Глава восьмая
Взрывая, пеня моря волны,
Корабль купца идет вперед.
Товаром трюмы его полны,
Придет которым свой черед,
Когда в Марсель корабль прибу-дет,
И там его хозяин сбудет –
Для этой цели и плывет.
Алкид стоит у борта судна,
Вбирает взглядом дивный вид,
Такой, что просто чувствам чудно.
Синеет море, и бежит
Туманный берег италийский.
К плывущим он надежно близкий.
(Древние мореходы редко отва-живались уходить далеко в откры-тое
море, как правило, плавали вдоль берега. – П. Г.
В те времена еще не было пасса-жирских кораблей. Их роль играли торговые суда, на которых любой желающий мог за определенную плату совершить плавание по мо-рю. – П. Г.).
Умело правит кормчий путь –
Успеет рифы обогнуть.
Местами берег каменистый,
Обрывист где-то и высок,
А где-то низкий, и песок
На нем, блестя, белеет чистый.
А там, за берега чертой,
Синеют горные громады,
Дивя могучей красотой.
По ним стекают водопады.
Видны скопления домов
Не столь уж крупных городов,
В кругу их стен, квадратных башен;
В полях – домишки хуторов,
Крестьяне на участках пашен,
Стада скотины меж садов.
Видны местами группы пиний,
Нередко – храмы у дорог:
Их внутренних и внешних линий
Изящен вид и стройно-строг.
Прибоя пенистые волны
Рыбацкие качают челны.
На них фигурки рыбаков
То быстро движутся, то вяло.
Людей на береге немало,
Купить готовых их улов,
Свести чтоб в город на продажу, –
Стоят, как будто бы на страже.
С Алкидом рядом у борта –
Его попутчики, беседу
Ведут обычную: туда
Зачем, мол, в город этот еду,
И что там будет – маята
Иль все пройдет без затрудненья,
Как жертв сулили приношенья:
Любой приносит их, когда
Собрался ехать хоть куда.
Алкид не чувствует волненья,
Про легкость помня порученья –
Письмо всего лишь передать
И можно путь назад держать.
Он телом чувствует тот свиток,
Что внутрь плаща его подшит
Стежками крепких тонких ниток:
От всех он глаз надежно скрыт.
Известно нашему герою,
Что важна миссия его,
И сердце гордо в нем порою
Приятно бьется оттого,
Что столь ответственное дело
Исполнить вверено ему:
Начальство больше никому
Его доверить не хотело.
Корабль этрусский выплыл вдруг
Из-за большой скалы прибрежной.
На здешнем судне неизбежный
Объял почти что всех испуг:
Суда тирренов боевые,
А этот был как раз такой,
Нередко действия такие
Творили давней той порой,
Что это прямо был разбой.
(Тиррены – второе название этрус-ков. Нередко их боевые корабли,
как, впрочем, и греческие,
занимались на море раз-
боем. – П. Г).
И видно сразу, что стремится
Корабль, и правда, их догнать –
Со всею скоростью к ним мчится.
«Никак не сможем мы удрать,
Пускай товар весь даже сбросим:
У нас всего-то весел восемь –
У них не менее двухсот, –
Сказал купец и мореход, –
А значит, нам придется драться.
Скорей давай вооружаться».
Из трюма вынесли щиты,
Мечи и копья, даже дроты.
Хотя занятием тщеты
Сейчас казались все заботы
В попытке дать врагам отпор:
Возможен разве с теми спор,
Которых больше в раз пятнадцать?
И все ж решили греки драться.
Триера мчится мощно к ним,
И ход ее неумолим.
Корабль тирренский уже рядом.
Гоплиты тусков всем отрядом
Столпились грозно у борта,
И это та как раз черта,
Что мир от боя отделяет,
Врагам сойтись не позволяет.
Один по-гречески кричит
(Акцент в словах его звучит):
«Сдавайтесь, эллины, покуда
Еще мы милостивы к вам,
А то, когда мы будем там,
Где вы стоите, только чудо
Спасти вас сможет. Но, когда
Сдаются нам, то мы всегда
Таких живыми оставляем
И только в рабство обращаем!»
(Туски – еще одно название этрус-ков. – Гордеев П. А.).
От греков брань летит в ответ
И даже – дротик, как привет.
Этруски крючьями хватают
Умело борт их корабля,
Кладут мостки, перебегают
Легко, как будто бы земля
Под их ногами, к грекам смело.
Теперь мечей и копий дело.
Раздались крики, лязг и звон,
И смерть грозит со всех сторон.
Алкид сразил двоих гоплитов
Довольно быстро. Видит вдруг,
Что лишь враги одни вокруг –
Своих не видит средь бандитов.
Противник третий им убит,
Затем четвертого разит
Ударом точным прямо в шею.
Но хоть сражался наш герой
Со всей проворностью своею,
Не мог опасность за спиной
Никак отбить и пал сраженный,
Во тьму, как будто погруженный.
Скользя в крови обильной, те,
Что судно греков захватили,
К бортам убитых их тащили,
Чтоб, как земле, предать воде.
А раненых, связавши, клали
На нижней палубе рядком.
Они кричали и стонали.
Алкид пришел в себя, влеком
К борту. Поскольку очень больно
Ему вдруг стало, сразу стон
Издал мучительный невольно.
На спину был повернут он.
В момент решающий и жуткий
Алкид увидел над собой
Тирренов лица. В промежутке
Между нащечников, любой
Имел которые обычный
Убор военный головной,
Известный ныне как античный,
Глядели каждого глаза:
Была в них смертная гроза.
Но мягче сразу они стали.
Увидев, что Алкид живой,
Его враги перевязали
И даже пить немного дали.
Потом к плененным отнесли.
Его таким плохим нашли,
Что даже связывать не стали.
Своих убитых погребли
В воде тиррены тоже, только
Обряды дедов соблюли,
Неточно, правда, а насколько
Корабль позволить мог. Потом
Подплыли к берегу и судна
На сушу оба всем гуртом
Втащили, хоть и было трудно.
Себе устроили здесь пир.
А завтра, в славную погоду,
Суда спустили вновь на воду.
Корабль эллинский на буксир
Тиррены взяли и поплыли.
Под вечер в порт один прибыли,
Без стен и башен крепостных,
Хотя бы вовсе небольших.
Всего здесь несколько строений,
Различных форм и назначений,
Матросов много и купцов,
Но больше грузчиков-рабов,
Которых труд здесь очень нужен.
Корабль эллинский уж разгружен.
Товар хозяина-купца,
Теперь, к несчастью, мертвеца,
Уже в телегах. К перевозке
Готовят пленников. Одних
Сажают в клетки, а таких,
Кто тяжко ранен, словно доски
Кладут с товаром на повозки.
Среди последних – наш герой.
Он без сознанья, чуть живой.
Очнулся в камере он темной
И вспомнил снова, что пленен,
Едва и жизни не лишен.
Довольно долго в неуемной
Тоске лежал и вспоминал,
Что в эти дни вдруг испытал.
Как будто еле мрак стал светел,
Стенная кладка из камней
Рельефней сделалась, видней –
Глаза освоились. Заметил
Лежащих рядом с ним людей,
Тягчайше раненых, похоже,
На грани жизни, смерти тоже.
Шаги послышались, и вот
В узилище открылся вход.
Сюда проникло много света.
В хламидах люди к ним вошли.
Еду и воду принесли.
(Хламида – простейший род древ-негреческой одежды, распростра-ненный также в эллинизирован-ных странах, таких, например, как Этрурия, о чем свидетельствует дошедшая до нас настенная живо-пись. Хламида представляла собой ткань, свешивающуюся с плеч спе-реди и сзади, порой едва прикры-вавшая наготу. Носили хламиду, как правило, бедняки, рабы, сол-даты. – Гордеев. П. А.).
Лежащих с ложечки кормили,
Как будто маленьких детей.
С такой заботой и поили.
Потом ушли, но десять дней
Кормить, поить их продолжали –
За жизнь цепляться помогали,
Но выжил только наш герой,
Поскольку сильный был такой.
Его теперь переместили
В другую камеру, где были
Мужчины те заключены,
Чьи раны не были сильны,
От них оправиться сумели
Иль их и вовсе не имели.
…Алкида с ними из тюрьмы
На свет однажды вдруг выводят.
Они на улицу выходят,
Страдальцы тяжкой полутьмы.
Вокруг туманным взором водят,
Сияньем дня ослеплены.
И все душою, как ни странно,
Почти что счастливо пьяны:
Смотреть на мир они вольны.
Ведет их улицей охрана,
Что схожа с греческой весьма.
Стоят невзрачные дома.
Немало ходят здесь прохожих,
В одеждах с греческими схожих.
Видна за крышами гора –
Встает над городом могуче.
Вверху акрополь там, на круче.
А здесь, внизу, есть агора
(Эллины звали так все это,
А как этруски – нет ответа
Науки, хоть она трудов
Вложила много в тайну слов,
Однако все скрывают лета).
На рынке тоже здесь ряды
Навесов, лавок, груд товара –
Трудов работников плоды,
Быки, бычки, овец отара.
Сюда плененных привели.
Они в уныние пришли,
Поскольку знали – для продажи,
Как этот самый скот, что даже
Стоял поблизости. Кричать
Глашатай стал – людей сзывать.
А рядом с ним стоял с ухмылкой,
Довольный, как обжора с вилкой,
Пират-купец, хозяин тех,
Кого продать поставил – всех.
Легко товар идет – добыча
Разбоем взятая, обычно
Не стоит дорого: ее
Любой уж видит, как свое.
Ведут осмотр бесцеремонно:
И мышцы щупают и в рот
Пихают пальцы – зубы – код
К разгадке возраста. Законно
Любое действие к рабу,
Любая наглость не табу.
Героя нашего желают
Тиррены многие купить.
Они расстроенно вздыхают,
Узнавши цену. Уступить
Торговца просят ну хоть сколько,
Но: «Нет» звучит в ответ всем
только –
Не зря ж последние все дни
Его кормил бобовой кашей,
Чтоб выглядел могуче, краше:
Сложен, как статуя – взгляни.
В одном же муже нет смущенья.
Он деньги сразу отсчитал,
Причем совсем без сожаленья.
Алкида этот муж забрал.
С ним были слуги, все с мечами,
В кирасах, шлемах, как бойцы,
С руками крепкими, ногами,
Как будто мощными столбами –
На вид все трое молодцы.
Они пошли почти что строем.
Алкид шагал под их конвоем.
Его те люди привели
К какому-то большому дому, –
На вид как будто бы такому,
Что, как тюрьма, – и с ним вошли.
Ведут по темным коридорам.
Опять он в карцере и пусть
В другом, светлей в котором,
Но давит также сердце грусть.
Теперь Алкиду ноги, руки
Решились все же развязать,
Веревку с них тугую снять,
Избавили от долгой муки
Ее все время ощущать
И руки за спиной держать.
Ушли отсюда незнакомцы,
Лихой Этрурии питомцы,
Его оставив одного.
А он подумал: для чего
Его купили? Чтоб в темнице
Сырой заставить вновь томиться?
Смириться вынужден с судьбой,
Раз он несчастный уж такой.
Тоски немного поубыло,
Когда вошел к нему слуга –
Еду принес, а в миске было
Немало каши. И рука
Его другая держит плошку,
А в ней вино и не немножко.
Алкид поел и выпил. Свет,
Что льется в мелкое окошко
(Считай, которого и нет)
Ему уж кажется веселым,
А жизни ход не столь тяжелым.
Прилег на шкуру он в углу,
Воловью, прямо на полу.
Заснул и сразу же проснулся,
Как показалось, а очнулся
От сна, поскольку услыхал,
Что дверь открылась. Входят двое
Могучих стражников. Родное
Ему один из них сказал
Эллинских слов вдруг сочетанье:
«Вставай – пойдешь ты на
ристанье».
Хотя в словах звучал акцент –
Сказал не эллин их – момент
Для грека все же был приятный
В наставшей жизни столь
отвратной.
Во двор тюрьмы сопровожден.
И что же здесь увидел он?
Мужчины с мощными плечами
И с торсами такими ж бой
Вели древесными мечами
Друг с другом, грозные собой.
Ходил меж ними бородатый,
С копной волос седых богатой,
В тунике синей рослый муж,
На вид других был больше дюж.
Давал при этом замечанья,
Одних бранил, других хвалил.
«Учитель это фехтованья», –
Алкид легко сообразил.
Идет учебное сраженье.
Проводит мастер обученье
Бойцов, понял Алкид каких.
И понял, что товарищ их,
А если быть точней, противник –
Отряда смертников призывник.
И стало ясно, что тюрьма,
Попал в которую, есть школа
Таких бойцов, что кутерьма
Событий жизни, частокола
Несчастий злобных, череда
Решений Мойр ввели туда
Его, где нет совсем спасенья,
Где есть лишь жизней приношенья
Без счету в жертву Ате злой.
Что нет надежды никакой
Семью увидеть, дом родной.
(Ата – богиня смерти у древних греков. – П. Г.
Мойры – богини судьбы у древних греков. – П. Г.).
Теперь он стал артистом сцены,
Но не обычной, где игрой
Жизнь заменяют, а арены,
Где драма подлинная – бой.
(Гладиаторские бои были распро-странены у этрусков еще задолго до того, как во 2 веке до н. э. были переняты римлянами. Часто они имели поминальный характер, т.к. посвящались какому-либо усоп-шему знатному этруску. – П. Г.).
Алкид стал быстро знаменитым
Во всей Этрурии бойцом.
Прекрасно будучи развитым
Своим умеющим отцом,
Соперника не знал ни в ком,
Сам оставаясь не убитым.
Уже прошел почти что год,
Как он в Этрурии живет.
Огромный цирк кипит народом,
Этруск в котором каждый родом.
Хотя и древний цирк, но он
На наш похожий стадион.
В рядах кричат все с сильным
чувством,
Со страстью глядя, как с искусством
Атлетов мощный спор идет,
К победе лучшего ведет.
Уже закончены ристанья
В метаньях, в беге и борьбе,
Где взял сильнейший приз себе.
Еще два вида состязанья
Должны пройти здесь. Как они,
Другие виды ни одни
Такого страстного желанья
Их видеть вызвать не могли –
В сравненье с этими не шли.
Теперь уж скоро состоится
Заезд по цирку колесниц,
Который вихрем здесь промчится
Быстрее самых быстрых птиц.
Потом в смертельных поединках
Сойдутся воины-рабы,
Что больше любо для толпы.
Бои те видим на картинках
На стенах камер, где гробы.
(Изображения боев гладиаторов найдены на стенах камер этрус-ских гробниц. – П. Г.).
Последней схватка состоится
Сильнейших самых, где сразится
Алкид с таким же, как и он, –
Ничем не хуже галл Аврон.
Звучит труба, и вылетают
Упряжки сразу из ворот,
Как будто ветер их несет.
Коней возницы погоняют:
Такая скорость колесниц,
Что даже их не видно спиц.
Арена цирка представляла
Собой овал весьма большой,
А трасса скачки пролегала
Под мощной каменной стеной,
Что всю арену отделяла
От мест со зрительской толпой.
Пока упряжки едут вместе,
Одною группою, но вот –
В пути их первый поворот.
Одна кренится колесница,
И наземь падает возница.
Расшибся, судя по всему.
Другие едут по нему.
А кони прянули с испугом,
Влекут убийственный свой груз,
Скрепленный с ними тягой уз.
Упряжки мчатся друг за другом.
Второй сумели поворот
Они пройти благополучно.
Теперь опять несутся кучно.
Упряжки все опередив,
Одна затем ушла в отрыв.
Столкнулись две на повороте.
Возница тот, что управлял
Одной из них, коням вскричал,
Теряя хлыст: «Куда вы прете?!»
И рядом с первым павшим пал.
Его постигла та же участь,
Но умер он, подольше мучась.
Удар вдруг новый прозвучал.
Опять случилось злое дело.
Копыта бьют живое тело.
И третий смерти не избег.
Толпа ж, довольная, шумела,
Как будто радостью кипела:
Ее тем влек упряжек бег –
Таков был древний человек.
Теперь лидирует возница
В тунике бело-голубой.
Его кудрявый, с бородой,
Догнать в погоне рьяной тщится:
Их спор похож на ярый бой.
Другие сильно поотстали.
Они от них все дале, дале.
И тот, который лидер был,
В конце концов и победил.
Бега закончились, и трупы
С арены слуги унесли.
По ней с приветствием прошли
Артисты бранной мощной труппы.
Весьма внушителен их ход,
В суровых воинских уборах.
Они вернулись в мрачный вход,
Точней в одни из тех ворот,
Упряжки мчались из которых.
Одна выходит за другой
Потом бойцов оттуда пары.
Они, стремительны и яры,
Ведут друг с другом смелый бой.
И каждой схватки завершенье
Всегда бывало лишь одно –
Оружья в плоть проникновенье –
Другого было не дано.
Толпы же снова ликованье
Неслось по цирку: кровь,
страданье
Чужие радовали, да –
Такой был нрав людей тогда.
Порой случалось, что сраженный,
Хотя имел смертельный вид,
Был тяжко ранен – не убит.
Тогда лишь лекарь приглашенный
Решал добить того иль нет,
И, если был плохой ответ,
Тогда являлся Демон Смерти,
В его наряде человек,
Таком, в котором людям черти
В далекий чудились тот век.
Древесный молот он большущий
Держал несчастному на страх
В своих безжалостных руках,
Ударом мощным смерть несущий,
Зато спасающий от мук.
Ждала убитых всех свобода,
Хотя особенного рода.
Команда ловких быстрых слуг
От трупов место очищала,
А лужи крови посыпала
Песком обильно, чтобы там
Скольженья не было ногам.
Настал момент, что с нетерпеньем
И нервы колющим волненьем
Ждала вся публика, когда
Пришли два воина сюда.
Один из них Алкидом звался
(Бойцом сильнейшим он считался).
Его противник галл Аврон
Ничуть не меньше был силен,
Как выше мы упоминали:
Молва та шла с недавних пор,
Хотя иные возражали.
Сейчас решится этот спор.
И бой начался между ними.
Ужасным, зрелищным был он:
Финтами ловкими, лихими
В толпе был каждый восхищен,
И спор их долго продолжался.
Аврон был все же побежден –
Упал, сраженный насмерть, он.
Хотя стоящим оставался,
Алкид весь кровью обливался
И тоже пал, едва живой.
К нему сейчас же врач подходит,
Осмотр внимательно проводит.
Потом качает головой,
А это знак совсем плохой.
Взгрустнулось очень всем,
поверьте.
Подходит сразу Демон Смерти:
Не дрогнет мощная рука –
Умело бьет наверняка.
(Продолжение следует).