ГЛАВА 4. КАК САШКА УВЕРОВАЛ В ИИСУСА ХРИСТА.
Так и что теперь с того, что тьма под куполом?
Что теперь с того, что ни хрена не видать?
И что теперь с того, что все свечи куплены?
Ведь если нету огня, мы знаем, где его взять.
Б. Г., внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов
Родился отец Александр в 76-м году в обычной московской семье. Мать-одиночка, бабушка и мальчик Сашка – вот, собственно, и вся семья. Отец бросил их, когда Саше не исполнилось ещё четырёх годиков. Встретились мать с отцом в институте и поженились на пятом курсе. Ещё тогда бабушка Маня, женщина необразованная, но мудрая, предупреждала свою дочь Зинку, что ничего хорошего из этого брака не выйдет. Русской девчонке, выросшей в коммуналке на Смоленской, совершенно не место в профессорском доме на Каляевской. Вероятно, то же самое сказали бы своему сыну родители Михаила Соломоновича, но они умерли слишком рано. И страсть победила все доводы рассудка. Впрочем, страсти живут недолго, и с рождением Сашки отношения его родителей разладились. Не совпадали они ни по жизненному укладу, ни характерами, ни темпераментом. Отец был человеком вполне порядочным и, уходя к другой женщине, оставил Сашке с матерью свою квартиру. В новой семье у Михаила Соломоновича всё сложилось как нельзя лучше, и сыном он совершенно перестал интересоваться. Так часто бывает: дети из распавшихся семей никому не нужны. Мать работала обычным инженером в проектном институте, а мальчика растила переехавшая к ним баба Маня.
Когда Сашке шёл тринадцатый год, бабушка заболела и умерла. Ребёнку было неуютно одному в огромной трёхкомнатной квартире, а мать частенько допоздна засиживалась на работе. От деда Соломона осталось огромное количество книг, отец из этой квартиры ничего не забирал. Соломон Моисеевич был профессором марксистско-ленинской философии в МГУ. В книжных шкафах у него стояли несметные сокровища – огромное собрание философов, труды по истории и, как ни странно, целая коллекция богословов. Мальчик начал читать. Кто знает, что бы было, попадись ему какая-нибудь другая книга. Но первой книгой из собрания деда, которую прочёл Сашка, была «Тезисы антропософии. Антропософский путь познания» Рудольфа Штайнера. Возможно, именно тяжёлый гностицизм и мистицизм Штайнера и лёг краеугольным камнем в основание личности отца Александра.
Он начал читать германских философов запоем. За Штайнером последовали Ницше, Шопенгауэр, Гегель и Кант. Мать удивлялась кругу чтения сына. Впрочем, это её не сильно напугало. Зинаида прожила с мужем шесть лет и прекрасно знала, что еврейские дети все сплошь вундеркинды с ранним развитием. Боялась она другого – такого же раннего, как интеллектуального, полового созревания. Но эта черта отца Сашке не передалась. Со сверстниками он вообще общался мало, в классе у него ни друзей, ни приятелей не было. Да и было этому вполне логичное объяснение. Это в конце 60-х все девочки хотели стать балеринами, а мальчики – космонавтами. В конце 70-х были свои приоритеты – модельеры, жёны дипломатов и рок-музыканты. Но Сашка рос в конце 80-х. Его одноклассницы хотели стать валютными проститутками, а одноклассники мечтали о карьере рэкетиров. На Москву потихоньку накатывала травка и дешёвый героин. В школьном туалете постоянно валялись шприцы. Всё это Сашке не нравилось так же, как не нравились времена, в которые ему предстояло пробивать свою колею. Он читал до одури и за два года освоил всю дедову библиотеку. А когда читать надоедало, просто шлялся в одиночку по Москве.
В те годы пьянящей вседозволенности, крушения идеалов и тотальной неразберихи расплодились в нашей стране в огромном количестве всякие «христианские» секты. Все эти «свидетели Иеговы» и «белые братства» имели к христианству не больше отношения, чем автор сей повести к большой литературе. Всё сводилось к банальному отъёму денег у дураков. Адепты сект высматривали на улицах потерявшихся в царившем в стране бардаке людей с подвижной психикой и вербовали их в новую веру. Оказавшись среди «братьев и сестёр во Христе», люди становились зомбированными идиотами и расплачивались за доверчивость всеми своими накоплениями и квартирами. Властям было не до этого, они распиливали страну. И Церковь оставалась в стороне. Лучшая её часть неимоверными усилиями возрождала общины и разрушенные храмы, а господина фон Рюдигера, он же агент КГБ «Дроздов», и его окружение как-то больше интересовали акцизы на табак и алкоголь. Злые языки поговаривают, что в конце своей невероятной карьеры потомок курляндских баронов через свою пассию Гулю Сотникову подмял под себя целый сектор торговли героином, но это уж совсем бездоказательно. Поэтому злым языкам – анафема, а агенту КГБ «Дроздов», специалисту по выявлению и разработке антисоветского элемента из числа православного духовенства, - посмертная канонизация.
Именно в такое время к Сашке, бесцельно бродившему по Пречистенке, подошли две серые, похожие на мышей тётки неопределённого возраста и стали задавать ему вопросы верует ли он в Бога и бессмертие души. Сашке было пятнадцать лет, но был он очень рослым и выглядел на все восемнадцать. Волосы у него были длинные, а глаза совершенно потерянные. Что и подкупило вербовщиц. Знали бы они, что он перед этим несколько часов читал своего любимого Рудольфа Штайнера. «Ну и что?»- спросит любознательный читатель. А вы почитайте любой из трудов великого австрийского философа по антропософии – у вас тоже будет взгляд потерянный. В остальном Сашка был абсолютно адекватен. Поэтому, послушав личных свидетельниц Иеговы минуты две, забрал у них книгу Нового Завета, которую они ему усиленно впаривали, а самим предложил пеший эротический маршрут и указал точное направление.
Вернувшись домой, Сашка поймал себя на мысли, что никогда не читал Библию, ни Ветхого Завета, ни Нового. Личность Христа постоянно мелькала и в философских, и в исторических трудах, которые он осилил. Стало ему интересно. Он открыл Евангелие от Матфея, которым начинается Новый Завет, силой заставил себя прочесть три страницы, дошёл до Нагорной Проповеди и уже не мог оторваться. За полтора дня он прочёл все четыре канонических Евангелия и погрузился в размышления.
Когда умерла его любимая бабушка, он не мог поверить – всё, что от неё осталось, - скромная могилка на Ваганьковском кладбище. А Иисус утверждал, что у Бога мёртвых нет. Мозги от великих немецких философов у подростка изрядно завернулись, поэтому он частенько думал о том, что же нас ждёт после смерти. А Иисус давал на это чёткие и очень логичные ответы. Сама личность Христа завораживала Сашку. Особенно на фоне тех героев, которых предлагал ему сегодняшний день.
Парень задал себе вопрос, почему Иисус был послан с проповедью именно к древним евреям? И здесь ответ абсолютно логичен: а больше некуда и не к кому его тогда было посылать. К рубежу эр все древние евреи поголовно грамотны, включая женщин. У них множество религиозно-общественных течений, всякие там фарисеи, саддукеи, ессеи и зелоты. А что вокруг? Германцы, славяне и балты ходили в шкурах и молились священным дубам в соплеменных дубравах. В центрах европейской цивилизации, в Риме, в Элладе и Александрии жили образованные люди, развивались науки и были свои философские школы. Но всё это, как песчинка, а вокруг – целое море неграмотных, грязных и голодных. Первой европейской страной, достигшей уровня развития древних евреев, стала Дания, в которой обязательное среднее образование было введено в 1815 году. Так что, если Иисус хотел, чтобы хоть кто-то что-то понял из того, что Он говорил, один ему лежал путь – в Иудею.
Ошеломили Сашку и сами канонические Евангелия – они совершенно не похожи друг на друга. Больше всего мальчишку интересовало, что же говорил сам Иисус Христос. Ответ на этот вопрос можно было получить только в Евангелии от Матфея. Человек, писавший эту Благую Весть, явно хотел понять, что говорил Учитель, и старался записывать всё дословно. Поэтому у Матфея Господь сам себе не противоречил. Но кто тогда писал эту книгу? Не Левий точно, потому что с ним Спаситель познакомился гораздо позднее Нагорной Проповеди.
Евангелие от Марка походило на сказку для детей, и из него было совершенно не понятно, что же говорил Учитель. Больше всего расстроил Сашку Апостол Лука: его Благая Весть была написана явно позже, чем Евангелие от Марка и Евангелие от Матфея, и представляла собой компиляцию. Человек, выступавший от имени Луки, явно перевирал слова Спасителя.
Совсем не понравилось Сашке Евангелие от Иоанна. Юношеского максимализма в парне хватало с избытком, и этого автора он готов был подвесить за причинное место. Вместо живого Иисуса и Его проповеди в этой книге явно присутствовала попытка построить церковь Христову, абсолютно ничего не поняв в Его учении.
…………………
У Сашки появилась цель. Он уверовал, что Иисус приходил с проповедью. Не могло быть по-другому. Малозначимое событие в захолустной части Римской империи забылось бы уже лет через двадцать, если бы не было пришествием Сына Божьего. И поддерживать и раздувать миф было некому – христианская церковь стала «дозволенной религией» только в 313 году по Миланскому эдикту.
Больше всего интересовало Сашу, что на самом деле говорил Христос. И он начал лопатить источники. Тут и пригодилась та часть дедовой библиотеки, которой раньше не касался, - труды богословов. С изумлением Сашка узнал, что до нас дошли в разной степени сохранности около двадцати апокрифических Евангелий, за достоверность которых официальная Церковь не ручается. Ещё больше его удивило, что существовал некий Источник Q – гипотетический сборник изречений Иисуса Христа, который авторы Евангелий от Матфея и Луки независимо друг от друга использовали в качестве первообразца и который постоянно фигурировал в трудах ранних Отцов Церкви. Но библиотеки Соломона Моисеевича тут явно не хватало, и Сашка записался в Ленинку.
И первое же открытие сразило наповал. Апокрифическое Евангелие от Фомы содержало 118 высказываний Иисуса, значительной части которых не было в Евангелии от Матфея. В цитатах Иисуса явно ощущалось влияние гностических писаний. Это возвращало Сашку к его любимому Штайнеру.
В Ленинке мальчик просидел целый год, изучая первоисточники, труды Отцов Церкви и известных богословов. Он сделал интересное наблюдение. Чем больше времени проходило с момента прихода Спасителя, чем больше изменений и реформ происходило в Церкви, тем меньше оставалось от Учения Иисуса. Оно перевиралось, забывалось и подменялось церковными догмами, обрядами и умозаключениями людей, которые толковали его весьма по-своему и нисколько не заботились о соответствии изначально заложенному в нём смыслу. По мнению Сашки, ближе всего к Учителю стояло православие. Но и между ними расстояние не меньше, чем от Москвы до Новой Зеландии. Католицизм отдалён от Христа, как Луна от Земли. А протестантизм, желая вернуться к истокам, улетел до самых пределов Галактики.
Совсем рядом с домом нашего героя находился храм Преподобного Пимена Великого в Новых Воротниках, одна из немногих московских церквей, не закрывавшихся в богоборческие времена. Только с 1937 по 1946 год храм захватили обновленцы и стал он кафедрой скандального «митрополита» Александра Введенского. Обновленцы относились к церкви так же «бережно», как к Учению Христову, поэтому крыша прохудилась, стены от проникавшей внутрь и смешавшейся с красками влаги приобрели красноватый оттенок. Патриарх Алексий I в слове, которое он произнёс за литургией в 1947 году, указывая на стены храма сказал: «Люди, которые здесь служили, разучились краснеть. Стены покраснели за них».
К тому моменту, когда Сашка первый раз вошёл в церковь, храм был отреставрирован и удивлял великолепием шехтелевских интерьеров и васнецовских росписей. Несмотря на Вербное Воскресенье, прихожан было не так уж много. Александра пронзил какой-то невыразимый восторг от благолепия убранства собора. Но очень быстро его внимание переключилось с интерьеров и росписей на произносившего проповедь священника. Человек лет сорока пяти со светлым и мудрым лицом объяснял своей пастве, почему Иисус въезжал в Иерусалим не как завоеватель на коне, а как усталый путник на ослёнке. Говорил настоятель очень простыми словами, и становилась понятна и вся бренность мирской славы, и величие той страшной жертвы, что принёс Спаситель во искупление наших грехов. Сашка не смог дослушать проповедь – его душили слёзы, и он выбежал из церкви. Он плакал в первый раз после смерти бабушки.
С того дня для Александра всё радикально изменилось. Христианство не было больше для него философией или учением. Оно стало главной эмоциональной составляющей жизни. Настоятеля храма Преподобного Пимена Великого звали отец Георгий, и Сашка не пропускал ни одной его проповеди. Многое в них мальчик не понимал и через некоторое время, набравшись смелости, стал подходить к священнику за разъяснениями. Отец Георгий уже давно заприметил высокого длинноволосого подростка с горящими глазами и радовался, когда тот задал свой первый вопрос. Настоятеля поразила настойчивость, с которой парень желал постичь слово Божие, и неожиданно глубокие познания Сашки в богословии и истории христианства. Он не навязывал мальчику соблюдение обрядовой стороны, не призывал его к причастию и исповеди, даже не сделал ему выговор за то, что тот крестился двоеперстно. Он просто растолковывал ему смысл библейских притч и своих проповедей. Отцу Георгию нравилось беседовать с Сашкой на богословские темы, он нашёл в нём вполне достойного собеседника.
Где-то через полгода после их знакомства настоятель спросил:
- А ты не хочешь стать пастырем?
Александр долго молчал, а потом спросил:
- А как им стать?
- Сначала ты должен отслужить срочную службу. Богу – Богово, кесарю – кесарево. А когда вернёшься из армии, - поступишь в Московскую Духовную академию, семинарию в Сергиевом Посаде. Это самая лучшая семинария у нас в стране. Думаю, с твоими познаниями в Священном Писании, богословии и истории Церкви ты точно поступишь. Достать тебе буклет для абитуриента?
С этого момента дальнейшая судьба Сашки была решена.
…………………
В школе дела у Александра обстояли так себе. Он слишком сосредоточился на выбранной цели, которую уже считал делом всей своей жизни. Остальное его мало интересовало. Посмотрев на оценки за 1-ю четверть в 10-м классе, мать спросила Сашку:
- Ты вообще в институт поступать думаешь?
- Нет, мам. Я после школы в армию пойду.
- Как в армию?- Зинаида схватилась за сердце, и было от чего.
В последние годы существования Союза и в начале 90-х разница в уровне жизни в Москве и в провинции, даже в Подмосковье, зашкаливала. Страна извивалась в предсмертных конвульсиях. В столице ещё как-то можно было существовать, но уже в тридцати километрах от неё начинался ужас, хаос и полная нищета. Попадая в армию на срочку, ребята из регионов отыгрывались на чмошниках (есть много толкований слова «чмо», одно из них – «человек из Москвы»). Отыгрывались, как могли. Срочную службу в армии для московских парней в то время вполне можно сравнить с русской рулеткой.
Сашка попробовал, как мог, успокоить мать:
- Я отслужу в армии и поступлю в Загорскую семинарию.
- Ну, ты дурак! Нет, ты не дурак – ты идиот! – только и смогла из себя выдавить Зинаида.
Кое-как закончив школу, Александр пошёл работать грузчиком в ближайший магазин. Работа была необременительная и позволяла по-прежнему много читать. Он постоянно общался с отцом Георгием, который стал потихоньку готовить его к поступлению в семинарию.
А в один прекрасный день Сашка случайно познакомился с семьёй своего наставника. У отца Георгия было трое детей, двое сыновей-подростков и шестнадцатилетняя дочь Елена. Никогда ещё Александру не приходилось видеть живого ангела. Теперь он знал, как они выглядят. Елена была худенькая и вся какая-то ажурная. Личико у неё было нежное, глазища невообразимо огромные, черты южные и тёплые. Всё обещало, что девочка, повзрослев, превратится в жгучую красавицу. Особое сходство с ангелом придавали ей длинные и пышные чёрные кудряшки.
До этой встречи Сашка на девочек внимания не обращал, никакого опыта общения с ними у него не было. Поэтому его слова казались до жути прямолинейными:
- Лена, а Вы можете подарить мне какую-нибудь свою фотографию?
- Могу. А зачем Вам?
- Я весной в армию ухожу. Пока буду в армии, я буду думать о Вас.
- Хорошо, я в следующий раз фотографию принесу.
…………………
В армию Сашку призвали весной 94-го. Почившая империя полыхала по периметру. Сильней всего огонь войны разгорался на национальных окраинах, где особенно крепка была дружба народов. В стране воцарилась разруха, коснувшаяся всех сфер жизни. Главной её причиной стал тот жуткий бардак, который образовался у людей в те годы в головах. Во времена гласности и перестройки было сказано много правды. И эта правда оказалась для общества, неплохо построенного на фундаменте из крови и лжи, хуже самого сильнодействующего яда. Эту правду надо было давать гомеопатическими дозами, следя, чтобы она не подорвала основание страны, а её вывалили на-гора огромной кучей дерьма. И в головах у людей наступила разруха. За считанные годы нравственные и моральные нормы, совесть, порядочность, добро и милосердие превратились в давно забытые слова. Правила бал и диктовала моду на мораль аристократия помойки. Эти новые мессии, зовущие доверчивых баранов в очередное светлое будущее, всё измеряли исключительно на деньги. Если же кто-то считал, что не всё продаётся и покупается, его считали хитрецом, набивающим себе цену.
Одним из главных результатов этой всеобъемлющей разрухи стала разруха в армии. Но армия – один из главных государственных институтов. И пусть государство тогда было антинародное, предавшее и разворовывающее Россию, всё же ему были нужны хоть какие-то боеспособные армейские части.
И Сашке повезло. Он попал служить в одну из немногих боеспособных частей, 98-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. Стояла дивизия в Иваново. В ней царила жесточайшая уставщина. Что лучше, уставщина или дедовщина, - сложно сказать. С одной стороны «будешь жить по Уставу – завоюешь честь и славу», с другой – «по Уставу жить – за*****ся служить». Но Александра все эти перипетии не волновали. Он относился к армейской службе, как к тяжёлому, но необходимому послушанию.
К восемнадцати годам Сашка вытянулся до двух метров, был он худощав и широкоплеч, тонкие черты лица достались ему от отца. Но когда выдавали паспорт, он не стал брать отцовскую фамилию Коган, а взял мамину фамилию Попов. Оказавшись в роте, он сразу сошёлся с весельчаком и балагуром Васькой Соколовым из Перми и хитрым хулиганом Игорьком Челяпиным из Челябинска. Узнав, что Сашка после армии собирается поступать в семинарию, Васька с Игорьком не могли вдоволь насмеяться. Поп Попов – это действительно смешно. К тому же, когда Сашка смущался, он краснел, как красна девица, что при его внешности громилы было крайне забавно. Он сразу получил погонялово «Хома Брут» и стал постоянным объектом подтрунивания. Первый раз в жизни у Александра появились друзья-сверстники.
Заводила-Васька уже в конце третьего месяца службы утянул Хому и Игорька в самоволку. Для этого дела в Иваново было настоящее раздолье. Водки – залейся, а девок – по гарему на каждого. Но Сашка сходил в самоволку раз, сходил другой, а потом объяснил корешам, что ему это неинтересно. Васька и Игорёк посмотрели на него, как на больного инвалида, но, поскольку был он по их понятиям «правильный пацан, хоть и из Москвы», это не поколебало их дружбы. А Хома Брут где-то раздобыл Библию и в личное время стал зубрить её наизусть. Отец Георгий объяснял ему, что это пригодится при поступлении в семинарию. Память у Сашки была так себе, но дело потихоньку продвигалось.
Колоритной личностью был Сашкин ротный командир, загонявший их на боевой подготовке вусмерть и выпивший из них всю кровь. Одна фамилия чего стоила – Зловедов. Был Зловедов типичным «пятнадцатилетним капитаном». Так называли в нашей армии офицеров, которые после получения звания капитана не имели никакого карьерного роста. «Пятнадцатилетние капитаны» - люди, конечно, все разные. О таких, как капитан Зловедов, Трофим написал:
Мои друзья – начальники, а мне не повезло:
Который год скитаюсь с автоматом.
Такое вот суровое, мужское ремесло.
Аты-баты, аты-баты.
Афганистан, Молдавия и вот теперь Чечня
Оставили на сердце боль утраты
За всех кого не вывел из-под шквального огня.
Аты-баты, аты-баты.
Жена моя красавица оставила меня.
Она была ни в чём не виновата.
Ни дома, ни пристанища – какая ж тут семья!
Аты-баты, аты-баты.
Служил я не за звания и не за ордена.
Не по душе мне звёздочки по-блату.
Но звёзды капитанские я выслужил сполна.
Аты-баты, аты-баты.
Нас Родина не жалует ни славой, ни рублём,
Но мы её последние солдаты.
А, значит, надо выстоять, покуда не помрём.
Аты-баты, аты-баты.
Однажды на утреннем построении капитан Зловедов заявил, что знает всех любителей самоволок поимённо и пообещал лично их кастрировать и пустить на сало. В этот день Сашка заступил дневальным по роте. После отбоя Хома Брут сидел на тумбочке и зубрил псалмы из Нового Завета. Капитан появился, как обычно, как чёрт из табакерки. Сашка хотел вытянуться и отрапортовать, что в роте без происшествий. Зловедов осадил его и заговорил обычным человеческим голосом, совсем не таким лаем, как он командовал на боевых и строевых:
- Саш, давно хотел у тебя спросить. Ты чего в самоволку не ходишь?
От такого вопроса Александр аж поперхнулся.
- Так ведь нельзя, товарищ капитан, не положено.
- Не положено-то не положено… Это да. Но молодость-то одна, другой уже не будет.
- Это правда, товарищ капитан. Только мне неинтересно.
- А что тебе интересно?- спросил Зловедов и посмотрел на лежавшую на тумбочке Библию.- Пацаны говорят, ты после армии в семинарию собираешься?
- Правда, товарищ капитан.
- Поп Попов, - Зловедов как-то очень по-человечески улыбнулся.- По стопам родительским идёшь, отец, что ли, священник?
- Нет, товарищ капитан. Отца у меня нет, а мама – неверующая.
- Странно… А как же так получилось, ты сам по себе в Бога уверовал?
- Да, сам по себе.
- И ты что, на полном серьёзе считаешь, что Бог есть, несмотря на всё то, что у нас твориться?
- Конечно, есть, товарищ капитан. Просто непостижим нам промысел Господень.
- А ты интересный чудак, Сашка.
После этой беседы Зловедов стал уделять Попову больше внимания на боевой подготовке. В отделении Сашка благодаря своему гренадерскому росту был пулемётчиком, и капитан стал его лично учить обращаться с ПК. Как говорил Васька Соколов: «Капитанище наш Хому Брута уважает. Нас чихвостит, только пыль летит. А духовную особу огорчить боится».
…………………
30 ноября 1994 года алкоголик, популист и ворюга Ельцин подписал Указ № 2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», и началась Первая Чеченская война. 11 декабря правительственные войска вошли на территорию Чечни. 19 декабря начался штурм Грозного.
Во главе страны стояли американские агенты влияния, преступники и банальные ворюги. Руководство Министерства обороны, Генштаба, да и подавляющее большинство армейского генералитета состояло из людей, у которых вместо головы была вторая жопа, а в ней, как известно, мозгов нет.
Боеспособные части в Российской армии были наперечёт. На подходе к Грозному и в боях за город, благодаря «умелому руководству» операцией, они понесли страшные потери, а столица мятежной республики так и не была взята. Новогодний штурм с треском провалился. Вот что пишет об этом один из немногих генералов, к словам которого следует прислушаться с уважением, Лев Яковлевич Рохлин: «Разгром был полным. Командование находилось в шоке. Его главной заботой стали, очевидно, поиски оправданий случившегося. Иначе трудно объяснить тот факт, что на связь со мной никто не выходил. С того момента я не получил ни одного приказа. Начальники словно воды в рот набрали. Министр обороны, как мне потом рассказывали, не выходил из своего вагона в Моздоке и беспросветно пил».
Другой боевой генерал, Геннадий Николаевич Трошев, пишет: «Говорят, инициатива «праздничного» новогоднего штурма принадлежала людям из ближайшего окружения Министра обороны, желавшим приурочить взятие города ко дню рождения Павла Сергеевича Грачёва (1 января). Не знаю, насколько велика здесь доля истины, но то, что операция действительно готовилась наспех, без реальной оценки сил и средств противника, - это факт».
Новогодняя катастрофа была настолько велика, что по всей России стали скрести по сусекам в поиске хоть каких-то боеспособных частей, которые можно было бы отправить в Грозный.
Когда полковник Ленцов, командир 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, получил сразу после Нового Года приказ сформировать из дивизии боевую группу и быть готовым к отправке в Моздок, он сумел собрать из дивизии всего лишь один сводный парашютно-десантный батальон. В него в полном составе вошла рота капитана Зловедова. Уже 10-го января ребята вошли в горящий, разрушенный и заваленный трупами Грозный и поступили в распоряжение Северной группировки войск под командованием генерала Рохлина. Вся Северная группировка состояла из семи батальонов – сводный батальон десантников полковника Ленцова, 74-я отдельная мотострелковая бригада, 33-й отдельный мотострелковый полк и 876-й десантно-штурмовой батальон морской пехоты Северного флота. А брать ей предстояло здание Совмина и Президентский дворец.
12-го января генерал Рохлин поставил командирам частей задачу по карте на штурм Совмина. Начинали штурм десантники Ленцова. В семидесяти метрах справа от здания Совмина, ближе к реке Сунжа, стояла одноэтажная подстанция с тремя оконными проёмами, в которых бородачи оборудовали огневые точки. Она была развёрнута под углом 45 градусов к зданию Совмина, окна выходили прямо на мост через реку. Если вести фланкирующий огонь одновременно из двух зданий, он получался убийственным. В два часа ночи на 13-е января Александр Иванович Ленцов вызвал к себе Зловедова.
- Смотри, Зловед: соберёшь штурмовую группу, двадцать человек, и за десять минут до начала штурма возьмёшь подстанцию. После взятия оборудуешь огневые позиции и будешь контролировать мост через Сунжу до конца боя за Совмин.
Капитан Зловедов исподлобья посмотрел на командира дивизии. Он понимал: поставленная задача – это смерть.
- Ты прости меня, Лёша,- устало сказал Александр Иванович.- Если подстанцию не взять, мы все поляжем при первой атаке. А опытней тебя у меня никого нет. Твоя атака на подстанцию – в 5:15. Вопросы?
- Вопросов нет. Разрешите выполнять?
Зловедов отобрал из своей роты двадцать ребят. Он руководствовался не физическими данными и не личными отношениями. Отобрал тех, кого считал воинами по духу. В число двадцати попал Сашка и его друзья, Васька с Игорьком. Ещё в Моздоке ребята заметили, как изменился их ротный. Он больше не лаял, как натасканная на людей немецкая овчарка, а разговаривал с ними тихо и спокойно, как старший товарищ. Именно так он обратился к собранной наспех штурмовой группе:
- Вот, ребятки, здание подстанции. По моей команде тихо, без криков бежим до неё со всей мочи. Ваша задача – добежать до левой торцовой стороны, которая не простреливается со здания Совмина. Остальное сделаю я. Если кого-то зацепит, - не орать, не кричать, не звать на помощь. Дождаться, когда мы возьмём здание и тихо ползти на исходную, там вас подберут.
Сашка посмотрел на маленькое одноэтажное строение. До него было каких-то двести метров. Даже в зимней форме и со всем снаряжением бежать секунд 30 – 35.
В 5:15 ротный скомандовал, и ребята бросились за ним, стараясь не шуметь. Когда до подстанции оставалось метров сто, чехи в темноте заметили движение и открыли пулемётный огонь.
- Господи Иисусе, спаси и сохрани,- молился на бегу Попов, стараясь как можно сильнее пригибаться к земле. – И друзей моих, Васю и Игоря, защити и сохрани. И командира моего, капитана Зловедова, пощади. Он очень добрый человек.
Господь Бог выполнил просьбу Сашки слишком буквально, и до подстанции они добежали вчетвером. Ребята залегли за глухим левым торцом здания, а ротный метнул в оконный проём ручную гранату. Когда она разорвалась, кинул ещё одну для страховки.
- Всё, ребятушки, быстро залезаем через левое окно. Хоме помогите с пулемётом и боекомплектом.
Внутри подстанции лежало пять мёртвых бородачей. В ближнем к Совмину окне у чехов стоял такой же пулемёт Калашникова, как у Сашки. За него лёг ротный. Свой пулемёт они поставили у противоположного окна. Васька и Игорь прижались к стенам между окнами. Не успели они оборудовать огневые позиции, как их батальон пошёл в атаку на здание Совмина. Больше трети ребят до проклятого дома не добежали. Теперь бой шёл позади зловедовской группы. Десантники ворвались на первый этаж, внутри Совмина началась страшная мясорубка.
В это время на том берегу Сунжи спрыгивали с грузовиков боевики, которых чеченское командование бросило на помощь гарнизону Совмина. Наших атакующих десантников охраняли со стороны площади Минутка и моста через реку Т-72 и БМП-2. Они основательно проредили бородачей, перебегавших через мост. Но длилось это недолго. Сначала в БМП попали из РПО, и она, как пластилин, оплавилась и сложилась вовнутрь. Через полминуты ПТУРС снёс Т-72 башню и внутри танка взорвался боекомплект.
- Ну вот, ребятушки, наш час настал, - Зловедов открыл пулемётный огонь по толпам боевиков, рвавшихся к зданию Совмина.
В самом начале боя Ваське Соколову не повезло. Он не вовремя высунулся из окна, и его поперёк перерезало автоматной очередью. Васька молча упал в оконный проём.
Бородачи быстро сообразили, что огонь из подстанции мешает им пробиться к Совмину, и человек восемьдесят побежало на ребят. Пулемёты – штука эффективная, но всё же кому-то удалось добежать до зловедовской позиции и закинуть в окно гранату. Граната подкатилась к Челяпину. За долю секунды он понял, что либо погибнет сейчас сам, либо они погибнут втроём, и, растопырив руки, накрыл собой гранату. Взрывом его слегка подбросило и разворотило всю грудную клетку.
Только незначительная часть чехов сумели добежать до Совмина. Со стороны моста никого не было видно. На Сашке не было ни царапины. Капитан получил одну пулю в правое предплечье, второй пулей пробило правое лёгкое.
- Давайте я перевяжу, товарищ капитан.
- Не до того, Сашка, не до того,- ответил Зловедов, харкая кровью.- Сейчас они опять попрут. Посмотри, у чехов остались боекомплекты к пулемёту?
Попов порыскал по помещению и нашёл три ленты. Заодно он взял пять оставшихся от прежних защитников здания автоматов.
- Когда они пойдут, стреляй только короткими очередями,- прохрипел капитан.- И вот что, Сашка, ты молитвы какие-нибудь знаешь наизусть? Ну-ка, прочти.
Сашка немного подумал и стать читать 22-й псалом.
- Господь – Пастырь мой. Я ни в чём не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если пойду я долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною. Твой жезл и Твой посох покоят меня. Ты приготовил передо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою. Чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
- И как ты всё это помнишь, сынок? - изо рта капитана текла струйка крови.
- Но Вы же тоже весь Устав наизусть помните!
Больше им говорить не довелось. Через мост переправилось до двух сотен бородачей. Когда Сашка перезаряжал ленту, он увидел, как Зловедов уронил голову и его пулемёт замолчал. Мальчишка подполз к нему, прячась за стенами. На лбу у капитана вздулся огромный кровавый волдырь, в котором виднелось входное отверстие. Попов вернулся к своему пулемёту, перезарядил ленту и продолжил огонь.
В 7:30 в Совмин вошла и окончательно в нём закрепилась 74-я отдельная мотострелковая бригада. Оставшийся в живых полковник Ленцов добежал до здания подстанции, подходы к которому были завалены трупами.
- Эх, Лёша, Лёша…- только и смог вымолвить Александр Иванович и попытался оторвать от пулемёта и поднять последнего живого защитника, младшего сержанта Попова. Полковнику показалось, что тот сошёл с ума, потому что Сашка сам встал и очень громко и отчётливо, ни к кому не обращаясь, произнёс:
- Что же ты творишь, Господи? Ты сам-то понимаешь, что Ты творишь?