Эта история случилась со мной почти десять лет назад. Я тогда жила в городе Железногорск Курской области. Тот год значился для меня юбилейным – шестидесятым, но абсолютно нежеланным. Вроде бы ничего не менялось, оставалось прежним, но душа была какой-то опустошённой, безрадостной, я как бы и была, но как бы меня уже и не было. Не спасала ни любимая работа, ни друзья, ни близкие. Даже стихи – мои добрые «стишата», приносили мне только сплошное недовольство. И вот в таком угнетённом состоянии я находилась уже месяца три–четыре.
Как однажды, в майские праздники, накануне Дня Победы, мне позвонили из отдела культуры и попросили срочно организовать выступление нашего литературного объединения «Автограф» в Железногорском Доме ветеранов. Не помню по какой причине, но концерт заезжих областных артистов был отменен.
Хочу заметить, что наши поэты и прозаики – «автографцы» – считались лёгкими на подъём, к тому же очень талантливыми, музыкальными, кроме чтения своих стихов и рассказов могли спеть и сплясать, всегда откликались на просьбы городской администрации и с удовольствием несли «культуру в массы».
Костяк ЛИТО собрался моментально и беспрекословно, мы скинулись на угощение для ветеранских дедушек и бабушек, закупили сувениры-конфеты-пряники-фрукты и отправились исполнять порученное нам дело.
Встретили нас хорошо, в зале практически отсутствовали пустые места, даже неходячие проживающие были привезены на концерт и находились в колясках.
Всех выступающих зал встречал с такой радостью и аплодисментами, как будто это были столичные артисты, которым приходилось и читать, и петь, и плясать, и рассказывать. И лишь одна старушка, сидевшая в середине первого ряда, была чем-то недовольна, постоянно бубнила и вставляла свои замечания. Сидевшие рядом одергивали её, шикали, но она успевала поссориться со всеми.
Я оставалась последней выступающей. Учитывая мою непонятную жуткую депрессию и невыразимую тоску, чтобы не опростоволоситься перед зрителями, решила рассказать о моем отце – капитане Чарковском Анатолии Эдмундовиче и зачитать давнишную статью о нём, напечатанную ещё в феврале 1969 года в окружной газете города Салехарда, где проживали мы в то время. Называлась эта статья «Грудь в крестах» и рассказывала о битве за Варшаву в январе 1945 года. Газету мне передали буквально за пару недель до мероприятия, статья произвела на меня очень сильное впечатление.
Надо сказать, что читалось мне трудно. Горло моё сдавливала какая-то боль, а глаза туманились слезами. Я видела промороженную кровавую грязь, Вислу в месиве из черного льда и такой же воды, вздыбленную взрывами землю и отца с почерневшим лицом…Голос мой то звенел, то практически исчезал, опускаясь до шёпота…Наконец-то статья была мною дочитана, выступление закончилось стихотворением, которое я написала немного раньше и посвятила отцу моему, получившему тяжёлое ранение в июле сорок третьего года под Смоленском:
ИЮЛЬ СОРОК ТРЕТЬЕГО
Справа «мессеры» россыпью,
слева танки в кольцо.
Чёрный дым по–над кручею
обжигает лицо.
Меркнет небо от копоти
(ах, как жарит июль!),
Помоги ему, Господи,
уберечься от пуль!
Не попасть в окружение,
но без связи конец…
Сквозь разрывы снарядные
рикошетит свинец.
Зубы стиснуты намертво,
тянет провод–змею.
Помоги ему, Господи,
уцелеть на краю!
Есть живые, но ранены,..
чёрт, опять самолёт!..
Там, где топи нехожены,
по–пластунски ползёт:
Лишь бы провод обугленный
Дотянуть через грязь!..
Помоги ему, Господи,
чтобы Я РОДИЛАСЬ!
***
Дан приказ – значит, выполню!
Виснет плетью рука…
Между чёрными тучами
показалась река.
Не сотрётся из памяти
Запах жжёной земли.
Помоги же мне, Господи!
–Слава Богу – свои!
И замолчала. Молчал и зал. Ну, думаю, всё, Линка, допечалилась… Такого провала ты ещё не переживала. Вдруг въедливая старушка с первого ряда спрашивает меня:
– А што ж, милая, помог ему Господь–то, дошёл ли ён, выжил?
–И дошёл, бабушка, и выжил, я же родилась.
–Хороший, видать, мушшина был. И дочка хорошая. Ишь, как душевно стишок читала…
Бабушка слегка приподнялась над стулом и несколько раз хлопнула в ладоши. Следом захлопали и остальные зрители, кто-то запел «День Победы», мы подхватили песню и пели уже всем залом. Потом «Катюшу», «Тёмную ночь», «В землянке» и другие…
Тут девчонки наши стали раздавать подарочки–угощения присутствующим, откуда–то взялся баян, начались танцы и настоящее веселье. Даже вредная бабулька с первого ряда оказалась такой затейницей, что все диву давались. Но всему приходит конец, и мы вскоре покинули наших подопечных с обещанием, что будем их навещать, а они будут с нетерпением ждать нас.
Обещание своё мы выполнили и ещё много раз приходили к ним в гости, вот только знакомых по первым посещениям лиц с каждым разом оставалось всё меньше и меньше.
А что ж хандра моя, пресловутая чёрная депрессия? Не знаю, с той поры я с ней больше не встречалась.
Десять лет пролетело с того выступления, нынче мне уже семьдесят будет. Ничего, не печалюсь. Живу, радуюсь, книжки пишу, путешествую. Хотя и всякое бывало в прошедшее десятилетие, но это уже другие истории.