Нью-Мексико, лето, 1934

Елизавета Орешкина
Модные рестораны, наподобие «У Джека», были не единственными любимыми местами Роберта. Летом Оппи немало времени проводил в «Перро Калиенте», — ранчо, которое братья Оппенгеймеры сняли в аренду несколько лет назад и в которое Роберт приглашал студентов и коллег; вот и в этот раз Роберт Сёрбер получил от преподавателя то приглашение — ещё бы оно было с собой...

Что в том письме было?.. «Отличные края, приезжай!» Кажется, как-то так говорил Оппи, когда звал друзей к себе на ранчо к юго-западу от Беркли.

— Но разве там не сплошные пустыни? — недоумевал Сёрбер, вспоминая, как ехал когда-то по юго-западным землям в Беркли учиться. И вид из окна автомобиля казался молодому человеку каким угодно, но точно не «прекрасным».

— Как же... Скажешь тоже! Там и горы — надо будет непременно покататься по Норт-Тручас, там и озёра, а если дальше к югу спуститься, на пещеры индейцев можно посмотреть, — перебил Роберт тёзку. — Внутрь пещер конечно не пустят местные, но на закате виды превосходные. Да что уж — там пока по дороге едешь, пленки не хватит, чтобы все сфотографировать!

По рассказам Оппи край выходил совершенно сказочной красоты. Но пока что дорога — а ехать пришлось не на автомобиле, а верхом! — не радовала Роберта Сёрбера и его супругу, а лишь изматывала. Солнце светило так, как будто собиралось сжечь весь этот край, с его прекрасными, как повторял Оппи, горами; да и эти лошади — кто вообще придумал на них ездить?

Роберт хмыкнул, переводя дыхание. Он подозревал, что его преподаватель — незаурядный парень, чьи интересы не ограничивались физикой; но Сёрбер, как ни силился, не смог представить этого эстета, «от скуки» выучившего санскрит, чтобы почитать «прекрасную во всех смыслах» Бхагавад-гиту и спорящего о поэзии Китса с ничуть не меньшим азартом, чем о волновой функции, здесь, среди плоскогорий, укрытых тенью скал и желтоватых равнин, на которых до самого горизонта Роберт не мог увидеть ни следа жилья — или хотя бы указателей. «И он в самом деле живёт здесь?»

Сёрбер познакомился с Оппи, когда слушал его лекции в летней школе Анн-Арбора. Он колебался с выбором места, где писать диссертацию — одарённый выпускник рассчитывал на несколько университетов; но, послушав лекции — хотя на взгляд Сёрбера они скорее звучали как литургия — Оппи, который говорил как всегда негромким низким голосом, Сёрбер сделал свой выбор — и не в пользу академически сухого Стэнфорда. Хотя иные причуды преподавателя удивляли — как вот эта любовь к пустынному Нью-Мексико, поразительно отличающемуся от оживленного даже в эти унылые нищие годы Беркли.

Сам Оппи, впрочем, уверял, что края чудесные, что вид на Норт-Тручас, когда солнце заходит за вершины, великолепен, а такого свежего воздуха, как здесь, не бывает и в Швейцарии. Но Сёрбер вспоминал эти описания тёзки скептически. Любоваться красотой «чудесных краёв» не было сил — для этого приходилось бы поворачивать голову, а воздух со всей своей свежестью вызывал на такой высоте одышку. Всё, чего хотели Сёрберы — добраться наконец до ранчо и лежать два или три дня.

— И где здесь это ранчо? Шарлотта, видишь что-нибудь? — Роберт прищурился, пытаясь рассмотреть, что впереди по каменистой тропе.

— Ничего не видно. Кто вообще может догадаться поселиться здесь? — миссис Сёрбер вытерла пот со лба.

— Оппи мог бы, — усмехнулся Сёрбер, вспоминая своего тёзку. Да, странностей у этого парня хватало; чего стоят только те книги по санскриту — и ведь он сам их переводил!

Роберт ещё раз поглядел по сторонам:

— По-прежнему ничего?

— Нет... Полежать бы... — вздохнула Шарлотта. — Ноги отваливаются. Хотя, кажется, там какая-то хибара... И там кто-то есть! Может, спросим дорогу?

— Давай... — Сёрбер кивнул. — Если не так далеко...

До хибары оказалось и правда не так далеко. Но... Почему здесь он?

— О, приехали! А вот и моё ранчо!

— Да, приехали... — устало вздохнул Сёрбер, пожимая руку Оппи. Студент со всем вниманием осмотрелся в поисках чего-то похожего на солидное ранчо с крепкими стенами, с двумя этажами и пристройками — но кроме хибары и загона для лошадей Сёрбер не увидел, как ни силился.

— Вот и отлично, располагайтесь!

Хозяин жилища, как всегда, с сигаретой — неизменным «Честерфилдом», — махнул рукой на хибару и занялся взмыленными лошадьми — на удивление студента, его тёзка действовал так уверенно, словно для него это было рутиной — и не мог видеть растерянность Сёрберов; но, наверно, она бы его расстроила. Слишком уж много восторженных фраз Оппи расписал о здешних горах, юкках и тамарисках — и о доме, в котором проводил лето. «И каждое лето здесь такая жара?» Впрочем, вид на реку внизу, что вилась блестящей на солнце лентой, и правда завораживал. Но... «Ранчо?» Деревянный некрашеный скромный домик, столь разительно не похожий на жильё человека с доходом более чем десять тысяч долларов в год, — этот домик, который выглядел таким ветхим, что развалился бы от первого же ветра — ранчо? Но других построек не было нигде, сколько ни пытался Сёрбер разглядеть; к тому же здесь в самом деле жили — иначе зачем здесь скудная, но не самая дешёвая мебель, ковры на полу?.. Но в остальном домик никак не вязался с тем Оппи, которого Сёрбер видел в Беркли или в Пасадене. Темные бревенчатые стены; грубая печь в углу; шаткая и слишком узкая лестница, что вела на второй этаж к двум спальням, в которых еле помещались кровати; что первый, что второй этаж казались слишком тесными. И как это можно было назвать «ранчо»?

— Вот как... Необычно... — Сёрбер не сразу подобрал слово. Это жильё Оппи совсем не походило на его изящную квартиру на Шаста-роуд...