«Бог создал Еву из гладкого ребра, потому что ему надоело разглядывать бородатую рожу и волосатый пупок Адама», – подумал я и внутренне усмехнулся. Интерес, с которым Харон смотрел на Эмми, и несвойственная для его профессии улыбка идиота привели меня в состояние нестабильности. Ах, эти женщины, готовые растаять от улыбки, подаренной им симпатичным мужчиной. Откровенно говоря, мулат был жеребец отборных кровей, но вот так, с первой встречи, распустить нюни… ужас, просто ужас! Что это я завёлся, как мальчишка нецелованный? Ну конечно, совершено покушение на моё самолюбие, на святое чувство собственности виртуального либидо к девушке, которая моложе тебя на сорок лет.
Хотя если бы мы познакомились в жизни, разница в возрасте была бы всего четыре года. Дурацкие мысли, дурацкая ревность, глупость, которая вырастает из собственных домыслов. Поистине, мне больше не о чем думать. Всё! Финиш! Мозги собрались в одном месте и радостно заклокотали, приветствуя возврат к бесперебойному обмену нейронами. Теперь можно трогаться в путь.
Мы с Эмми довольно быстро очутились у высокой горы, которая вначале казалась небольшим холмом, а теперь смотрелась вполне внушительно. С северной стороны гора начиналась покатым склоном, постепенно поднимавшимся к вершине с редко встречавшимися огромными валунами. Между ними извивалась колея, шириной метра полтора. Валуны располагались на скальных уступах, образующих подобие набольших площадок, препятствующих сползанию каменных глыб вниз. Перемещаясь вверх от валуна к валуну, на середине подъёма за одним из таких камней мы увидели человека в набедренной повязке, прислонившегося спиной к лежавшему куску скальной породы. Руками он придерживал большой овальный камень приблизительно метрового диаметра. Я догадался, кто это.
– Сизиф! – окликнул я отдыхавшего.
– Да, это я. Тебя прислал Аид? – безразлично ответил Сизиф.
– Нет, мы с Эмми сами его разыскиваем.
«– Тогда помогите мне вкатить этот булыжник на вершину», – произнес Сизиф и нехотя начал вставать.
– Насколько мне известно, это наказание за твой обман Аида, и, если мы поможем тебе, искупление вины не будет засчитано.
– Какой такой вины? Я сдуру поспорил с Аидом о том, что, скатывая булыжник с горы, добьюсь его совершенно круглой формы, так как во время качения все неровности постепенно сглаживаются. Осталось совсем немного, и я выиграю спор.
– Думаю, вы ошибаетесь, – вклинилась Эмми в разговор, – камень никогда не станет абсолютно круглым. Чтобы добиться шаровидности, его надо поместить в центрифугу с такими же камнями и крутить довольно продолжительное время.
– Эмми права, – подтвердил я, – тебе нужно было проконсультироваться, прежде чем спорить, ну хоть бы с Архимедом, который, как я слышал от Харона, находится здесь же.
– О боги! Зачем я ввязался в эту авантюру? – в отчаянии вскричал Сизиф.
– На что вы спорили? – поинтересовалась Эмми.
– Если я выиграю, Аид попросит Зевса перевести меня в царство Посейдона, где условия жизни намного комфортнее, чем здесь. Раскрою секрет: там есть таинственный остров, где гнездятся райские птицы, изобилие фруктов и вина, а вечерами прекрасные нимфы дают концерты.
– Значит, легенда о хитром и коварном Сизифе, который обманул Зевса, Аида и Таната, просто вымысел?
– Конечно, хотя я слышал разные интерпретации моих похождений, но они не имеют под собой реальной почвы. Я отнюдь не идеален, но так приврать мог только человек с очень богатым воображением, типа Овидия или Гомера.
– Как ты собираешься теперь выйти из этого положения? Может быть, отправишься к Аиду и, принеся извинения, переиграешь пари? – спросил я.
– Мне надо подумать. Может быть, следуя вашему совету, я обращусь к Архимеду, и мы с ним что-то смастерим.
– Но это будет нечестно. Обман может открыться, – участливо произнесла Эмми.
– А-а-а, двум смертям не бывать. Хотя, если разобраться, я и так в аду, – махнув рукой, ответил Сизиф и присел на прежнее место.
– Удачи тебе, Сизиф! А мы пошли к Аиду. Может, передать ему чего? – сказал я.
– Привет от героя-каменотёса, – пробурчал Сизиф.
Мы спустились вниз, обогнули гору и двинулись на запад. Ландшафт постепенно переходил в равнинный с отдельно стоящими чахлыми кустами вереска и чертополоха. Вдали показались нагромождения каких-то спиралеобразных строений. По мере приближения к ним всё это приобретало вид посёлка, состоящего из зданий, похожих на раковины улиток. У одной из раковин стояла женщина, одетая в пеплос пурпурного цвета, подпоясанный ремешком, вышитым жемчугом. Черные как смоль волосы пышными прядями спадали на плечи. Её иссиня-чёрные глаза были подчеркнуты красными тенями, что придавало им свирепый вид. В доме-раковине за её спиной виднелся проход, опутанный сухими лозами с пожухлыми листьями винограда. Порывшись в памяти и сопоставив внешний облик женщины с героинями греческого эпоса, я решил, что скорее всего мы видим одну из фурий ада. Мой вопрос прозвучал немного выспренно, но нужно было как-то обозначить наше присутствие.
– Подскажите, госпожа, как пройти ко дворцу царя?
Женщина обратилась в нашу сторону, и меня окатила волна презрения и страха.
– Кто вы и почему разгуливаете тут, мешая вершить суд стражам мёртвых?
– Я и Эмми по просьбе Эреба направляемся к Аиду, чтобы предотвратить неизбежную катастрофу, грозящую не только здешним обитателям, но и многим другим, даже не подозревающим о грядущей беде, – спокойно с достоинством ответил я.
– Я эриния Алекто, если ты ещё не понял, – ответила фурия, немного смягчившись, – назови себя.
– Я россиянин Илья, – подколов Алекто, сказал я и добавил: – А это англичанка Эмми.
Возникла пауза, во время которой Алекто, очевидно, пыталась вспомнить, что значит «россиянин» и «англичанка», но, так и не вспомнив, решила продолжить диалог.
– О какой катастрофе вы говорите? Разве царство смерти само по себе не апофеоз вселенских бед? Хуже смерти – только отсроченная смерть, – тоном наставницы гимназисток продекламировала эриния.
– Я мог бы поспорить, но в этом мало смысла, потому что объяснить причину смогу только Аиду. Ему и делать вывод, что страшнее – смерть или её ожидание. По твоим словам, выходит, что жизнь – это ожидание смерти. Значит ли это, что жизнь хуже смерти?
«– Жизнь – это надежда на бессмертие, а ожидание смерти – это крах надежды», – сказала Алекто, и её глаза погрустнели.
Эмми, до сих пор хранившая молчание и проникшись женской солидарностью с переживаниями Алекто, решила поддержать её, сделав комплимент:
– У вас философский склад ума, судя по глубокому анализу сути вопросов жизни и смерти.
– Увы, милая, я просто орудие мщения в руках бога, а лесть – это удел слабых, – сверкнула глазами Алекто.
– Давайте сменим тему разговора. Что это за раковины, которые находятся за вами? – спросила Эмми.
– Здесь живут души усопших. Идите за мной, я вам всё покажу, – сказала Алекто и вошла в раковину.
Внутри было сумрачно и безмолвно. От основания к своду поднимался спиральный каркас, сплошь увитый виноградной лозой, как на входе в раковину, с такими же пожухлыми листьями, а с лозы свисали огромные гроздья, но не винограда, это были комья слепленных между собой продолговатых мешочков размером с арахисовое зерно. Их было много, очень много, невероятно много, наверно, миллионы. Возникло чувство дежавю, когда ты осматриваешь древний памятник и понимаешь, что топчешь прах многих поколений. Они, присутствуя незримо, критично оглядывают тебя и как бы говорят: «Ты пока ещё живой, но прах к праху…» И когда ты делишься с друзьями впечатлениями от увиденного, то говоришь: «Я прикоснулся к вечности». Примерно так я думал, когда смотрел на гроздья угасших надежд. Когда мы вышли, Алекто, указывая рукой направление, сказала вздохнув: «Вам туда, на запад».
http://proza.ru/2023/09/25/1262