Ночь долгая… Температура под сорок… На стуле возле кровати – стакан с горячим молоком. В нем медленно плавает лунный осколок сливочного масла. Тает, растекается по пенке жирной лужей. Фуууу…. Горлу нравится пить эту кремовую жижу мелкими глотками, а мне – нет.
- Так надо, - говоришь ты и приносишь еще одно одеяло.
Ну, зачем?! Мне без того жарко!
- Надо, - настойчиво объясняешь очередное мучение. И я беспомощно тону в куче подушек, одеял и пледа.
Стрелки на часах замерли… Еще вчера носились по кругу, обгоняя друг друга, как весенние белки, а сегодня бездушно сидят на ветке циферблата сытыми совами, будто ночью им спешить некуда. Все, что должно было случиться, уже случилось. Они не живут, они таращатся.
- Часы тут не при чем, - говоришь ты, - Это температура внутри тебя капризничает. Ляг на бочок и засыпай.
Ну, да, болезнь приготовила легкую добычу для волчка. Да и как я могу спать в этой груде утеплителей, если даже пижама дотрагивается до пылающей кожи утюгом в режиме «синтетика».
Я жду, когда ты перестанешь меня «лечить» и отправишься спать в кабинет. Вот тогда я сброшу на пол всю твою заботу и наревусь вдоволь, обжалеюсь до самой глубины своего эгоизма и усталости от боли во всем теле. А потом усну. И утром стрелки, как ни в чем не бывало, побегут по циферблату, потому что я проснусь здоровой.
- И не мечтай, - говоришь ты, понаставивший в моей голове камеры наблюдения на каждом нейроне. – Засыпай, а я стану читать тебе про муми-троллей .
- Только с того момента, как в Муми-дол пришла зима и холодный-прехолодный снег укрыл все живое.
- Так и быть, - терпеливо не споришь со мной, как с заболевшим ребенком.
А в глазах – забота. Я начинаю подозревать, что экзекуция еще не закончена. Не ошиблась. Через полчаса, отложив книгу, ты приносишь чай с медом и шерстяную голубую кофту с половинкой рукава, потому что я не успела докупить пряжу и довязать полотно от локтя до запястья.
Давлюсь чаем с медом. Мне кажется, что все ктеточки моего тела раздулись от жидкости, которую в меня весь день насильно вливают самым возмутительным образом. Но сил на сопротивление нет. И вот я уже плачу, не дождавшись одиночества. Чай выливается из глаз, не помещаясь внутри переполненного жидкостью организма. Почему вдруг себя так жалко? Маленькая что ли? Внутри меня плачет беспомощная заболевшая девочка.
- Хорошо бы еще носки шерстяные надеть...
Ты размышляешь вслух, но в этот самый момент, встретившись со мной взглядом, понимаешь, что перегнул палку и она вот-вот сломается… Вздыхаешь, берешь книгу и усаживаешься в кресло возле кровати. Очки на носу делают тебя похожим на нашего бывшего учителя физики. Только рассказ начинается не с разницы между кинетической и потенциальной энергиями, а со сказочной долины, в которой живут самые замечательные существа на свете ( не считая хоббитов). А я вдохновленная маленькой победой, высовываю ступню из груды тепловой терапии наружу. Говорят, что собаки охлаждаются через язык. Мне приходиться спасать себя от теплового удара через ступню. Ты занят чтением и не замечаешь, как сползает с кровати на пол второе одеяло…
Я почти засыпаю и сквозь сон слышу, как ты говоришь кому-то по телефону:
- У нее даже подушка мокрая. Да, понял, сейчас переодену.
Утром луч коснулся виска. Я проснулась: стрелки часов снова играли друг с другом в догонялки и весело скакали по циферблату. Облысевшая к осени ива широко открытыми глазами уставилась в окно спальни. Ей нравится наблюдать за нами. А и то, чем еще заниматься в период предоктябрьского безделья?
Ты спишь сидя в кресле… Какое уставшее лицо, темные круги вокруг прикрытых глаз. Тебя замучила моя болезнь. Она нас обоих замучила. Раскрытая книга дремлет на полу, в ней заснули на долгую зиму жители Муми-дола. Там снег утеплил и двор, и дом…
Настроение плакать и жалеть себя прошло. Улыбаюсь, переворачиваясь на другой бок и засыпаю сладко-сладко под ворохом одеял и подушек. Все встало на свои места, как только сбежал жар. Ночь закончилась. А при свете дня окончательно выздоравливать во сне так приятно…
Спустя какое-то время слышу строгий голос:
- Пора пить горячее молоко.
Началось!