Глава 13
ОТЪЕЗД
В Казахстан мы уезжали утренним девятичасовым поездом. Перед отъездом не спалось, и, поднявшись, едва рассвело, я отправилась наконец на пробежку.
На дорожке возле дома меня настиг Владимир, его догоняла в ярко-оранжевом пиджаке Соня.
– Доброе утро! – пыхтя и отдуваясь, поприветствовал меня сосед. – Наталья, как я рад!
– Здравствуйте, Володя, – кивнула я. – Вы меня, пожалуйста, извините, что не пришла тогда...
– Да ничего, что вы! – счастливо улыбнулся Владимир, ускоряясь и выпрямляя спину, чтобы продемонстрировать свою натренированность. – Я и не надеялся даже. Хотя расстроился, конечно...
– Правда?
– Да... Но сейчас-то мы встретились! – многозначительно произнес молодой человек.
– Наталья, добрый вечер! – наконец-то поравнялась с нами Соня, которая оказалась в этот раз почему-то без бровей, а вызывающе яркий пиджак на ней болтался, словно был снят с чужого плеча. – Ой, доброе утро то есть! А я вчера перед зеркалом решила брови причесать и задумалась: взяла вместо щеточки для бровей Вовкину бритву и нечаянно побрила бровь. Потом и вторую пришлось побрить, чтоб одинаково было! А что? Как женщины эпохи Ренессанса! У Моны Лизы ведь не было бровей! Чем я хуже нее, ведь правда?!
Соня так громогласно рассмеялась, что стая ворон, наблюдавших за нами с ветки, с испуганным карканьем улетела прочь.
– А пиджак этот я купила вчера на городской ярмарке, – продолжала концентрировать на себе внимание Соня. – Говорят, сейчас так модно, особенно необычно сочетается с бровями, правда? Вы были на ярмарке в это воскресенье? Там продавали нынче хороший мед и творог. А мне нужен был театральный костюм для сцены, я же в хоре пою. По-моему ничего, а?
Соня завертелась под ногами, демонстрируя обновку, и наша тренировка превратилась в бег с препятствиями, что вызвало страшное раздражение у Владимира.
– Мама, успокойся! – заскрипел он зубами.
Но Соня, игнорируя его замечания, мешала пробежке.
– Больше не возьму ее с собой, – раздосадованно произнес после тренировки Владимир. – Сама напросилась. Ведь хотел сегодня еще раньше встать, чтобы спокойно потренироваться. Ну да ладно – иначе бы не встретил вас...
Сосед смущенно ковырнул носком кроссовка землю.
– А у меня поезд через полтора часа, – сообщила я после неловкой паузы.
– Да, я знаю, в экспедицию в Казахстан, – быстро заговорил Владимир, поразив меня своей осведомленностью. – Мне мама ваша рассказывала. А вы надолго?
– На пару недель, скоро увидимся, надеюсь, – поспешила я к дому.
– Я тоже надеюсь, – тихо пролепетал Владимир и на прощанье помахал рукой...
Вот наконец-то она – свобода, думала я, выходя с рюкзаком из дома. Стоит только доехать до железнодорожного вокзала, как поезд унесет нас в другое измерение. Придется, правда, скучать по маме, но ей же позвонить можно из первого населенного пункта.
Мне очень хотелось уехать из города, где я ощущала себя несчастной и где нельзя было находиться рядом с Шуркой. Отношения с ним уже перестали приносить радость, и мою жизнь стало заполнять нескончаемое ощущение одиночества.
– Железнодорожный вокзал. Конечная, – объявил водитель, и троллейбус, выпустив из себя пассажиров, налегке помчался обратно, задорно скользя усами по проводам.
Вокзальные часы показывали половину девятого, я остановилась у входа в кассы и стала терпеливо дожидаться остальных участников экспедиции. Константин Николаевич Барабашко строго приказал никому не опаздывать и беспрекословно подчиняться нашему руководителю, коим был назначен Григорий Кальмаров. Сам Барабашко, конечно же, тоже к нам присоединился, но только на самолете, взяв с собой зачем-то фотографа Павла Мотыля, о котором все уже были наслышаны, но никто не видел, как выражался Кальмаров, что это за птица такая. Константин Николаевич прямиком направлялся в областной Кызылордынский центр, чтобы окончательно согласовать книгу.
Григорию Кальмарову, конечно же, совсем не хотелось руководить, да и в экспедицию он теперь не очень стремился и все ссылался на какие-то свои многочисленные болезни. Услышав приказ начальства, Григорий Семенович ответил словами из рекламного ролика: «Надо так надо!» и покорно стал собираться.
У колонны под часами постепенно собрались все участники, кроме Шурки.
– А где Морозов? – обратился ко мне Кальмаров. – Я думал, вы вместе придете!
По счастливой ироничной улыбке руководителя было видно, что чувствовал он себя в то утро прекрасно: выспался да от «старухи своей» предстояло отдохнуть. Под руку его держала небольшого роста миловидная блондинка – по всей видимости, та самая «старуха», или иными словами жена.
– Не знаю я, где Шурка. Он же у жены живет сейчас, – ответила я Кальмарову.
– Ясно! А я вот курить решил бросить! – продолжал радоваться Григорий. – Сердце, конечно, покалывает, но дышать стало легче. Все-таки на природе теперь все время будем. Здоровый образ жизни!
Как я поняла, каждый возлагал на предстоящую экспедицию свои надежды.
Рядом с колонной, время от времени бросая на меня робкие взгляды, топтался выбритый до красноты и по-армейски подстриженный Егор Салтыков, которому предстояло быть в экспедиции завхозом.
– Натуська! – шагнул мне навстречу Салтыков. – Я вот тебе йогуртов в дорогу взял. Без консервантов! Ты же вроде на диете...
– Так испортятся же, спасибо, конечно, – улыбнулась я.
– Так мы их сейчас в поезде сразу и съедим! – приободрился от моей улыбки Егор.
– А где же Бронислав? – вытянула шею обеспокоенная Татьяна Ивановна Колобылина.
Доцент была в обтягивающих широкие бедра спортивных брюках с лампасами и безразмерной спортивной ветровке, под которой вздымалась большая, похожая на два арбуза грудь.
– За сникерсом побежал! – скользнул взглядом по прелестям Татьяны Ивановны Кальмаров.
– Ну вот как дитя! Через десять минут уже поезд! – Татьяна Ивановна томно откинула со лба выбившуюся из-под косынки темную прядь.
– Я опоздал?! – наконец появился запыхавшийся Добронравов, держа в вытянутой руке, словно эстафетную палочку, сникерс.
– Тикаем! – скомандовал Кальмаров и, быстро притянув к себе жену, чмокнул ее в златокудрые пряди.
– Разве мы больше никого не ждем? – осведомилась Колобылина.
– Шельмеца Морозова, как всегда. Но придется, видимо, без него, – поразмыслил остановившись Кальмаров.
– Как это без меня?! – неожиданно вырос на нашем пути Шурка.
Выбритый, с гладко зачесанными в маленький хвостик волосами – обычно Морозов всегда был растрепан и забывал побриться. Он тоже был в сопровождении жены – Наташа, скрестив на груди руки, стояла в позе надзирателя, устремив полный ненависти взгляд на меня.
– Ладно, благоверная! – притянул к себе мать своего будущего ребенка Шурка. – Не поминай лихом!
И мы поспешили на платформу.
– Вот и оставили мы своих жен, Сашка, – задумчиво произнес Кальмаров, подходя к поезду. – Скучать без нас будут...
– Наверно, – Шурка первый заскочил на подножку, по-джентльменски протянув мне руку.
Егор, исподлобья зыркнув на опередившего его Морозова, пробурчал под нос какое-то проклятие, так как планировал тоже поухаживать за мной.
Кальмаров услужливо подсадил за талию Татьяну Ивановну, и та одарила его благодарственным многообещающим взглядом. Уронив на бегу шоколадную обертку, последним запрыгнул в поезд Добронравов.
– Не мусорим! – одернула его проводница, и поезд неторопливо тронулся, оставляя за собой родные городские пейзажи и набирая скорость.
Мое место было рядом с Колобылиной, а третьим в нашем купе оказался Егор. Кальмаров, Добронравов и Шурка ехали в следующем.
Наш путь лежал до Казалинска. Именно в этих краях Аральское море обмелело, и задачей экспедиции было исследовать места экологической катастрофы, а также сделать красивые снимки реки Сырдарьи и ее окрестностей.
– Разрешите, дамы? – в дверь нашего купе, не заставив себя долго ждать, просунулась сияющая, словно начищенный самовар, физиономия Кальмарова.
– От дамы слышу! – недовольно буркнул Салтыков.
– Всегда пожалуйста, Григорий Семенович! – радушно заулыбалась Колобылина.
Кальмаров в одной руке держал коньяк, а в другой палку сырокопченой колбасы. За ним гуськом потянулись Шурка с Брониславом.
– Едрит Мадрид! – спохватился Егор. – Я же йогурты в дорогу взял!
– Что за детское питание! – недооценил запасливость Салтыкова Григорий Семенович.
– Коньяк? – шевельнул ноздрями Егор.
– Распитие водки, даже из горлышка, – томленье духа и суета! Как говорил Венедикт Ерофеев, – Кальмаров вытащил из брючного кармана смятые пластиковые стаканчики и откупорил пятизвездочный.
– Вы кем работаете в издательстве, Григорий? – приготовилась к светской беседе Татьяна Ивановна.
– Читателем, – ответил Кальмаров.
– Как это?! – изумленно вскинула тщательно выщипанные брови Колобылина.
– Написал чукча книгу и приходит с ней к редактору, а тот ему и говорит: вы бы хоть для начала классику почитали. А чукча ему в ответ: нет, чукча не читатель, чукча писатель. Вот так и я – приходится читать чужие рукописи, – Кальмаров нетерпеливо наполнил стаканчики.
– Ну что, за экспедицию?! – поддержал его Шурка. – А познакомиться мы еще успеем.
Татьяна Ивановна развернула в фольге копченую курицу, обильно политую кетчупом, и мне сразу стала понятно, откуда у доцента такие формы.
– Вот маман в дорогу собрала, угощайтесь! – Егор великодушно выставил на столик литровую банку, в которую доверху были впечатаны лаптеобразные котлеты, сразу ударившие в нос сильным ароматом чеснока.
– Так есть хочется, что аж переночевать негде! – Шурка, потерев руки, хищно стащил одну из котлет.
– Ты, Егорка, молодец! – одобрительно нюхнул воздух Кальмаров. – Не зря мы тебя завхозом сделали.
– Завхоз не летописец! Мы университетов не кончали! – хмыкнул Егор и возбужденно опрокинул в себя содержимое пластикового стаканчика. – Я все больше по коням специализируюсь.
– По железным? – Шурка расположился поудобнее, одной рукой придвинув к себе коньяк, а другой – меня.
– По каким ж еще! – быстро захмелевший Егор с нескрываемой ненавистью глянул на Морозова. – Терпеть не могу лошадей! Посередине они неудобны, а по краям опасны.
– Вы, Егор, закусывайте-закусывайте! – быстро оценив обстановку, Татьяна Ивановна указала завхозу на курицу, которую уже «обезножил» не терявший времени Кальмаров.
– Мерси боку, мадам! Целую ваши ручки! – Егор, чопорно наклонясь через столик и роняя пластиковые стаканчики, звучно присосался к руке доцента.
– Может, ему не наливать больше? – озабоченно взглянула на завхоза Колобылина.
– Все под контролем! – обнадежил ее Григорий Семенович.
Но Салтыков, опрокинув в себя еще один стаканчик, схватил со стола вилку, выскочил из-за стола и пустился с ней в пляс.
– Мда… Мне кажется, этот парень действует по принципу «все включено», – прокомментировал забившийся на верхнюю полку и все время до этого хранивший молчание Добронравов.
– Эх, давай наяривай, гитара семиструнная! – выкрикнул завхоз и стукнулся лбом о дверь.
Она не поддалась, тогда завхоз стал изо всех сил выкручивать ручку.
– Егорка, ты куда это? – метнулся за ним Кальмаров.
– Носик попудрить! – наконец справившись с дверью, прокричал вырвавшийся на свободу Салтыков.
– Пойду проверю, как бы чего не натворил, – неохотно направился за ним Григорий Семенович.
– А что вы там на верхней полке делаете, Бронислав? – кокетливо звенящим голосом обратилась к Добронравову Татьяна Ивановна. – Давайте выпьем за любовь!
– Не могу я уже, – сдавленным голосом произнес Добронравов. – С Морозовым несколько дней подряд бухали.
– Да чтоб его вантусом обсосало! Нет нигде! – вернулся в купе Кальмаров.
– Так он же в туалет вроде пошел. Может, еще раз там проверить? – подключилась к поискам Татьяна Ивановна.
– Клозет пустой, – Кальмаров обессиленно рухнул на полку, с тоской глядя на недопитую бутылку.
– Странный он у вас какой-то, – сочувственно вздохнула Колобылина.
– Да это он от ревности. В Наташку втюрился, вот и чудит, – Кальмаров наполнил стаканчики. – Давайте допьем, чего добру пропадать.
– Ну дальше поезда все равно не уйдет, – оценил обстановку Шурка.
– Разве что спрыгнет на ходу, – злорадно вставил Добронравов.
– Что же мы сидим?! – взволновалась Татьяна Ивановна. – А если и правда спрыгнет! Из-за меня тут мужчина один чуть с шестого этажа не выбросился.
– От мужа ретировался? – хитро прищурился на Колобылину Кальмаров.
– Как вы догадались! – звонко захохотала Татьяна Ивановна.
– Я старый и опытный. Сам не раз сигал с балконов! – присочинил тут же Григорий Семенович.
– Я и не сомневаюсь! – восхищенно взглянула на него Колобылина. – Но только какой же вы старый?!
– Отиум пост неготиум! – кряхтя снова направился на выход Кальмаров. – Как говорили древние латиняне: делу время потехе час. Пойду искать шельму.
– В туалете опять нет! – еще раз проверил Григорий Семенович. – Придется пройтись по каютам!
Мы с Шуркой тоже присоединились к поискам.
Проверив все купе, беглеца мы обнаружили наконец в последнем. Салтыков сидел в компании четырех девушек и щедрой рукой разливал всем шампанское, на его щеках играл нездоровый румянец.
– Сразу с четырьмя! Даже у меня в молодости никогда сразу больше двух не было, – искренне восхитился Григорий Семенович. – Здравствуйте, дамы и господа!
– Господ в семнадцатом году расстреляли! – парировал недовольный нашим появлением завхоз.
– Бунт?! Как руководитель экспедиции приказываю вернуться на палубу! – продолжал развивать морскую тематику Кальмаров.
– Бунт – это когда припирают к стенке, – понурил голову Салтыков и, пьяно всхлипнув, добавил: – Я ведь ей йогуртов купил, а она снова с ним...
– Пойдем, Егорушка. Как говорил Зигмунд Фрейд, женщина должна смягчать, но ни в коем случае не ос-ла-блять мужчину! И я попросил бы не у-су-гу-блять! – Кальмаров помог подняться утомленному завхозу.
– Прощайте, дамы! – Егор взмахнул рукой застывшим от удивления девицам и последовал в обнимку с Кальмаровым в свое купе.
– Я ей дарил цветы! – сокрушался Егор.
– А я с ума сходил от этой красоты... – подпел ему Григорий Семенович.
Мы с Шуркой стояли в тамбуре, за окном проплывал нарядный осенний лес – золотой и багряный.
– Красотища! – произнес Морозов, закуривая.
– Давай не будем больше попадаться вместе ему на глаза, – предложила я.
– Кому?
– Салтыкову.
– Так и будешь всего бояться?
– Ну у тебя вообще-то жена есть.
Шурка замолчал, словно обдумывая мои слова.
– А я тебе собаку хотел подарить! – неожиданно перевел он разговор.
– Какую еще собаку?
– Таксу. Она несколько дней бегала у нас во дворе. Видимо, потерялась.
– И что же не подарил?
– Так она пропала. Наверное, хозяева нашлись.
– Слава богу…
В купе разгоряченный Кальмаров распечатывал новую бутылку коньяка, а Салтыков крепко спал на нижней полке, с верхней торчал ботинок тоже прикорнувшего Добронравова.
– Так ты еще конины купил?! Молоде-е-ец! – порадовался за руководителя Морозов.
– Да, сначала думал не открывать, а тут столько нервов с ним потратил – надо успокоиться, – пояснил Кальмаров. – Будешь?
– Не, пойду посплю лучше, что-то я сегодня тоже перенервничал, – решительно отказался Шурка и ушел в свое купе.
– Что это с ним? – удивился Кальмаров.
– Да он решил в экспедиции вообще не пить. И курить бросает, – пояснила я.
– Ну да, я вот тоже теперь тибетский гриб пью. Дома в холодильнике остался. Думаешь, у казахов можно такой же купить? Не хотелось бы бросать, – задумчиво убрал бутылку Кальмаров.
– Ой, расскажите, Григорий Семенович, как вы лечитесь? Я вот никак курить не могу бросить, все время срываюсь, – пододвинулась к Кальмарову Татьяна Ивановна.
Под мерный грохот колес и рассказы Кальмарова я прикрыла глаза, пытаясь представить Аральское море. Вот мы с Шуркой идем под палящим солнцем, кругом песок. Шурка в ослепительно-белой рубашке. Позади стоит его харлей. «Натаха! Иди ко мне!» – кричит Морозов. Я подхожу, и высохшее море наполняется водой. Ее становится все больше и больше. Мы с Шуркой бежим к морю. Сначала воды по колено, а потом по пояс. Вот уже по горло. И нас скрывает. Мы набираем воздуха в легкие, беремся за руки и плывем. Но кислорода не хватает, я думаю, чем дышать дальше, и задыхаюсь.
Я проснулась глубокой ночью.
– По морям, по волнам! Сегодня здесь, а завтра там! – рядом раздавался пьяный голос Кальмарова.
Продолжение следует.