Литр простокваши

               

             В этот день в деревне Кишкино почти не было продуктов. Выдавали так мало за трудодни, что на пятерых (мать с двумя сыновьями и бабка – её мать – с племянницей), фактически, оставались голодными. На пятерых выдавали только литр простокваши.
- Ничего, - подумал Михаил, - затянем живот ремнём, чтобы не просил.
           А вы знаете, как просит желудок еды? Боюсь, что это не все хорошо понимают! Кто-то отдавал другим в ущерб себе, тогда происходили разные, не всегда объяснимые происшествия. Например, он мог легко отдать своему испачканному отходами жизнедеятельности годовалому брату – свою порцию. Мать, вообще, часто не ела и, хотя, ей, работавшей на погрузке и разгрузке телег с навозом, есть нужно было много. Но в деревне жили и местные, которые требовали себе и своим семьям больше продуктов, чем каким-то эвакуированным. Эти местные жили часто в хороших, крепких избах. Они здесь родились, в праве были требовать большего. Пятеро эвакуированных понимали это, не противились. Их иногда приглашали местные побогаче на какой-нибудь праздник, чтобы немного подкормить, при этом давали понять кто есть кто. Михаил понимал это безмолвное неравенство.
        Правда, он был сильно разгневан, когда, вдруг, пропал их небольшой ещё, не до конца выкормленный поросёнок Майка. Эти соседи и раньше не раз предупреждали, чтобы этот поросёнок не забегал на их территорию, где был огород, но семейству Михаила как-то надоело всё время наказывать эту Майку, выдворяя её из чужого огорода. И вот Майка пропала. Беззвучно пропала. Расспросы, поиски не дали результатов. Наконец, стало понятно, что Майку зарезали для еды.
Эти богатые соседи почти всегда приглашали и Михаила на маленькие праздники-застолья, но тут, вдруг, не пригласили. Михаил пришел сам. Поели. Потанцевали. Все смотрели на него с удивлением и жалостью. Парень понял, что лучше бы не приходил на это празднование по случаю съедения зарезанной Майки.
            Где-то через год бабка (мать отца, остававшаяся всю блокаду в Ленинграде) прислала им вызов в Ленинград после победы. Они уехали.
             Когда уже выехали на телеге из деревни на дорогу к Вологде, Михаил понял, что ничуть не жалеет этому отъезду, хотя ему и было стыдно за это.