* * *
В горнице у князя сумрачно, окна небольшие, помалу света пропускают. По летнему времени открыты… Потолок лазоревый, алыми цветами расписанный, столб опорный в один цвет с ними. Вдоль стен лавки протянулись. Отдельно – стол княжеский со стульцем золотым…
- А что, княже, - Афанасий доспеха не снял. – Не послать ли за попом? Дело оно вон какое… Поберечься бы надобно. Ох, зря ты бронь скинул!
Дмитрий Святославович только фыркнул:
- Попа? Его дело в колокола звонить, о земном же я позабочусь… Бронь? А ты на что? Гляди зорко!
Потом Федору с Иваном кивнул:
- Развяжите его, черти. Ишь скрутили, ровно торок. У татар, что ли, выучились?
Развязанный незнакомец стоял неподвижно, только иногда потирая руки. Князь опять кивнул им:
- Станьте-ка сторожей у дверей. Чтоб никаких ушей не было!
Дружинники вышли. Они надеялись услышать, что будет происходит в горнице, но толстая дверь глушила все звуки… Некоторое время они стояли неподвижно. Потом искушение начало одолевать их. Федор сжимал зубы, Иван вздыхал… Потом искус стал и вовсе неодолимым. Иван протянул руку к двери:
- Друже, ты как хошь, а я…
Дверь вдруг словно сама открылась. На пороге показался воевода.
- Кто у нас в погребах сидит?
- Так… Это… - неуверенно начал Федор. – С прошлого полону, значит, сотник. Выкуп ждет. Потом это… смердов сколько-нито… Потом новогородский…
- Кто?
- Ну этот… с Новгорода. На торжке посадских мутил. Сказывал, что пора-де вече вспоминать, штоб как у них было. Новгород-то, он сам решат, какого князя звать, а какого и гнать можно…
- Закрой рот! – испуганно цыкнул Афанасий.
Потом подумал.
- Добро. Этого не жаль. Тащите его.
В горнице их явно заждались.
- Где вас нечистый носит, - буркнул Дмитрий Святославович, - Дело стоит. Ты, што ли, с Новгорода?
Спрашиваемый кивнул.
- Ну слушай слово мое. Вина твоя велика, но я милостив. Сослужишь мне службу – прощу. Иди тогда на все четыре стороны.
Князь помолчал. Потом показал на стол.
- Вот серьги волшебные. Надень-ка их.
Посмотрел пристально.
- Нет? Голова с плеч! Моя земля – моя расправа!
Новгородец вздрогнул, вздохнул. Стала нарастать тишина… Но тут он резко махнул рукой, решительно подошел к столу, перекрестился и взял серьги. Волхв подошел, помог надеть… Лицо у новгородца стало недоуменным… Вдруг он скривилось:
- Голос! Голос!!
- А ну тихо, полуумок!! – рявкнул Дмитрий Святославович. – Говори толком!! Что?!
- Голос! В голове! Голос!
- Что голос?!
- Бает голос!
- Что бает?!
- Бает, я голосом его буду. Все, цто он баять будет, я повторять буду. У него серьги надеты, - новгородец показал на волхва – он нас слышит. У меня серьги надеты, я за него баять буду.
Князь удовлетворенно вздохнул:
- Ага. Значит, толмач будешь. Теперича столкуемся…
Внезапно откуда-то донесся истошный женский крик. Потом еще один… Князь побледнел:
- Неужели? Господь Вседержитель, началось! Уйдите все! Молится буду, чтоб Бог наследника даровал.
Все заторопились к выходу. Воевода вдруг остановился:
- Княже, так что делать-то?
Дмитрий Святославович на мгновение задумался.
- На пасеку отправляйтесь. Сидите там. Припасы возьмите. Сами видите, недосуг нынче. А тому старому пню скажете, чтоб принял достойно! И ежели жить еще хочет, чтоб как колода нем был! Эй, дружинники мои, стерегите волхва с толмачом крепко!
И уже когда на пороге все были, позвал:
- Воевода! Погодь. Подойди.
И тихо ему на ухо:
- Смотри, Афоне! Уйдут – головой ответишь!
* * *
На пасеке они все больше молчали. Иван сунулся было с расспросами, да Федор одернул:
- Княжеское это дело. Не лезь.
К вечеру прискакал воевода. Вроде как припасы привез, но дружинники понимали – проверяет…
Вид у воеводы был хмурый.
- Мучается наша княгинюшка, Настасья Ярославовна, - вздохнул он. – Никак разродится не может. Попы уже весь ладан искурили, служба за службой идет. По всей усадьбе все двери растворены, все узлы развязаны… Князь уж за ворожеями послал. Беды боимся.
Повисло молчание…
- Он бает, - новгородец вдруг показал на волхва, - цо помоць может…
Воевода с сомнением посмотрел на волхва.
- Ты?
Потом головой тряхнул решительно:
- А-а, семь бед – один ответ! Поехали. Поможешь – радость будет, а ежели княгиня Богу душу отдаст – все одно князь никого не помилует.
Князя они застали в молельной. Дверь была приотворена и еще издали они услышали прерывающийся голос:
- Господь Наш Исусе Христе, мати Пресвятая Богородица! Даруйте исцеление рабе Божией Настасье, дайте ей от бремени разрешение благополучное… Даруйте!!
…Воевода нарочно громко потопал ногами.
- Кто там? А? – как-то заполошно крикнул князь.
- Я это, княже. А со мной волхв утренний. Грит, помочь может.
Дмитрий Святославович вышел им навстречу. Был он впросте – без ферязи, волосы взлохмаченные, глаза скачут ровно зайцы испуганные.
- Можешь? Помоги! Одарю!!
- Он бает, ему нать княгиню зреть, - новгородец ровно прощения просил у князя, - И сума ему потребна, та, заплецная.
Князь потерянно взглянул на него:
- Она же там.. В рубашке одной…
- А инаце не сможет.
Дмитрий Святославович думал един миг.
- Господи! Прости меня! Не похоти ради, а ради живота спасения… В бане она! Туда идите. Скажите, я велел. Да лицо, лицо-то ей закройте… Стой, а ты куда?
- Так я ж глас его есть…
- О, Господи Владыко наш! Я и запамятовал…
Подумал еще миг.
- Вы двое, - кивнул дружинникам, - у дверей встаньте. Чтоб никто и ничего!
Кивнул волхву.
- Тот грех, что жену мою нагой увидишь, Бог тебе простит. Но помни, она жить будет – ты жить будешь! Моя земля – моя расправа! А ты…
Повернулся к новгородцу.
- Ты, рожа бесовская, зенки-то свои завяжи и в угол сядь! Тебе там глядеть не на что! Чтоб баять, глаза не надобны! Доглядите за ним.
Еще издали они увидели как в княжую баню вбегали и выбегали черные сгорбленные фигурки… В предбаннике новгородец завязал глаза, Федор с Иваном проследили, чтоб не словчил. Волхв взял его за руку и они шагнули в парную. Дружинники вышли во двор.
- Стойно перед сечей, - пробормотал Иван.
- То правда, друже, - буркнул Федор. – Господи Исусе, скорей бы уж…
Иван не в силах стоять спокойно, начал прохаживаться… Федор рукавом рубахи чистил шелом… Казалось, что все замерло…
Банная дверь вдруг распахнулась так, ровно по ней порок ударил. Из нее птицей вылетела бабка и стремглав кинулась куда-то в темноту. Дружинники переглянулись… Ворвавшись в предбанник они явственно услышали детский плач. Федор шумно выдохнул и широко перекрестился:
- Господь Вседержитель! Родила!
Иван тоже шумно вздохнул. Больше всего его радовало, что гроза миновала…
- Я где вам быти велел? – они и не заметили как в предбанник князь пожаловал. – Место бегать удумали? Неладно то…
Прошел мимо, в парную. Побыл недолго, а вышел – лицо ровно солнце сияет.
- Ну, ребятушки, всех прощаю! Сын у меня! Сын!! О, Господи Владыко живота моего, Свершилось!! Ангела Господь в помощь послал!
Истово перекрестился и уже другими голосом, поскучнее:
- До утра тут будьте. Сейчас велю, чтоб кошмы принесли. Утром дальше будем думать.
Ушел. А на пороге парной показался волхв. В одной руке сума, другой вел новгородца. Тот сразу повязку снял, выдохнул и на лавку ближнюю сел.
- Ну, Бог спас! Бает, цо и княгиня и княжиц жить будут.
Волхв тоже сел, в суме копаться стал. Федор невольно удивился ее двум большим заплечным ремням. «Ладно так носить ее…» - подумалось мимоходом.
Иван не вытерпел:
- Чего содеяли-то?
Новгородец руками развел.
- Мне ж глаза затмили. Сел, где пришлось. Угол, не угол – не вижу. Он бает, я повторяю. Ровно птица вещая. Он снацала всем от княгини отойти велел. Потом воды горяцей потребовал… Потом цем-то звякать стал, стойно железом… Потом … Ровно льдинки лопаться начали… А княгиня все стонет… Потом однако перестала…. И вдруг как крикнет!... И тут княжиц заплакал…
- Тебя как звать-то?
- Михаилом крестили по архангелу.
- Ну а меня – Иваном, значит. А вот его – Федором.
Федор усмехнулся:
- Чую я, Мишук, долгонько нам с тобой вместях быти.
* * *
Из трубы княжой поварни дым повалил, по двору слуги забегали. Дело ясное – пир будет. Князю Бог наследника даровал…
Волхва с Мишей понову в горницу потребовали, а Федора с Иваном опять сторожей у двери поставили. Иван не выдержал:
- Эх, друже, опять мы тут торчим, невесть зачем, ровно бабы каменные в степи, али кони у коновязи. Да разве ж мы кони, чтоб нас понукать только, а в дом не пускать? А?
Федор опасливо глянул на него, но промолчал. Иван хотел еще что-то сказать, но дверь в горницу открылась. Новгородец появился, рукой махнул:
- Пошли, князь зовет.
У Дмитрия Святославовича губы в полоску сжаты.
- Ну вот что, дружинники мои, верные… Слово мое крепко. Я от него не отказчик. А потому ходить ныне сему волхву по княжеству моему невозбранно, травы-коренья собирать, на грады и веси смотреть… А вам охрану нести, глядеть зорко, чтоб урону никакого не было…
«Охрану али стражу?» - мелькнуло у Ивана.
-… Припасу вам дам, коня доброго, телегу… Потом что надобно моим словом брать будете.
Федор вдруг взвыл:
- Ослобони, княже! Баба у меня тут! Не мочно мне!
Дмитрий Святославович брови сдвинул:
- Ты, что, собака, забыл с чьей руки кормишься?!
Потом, однако, решил в честь праздника грозу не пускать.
- Федор, полуумок ты! Я ж тебя не в набег посылаю, не сторону дальнюю… Ты ж дружинник, а не пень трухлявый, что в землю врос. Отправляйся, вот мой сказ!
И уже когда все уходили, поманил его:
- Федоре, погодь. Подь сюда.
И на ухо:
- Уйдут – головы снесу!
Поехали. Волхв с Мишей впереди на телеге. Федор с Иваном сзади, верхом, в бронях, при оружии.
* * *
Дмитрий Святославович городов с их боярами не любил. Ну их к лешему. Начнешь прижимать, так к соседу сбегут. А то возьмут да на пиру отравят, греческим побытом. Или еще хуже – посадских возмутят. А те, хоть и гнуты порядком, а все ж про дедовские вольности еще помнят…
Оттого и усадьбу свою князь подале выстроил. И вели от нее к граду Березовцу две дороги. Одна дальняя – полями, иная, ближняя – лесом. Только по лесной мало кто ездил. Сказывали старые люди, что когда-то сидели на ней лихие молодцы. А атаман у них свистеть умел так… Лошади падали. Оттого Соловьем его прозвали. Потом дружина Соловья из лесу вышибла, на месте вертепа разбойничьего монастырь поставили, а память-то все одно осталась… Хоть и далеко-то полями, а все оно спокойней как-то…
Ну а им это на руку было. Меньше путников – меньше глаз да ушей. Поехали по лесной.
К монастырю добрались к вечеру. Ночевать там и не думали. Лето. Найду келью и под елью… Миша мимо правил. Так что того монаха, что неторопко им навстречу шел, они споначалу даже и не приметили. Только Иван крикнул, озоруя:
- Эй, чернец, пошто в обитель не торопишься?
Монах остановился, поглядел на них:
- Ох, братия… Отец игумен который день зубами вельми скорбен… Оттого и ярится яко бабр лютый… Посохом вот употчевал… Ох…
Монах передернул плечами:
- Пожду вот до тьмы, а там даст Бог и войду неузнанным.
Федор покачал головой:
- Ладно было б вам ворожею сыскать, да… невместно то выйдет. Слухи, толки пойдут… Эх… Ну, поехали!
Миша неожиданно потянул вожжи:
- Други, стойте. Он бает, цо поможет игумену.
Иван уже тронул коня.
- Поехали!
- Братия, постойте! – Монах очень быстро очутился около них и уцепился за грядку телеги. – Милосердны будьте! Врачуйте души, а також тела. Так Спаситель наш заповедовал…
- Экой ты…
Все поняли, что чернец не отстанет.
Снова в путь отправились уже утром, не рано. Пока благодарственный молебен служили, пока баню топили, пока излеченный игумен их рыбой с брусникой да квасом потчевал – время и прошло. Да и не хотелось в ночь ехать…
Солнце уже припекало, но в тени, под деревьями того не чувствовалось. Ехали уже все на телеге, бронь и оружие в нее сложив, коней сзади привязав. И как-то так легко было… Тепло, не жарко, лес вокруг мирный, зеленый… Толковали о пустяках. Где какие кони лучше, где грады больше, да где девки краше… Волхв помалкивал, но было видно – слушает внимательно.
Вперед особо никто не смотрел. Да и откуда тут встречным взяться, на лесной-то дороге… Так что вершник, вырвавшийся из-за поворота, чуть не сшиб их коня.
- Стой, дьявол, куда?!
Вершник дико взглянул на них. Без седла, босой, без шапки… Лицо – словно чудище какое увидел.
- Та-та-ры-ы-ы!!! К князю надобно!!
Шарахнулся в сторону и дале кинулся, только пыль от копыт на дороге осталась.
Все молча смотрели ему вслед.
- Так, - медленно проговорил Федор. – Набег выходит.
Они никак не мог понять что сейчас ему надо делать. А делать что-то было надобно! Он надел бронь, шелом, подвесил саблю, отвязал коня… Внезапно резко тряхнул головой:
- Иване, отвязывай коня. Вертаем назад. Мы князю надобны.
Миша кивнул на волхва:
- Он прошает, а мы цо града не увидим?
Федор нахмурился:
- Ежели татарве окорот не дать, то мы ни токмо ни единого града, ни единой веси не увидим! Все дымом изойдет! Гибель идет! Поворачивай!
Миша соскочил с телеги, стал заворачивать коня и вдруг застыл:
- Он бает, цо помочь может. Есть у него дудка волшебная. От той дудки лошади дикие становятся, в страх приходят, вершников не слушаются, на землю бросают… Да и людям невесело делается… Только дудка у него там спрятана, где вы с ним повстречались.
- Мели, Емеля, - Иван был уже в седле, поправляя саблю. – Поехали, скорее надобно.
- Погодь! – Федор что-то соображал. – От нас двоих князю невелика подмога будет. А вот если… А ну айда на ту речку!