2
В прокуратуре было заведено уголовное дело и меня несколько раз вызывали для дачи показаний. Следователь всё быстро конспектировал в своём блокноте, дотошно расспрашивая о завуче и пытаясь восстановить все мельчайшие события моей страшной истории. Но ни одним словом я не упомянула ни о самом первом, случайно подслушанном мной разговоре между завхозом и завучем, ни о последовавшем затем наглом насилии, ни о постоянных угрозах завуча. Я просто придумала рассказ, как я стала случайным свидетелем издевательств над старым кладовщиком, как оказалась вместе с ним запертой в складском помещении и как нам чудом удалось спастись, а затем спасти и маленького ребёнка. Всё, что пережили мы со старым ветераном, наши признания и покаяния, страхи и слёзы — всё это останется нашей маленькой тайной, навсегда изменившей мою жизнь.
Во время очередного нашего разговора я, теряя терпение, возмущённо спросила:
— Я уже всё Вам рассказала! Сколько можно меня допрашивать? У меня в больнице ребёнок плачет.
Он уставился на меня, продолжая медленно перебирать пальцами шариковую ручку.
— Надежда Романовна, мы приглашаем Вас сюда не чаи распивать! Вы, как единственный свидетель, обязаны помогать следствию! — резко выпалил он и встал. — Я узнал, что в Вашей школе за последние два года пропало несколько детей. Почему учителя не забеспокоились? Неужели никто ничего не замечал?
Я потрясённо смотрела на него.
— А там были ещё и другие дети?.. — заикаясь спросила я, не зная, как выговорить эти страшные слова.
Следователь понял мой вопрос и с тяжёлым вздохом кивнул.
— Да. На заднем дворе этого дома были обнаружены несколько захоронений. И собранная в подвале детская одежда указывает…
Я вскочила, сотрясаясь в рыдании. Как же я боялась получить подтверждения своим догадкам!
— Я не желаю больше ничего слышать о нём! — кричала я, — Он убийца! Он маньяк! Сумасшедший маньяк! И никто этого не видел и не знал! Он так виртуозно скрывал это, что никто ни о чём не подозревал! Ему даже предлагали новое место в министерстве культуры и образования! А ведь дети его боялись! Детей не обманешь! Они лучше распознают ложь и лицемерие! Но кто же к ним прислушивается? Напишите об этом в газете! Обязательно напишите!
Единственным моим желанием было предупредить и предостеречь общество, в который раз призвав его не формально, но более внимательно присматриваться к личностям, которым мы доверяем наших детей, стать ближе и внимательнее к собственным детям, уметь слушать и слышать их…
Но он не слышал меня. Перебирая какие-то документы в своей папке, он вдруг поднял палец.
— Да, вот ещё что… В подвале погибшего была найдена коробка с новым компьютером и видеоаппаратурой. В ходе следствия было установлено, что эта аппаратура из Вашего кабинета, которая накануне была объявлена пропавшей. Заявление о пропаже было подписано двумя свидетелями: …э-э секретарём школы Ядвигой Воль-фо-вной гм… и… самим погибшим. Вы были единственной подозреваемой в этой краже, так как ключи были сначала у Вас, а затем у секретаря, которая сразу же при свидетеле положила их в сейф… — он усмехнулся. — По крайней мере так занесено в протокол. Вам крупно повезло, Надежда Романовна, что эта аппаратура нашлась, иначе Вам бы пришлось отвечать по закону. А это подсудное дело…
— Я ничего об этом не знала…
— Заявление было получено накануне праздника Дня Победы. Мы решили обождать, чтобы не портить никому торжества. И правильно сделали, видите, как всё разрешилось. Итак, это дело теперь закрыто. Всего хорошего.
Он ушёл, оставив меня в замороженном состоянии. Выходит, проводилась серьёзная кампания по дискредитации моей личности. И всё для того, чтобы не просто избавиться от меня навсегда, но и лишить возможности работать учителем. Я не спала всю ночь, и только под утро поняла, что молилась и благодарила кого-то на небесах.
Через несколько дней следователь сам пришёл ко мне в больницу и сообщил, что дело в связи со смертью «подозреваемого» решено было закрыть. И мне всё стало понятно: кто-то наверху решил, что лучше избежать лишней шумихи и беспокойства в обществе.
— Страна ещё не отошла от пережитого ужаса после раскрытых преступлений серийных маньяков! — сказал он, — Вы представляете, что будет, если и эта чудовищная история об убийце в лице заслуженного учителя прогремит на всю страну? Нашему министерству вряд ли это понравится. А люди перестанут доверять всей системе школьного образования.
— Но виновата и система тоже… — пыталась я объяснить ему.
Он собрался уходить, но обернулся и запальчиво перебил меня.
— Это наша работа выяснять, кто прав, а кто виноват! А Вы продолжайте сеять разумное, доброе, вечное!
— Всё верно, ведь так легче — забыть и не мучить себя вопросами о причине и следствии! — крикнула я вслед быстро уходящему государственному чиновнику.
Не прошло и пару дней, как в палату заглянула медсестра и недовольно сообщила, что снова какой-то человек в форме интересуется моей персоной. Попросив её «пять минут» приглядеть за Машенькой, я выскочила из палаты, как ужаленная, и была готова тут же растерзать очередного законника-крючкотвора, но сразу остолбенела. Передо мной стоял сержант Лопаткин и улыбался во всю длину своих густых чёрных усов. В руке он держал огромный букет белых роз. Они упоительно благоухали.
— Лопаткин?.. — я растерянно уставилась на него.
— Здравствуйте, Надежда Романовна. А я давно хотел Вас навестить и вот, наконец, решился. Это Вам! — он протянул букет роз. — Да, вот ещё, — он вытащил большую плитку шоколада. — Это для Маши… как у неё дела?
Я раздражённо вздохнула.
— Не знаю... Я не знаю, что Вам сказать. Мне ни с кем не хочется об этом говорить. Поймите меня правильно. Я очень благодарна Вам за помощь и поддержку, но это… — я кивнула на розы, не притрагиваясь к ним, — это лишнее.
Улыбка медленно сползала с лица сержанта Лопаткина. Он обиженно захлопал глазами и тут же громко рассмеялся, хватаясь за голову.
— Надежда Романовна! Вы неправильно меня поняли… Это совсем не то… У меня есть невеста. Замечательная девушка!.. Мне, конечно, нравится подурачиться, но это не тот случай… Я сейчас серьёзен, как никогда! Надежда Романовна! Вы произвели на меня просто неизгладимое впечатление! Такой бесстрашной и решительной женщины я не встречал, даже у нас в отделении… Вы невероятно крутая! Из огня да в полымя!.. — восторженно тараторил он, — А как здорово сработал Ваш дедуктивный метод?!
Лейтенант Ершов даже дар речи потерял. Да куда ему до Вас! — Лопаткин пренебрежительно махнул рукой, — Типичный ёрш из семейства окунёвых!
— Стоп, сержант Лопаткин! — выпалила я, ещё больше теряя терпение. — Давайте, по существу. Меня Маша ждёт…
Он замолк и с виноватой улыбкой кивнул.
— Пора, пора мне уже быть степенней. Жениться собираюсь… Мне уже 26… будет в этом году, а мама говорит, веду себя, как мальчишка…
И действительно, он стоял и оправдывался, будто ученик, не выполнивший домашнего задания, но не желающий получить двойку. Мне стало его жаль.
— Лопаткин… Лопаткин… а как Ваше имя?
— Ашот! — гордо сообщил он.
Я удивлённо округлила глаза.
— Ашот — это армянское имя, означающее «надежда этого мира»! — объяснил он торжественно.
— Вот как? — изумилась я. — Наши имена, оказывается, идентичны… А Вы из Армении?
— Моя мама из Еревана, а папа русский. У меня бабушка в Ереване живёт. Когда я к ней на каникулы ездил…
— Ах, вот оно что, — я торопливо перебила его детские воспоминания, — А я, к сожалению, никогда не была в Армении.
— Какие проблемы! У меня скоро отпуск! Поедем, знаешь, как бабушка будет рада! — заголосил он радостно, но тут же осёкся, — Ой, простите, Надежда Романовна… а можно нам на «ты»? — осторожно спросил он.
— Можно и на «ты», мы ведь не на школьном собрании, — я нетерпеливо кивнула в ответ.
Мне хотелось побыстрей вернуться в палату. Я подумала, что Машенька, наверное, уже спрашивает обо мне, и порывисто сказала:
— Да, тебе очень идёт это имя... Спасибо тебе, Ашот.
Я собралась уже проститься и уйти, но Лопаткин неподдельно нежно взглянул на меня и тронул за руку. Но тут же, испугавшись своего поступка, выпрямился и со всей серьёзностью спросил:
— У тебя есть брат?
— Нет.
— А можно я буду тебе братом?
Я не ожидала такого предложения и недоумевающе молчала. Лопаткин вздохнул и опустил взгляд.
— Извините, Надежда Романовна, я всегда отличался излишней болтливостью и импульсивностью. И сейчас наговорил много лишнего… Но поверьте, всё от чистого сердца.
Он почтительно кивнул.
— Я пойду.
Он повернулся, но я тронула его за руку.
— Извини, Ашот, это было так неожиданно… Ты не дал мне времени подумать.
Мы встретились взглядами, и я поняла, что он был искренен и честен со мной. И я решилась.
— Ты можешь мне помочь?
Он встрепенулся и напрягся.
— Да. Говори, всё для тебя сделаю.
— Понимаешь, я не могу оставить Машеньку даже на час… К тому же, наверняка, то подвальное помещение школы, где был пожар, сейчас опечатано. А, мне нужна одна вещь, которая там осталась. Ты мог бы достать её?
Он на секунду задумался.
— Я постараюсь. Говори, что за вещь.
— Это портрет Микеланджело… Я знаю точно, что он не сгорел, — я заволновалась. — Пожалуйста, помоги. Я не хочу, чтобы его со всей старой мебелью выбросили на мусорную свалку… На этом портрете расколота рама… Да, там изображён мужчина с бородой…
Он обиженно покосился.
— Да уж не совсем дурак… Найду и принесу тебе. Обещаю.
Он быстро повернулся и пошёл к выходу. А я немедленно возвратилась в палату. Полноватая пожилая медсестра, нахмурив брови, кинулась мне навстречу и недовольно заворчала:
— Совесть надо иметь: у меня дел по горло! И здесь тебе не дом свиданий!..
В ответ я обняла её и дала ей цветы.
— Простите, пожалуйста. Так вышло… Спасибо Вам, Светлана Трофимовна. Это для Вас. Брат принёс.
Она на секунду застыла, глядя на пышный белый букет, затем неуверенно взяла его и в смущении понюхала розы.
— Ну, если брат, то конечно…
…Ашот исполнил своё обещание. Уже через два дня он протянул мне портрет Микеланджело, бережно обёрнутый белым полотном.
Я взяла и осторожно развернула его. Рама была аккуратно склеена и очищена от пятен крови, которые на ней когда-то оставил преступник. Слёзы невольно выступили на глазах, и я растроганно сказала:
— Ты не представляешь, Ашот, как я тебе благодарна!
Он сконфуженно помялся:
— Это не меня благодари, а старшего лейтенанта Ершова. Это он помог… и сказал, что можешь обращаться к нему в любое время суток…
— Старшего лейтенанта Ершова? — переспросила я.
— Да, после этого дела «ерша» в звании повысили, — ухмыльнулся Лопаткин.
— Сержант Лопаткин! — строго сказала я и улыбнулась, — Дорогой Ашот, зависть — плохой наставник.
— А я и не завидую! Просто так не справедливо! Это благодаря только тебе…
Я нахмурилась, и он послушно умолк.
— Но рамку-то я сам починил, — быстро добавил он.
Я обняла его и сказала:
— Спасибо, братишка.
— Ты ведь моя сестра! — воскликнул он.
Я улыбнулась.
— Это означает, что твоя бабушка теперь и моя бабушка?
— Конечно! И мы обязательно поедем к ней в гости! Обещаешь?
— Замётано…
Продолжение следует...
http://proza.ru/2023/10/07/1730