ней, и она услышала.
– Она здорова и ни одной царапины, кроме синяков. Говорил один голос.
– Но она была вся в крови. Говорил другой голос, и почему-то знакомый, и очень родной, но она не знала, где она его слышала.
– Это не её кровь, а тех, кто её накрыл, их кровь вытекла на неё. И скоро придёт в себя. Не волнуйся.
Голоса удалились, в голове усилился шум, она открыла глаза, осмотрелась, она лежала одна на кровати в белой комнате.
– Больница? Спросила она и услышала в голове, в своём мозгу ответ.
– Больница, не обращай внимание, пойдем, пройдёмся пока нас ещё не увидели, что мы очнулись, мне так расставаться не хочется с тобой, так долго ждал тебя.
Ей стало хорошо, приятно и радостно, родной голос, от которого сердце бьётся в ожидании счастья. Голос, который сердце её успокаивает и душа радуется, и знает, он её сбережёт.
Почувствовала его руку, она закрыла глаза, чувствуя себя спокойно и в безопасности, и сразу же очутилась в другом месте. Голубой простор, город остался внизу, а они парили под самыми облаками.
– Ты хорошо чувствуешь пространство, как и в тот раз. Адаптировалась. Молодец! Мы всегда теперь будем рядом.
Услышала она, и он потянул её за собой. От мелькания разных мест, где ей было знакомо, а где и вовсе видела впервые, с такой быстротой, что порой у неё кружилась голова, особенно когда летали над морем или океаном. Они только, что побывали в древнем мире, как их в изумрудном потоке вытащило в другой мир. Где-то останавливались, а где-то и не задерживались.
– Смотри!
Услышала она. Она видела лишь только его руку, и проследила направление его руки и снова услышала.
– Вон твоя яблоня.
– Какая яблоня?
– Та, о которой тебе говорила твоя мама. Дааа, совсем сухое дерево.
Произнёс он, и они полетели в том направление. Тамаре показалось, так стремительно приближалась эта местность, и Тамаре показалось, что они вот, вот сейчас столкнутся с землёй и разобьются.
– Осторожней! Вскрикнула она, а столкновения было не избежать. Ай! Ооохх!
Тамара испуганно вскрикнула, как будто бы захлёбывалась, и проснулась.
Она долго лежала, вдыхала воздух, и старалась восстановить дыхание. Понемногу успокоилось сердцебиение и дыхание, а Тамара смотрела в потолок, вспоминала сон. И вновь увидела ту местность, в которую они упали.
– Так это же…. Как?
Вскрикнула Тамара. Её сердце забилось часто, часто и чтобы успокоиться, она стала дышать так, чтобы выдох был длинным. Успокоившись, она произнесла.
Так это мой дом, мой сад, вот это моё пространство.
Она быстро вскочила и выбежала на балкон, стараясь вспомнить, как всё выглядело с высоты полёта. Пробежала на сторону балкона, что выходил к дому соседа, затем прошла туда, где обращалось в глубину сада. Уже стало светлеть небо, а Тамара все бегала по балкону и с высоты балкона старалась разглядеть, где именно она видела в полёте засохшее дерево яблони.
И она вспомнила, где находятся засохшие деревья плодового сада, Арсений с Сашей хотели ими заняться позже, ближе к осени. Она быстро спустилась и побежала в сад, было уже светло и с каждым мгновением становилось светлее и светлее, на восходе небо окрасилось розово-голубым светом. И когда она подошла к тому месту, где росли яблони, и среди них было три засохших дерева, Тамара остановилась.
– Какое из них?
Спросила она, себя или пространство. В саду была тишина, как всегда перед восходом солнца всё замирало его ожидаючи.
Странно, такие толстые стволы, сколько же лет они жили? По виду так несколько веков. И странно, почему их не убрали? Засохли-то они давно.
Спрашивала Тамара пустоту, и обходила каждое дерево, гладя их стволы. Они были тёплыми, и в это время взошло солнце.
Первый луч осветил сад, из-за высоких елей пробился луч и осветил среднее дерево, Тамара подошла к нему, потрогала и погладила ладонью и ласково произнесла.
– Вот оно, вот она яблонька, дождалась меня, дождалась.
Какая-то радость захватило её сердце, наполнило его, наполнило её всю, ей показалось или она действительно почувствовала, как дерево зазвенело. Тонко, тонко и звонко, словно звон хрустального бокала. И заиграли солнечные блики вокруг старого дерева, захватывая в свой круг Тамару.
Сказка. Произнесла Тамара. Ну, просто настоящая сказка. Как ещё такое можно такое объяснить? Вот почему при осмотре перед покупкой мне показалось, всё знакомо и почувствовала, я дома. Дома! Конечно дома!
Она долго ходила вокруг гладила стволы сухих деревьев, но звенело только одно, от двух других исходил ласковый шелест, словно они готовились к осени.
И что же мне с вами мне делать? Снова спросила Тамара. Поливать? Но зачем? Земля влажная, дождь недавно прошёл.
А солнце уже показалось над деревьями и Тамара, раскинув руки, повернулась к солнцу, произнесла.
– Здравствуй солнце! Здравствуй утро чудесное! Солнце! Исток любви и света! Сотвори чудо. Пусть яблони оживут.
Она завороженно смотрела на солнце, удивительно, но ей не больно было глазам, образовался фиолетовой свет в середине самого солнца, затем изумрудный, и её оттолкнуло спиной к стволу яблони. Она закрыла глаза и даже зажмурилась, ожидая боль в спине, но её не было, только дрожь прошла по ней и по дереву, и как бы соединилось в одно звучание, звучание хрусталя раздалось и в ней. И больше она ничего не помнит. Очнулась она от яркой вспышки, которая произошла, как бы от голоса Али.
– Бабушка, а ты где?
– А? Что? Спросила Тамара. Где это я? И почему я здесь?
Тамара оглядела себя, оказалось, она стояла, прислонившись спиной к дереву, и была в ночной сорочке, и босая, волосы были распущены.
Это она помнит, когда ложилась спать, она освободила их от причёски и дала свободно им тоже отдыхать.
– Бабушка! Снова позвала Аля.
– Я здесь, Алечка, не волнуйся, ласточка моя.
Произнесла Тамара, выходя из сада на поляну, что возле дома.
– Ой, бабушка, да ты солнечная богиня. Вскрикнула Аля.
– Какая ещё богиня? Что за ерунда?
– Нет, бабуля, правда, ты вся в свете. Как на рисунках святые. Только у них над головой нимб, а у тебя во всё тело так. Нимб от ступней до головы, вся твоя аура светится так, что глазам больно. Это тебя солнцем осветило? Здорово! Тебя солнце любит, раз столько света на тебя опустило.
– Что за ерунда? Аля!?
– Ой, вот это да! Аля засмеялась, побежала ей навстречу, и уже идя за Тамарой, кружилась и подпрыгивала вокруг неё, и говорила.
Ай, как жаль, дядя Боря не видит.
– Ещё чего! Я же в ночнушке.
Вскричала Тамара и бегом кинулась в дом под его прикрытие, она испугалась, а вдруг и правда сосед увидит её такой, хотя возможно, ещё очень рано.
– Ну и что. Хохотала Аля. Она же приличная, ну, подумаешь, чуть, чуть просвечивает, издали не разглядеть, а ты красавица. Ох, Томочка, подожди я тебя сейчас сфоткаю. Куда же ты? Бабушка? Вот же, а телефон-то в комнате.
Аля забежала вслед за Тамарой, так и кричала.
Бабушка, Томочка, ну подожди.
– Аля, а который час?
Спросила Тамара, пробегая к лестнице, вскинула свой взор в сторону, где в просторной прихожей рядом с большим зеркалом стояли и напольные часы, оставшие от прежних хозяев. Они показывали половина пятого.
«Ого! Это же, сколько я была в саду? Подумала Тамара. Хотя, чему удивляться, день-то уже на убыль пошёл и естественно рассвет наступает намного позже, чем в начале лета, уже почти в четыре. Так, что не так уж и долго стояла в отключке. Интересно, а что происходило?»
– Аля! А ты почему так рано встала?
Позвала Тамара девочку, спускаясь на первый этаж, но девочки не было, она открыла дверь в комнату Али, та лежала на кровати, укрывшись одеялом.
Аля! Тихо позвала Тамара. Ты спишь?
– Да, бабуля ещё рано, можно ещё поспать. Не поедем же мы к Саше в такую рань?
– Нет, конечно, Алечка, спи, спи, я только спросить хотела. Почему ты так рано проснулась и вышла в сад?
– Ты же меня позвала, Томочка.
– Я? Удивлённо спросила Тамара.
– Ну, да, ты два раза меня позвала. Первый раз я думала, мне показалось, а потом ещё. Я думала, что что-то случилось, побежала наверх, а тебя там не было, с балкона я увидела, как ты стоишь далеко в саду. Ну, вот я и вышла и позвала тебя.
– Алечка, а ты ничего не заметила?
– Заметила, вспышку заметила. Я сначала испугалась, ещё подумала, молния. А потом думаю, какая молния, ведь солнышко всходит, и грозы не было. Я зову тебя, зову, а ты выходишь и вся светишься. Прикольно, Томочка, вот жаль не догадалась с собой телефон взять, я бы тебя щёлкнула, но ты убежала. Ты такая красивая была, словно богиня, или нимфа лесная. Жаль, дядя Боря не видел.
Тамара слушала, как говорится с открытым ртом, но при словах «Дядя Боря» она пришла в себя и произнесла.
– Ещё чего! Ну, надо же! И, что это со мной было?
– Наверное, лунатизм. Засмеялась девочка. Хотя нет, ты же не к луне бегала, а к солнцу выбегала. Как же это тогда назвать? Солярис. Точно, Солярис означает солнечный.
– Да знаю, его значение, мне интересно, что это со мной было. Такое впервые приключилось. Алечка, ты не говори Саше, а то он волноваться будет. И никому не говори, пожалуйста. Мне надо самой вначале разобраться, и ещё вот сон этот. Что это всё такое?
– Какой сон, Томочка?
– Давай позже, я тебе обязательно расскажу, как сама разберусь.
– Тебе дать сонник?
– Не надо, ласточка моя, я так разберусь. Давай ещё часочка полтора, а то и два поспим. Куда нам торопится.
– Хорошо. Ответила девочка и зевнув, продолжила. Я уже сплю.
А утром, ну не так уж и утром, а где-то часов в десять, если не позже, они решили ехать, но перед этим уже позавтракали и, одевшись, чтобы поехать к Саше, и собрались выходить из дома, как в дверь позвонили. Открыв дверь, Тамара вздрогнула, и оторопела, увидев перед собой корзину роз и от неожиданности выдохнула.
– Да, чтоб тебя!
Выдыхая неожиданность, или всё же лёгкий испуг, так как такого она не ожидала, ещё не отошла от утреннего приключения, а здесь новое. И в изумлении уставилась на корзину роз, которую держал молодой парень, повидимо курьер. Розы были алые, а в самом центре была карточка в форме сердечка, спросила.
– Откуда такое богатство?
– Заказ, доставка цветов. Улыбнулся парень, протягивая бумаги. Распишитесь, пожалуйста, в получении.
– Ого! Вот это да! Миллион алых роз? Удивлённо произнесла Аля. – А кто у нас здесь бедный художник? И протянула руку, вытащила карточку, прочитала вслух.
«Шикарной женщине богине, что в ореоле света».
– И всё? А от кого? Спросила Тамара, отдавая подписанные бумаги курьеру. Тот, улыбнувшись, произнёс.
– До свидания. Приятно приносить радость и удивление таким прекрасным девушкам.
– Бабушка, Томочка, я думаю, всё же ясно, от кого.
– Бабушка? Удивлённо переспросил парень. О, какая молодая бабушка.
– Ах, идите уж! Строго произнесла Аля. Благодарим за доставку.
– Алечка, разве можно так разговаривать с людьми?
– Мне можно, я не выспалась.
– Всегда, пожалуйста, с удовольствием буду доставлять по этому адресу, чаще бы заказывали. И такой вот милой барышне, хоть и не выспавшейся.
– С этим не заржавеет. Вновь ответила Аля.
– Аля! Как грубо. В удивлении произнесла Тамара.
– До свидания, милая барышня.
И курьер пошёл к калитке и тихо смеялся, а Аля же не унималась, продолжила.
– До свидания, до свидания.
– Аля, я тебя не узнаю, что с тобой?
– А, что он так нахально смотрел на меня, да и на тебя тоже.
– Я вообще-то этого не заметила, вежливый курьер. Они и должны быть вежливыми, они на службе. Тамара, рассматривая карточку, продолжила. Эта служба в нашем райцентре находится. И кто это мог сделать?
– Бабушка, Томочка, рассуди логически. Саше не к чему посылать, он ждёт нас в гости, дядя Роман не платёжеспособен, я ещё дома слышала, мама говорила, он ей звонил и жаловался, спрашивал, не подкинут ли родственники немного средств, для его сосуществования.
– Хо, дядя Роман мне и раньше никогда не дарил роз. С чего теперь-то ему раскошеливаться? Тихо рассмеялась Тамара и продолжила.
А ты откуда знаешь? Подслушивала?
– Да, что там подслушивать? Когда разговаривали за столом, перед отъездом к тебе. Он ведь к Саше боится обращаться.
– И что Поля дала ему денег?
С удивлением спросила Тамара. Аля вздохнула и, сменив интонации голоса, подстраиваясь под голос своей матери, произнесла.
– «Куда от тебя денешься, ладно уж, пришлю немного, но это последний раз, устраивайся на работу. Разбаловала тебя Томочка».
Но бабушка ей прочистила мозги, да так прочистила, что мама не знала куда деться, хорошо хоть дедушка за неё заступился. А бабушка сказала, чтобы впредь этого не делала, лучше в детский дом отнести эти деньги, чем ему.
– А почему я не знаю об этом?
– Потому и не знаешь, что все решили тебе не говорить, так бабушка Даша сказала. Только бабулечка, я скажу, что она сказала, но это не мои слова.
– Говори, не обижусь, что я Дашу, что ли не знаю с её высказываниями и её словечки. Что она сказала?
– Она сказала, «Не говорите этой дуре, а то ещё кинется спасать его, с неё станется. С пирогами и котлетами примчится, и деньги ему по всем карманам рассуёт».
– Так и сказала? Тамара рассмеялась под молчаливый кивок Али, произнесла. Нет, я бы не полетела к нему. Я выздоровела от него.
– А бабушка Даша боится, что ещё не выздоровела. Но теперь-то точно выздоровела. Так Томочка?
– Да, да, так, ласточка моя. Но откуда цветы?
– Вот. Наши тоже без повода не станут дарить, а дедушки Гриши нет здесь. Он у нас такой джентльмен.
– Да, Гриша у нас такой, как и папа. Но действительно, повода нет никакого, ни праздника, ни знаменательных дат нет.
Аля вдохнула аромат и с улыбкой наслаждения, произнесла.
– Уммм! Какой запах! Значит, остаётся дядя Боря.
– Интересно. Это ты по запаху определила? И когда успел? И как?
– Бабушка, а телефоны на что? Сейчас и оплата переводится моментально.
– Ты права, Алечка. Произнесла Тамара, занося корзину в гостиную. Аромат и правда, какой. Умм! Божественный! Аля, возьми мой ноутбук, он на кухне, чуть не забыла.
– Зачем?
– Я заеду в фирму, где я работаю, там меня будут ждать, дела заодно разрешу явно, а не через интернет, раз уж я буду в Богородске.
*****
И вот она стояла перед гаражом, хотела открыть его, как к ней подошёл Егоров.
– Доброе утро, Тамара. Произнёс он с улыбкой.
– Конечно доброе утро, вон, как небосвод сияет.
Ответила она, ему улыбаясь и думая, говорить ему спасибо за цветы? Или всё же повременить? Но он снова заговорил.
– Разрешите вам предложить свои услуги, подвезти вас в Богородск.
– Дааа, я и-и-и сама бы…. На своей машине….
– Разрешаем, разрешаем. Дядя Боря, разрешаем.
Громко и радостно произнесла подбежавшая Аля.
– Аля, ну не так же громко, веди себя прилично и вежливо.
– А я и так прилично говорю, дядя Боря, розы ваши такие шикааарррные.
– Для шикарных дам они предназначены.
– Глупо и дорого. Строго произнесла Тамара.
– Почему же? Спросил Егоров.
– В саду ещё много цветов, зачем тратится на такой подарок, эти голландские розы завянут через два дня. Местные ароматнее, но спасибо, розы красивые.
– Надеюсь, они вас порадуют дольше. И впредь буду знать, местные цветы красивее и ароматнее. Правда, милое создание?
Обратился он к Але, та кивнула и потянулась к его уху, скосив взгляд на Тамару, что-то зашептала.
Тамара ещё не могла понять действий Али, хоть и смотрела на неё. Что-то там Аля ему шепнула на ухо, не смогла расслышать, да ещё что-то сунула в руку, или он ей, так и не поняла. Но какой-то обмен произошёл.
– Что за тайны? Спросила она строго.
– Никаких тайн, бабушка, мы даём согласие на поездку с дядей Борей.
Егоров протянул руку Тамаре, а она улыбнулась и хлопнула ему по ладони, но он успел поймать в захват её ладонь, задержал её, а затем подхватил её под локоть и повёл к своей машине, стоящей почти у калитки Тамары.
«Такое действие мне бы надо сделать давно. Подумал Егоров. Лет так, пять назад. Забрав её от мужа идиота, который не ценил такое сокровище, а только использовал. Естественно она не может поверить в мою искреннюю любовь. Но в то время это было не возможно. А сегодня утром, какая она была красивой и обворожительной, и сверкающей. Вся в ореоле света»
Его сердце вновь пропустило удар, как и утром на восходе солнца, когда пить захотелось. И придя на кухню, посмотрел в окно, услышал возглас Али и увидел саму её прыгающей вокруг Тамары, и он от всего увиденного ахнул.
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.