Даже если я тебя не вижу. часть III главы 6

Ирина Вайзэ-Монастырская
                6

«Никто не знает, как правильно жить… Особенно те, кто любит давать советы… Пора начинать самой следовать своим советам, Надежда!» — так рассуждала я, возвращаясь от Веры уже поздним вечером домой. Мне вдруг стало очень стыдно за себя. «Зачем же я была так жестока со своей бедной подругой? — укоряла я саму себя. — Это в моём мире Камилла Харитоновна получила роль дракона-санитара, это в моём мире она — диктатор и самодур. А в мире Веры — это страдающая женщина и обожающая мать, которая переполнена запасами нерастраченной любви, которая живёт с гипертрофированной потребностью быть нужной и важной, и в то же время легко обижается, ощущая нехватку любви и благодарности в ответ. Её есть за что пожалеть.

А есть ли третий мир? Мир, в котором Камилла Харитоновна — щедрый и добродушный человек с ласковым взглядом, которая никогда не обижается и не обижает? Или, возможно, там она, поджарая, по-боевому настроенная и целеустремлённая мчится по футбольному полю со свистком во рту и флажком в руке? Там она не чувствует себя лишней, там она — самодостаточна и счастлива. В том мире её руководящая и направляющая сила находит своё благородное и полноценное применение. Как же, должно быть, прекрасен тот мир! Мир, где каждый может реализовать свой внутренний, бесценный, жизненный потенциал, а не растрачивает его бестолково по мелочам, в суете, в страхе, в самообмане. Мир, в котором нет условий и условностей, в котором любовь не порабощает и не ограничивает, ибо она независима ни от чего и ни от кого».

Я уже подходила к своему дому, когда огромные капли дождя весьма болезненно ударили мне в лицо. Через минуту вся дорога, ожившая под потоком воды, заблестела в свете ночных фонарей. Чёрное покрывало туч затмило всё небо, скрыв бледную луну и искристые звезды. Природа не поддавалась никаким условностям и желаниям. Она жила по своим законам.
Дождь лил мощной, густой стеной. Бесстрастно-холодная вода мгновенно пропитала одежду, устремляясь к теплу моего тела. В небесах блеснула белая молния, на мгновение явив взору потонувший в ночном полумраке город. Подчинившись яростной силе стихии, всё ниже и ниже сгибались к земле беззащитные ветви деревьев. Под ногами вода пенилась и шумела, заливая асфальтовую дорожку размокшей грязью, стекавшей из наспех построенной клумбы.

Доставать из сумочки зонт уже не было никакого смысла и я, не обращая внимания на образовавшиеся впереди глубокие лужи, помчалась к своему дому. Мне хотелось спрятаться в нём раньше, чем грянет гром. Он застал меня в подъезде, когда за мною захлопнулась тяжёлая железная дверь.

…Дома меня ждала приятная тишина. Ливень безуспешно бился в стеклянные квадраты окон. «Зря стараешься, друг. Но за то, что смыл грязь с моих окон, особое спасибо». Услышав слова благодарности, он успокоился и полил умиротворённо.
Я ещё не успела вытереть мокрое от дождя лицо, как вдруг зазвонил телефон.
 
«Довольно позднее время для праздных разговоров», — подумала я и осторожно ответила:

— Я слушаю.

— Добрый вечер, Надежда! Извините меня, пожалуйста, за поздний звонок, — это был голос Николая. — Я звонил Вам уже несколько раз, но, по-видимому, Вас не было дома…

— Да, Николай, добрый вечер, впрочем, уже наступила ночь. Я только что вернулась от Веры. Я знаю, что Вы с ней говорили...

— Она неожиданно бросила трубку, и я не успел произнести ни слова… А мне нужно было ей столько сказать.
«А время для обсуждения собачьих хвостов всё же нашлось. Два сапога пара!» — со злостью подумала я.

— Я улетаю завтра, на рассвете… Я до последней минуты надеялся, что увижусь с Верочкой, — он запнулся, смутившись. — Но она отказалась. Я не понимаю, почему... Если ей не хочется встречаться... Так бы и сказала.

— Хочется! Николай, ей очень хочется Вас видеть, но, к сожалению, её нынешние обстоятельства никак этого не позволяют. Только поймите верно, у неё нет другого мужчины. Вы действительно затронули её сердце. Я давно не видела такого блеска в её глазах. Вы ей очень нужны… — я прикусила губу. — Мне так показалось… Но что же теперь делать, Николай?

Он заговорил быстро и возбуждённо:

— Я всё понял, Надежда. Для меня было очень важно знать только это. Никакие обстоятельства мне не помешают. Я решил, что делать.

Мне понравился его уверенный тон. В нём определённо чувствовалась дерзновенность характера.

— Что же Вы решили?

— Я написал ей письмо и хотел бы передать его через Вас. Не будет поздно, если я сейчас приеду?

"Ещё одно письмо? — перед глазами возникла кастрюля и плавающий в чернильной воде конверт. — А разве?.." Я открыла рот, чтобы отказаться играть роль посредника, но сердце вдруг участило свой ритм, заставив меня задохнуться. И я, глубоко вздохнув, выпалила:

— Привозите своё письмо!

— Благодарю Вас... Скажите мне Ваш адрес.

"Ну, конечно же, он не мог знать моего точного адреса, если Вера привела его сама," — размышляла я. Моё дедуктивное мышление не подводило меня никогда, поэтому прокравшееся сомнение вселило смутное беспокойство.
Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. К приходу Николая я всё же успела привести себя в порядок, заварить чаю и наполнить пиалы мёдом. Я не представляла, как долго продлится наш разговор, и пожалела, что не припасла кофе. А, впрочем, непрерывно нарастающее волнение вполне его заменило.

Передо мной стоял мужчина чуть выше среднего роста, коренастый и широкий в плечах. Коротко подстриженные под «ёжик» русые волосы уже были тронуты сединой, хотя на вид мой гость казался немногим старше меня. Светло-голубые глаза смотрели напряжённо и взволнованно. От его мокрого зонта и туфель на пороге образовалась целая лужа. Он тоже глянул на свои мокрые туфли и понял, что выглядит смешным. По его обветренному, серьёзному лицу скользнула виноватая улыбка. На сказочного супермена и тем более на мистического незнакомца, он явно не смахивал. Но это нисколько не разочаровало меня, напротив, его смущённый вид поднял мне настроение. 

— Добрый вечер. Извините за позднее вторжение, но...

— Да Вы, я вижу, абсолютно продрогли. Проходите, Николай.  Поговорим на кухне, за чашкой чая, — прервала я его. Мне не терпелось спросить о главном.

Он сдержанно усмехнулся и направился за мной на кухню.

— Спасибо... Мне не холодно. Я дрожу по другой причине.

Я рассмеялась:

 — Вы не поверите, я тоже вся дрожу и вовсе не от холода.

Он ответил мне добродушным смехом, немного разогнав первую обоюдную неловкость.

Присев к столу, я наполнила чашки горячим чаем и придвинула к нему пиалу с мёдом.

— Так быстрее согреетесь. Это мой любимый зелёный чай с жасмином…

Но Николай даже не взглянул на него. Он осторожно вытащил письмо из внутреннего кармана пиджака, расправил примятый уголок конверта и протянул его мне.

— Я всё здесь написал, — он вздохнул. — И буду ждать ответного письма.

— Не волнуйтесь, передам в целости и сохранности, — я перебирала пальцами конверт, лихорадочно обдумывая, в какое надёжное место его положить, но, так и не придумав, прилепила магнитом к холодильнику.

Несколько секунд мы молчали. Чтобы как-то начать наш разговор, я не нашла ничего умнее, чем спросить о его четвероногом друге.

— Я слышала, у вашего отца есть замечательная собака.

— Да. Лет десять назад отец принёс больного щенка домой. Мы вместе выходили его.

— Кажется, Ваш отец был военным?

— Он был военным лётчиком и много рассказывал о своей службе. Вот тогда-то я и полюбил небо.

— Вы любите небо? — я замерла в предвосхищении разгадки нашей ночной тайны. Мне вспомнились слова Веры: «Я тот, который любит небо, но мне необходимо возвращаться на землю!»

— Очень люблю, — он неожиданно широко улыбнулся. И я заметила, каким красивым стало его лицо. — Я с детства мечтал летать, но исключительно в мирных целях. Я — лётчик-испытатель.

Сердце ликующе забилось: "А как же иначе, испытатель, каждый раз рискуя своей жизнью, должен вернуться живым! Не это ли имелось ввиду в разговоре с Верой?"

— Вы давно дружите с Верочкой? — спросил он.

Как мне понравилось его искренно-нежное «с Верочкой»!

— Со школьной поры. Так вышло, что в одном пионерском лагере из года в год проводили летние каникулы. Замечательная была пора! Мы с Верочкой уже как сёстры, — смеясь, ответила я, уже не в силах скрывать эйфории от происходящего. — Мужчины напрасно считают, что женщины не умеют дружить… Николай, Вы, пожалуйста, не стесняйтесь, попробуйте мёд. Этот я всегда на базаре беру. Вкуснейший, акациевый…

Николай отпил немного чаю, но к мёду так и не притронулся. Видимо, он что-то хотел сказать, но никак не решался. Тогда я начала первой.

— У нас с Верочкой нет никаких секретов друг от друга. Но она не успела мне рассказать, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились. А мне ужасно интересно. Раскройте же мне эту тайну, Николай! Я просто умираю от любопытства.

 Он широко улыбнулся и кивнул.

— Это совсем не тайна… Мы виделись с Верочкой всего однажды. Это случилось не так давно. Около трёх недель назад.
«Точно!» — обрадовалась я. Николай продолжал:

— Именно тогда, когда я ехал ночным поездом, чтобы навестить своего отца.

— Поездом?!

— Да, по воле случая мы с Верочкой оказались в одном купе. Она зашла на какой-то станции, когда за окном уже стояла поздняя ночь, но я не спал. Кажется, читал…

Я слушала Николая и боялась шелохнуться. В одно мгновение сердце остановило свой полёт и начало неотвратимо падать вниз, покорно ожидая конца. А Николай воодушевлённо продолжал свою историю:

— С нами в купе ехали ещё два человека, пожилая пара. Они уже крепко спали, и нам пришлось разговаривать шёпотом. Слабый, почти сумеречный свет ночника придал нашему тихому разговору особую таинственность. Мы проговорили всю ночь напролёт, не отрывая взглядов друг от друга. Я был просто околдован красивыми глазами Верочки. И сейчас сознаюсь Вам, что это была самая сказочная ночь в моей жизни. Она пролетела как одно мгновение, хотя мы ехали очень долго. Я помню, какое-то время шёл такой же дождь. Он бился о стёкла, сливаясь со стуком колёс… — Николай задумался и улыбнулся, но тут же смущённо кивнул и продолжал: — Рано утром мы успели наспех обменяться телефонами и расстались на вокзале. Её встречали родители, и мне было неудобно подходить к ним.

Я медленно встала и, вытянув из-под магнита письмо, положила его на стол возле Николая.

— Возьмите Ваше письмо, — разбитым голосом сказала я. — Оно не для моей подруги Веры.

Николай резко подался назад.

— Как это понимать?

— Моя подруга Вера уже лет десять никуда не ездит, тем более поездами. И живёт она со своей одинокой матерью, без отца. Это была не она, Николай.

— Но она сказала, что помнит меня...

— Не Вас, к сожалению, а другого. Она ждала его, но позвонил не он, а Вы. Она настолько потеряла голову от счастья, что сама не заметила, как ошиблась. Она приняла Вас за другого.

— Я не верю в такие совпадения! Мне Верочка дала Ваш телефон.

— Видимо, Ваша знакомая была другого мнения о той ночи и, не желая продолжать знакомство, записала придуманный ею номер, который по нелепой случайности оказался моим. Мне очень жаль, но обстоятельства сложились именно так.
Меня снова знобило, и я удручённо обхватила голову холодными пальцами.

Николай долго молчал, изумлённым взором уставившись на конверт, и неосознанно гладил его дрожащими пальцами.

— Этого не может быть, — выдавил он. — По телефону я узнал её голос. Я должен увидеться с ней.

— Николай, я не позволю Вам подвергать мою несчастную подругу такому испытанию. С нею нельзя играть, она всё воспринимает всерьёз. Вы убьёте её, ввергая в кромешный ад.

— Каким образом?

— Вы разобьёте ей сердце. Ей нельзя знать о нашем разговоре. Пусть она сохранит в своей памяти только доброе и светлое чувство, которое Вы вызвали у неё. Надо дать окрепнуть её возрождённой вере в себя и в людей. Пройдёт время, и она обязательно будет счастлива с другим.

— С другим... — повторил он тихо и отвернулся.

И тут же он, этот взрослый, бесстрашный мужчина с проседью волос на висках, поднял глаза и, глядя на меня в упор, неожиданно вдохновенно и горячо, словно юнец, воскликнул:

— Я хочу, чтобы не кто-то другой, а я, именно я был рядом с ней!

В считанные секунды он разительно изменился. От его смущения и след простыл. Плечи расправились и напряглись, отчего Николай стал ещё крупнее, точно свинцом налитый.

— Мне необходимо увидеться с ней.
 
Я покачала головой.

— А Вы знаете, что у Веры есть семилетний сын? Вы подумали о нём? Ведь мальчик мечтает об отце, а не о дяде с шоколадкой… — нашла я ещё один веский довод.

Но Николай неожиданно ласково ответил:

— Я знаю. И очень этому рад. Я давно мечтаю о сыне… А если это ребёнок моей любимой женщины, значит и мой тоже.
Говорил он мягким, грудным голосом, но звучавшим непреклонно и решительно.

— Поверьте, у меня к ней самые серьёзные намерения! Чтобы объяснить моё отношение к Верочке, позвольте мне рассказать Вам о своём друге. 

Я уклончиво пожала плечами.

— Мой друг, учитель и напарник, лётчик-испытатель с многолетним стажем, был лет на десять старше меня и считался лучшим в нашем братстве. Он был пилотом, как говорится, от Бога… У него не было семьи. И на эту тему он любил повторять, что ничего важнее самолётов в его жизни не было и не будет. Никакие житейские хлопоты и суета не мешали его рассудку, никто на Земле не держал его на верёвочке, поэтому и летал он так легко и свободно, сполна отдаваясь своей единственной страсти — небу. Но однажды в день своего рождения он, впервые жутко напившись, признался мне, что часто видит во сне свою первую любовь — девочку из параллельного класса, такую необыкновенно красивую, словно из параллельного мира. Он боится к ней подойти и стоит, замерев, счастливый уже от того, что видит её. Волшебный сон бесследно улетучивается, когда он просыпается и вспоминает, что она уже давным-давно замужем за другим. И ничего изменить нельзя, — взгляд Николая стал задумчивым и тяжёлым. — Это был последний его день рождения. Полгода назад моего друга не стало. Он погиб в небе. И дело было вовсе не в машине. Как определили эксперты, всё работало исправно. Просто у него в полёте остановилось сердце. И я понял, что, в сущности, он был очень несчастным человеком, пытавшимся со скоростью света умчаться от самого себя. Но сердце не обманешь. Оно не выдерживает одиночества.

— Но ведь это просто совпадение! Это не та Вера! — я была готова кричать от досады. Как же мне хотелось ошибиться!
Николай не унимался.

— Поймите же, Надежда! Мне нужна Вера! — отвечал он непоколебимо, но вдруг ударил себя по лбу и, будто озарённый, воскликнул: — Такие совпадения не бывают случайными! А может быть, судьбе было угодно так случиться, что всё переплелось? А иначе как бы мы встретились? А если именно Ваша подруга и есть та, одна единственная, которую я искал, а той попутчице я вовсе не был нужен?.. А для меня так важно, чтобы кто-то на Земле ждал и верил, что я вернусь.
— Но Вы общались-то с Верою по телефону всего пару раз! Вы её не знаете!

— Какое это имеет значение? Она была счастлива, и я тоже! Если у меня есть хотя бы один шанс, я не намерен отказываться от него!

— Шанс?

Как же были знакомы мне эти слова! Моё сердце дрогнуло.

— Подождите минутку.

Я принесла фотоальбом и выбрала фотографию двухлетней давности, запечатлевшую мой день рождения. И, передав снимок Николаю, спросила его:

— Вы видите здесь Веру?

Он облегчённо улыбнулся и ткнул указательным пальцем. Среди шести изображённых на снимке женщин незнакомец, не задумываясь, указал на Веру, сидящую немного в стороне. Она, словно, в последнюю секунду тоже решила попасть в кадр и подалась вперёд, изображая озорную улыбку на лице. Я удивлённо рассматривала её, будто впервые увидела такой: открытой и бесшабашной.

— Ведь это Вера? Это она? — повторил Николай, не сдерживая своих эмоций.

— Да, — неуверенно ответила я.— Я не знаю, как найти этому объяснение, но «всегда есть смысл надеяться и не упускать свой шанс». Давайте Ваше письмо. Я передам его моей подруге Вере.

…Николай ушёл поздно за полночь. Я долго и неподвижно стояла у окна. Дождь продолжал моросить, то усиливаясь, то утихая, и тяжёлыми слезами стекая по стеклу.

— Мы ехали долго. Нам дождь повстречался
  И долго в оконные стекла стучался,
  Угрюмо пророча печаль…

Я неосознанно бормотала стихи Брюсова, и повернувшись к столу, взглянула на конверт, оставленный Николаем. Читать чужое письмо я не собиралась. В моей голове сумбурно носились мысли, но я была не в состоянии понять их смысл. Приходилось напрягаться, чтобы вспомнить, что же такого важного связано с этим письмом? Это состояние длилось до тех пор, пока я не взяла конверт двумя руками и вдруг… круг замкнулся. «Письмо, которое ночной гость обещал оставить у меня для Веры. Вот оно! Он говорил именно об этом письме, а не о том, которое утонуло в кастрюле. Он же не сказал, когда оставит его у меня и при каких обстоятельствах».

Дождевые капли неожиданно громко ударили по стёклам, и я вздрогнула, невольно повторяя слова: «Угрюмо пророча… Он всё напророчил… Но такого переплетения событий предвидеть невозможно! Разве только, если этот незнакомец…» Мысли опять вихрем закружились в голове, нарушая ход логической цепочки. «О чём это я? Что же я забыла? Ах, да, надо подписать письмо!» Продолжая держать конверт, я зашла в спальню и присела у своего столика.

Я снова вернулась мыслями к странному ночному свиданию. «С кем же я была той ночью?  С кем были Вера и Люба? Нет, конечно же, Вера была с другим. А Николай — это всего лишь случайное совпадение. Они оба хотят выдать желаемое за действительное… И Люба… Ах, несчастная моя Любаша! Не только её тело обезображено шрамами, но и душа безнадёжно искалечена… Безнадёжно? Я ничего не понимаю… Но Он обещал, что она будет счастлива… Он обещал нам всем… И где же всё-таки мой портрет?..»

Мои мысли то сбивались в спутанный клубок, то ускользали, не позволяя сосредоточиться. Как только мне казалось, что я близка к разгадке какой-то великой тайны, моя память, словно видеоплёнка, обрывалась, экран видений гас, и я, уставившись на конверт затуманенным взором, ощущала дезориентацию в пространстве и во времени. Окончательно измучившись, я написала непослушною рукой на конверте: «Письмо для Веры!» и положила в ящик своего письменного стола. После этого, сонная и изнурённая обрушившимися на меня за день событиями, я повалилась в постель и мгновенно уснула.

продолжение следует...
http://proza.ru/2023/09/26/1466