Глава 176
Пора, наконец, рассказать о причинах моего охлаждения к Марии де Шеврёз. Действительно, ведь она так же, как и я, участвовала во Фронде, и, казалось бы, я должен был поддерживать с ней дружеские отношения, или даже более тесные, которые были у нас в моей и её молодости.
Мария унаследовала весёлый нрав своего батюшки, к этому добавились уроки фривольного поведения, которые ей давал её первый супруг, герцог де Люинь, а затем и второй – герцог де Шеврёз. Отец Марии, герцог де Монбазон, вторым браком был женат на Марии д’Авогур де Бретань, которая была на десять лет моложе своей падчерицы. Две Марии были дружны и интриговали вместе. Мария де Монбазон, мачеха Марии де Шеврёз, была одной из красивейших женщин при дворе Королевы Анны. С этой блестящей брюнеткой могла соперничать лишь очаровательная блондинка, Анна-Женевьева герцогиня де Лонгвиль, дочь принца Конде, сестра победителя при Рокруа герцога Энгиенского, который к тому времени уже унаследовал имя принца Конде и даже стал называться Великим Конде. Эти две дамы непрестанно враждовали. До женитьбы герцога де Лонгвиля Мария де Монбазон была его любовницей, но после его женитьбы переметнулась на герцога де Бофора, которому в своё время Анна-Женевьева отказала. У Анны-Женевьевы не было особой любви к своему мужу, поэтому и его тоже прибрала к рукам Мария де Монбазон. Тогда Анна-Женевьева закрутила интрижку с Колиньи. Инцидент с письмом привёл к дуэли, о чём я уже писал. Лишившись Колиньи, Анна-Жаневьева обратила внимание на меня, а также на Ларошфуко. В этом соперничестве я поначалу одержал верх, но впоследствии настойчивость Ларошфуко принесла ему свои плоды. Поговаривали даже, что сын герцогини де Лонгвиль, Шарль-Парис, был на самом деле от Ларошфуко. Но я-то знал, чей он на самом деле. Герцогиня вынудила герцога де Лонгвиля признать Шарля-Париса своим сыном, приперев его к стенке некоторыми письмами его любовниц к нему, после чего они заключили договор о ненападении и перестали вмешиваться в личную жизнь друг друга.
У Марии де Монбазон и её падчерицы Марии де Шеврёз сложился кружок друзей и поклонников, таковой же кружок сложился и вокруг герцогини де Лонгвиль. Но проблема для них обеих была в том, что они переманивали друг у друга самых знатных принцев и герцогов, и самых галантных любовников. Так была у них битва и за Ларошфуко, и за Бофора, и за других. Анна-Жаневьева, не интересующаяся любовным пылом своего престарелого супруга, всё-таки была уязвлена, что он примкнул к кружку её соперницы.
Наконец во время Фронды эти дамы приступили к борьбе за коадъютора. Мария де Шеврёз опередила Анну-Женевьеву, поскольку хотя и была старше, но герцогиня де Лонгвиль не могла вступить в эту борьбу, поскольку была на последних месяцах беременности. Шеврёз праздновала победу. Хотя Лонгвиль была моложе и красивей всех знатных фрондёрок, Шеврёз была доступней, и это сыграло свою роль. В свой эскадрон соблазнительниц Шеврёз, разумеется, включила и свою молодую мачеху, герцогиню де Монбазон, но во время Фронды она оставалась в окружении Королевы. Поэтому Мария привлекла тяжёлую артиллерию – она ввела в галантный круг свою дочь! Это было слишком!
Я сделаю признание. Дети Марии от первого брака мне были дороги. Да, герцог де Люинь проводил всё своё время в основном в спальне Короля Людовика XIII, Мария тогда страстно любила меня, и у меня имеются все основания считать, что Людовик-Шарль д’Альбер де Люинь, родившийся в 1620 году, был моим сыном, а Анна-Мари, родившаяся двумя годами позже уже после смерти де Люиня была моей дочерью. Мария запретила мне думать о них как о своих детях, запретила настолько категорически, что заявила, что если я когда-либо хотя бы даже при ней наедине намекну на такую возможность, она порвёт со мной навсегда. Я любил их издалека. Но когда в 1646 году Анна-Мари умерла в возрасте двадцати четырёх лет, Мария запретила мне даже быть на её похоронах. Не скрою, я нарушил этот запрет, я явился под видом монаха-францисканца, с опущенным на лицо капюшоном. Но мне показалось, что Мария узнала меня и была крайне недовольна. Мог ли я не прийти?
Во втором браке у Марии де Шеврёз было трое детей. Анна-Мария родилась в 1625 году, она была лишь на три года младше своей сестры, носящей почти такое же в точности имя. Шарлотта-Мария родилась в 1627 году, а Генриетта – в 1631 году. Я не знаю в точности, кто был отцом Генриетты, быть может, также я. Во всяком случае я и к ней относится по-отечески. Но в отношении двух младших у меня нет сомнений. Я имею право озаботиться их судьбой. Что касается Анны-Марии, я приложил усилия для того, чтобы она посвятила себя Богу, так что она стала аббатисой Пон-о-Дам. Я горжусь ей, моей девочкой, хотя судьба отпустила и ей не столь уж долгую жизнь, в 1652 году в возрасте двадцати семи лет Господь прибрал и её. Генриетту я также приобщил к Господу, и она стала аббатисой Жуара, а впоследствии – аббатисой Пале-Рояля. Но Шарлотту-Марию я упустил. Она была молода и очаровательна. В отношении бедняжки Мария де Шеврёз совершила немыслимое. Она представила коадъютору Жану-Франсуа Пьеру де Гонди свою дочь Шарлотту-Марию, нашу с ней дочь, и через неё сама близко сошлась с ним. В 1648 году коадъютор в возрасте тридцати пяти лет положил глаз на двадцатилетнюю Шарлотту-Марию, а заодно постарался заручиться расположением её матушки, сорокавосьмилетней Марии. Я использовал всё своё влияние, я был уверен, что моя Шарлотта-Мария выйдет замуж за принца де Конти. Я поддерживал семейство Конде – Логнвилей – Конти по этой причине! Я уже видел в мечтах своих эту девочку, моего ангела счастливой принцессой де Конти! И что же в итоге? Шевретта стала любовницей Гонди, и свою дочь устроила также! Она до конца жизни так и осталась всего лишь любовницей Гонди, она не вышла замуж! Что с того, что Гонди заполучил кардинальскую шапочку и стал кардиналом де Рецем? Лучше уж быть супругой простого дворянина, чем любовницей кардинала! Так я считаю. А уж судьба супруги достойного принца де Конти разительно должна была бы отличаться от судьбы всего-то лишь любовницы кардинала де Реца!
Я не простил этого Марии де Шеврёз. Она не заботилась о судьбе своих дочерей, и все её дочери, кроме тех, о которых позаботился я, были несчастны. Только к сыну, к Людовику-Шарлю, она относилась с должной материнской нежностью, ему она передала особняк де Люиня, который в дополнение к званию герцога де Люиня составил весьма достойное наследство, что и позволило ему прожить безмятежную жизнь, свободную от интриг и заговоров, не прячась от двора, но и не выставляя себя на показ. Он и сейчас жив, мой мальчик, и я молю Господа, чтобы он послал ему долгую и счастливую жизнь. Но Шарлотты-Марии уже нет в живых. Она умерла в 1652 году, тогда же, когда и Анна-Мария, но ей было всего лишь только двадцать пять лет! Три дочери Марии де Шеврёз не дожили до тридцати! Эти три дочери были и моими тоже! Я не могу простить такого пренебрежения материнским долгом ей, как бы ни была она очаровательна, мила, умна, весела, обаятельна… Боже, кажется, я и сейчас продолжаю любить её, когда пишу эти строки! Нет, мысль об этом разрывает моё сердце! Для чего рождать таких красавиц, и пренебрегать их воспитанием, не заботиться о них, допустить их гибели в столь юном и цветущем возрасте? Мы все ходим под Богом, мы не властны в своей жизни, и не знаем, сколько нам отпустит Господь. Всё это так. Но сделать собственную дочь любовницей одного из своих любовников!.. Это слишком.
Нет, я не простил Марию.
Могу ли я, развративший из мушкетёров и аббатов, осуждать её? Моими любовницами были разные дамы, среди которых и сама Шевретта, и кузина Шевретты, господа де Буа-Траси, и её дочь Мария де Буа-Траси, и герцогиня де Лонгвиль… Что ж, я и сам, как видите, хаживал и матушке, и к дочке. Если мать позволяет дочери быть любовницей своего любовника, то любовник возражать не будет. Поэтому я не осуждаю Пьера де Гонди. Я и сам таков, как он. Но я не хотел бы, чтобы моя дочь была любовницей любовника своей матери. На месте супруга де Буа-Траси я вызвал бы на дуэль господина д’Эрбле и убил бы его. Но супруг её к этому времени уже почил в бозе. Мне, господину д’Эрбле, следовало бы вызвать Пьера де Гонди на дуэль и убить его. Именно так я и намеревался поступить. Но она умаляла меня не делать этого.
Говоря «она», я имею в виду мою дочь, Шарлотту-Марию Лотарингскую. Она была любовницей Гонди, и она его любила. Я не в силах был убить её возлюбленного. Я его ненавидел, и презирал, но собственными руками убить его, зная, что это не принесёт счастья Шарлотте-Марии, я уже не мог. Она умоляла меня простить их всех – и его, Гонди, и её, дочь мою, и свою мать, Марию де Шеврёз.
Я простил только Шарлотту-Марию. Я не простил Гонди, но я пощадил его. Я не простил Марию, я не стал ей мстить, но с этого часа Мария де Шеврёз стала мне чужой.
Впрочем, она сама наказала себя. Её бывший любовник Гонди написал о ней в своих мемуарах, что она поступала со своими любовниками так же, как поступала со своими юбками: «Пока они нравились ей, она брала их к себе в постель, а через два дня с отвращением сжигала их в печи». Вот какую пощёчину она получила от своего бывшего любовника, от любовника своей дочери. Чего же от неё ожидать? Её отец на седьмом десятке лет держал в Дампьере небольшой гарем, куда на Пасху одна и та же карета привозила к нему и исповедника, и не менее пяти милашек, с которыми он развлекался, покуда не привезут новых. Увозила эта карета только исповедника, который освободил старого Эркюля де Рогана-Монбазон от прошлых грехов, но не мог отвратить от грехов грядущих. А его молодая супруга тем временем интриговала при дворе Королевы Анны.
(Продолжение следует)