Он увидел её в толпе прессы,через пару дней на заводе, разволновался, даже побоялся что покраснел... Поэтому отвечал грубовато всем и смотрел мимо неё.... Вопрос она задала дерзкий, типа, доколе! Он ответил так же резко: сколько надо - столько и будем! Единственная польза: он узнал, кто такая и из какого издания. Издание было
нормальное такое издание, и он почему то обрадовался. Ну все-таки не шалашовка!
.....
Через пару дней после пресс-конференции генерала, шеф после планерки отвёл её в сторону и спросил, не натворила ли она чего
- Чего! - надулась она.
- Того! - ответил шеф - интересовались тобой из штаба округа. Спрашивали откуда, кто такая, давно ли и прочее. Это надеюсь не значит, что у меня неприятности?
- Я тоже надеюсь - ответила она.
И заволновалась. На пресс-конференции она вякнула что-то такое, ни о чем, лишь бы сказать! Хорошо, что вообще дали слово. Но и ничего такого, чтобы прям шефа подставить - у неё со штабом округа не было. Интерес мог быть только от самого генерала... Или... Или
......
Шеф-редактор не одобрил её затею ехать на войну. Но она настояла, убедила и собралась. Она сказала, студенточка - это не статус! И не писать же бесконечно про пожарные выставки. И личный военкор - для издания это круто!
Что касается внутренних стимулов, то их было два: как бывшая активистка и общественница она интересовалась жизнью страны, хоть это было не модно, может слишком пафосно, и выглядело даже глуповато по временам, но болью в сердце отзывалось.
А второе - генерал не вылезал с ТВД. Она специально узнавала.
Генерал сильно встряхнуть её обрастающее либеральным лоском сознание. Немного уже и подуставшее от гламура и вечного глума своего нового окружения. Родной факультет, да и родной канал, и все сообщество предполагало определённую позицию, и совершенно не выносило инакомыслия.
"До генерала" она с этим легко мирилась, глум считался хорошим тоном, а лёгкий цинизм придавал речами как бы веса и глубины, но "после генерала" - ей вдруг захотелось других оценок, от других людей.
Журналистика делалась не здесь. Настоящая журналистика. Которая останется. Для имени, для карьеры. Это она точно поняла. Услышала.
Екатеринбург, за последние три года перестал казаться ей пределом профессиональных мечт и амбиций. Оставаться в этом городе дальше смысла не было. Пора было идти дальше. Попытаться вырваться на оперативный простор настоящей журналистики... Даже и с некоторым риском для здоровья. Если посмотреть на это как на окно возможностей. Почему нет.
И она поехала.
.......
Но одно дело врать шеф-редактору, что у тебя работа, и вообще никаких страхов, и совсем другое дело оказаться на войне, где действительно стреляют.
Уже на второй день они попали под миномётный обстрел и только чудом никто не пострадал.
Мальчик сержант упал на неё всем своим весом, ударил чем то железным в бок, и закрыл её каску своими тяжёлыми рукам, тут так бахнуло, что она на минуту оглохла, потом их присыпало землёй,
" Ой да ну на фиг! Домой хочу!"-
она до смерти испугалась.
Раньше, чем она успела опомниться, опять громыхнуло снова, левее и чуть впереди, сержант снова прикрыл её своим телом, и потом всю дорогу прикрывал, она специально следила за ним, это было задание, не ухаживания там, не знаки внимания, он по настоящему закрывал её своим телом от пуль, и осколков.
И потом, когда она писала с ним интервью, все пыталась найти в этом мальчике, почти школьнике, смущенном перед камерой и немножко косноязычным от внимания к себе, признаки героизма и самоотверженности, которые в нём были точно, потому что он их проявлял всего полчаса назад, по отношению к ней, абсолютно посторонней для него, праздной и любопытствующей дамочке.
В общем, экскурсия получилась: борщи и каша из полевой кухни, пара вылазок на войну, раздача слонов от волонтеров, ночевка в старом общежитии под бАханье недалекого фронта, несколько дублей испорченных стендапов, где она приседала от каждого выстрела. И триумфальное возвращение на работу. Все приходили поздороваться и пожать руку. Хотя она знала этот город, за кулисами многие крутили у виска.
....
В её первую поездку никого не ранило, не убило. Можно считать что войну она так и не увидела. Репортажи получились здоровские! Забористые! Смелые. Картинки такие яркие, зелень и бирюза. Потом она была у лётчиков, потом у артиллеристов.
А потом она попала в Мариуполь. И все перевернулось. Такого страшного зрелища она не видела никогда. Пустые глазницы окон, разрушенные дома, выжженные изнутри, следы пламени на три этажа вверх. Страшный запах смерти.
И невыносимая мысль о том, что этот запах от людей.
И вторая, это сделали тоже люди.
И панельные многоэтажки советских времён рушатся под бомбами советских времён.
И бывшие советские люди убивают друг друга с обеих сторон.
Они с оператором ехали мимо колонн беженцев, и она никак не могла поверить глазам. Это не хроника, и не художественный фильм, это идут современные, хорошо одетые люди, в кроссовках адидас, с рюкзаками от найка, девочки - подростки в стильных худи. Бабушки с вечными сумками-тележками в кокетливый горошек. Нарядные женщины в золотых украшениях. Бездомные. Раздавленные горем. Потерявшие всё. В один миг. Все что нажитое. Непосильным трудом. И, боже мой, как это не смешно!!!
В такие моменты она искала генерала. Она подписалась на все его каналы и страницы. И слушала его сквозь слезы, рассматривала его лицо и впитывала энергетику, потому что репортажи становились всё мрачнее и печальнее.
Потому что потом она сделала ещё серию репортажей из госпиталей, и даже из одного детского. И решила, что наверное пора завязывать. С этой войной, с этой профессией.
Потом еще ранило её оператора, и она своими руками зажимала набухающие кровью джинсы. И пока солдат - их проводник доставал жгуты и матерился, у неё под рукой пульсировала и выплевывала жизнь горячая рана такого родного Валика. Ещё минуту назад ржачного и целого, а теперь белеющего лицом и темнеющими глазами.
Она увезла Валика в госпиталь, забрала аппаратуру. Отправила материалы на студию собрала вещи. Остались ещё алминистративные мелочи. На последок она решила смотаться в Донецк, генерал должен был, в общем она знала, что он будет там.