Кузьме Брюлькину под шестьдесят. Крепкий, румяный , бодрый мужик, почти не седой, с ироничными зелеными глазами. Он в настоящее время работает таксистом. Так сложилось.
Несколько лет назад, помнится, гнусным влажно-свинцовым ноябрьским вечером, я вызвал такси, чтобы съездить к другу на день рождения в так называемое ближнее Подмосковье, и водилой оказался как раз Кузьма.
Сейчас вообще-то в такси ездить стало скучновато. И шофер, и пассажиры равнодушно молчат, как супруги после сорокалетнего брака. Иногда – потому что похожий на Тамерлана шофер вообще по-русски изъясняется с трудом. Но чаще просто от всеобщего тухлого уныния. Шофер с плохо скрываемым отвращением смотрит на дорогу, как отоларинголог в ухо пациента, пассажиры – в гаджеты. О чем говорить-то? Все и так понятно.
Но с Кузьмой мы почему-то разговорились. На почве детей и внуков. Дело в том, что у меня от младшего сына осталась куча детских вещей, а у Кузьмы как раз подрастает внук. Можно, конечно, через Авито. Но Кузьма сказал, что заберет все сразу. Не глядя. Оптом. К тому же выяснилось, что мы почти соседи.
Кузьма приехал за вещами. Поболтали. Нашлись еще какие-то общие дела и интересы. Постепенно – почти подружились. Но это все преамбула. Я, собственно говоря, хотел рассказать о Кузьме и о наших с ним совместных мероприятиях.
У Кузьмы Брюлькина - язва. И еще много проблем с поджелудочной, печенью и прочим, как выражается Брюлькин, «брюхенвальдом». Это все - эхо военно-десантной службы в Мозамбике в восьмидесятых. Там Кузьма подхватил какую-то желудочную тропическую заразу. Тяжело переболел. Пошла жесткая побочка. Демобилизовался. Долго мыкался в поисках заработка. Были девяностые, время сумрачное, как ноябрь-месяц. Наконец устроился водителем.
Вообще-то Брюлькин – мужик здоровый. Десантник. До Мозамбика играл в хоккей. Кандидат в мастера спорта. За ЦСКА. Но Мозамбик его чуть-чуть подкосил. Стал он водителем.
Так и таксоводит больше тридцати лет.
На вопрос, что он делал в Мозамбике, Брюлькин уклончиво, но вполне поэтично отвечает:
- Калашом кокосы околачивал.
- А что за инфекцию-то подхватил?
- Крокодилий менингит.
Кузьма вынужденно сидит на жесткой диете. Но беда в том, что ему, как говорится, по жизни очень нравится вкусно (а значит, настаиваю я, – вредно) поесть. Без этого ему жизнь не мила. Пить ему совсем нельзя, а вкусно поесть раз в месяц все-таки можно.
И вот у него есть такая традиция. Один раз в месяц, в последнюю его пятницу (в его терминологии: «заднее предшабатье»), Кузьма берет отгул, выпивает горсть таблеток («кощеевы семечки») и идет в какое-нибудь заведение вкусно поесть («ублажить ливер»). С кем-нибудь из друзей.
Несколько раз в свой, как он выражается, «жральный вояж» Брюлькин брал меня. Друг ему нужен, чтобы не просто молча вкусно есть в гастрономическом одиночестве, а чтобы вдохновенно комментировать процесс. Без этого еда – как победоносный советский хоккей без Николая Николаевича Озерова. Это для тех, кто 50+.
Что такое «вкусно»? Кому как. Для Кузьмы, как и мне, вкуснее всего то, что он ел в юности.
А что мы с Кузьмой Брюлькиным ели в нашей убого-изобильной советской юности? Чебуреки, пельмени, беляши, ну… шашлык, если деньги завелись. И вот именно поэтому Кузьма знает все нынешние московские шашлычные, беляшные, пельменные и чебуречные. Настоящие. В которых практически ничего не изменилось за тридцать лет. Это самое главное, чтобы там было все аутентично. И Кузьму в этих заведениях все знают.
Вот, например, последний раз.
Последняя пятница сентября. Встречаемся на Чистых прудах у Грибоедова. Александр Сергеевич с парой бежевых листьев на плечах, торжественных, словно эполеты, снисходительно смотрит на нас, как бы говоря: «Ну, что с вас взять, беляшики вы постсоветские…»
Кузьма:
- Что, Володь, чем сегодня будем ливер ублажать?
- Мне, Кузь, все равно. Как ты хочешь.
- Ладно. Давай думать. В августе у нас что было?
- Ты говорил – пельмени.
- Правильно. Мы с Серегой Задолбаевым в Зюзино ездили… Так. В июле мы с тобой дали по шашлыку.
- Точно.
- В июне была беляшная. С Витькой Панько. Значит, сегодня у нас День Большого Чебурека. Согласен?
- Вполне.
- Ну, это, ясный чебурек, надо ехать на Сухаревскую! Поехали…
Приезжаем.
Прекрасное место. Царство пластика и алюминия. Какое-то подобие мозаики на стене, набор идеологических ассоциаций: космонавт, циркуль, шахтер, парус, девушка, почему-то собака.
У стойки на выдаче – женщина формата Бальзак+ из 70-ых со стрижкой «Гаврош» в радикальной хне и с лицом певца Юрия Богатикова.
Это для тех, кто 55+. Хотя и те, что помоложе, могли бы ознакомиться с творчеством таких людей.
Гаврош, баритоном Богатикова:
- Здравствуйте, Кузьма Семеныч… Давно не бывали у нас. Вам сколько, ребята?..
Мы – «ребята»… Господи, я уже люблю тебя, Гаврош Богатиков. Кузьма:
- Нам, девушка, два по два. Маргарита, если не ошибаюсь?..
Хна:
- У вас прекрасная память. Можно просто: Марго. За «девушку» отдельное спасибо, Кузьма Семеныч …А запить для тоста?
Кузьма вопросительно смотрит на меня. Я, помычав, решительно:
- Пятьдесят.
Гаврош, шаловливо:
- «Столичной»? «Пшеничной»? «Московская особой»? «Посольской»? «Кубанской»?..
Я, мучительно выдохнув, как витязь на распутье:
- «Столичной».
Богатиков:
- Прекрасный выбор, наш новый таинственный посетитель… А Вам, Кузьма Семеныч?
- Сегодня, к сожалению, я за рулем своей верной «Победы», прелестная Марго. Но в следующий раз этот стальной руль будет в ваших нежных руках…
Гаврош, зазывно закатив зрачки, вдумчиво погладив хну и чуть слышно то ли баритонально простонав, то ли тенорально промурлыкав, как заполняемая пламенной водой осенняя батарея:
- Я буду ждать вас хоть всю жизнь, Кузьма Семеныч…
Брюлькин, глядя на Марго, как Штирлиц на Габи:
- Моя нежная сталь - в плену вашей стальной нежности…
Через три минуты мы стоим за пластиково-алюминиевым столиком. Передо мной пластиковый стаканчик с пятьюдесятью граммами «Столичной».
Перед нами обоими две пластиковые тарелки с четырьмя чебуреками. Большими, как тропические лолулуния на острове Занзибар. Рядом - куртуазно завернутые в салфетки пластиковые же вилки и ножи. Две и две. И еще зачем-то две алюминиевые ложки. Вне салфеток. Наверное, чтобы мешать «Столичную», если забродит или остынет. Салфетки трогательно похожи на туалетную бумагу «Зева эксклюзив».
Чебуреки выглядят восхитительно. Они – цвета золотоносного песка. На них – какие-то таинственные кратеры, плоскогорья и лощины. От них исходит властный ароматный пар. Мои очки беспомощно запотели. Я – в новом, неизведанном космосе, как этот придурок космонавт на мозаике. И весь пульсирую, сглатывая слюну, как собака там же. Дальше- девушка. Девушка Марго уже была. Вилка и нож – это, само собой разумеется, циркуль. Салфетка, конечно, – парус. Шахтер?.. Вероятно, желудок – это шахта. А чебурек – шахтер. Как-то так. Мозаика обретает смысл.
Блаженно сводит скулы. Очень хочется чебурека. Кузьма:
- Давай так. Первый чебурек мы будем есть с пуза. Ты знаешь, что такое «с пуза»?
- Нет.
- Понятно. Объясняю. Ты берешь чебурек «за ушки». Надеюсь, ясно, что такое «за ушки»?
- Догадываюсь.
- Вот. Берем чебурек пальчиками за ушки… Нет, сначала выпей двадцать пять…
Я выпиваю двадцать пять, хриплым шепотом говорю:
- Карабарас…
- Вот так. Теперь нежненько берем дружка за ушки. Взяли? Взяли… И о-о-очень глубоко кусаем - из самой середины. Глубоко, чтоб до ушей… Готов? Чтоб до ушей. Чтоб сердце и щиколотки защемило. Готов, тезка Путина?
- Готов.
- Три, четыре… Поехали!
Мы синхронно кусаем. Господи, зачем тезке Путина сейчас так вкусно! А вдруг такое больше никогда не повторится?!. Никогда- никогда… Мне немного страшно. Почему-то вспоминается из моего тезки Высоцкого: «чую с гибельным восторгом». Нижняя часть моей образины вся во власти чебуречного бульона. Чав-чав-чав. Стон. Чав-чав. Писк... Брюлькин:
- Харламов распечатывает ворота канадцев!.. Теперь аккуратно поднимаем правое ушко вверх, левое наклоняем вниз, перехватываем дружка правой рукой за спинку и - быстро кусаем за правое ушко! Всем жевательным аппаратом! До самых ушных хрящиков! Три-четыре… Готов?
- Готов.
Поехали!.. Так… Ам!.. Михайлов забивает вторую шайбу в ворота кленовой дружины! А теперь – быстро-быстро дожевываем Товарища Че до конца. Три-четыре… По коням!.. Молодца!.. Дожевал?
- Дожевал.
- Умница, тезка Красного Солнышка. Петров не оставляет шансов хваленым канадским профессионалам. 3:0 в пользу сборной Вячеслава Тихонова! Продолжаем наш репортаж из сухаревского Монреаля. Давай, тезка Ленина, допивай свои двадцать пять.
Я радикально внедряю в себя содержимое моего пластикового микрофона, рычу:
- Смена состава…
Кузьма:
- Теперь едим с ушка. Левое ушко мистера Чебурекаса – резко вверх. Памятник космонавтики видел? Вот так. Через тернии – к звездам. Левой ручкой держим клиента за спинку, правой – за нижнее правое ушко. Держим?
- Держим.
- Отлично! Кусаем правое ушко сразу всей дружелюбной мордой. Впиваемся в сочную плоть до самых висков и заушных лимфоузлов. Готов?
- Готов.
- Свисток арбитра… Начали!
Я кусаю. Чебуречная жижа течет по гипофизу и ключицам. Мне хорошо. Ничего, что что бульон дотек уже до трусов в районе копчика. Вкусно ведь, как в детстве. Кузьма:
- Ура! Якушев в четвертый раз зажигает красный свет за воротами Тони Эспозито. Нам нужен последний, победный гол! Иначе говоря, доедаем чебурек. Берем чебурек произвольно. Полная свобода творческого поиска. Взял?
- Взял.
- Три, четыре…
Я уже не так жадно, даже несколько философски дожевываю чебурек. Брюлькин, тоже, задумчиво:
- И вот мы видим виртуозный проход Мальцева к воротам канадцев! Горди Хоу пытается применить грязный силовой прием! Безрезультатно! Бобби Халл делает некорректную попытку остановить нашего хоккеиста! Не тут-то было! Нет! Такой чебурек нам не нужен! Мальцев делает обманное движение… Го-о-о-ол!!! 6:О! Наши чебуреки в очередной раз доказывают, что им нет равных в мире! Звучит финальный свисток арбитра. Мы заканчиваем наш репортаж. До новых встреч, дорогие поедатели чебуреков. Репортаж вел Кузьма Брюлькин. Ну что, пошли, Володь?
- Пошли.
В следующий раз мы с Кузьмой пойдем в пельменную. Сходим – обязательно расскажу.