Конец зимы. Днем уже тепло, но ночами еще заморозки. Марийке уже 14, и она расцветает с каждым днем, из немного угловатой и худенькой девочки-подростка постепенно превращается в просто красавицу. Но характер… Она всегда ласкова, приветлива, и когда улыбается – невозможно не улыбнуться в ответ этим карим глазам-лучикам. Но за девичьей мягкостью скрывается такое упрямство и внутренняя сила… Когда упрется – не сдвинуть ничем. В кого такая? Хотя да, и папа, а особенно сестрица Тоня…
Ночь. 23 февраля. Молодежь решила отметить. И отмечали, весело, с песнями и танцами, с вином. Маша почти не пила, Сережа тоже. А некоторые ребята умудрились и напиться. Бывает.
Когда большая часть народа уже расползлись по домам, многие парами, парни провожали девушек, и целовались до одури в темных уголках, а оставшиеся решили покататься. И, как бывало и до этого иногда, Сережа с другом залезли в конюшню, запрягли в воз коня по кличке Желтый.
Сначала было весело. Потом, когда уже гоняли по полю, и всех трясло так, что кому-то непривычному к этому стало бы давно плохо, что-то напугало коня. Никто потом не мог вспомнить – что. И он понес. Все спрыгнули почти одновременно. Но не Сережа. Он пытался остановить коня, вскочил и стоял на возу, изо всех сил натянув вожжи, и непонятно как удерживая равновесие. В секунды
Сережа и воз с конем скрылись в предрассветной тьме.
Два друга-одноклассника переглянулись, и не сговариваясь побежали следом. А девочки остались стоять. И тишина. Такая, что давит на уши. Марийка сняла с шеи шарф Сережи, который он ей намотал, чтобы не замерзла. Держала его в руках. И слезы из глаз капали прямо на него.
«Боже», - она впервые в жизни обратилась к Богу, подняла вверх глаза и умоляюще смотрела в черное, усыпанное такими яркими звездами, небо, а губы шептали: – «Боже, прошу, умоляю, Господи, миленький, пусть с ним ничего не случится…»
А потом пошла вперед, туда, где во тьме скрылся ее Сережа. Бережно прижав к груди его шарфик, как самую большую драгоценность в мире.
Прошла совсем немного – отвалившееся колесо. Потом еще одно. Потом – рассыпавшийся, как домик из спичек, воз.
Марийка осела прямо на землю и закрыла лицо руками. Крик рвался из груди, и она, чтобы не закричать, вцепилась зубами в руку. Подруги подбежали к ней, обняли, подняли с холодной мерзлой земли и заговорили наперебой, обе:
- Марусь, все хорошо будет, перестань, ну перестань, слышишь…
Вернулись парни.
- Ничего не видно и не слышно, - как-то виновато сказал один. Второй просто стоял молча и курил сигареты. Одну за другой.
И вдруг… Звук. Потом силуэт. Конь, рядом Сережа, ведет его. Улыбается, как всегда бесшабашно и весело.
Марийка срывается с места, бежит к нему, спотыкается, летит на землю, но Сережа успевает ее подхватить.
Он хочет что-то сказать, но она не дает, обнимает его голову и целует, целует побелевшими от страха дрожащими губами, быстрыми как укусы поцелуями, губы, нос, глаза, все лицо, и что-то бессвязно шепчет, ее трясет, и Сергей сначала просто замирает, а потом - прижимает, обнимает ее с такой силой, что белеют костяшки пальцев. Обнимает так, что, кажется – может ее, такую тонкую, сломать. Обнимает - не оторвать никакой силе. А она вжимается в него. И они замирают. И это так, это настолько…
Все отворачиваются. У девчонок – слезы. Парни, странно, но кажется – у них тоже?