По сути все "Благоволительницы" Литтелла это размашистый плагиат, компиляция из текстов, рассказов, пьес Сартра и классической русской литературы. Попытка троллинга "прозы лейтенантов".
Итак.
БЛАГОВОЛИТЕЛЬНИЦЫ. Напомню известное произведение "Мухи", за основу взят мифологический сюжет об Оресте. Орест возвращается в Аргос, где правит убийца его отца Эгисф и мать Клитемнестра. Сестра Ореста Электра, находится у них в услужении. В городе царит уныние, люди испытывают раскаяние за свои грехи и грехи Эгисфа. Юпитер насылает на город мух-Эриний, которые не дают людям прекратить терзаться. Орест убивает Эгисфа и Клитемнестру, за ним охотятся Эринии, но Орест как флейтист уводит Эриний из города, спасая тем самым его.
...
А вот с ответом модератора Литреса по моей новой ЗОЖ-книге ВЫЗОВ МАШИНЫ АРНОЛЬДА не могу согласиться.
И могу обосновать свою позицию.
Дело в том, что специально пишу в предисловии, что публикую книгу в соответствии с рекомендациями Арнольда о распространении его рекомендаций для деревни о здоровом образе жизни, питани, тренировках, бодибилдинге и способах сокращения времени пребывания в Сети.
Также мной затрачен труд на перевод рекомендаций Арнольда на русский язык.
Вот несколько примеров литературного плагиата, который на самом деле и не плагиат:
Александр Дюма — роман «Три мушкетёра».
Уильям Шекспир — сюжеты пьес «Отелло» и «Ромео и Джульетта».
Изабелла Мэри Битон — «Книга домашнего хозяйства».
Джеймс Александр Маккей — биография изобретателя Александра Белла.
Александр Волков — сказка «Волшебник страны Оз».
...
На протяжении всей истории мировой литературы в плагиате обвиняли — Вольтера, Стендаля, Эмиля Золя, Оноре де Бальзака, Михаила Шолохова, Татьяну Толстую, Бориса Акунина (признан иноагентом в РФ) и многих других.
О том, что именно можно считать плагиатом, в литературной среде до сих пор идут споры.
В 1926 году король Испании Альфонс XIII подписал декрет о праздновании в стране Дня испанской книги, который решили отмечать 23 апреля — в день смерти великого Мигеля де Сервантеса. Спустя 70 лет в ЮНЕСКО пришли к выводу, что миру такого праздника тоже не хватает, и нужно сделать его международным. При выборе даты решили не мудрить и просто позаимствовали её у испанцев, потому что 23 апреля 1616 года умер не только Сервантес, но ещё и Уильям Шекспир.
СТРЕМЯ ТИХОГО ДОНА
О Захаре Прилепине критики пишут, что он "ворвался в литературу как выстрел из гранатомёта".
В номинации «HUMANITAS» выдвинута биография Михаила Шолохова за авторством Захара Прилепина "Михаил Шолохов.Незаконный". – М.: Молодая гвардия, 2023. – (Серия «Жизнь замечательных людей»).
Изучая состав конкурсных комиссий литературных премий России и имена соискателей, обратил внимание, что зачастую в отборочных комиссиях и среди номинантов присутствует знакомая группа персонажей.
Считаю, что вручение литературных премий должно проходить строго в соответствии с художественным уровнем тех или иных произведений.
Что касается номинации Прилепина, то, по всей видимости, он намерен ею поставить точки над е в затянувшейся дискуссии об авторстве Шолохова, когда речь идёт о "Тихом Доне".
В своих воспоминаниях Рой Медведев пишет, цитирую.
В сентябре 1974 года эмигрантское русское издательство «ИМКА-Пресс» в Париже опубликовало небольшую книгу «Стремя “Тихого Дона”: Загадки романа» с предисловием Александра Солженицына. Вместо имени автора на обложке и на титульном листе была проставлена всего одна буква «Д». Можно было подумать, что это намёк на Дон.
В 1974 году интерес к тому, что говорил и делал Солженицын, недавно лишённый советского гражданства и высланный за границу, был очень велик. Но и интерес к Михаилу Шолохову и его роману «Тихий Дон» в Советском Союзе также был очень велик. Поэтому книга «Д» не могла не вызвать интереса и в нашей стране, и за границей.
Как было видно из предисловия, Солженицын хорошо знал «Д» и ценил его как «литературоведа высокого класса», который между других своих работ взялся и за изучение проблемы авторства «Тихого Дона». Можно было понять, что «Д» начал эту работу по просьбе Солженицына и делал её не только бескорыстно, но и тайно. Однако автор смог только начать большое исследование, написав несколько разделов, а также много разрозненных заметок, которые и вошли теперь в книгу. Из письма «Д» к Солженицыну, которое приводилось в предисловии, было видно, что «Д» намеревался значительно продвинуться в своём исследовании летом и осенью 1973 года, а в дальнейшем написать ещё одну книгу на ту же тему, но уже как детектив.
...
Как известно, сомнения в авторстве Михаила Шолохова высказывались ещё в 1928–1929 годах, после выхода в свет первых частей романа «Тихий Дон» в журнале «Октябрь» и в «Роман-газете». Однако то были разного рода слухи и домыслы, а теперь это была попытка исследования.
...
Неудивительно, что книга «Д» быстро распространилась в конце 1974 года в московских литературных кругах. Я хорошо помню, как бурно обсуждали книгу «Д» в разных писательских квартирах. В квартире Владимира Солоухина почти все собравшиеся здесь несколько писателей склонны были принять доводы «Д» и Солженицына. В доме Владимира Тендрякова были решительно против этого. Юрий Трифонов был полон сомнений. Взволнованы были Владимир Лакшин, Юрий Черниченко и Лев Копелев.
Многие стали выписывать и читать в библиотеке дореволюционные повести и рассказы Фёдора Крюкова, известного в свое время донского писателя и общественного деятеля, которому «Д» и приписывал главную роль в создании романа «Тихий Дон».
Литературовед, биограф и земляк Ф. Крюкова Владимир Проскурин, с которым я тогда познакомился, был рад всеобщему вниманию к творчеству Крюкова, но возражал против приписывания Крюкову авторства «Тихого Дона». Естественно, что в писательской среде строилось множество догадок и о том, кто такой сам «Д». Кое-кто высказывал предположение, что за этим псевдонимом скрылся сам Солженицын, но у этой версии оказалось мало сторонников. Опубликованные материалы свидетельствовали о «Д» как о способном литературоведе. Литературное окружение А. Солженицына было невелико, но оно было, как это принято говорить сейчас, не слишком «прозрачно».
Книга «Д» вызвала не только большой интерес сама по себе, но и положила начало многим новым исследованиям и публичным обсуждениям. Были предприняты попытки сравнить словарный запас, стиль и идейную направленность «Донских рассказов», сочиненных и опубликованных в 1924–1926 годах, и первых пяти частей «Тихого Дона», которые создавались в 1927 и в начале 1928 года.
Норвежский исследователь-славист Гейр Хетсо провел компьютерное исследование, в основу которого положено сравнение длины предложений и расположение частей речи в «Донских рассказах, в первых двух частях „Тихого Дона“ и в „Поднятой целине“. Полученные данные сравнивались потом с теми же параметрами в сборниках рассказов и повестей Фёдора Крюкова, особенно за период 1909–1917 годов.
...
Можно было бы выделить несколько десятков наиболее ясных и очевидных признаков, черт и качеств автора «Тихого Дона», без которых создание романа было бы невозможно. Было очевидно, например, что автор замечательно знает и рисует природу Донского края: степь и лес, все травы и всех зверей, птиц и рыб, сам Дон и небо над ним при любой погоде и в любое время года. Он применяет необычно яркие краски, показывая нам не просто пейзажи, а жизнь природы во всех её проявлениях.
Автор выказывает замечательное знание всего уклада казачьего сословия, быта, службы, поведения и психологии казака – воина и земледельца. Он знает все детали и особенности казачьего хозяйства, военной формы, конного дела, истории казачьего Дона. Он не просто знает, но любит казачество, его старинные песни, пляски, игры, традиции. Он даёт нам необычные и сильные образы и казаков-мужчин, и особенно женщин-казачек: Аксиньи, Натальи, Дарьи, Ильиничны.
...
Ни Фёдор Крюков, ни Михаил Шолохов, каким его изображали тогда все литературоведы и авторы школьных учебников, не подходили под признаки автора столь необычного и сильного романа-трагедии.
...
По мнению «Д», стиль и характер самого художества в романе был различен в разных его частях. Разные страницы и главы романа написаны как бы разными руками и в разное время. Неизвестному нам «Д» казалось, что существует большая разница между основной частью романа и более поздними вставленными в него главами и разделами. Ему казалось, что образы Аксиньи и Анны Погудко, даже Мишки Кошевого и Бунчука создавались разными авторами. Таким образом, выдвигалась концепция о существовании у романа «Тихий Дон» как главного автора, так и менее способного и отличного по взглядам соавтора. Доводы и примеры «Д» были интересными, но не убедительными, не исчерпывающими, а порой и явно ошибочными. Это признавал и Солженицын, который писал в предисловии: «В который раз история цепко удержала свою излюбленную тайну». «Клад “Тихого Дона” заколдован», – писал Солженицын и много позже.
Но и тайна самого «Д» держалась еще много лет. Только в конце 1991 года в декабрьской книжке «Нового мира» А. И. Солженицын сообщил читателям драматическую предысторию книги «Стремя “Тихого Дона”». Только теперь мы смогли узнать имя автора этой книги. Это была Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, литературовед из Ленинграда. По свидетельству Солженицына, она умерла в Гурзуфе в Крыму, где лечилась осенью 1973 года. Ее сразил инфаркт, когда она узнала из передач западных радиостанций об обысках у друзей Солженицына в Ленинграде и об изъятии «Архипелага». Даже в разговорах с близкими ему людьми, а тем более в переписке А. Солженицын, склонный к тщательной конспирации, всегда называл И. Н. Медведеву-Томашевскую «Дамой». Отсюда и возник столь необычный псевдоним– «Д».
...
Солженицын и Шолохов имели возможность познакомиться друг с другом на большой встрече деятелей культуры с лидерами КПСС в декабре 1962 года. Посредником в этой короткой встрече был А. Т. Твардовский. Два писателя пожали друг другу руки и обменялись обычными в таких случаях комплиментами.
Их взаимная неприязнь сменилась в семидесятые годы нескрываемой ненавистью. Однако под влиянием успеха Солженицына Шолохов попытался поднять в новой редакции романа «Они сражались за Родину» тему сталинских репрессий.
Издание книги «Д» круто изменило положение дел в советском шолоховедении. Существенно расширилось и углубилось изучение истории и источников романа «Тихий Дон», его текста, прототипов, особенностей языка и образов. Появились первые большие биографии Шолохова, которых в шестидесятые годы просто не было. Были изучены многие ранее закрытые архивы. Наконец, были найдены и рукописи первых частей романа, которые сам Шолохов считал навсегда утерянными. Очень много узнали мы и о донском писателе Фёдоре Крюкове, главные работы которого переизданы в 90-е годы. Книга «Д» стала таким образом частью нашей непростой литературной истории.
Конец цитаты из мемуаров Роя Медведева.
Этим летом произошло весьма знаковое событие как для Петербурга, так и для всей России.
Недалеко от стадиона Газпром Арены появились три огромных флага: россиский триколор, советский и имперский. Эта эстафета флагов символизирует преемственность всего лучшего, что было во все три временных этапа российской государственности, их взаимовлияние и взаимосвязь.
Это касается и культуры, и литературы...
Поэтому не считаю чем-либо чрезмерным нахождение литературоведами влияния талантливого писателя с донских берегов Фёдора Крюкова на генезис текстов Нобелевского лауреата из станицы Вешенской Михаила Шолохова.
Интересно, будет ли Захар Прилепин выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах в РФ 2024 года?
Это вполне допустимо, ведь, как известно, Россия это литературоцентричная страна...
12 СТУЛЬЕВ БУЛГАКОВА
Ирина Амлински
«12 СТУЛЬЕВ ОТ МИХАИЛА БУЛГАКОВА». Книга вторая
«Станемте свободными мыслителями и
привыкнем анализировать самостоятельно»
Папюс
Глава 2. РОМАНЫ «12 СТУЛЬЕВ» И «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК»
Связь романов «12 стульев» и «Золотой теленок» с Булгаковым и его произведениями, написанными до возникновения идеи «12 стульев», была показана в предыдущей книге «12 стульев от Михаила Булгакова», но скорбное молчание ильфо- и булгаковедов, длящееся вот уже три года, заставило меня заново покопаться в стульях. Занятие оказалось не напрасным: под обивкой каждого стула оказался недооцененный материал.
Но прежде, чем приступить к рассмотрению этого материала, мне хотелось бы обозначить вектор и метод поиска доказательств. А для этого призову в союзники академика Д.С. Лихачева, советского и российского филолога, культуролога, искусствоведа, автора фундаментальных трудов по истории русской литературы. Имею ввиду его работу «Еще раз о точности литературоведения» (Русская литература, №1, 1981 г.), в которой Дмитрий Сергеевич разбирает образ Остапа Бендера:
«<…> в доказательстве частных решений огромную роль играют наблюдения над "мелочами" и "частностями". Именно эти "частности" оказываются обычно наиболее достоверными свидетельствами.
Приведу такой пример. В изучении творчества Ильфа и Петрова исследователей особенно занимал вопрос: откуда сложился образ Остапа Бендера? Кто были его литературными предшественниками? Высказывалось много предположений. Однако истинного "предшественника" Остапа Бендера легко узнать по "мелочам"; это Аметистов в пьесе Михаила Булгакова "Зойкина квартира".
Дело не только в том, что оба героя – дельцы, нахалы, прожектеры, но в том еще, что оба стремятся устроить свое благополучие с помощью женщин, оба в прошлом провинциальные актеры и не брезгуют шулерством, у обоих нет багажа, оба имеют что-то зеленое в своем костюме, оба испытывают недостаток в белье, у обоих своеобразная манера говорить – отрывочная и афористичная, у обоих поразительная самоуверенность и т.д., и т.п.
Остап Бендер, как образ, явно зависит от Аметистова, но последний, в свою очередь, зависит от образа Джингля в "Пиквикском клубе" Диккенса. И опять-таки "выдают" и доказывают эту зависимость "мелочи".
Аметистов и Джингль в прошлом мелкие актеры, занимались шулерством. Оба легко двигаются и танцуют. У обоих отрывочная речь. У обоих якобы пропал багаж в дороге. У Аметистова – на железной дороге, в поезде, у Джингля – на корабле ("тюки", "ящики"). У обоих зеленая одежда с чужого плеча. У обоих нет носков на ногах. Оба стремятся воспользоваться расположением женщин для своего материального благополучия. Таким образом, бесспорному решению вопроса о "литературной генеалогии" образа Остапа Бендера способствуют не главные, "генеральные" черты их характера, а "мелочи", которые не могут явиться результатом случайного совпадения, а свидетельствуют о прямом заимствовании».
А теперь, дорогой читатель, зададимся вопросом: каким образом могли изучить Ильф и Петров образ Аметистова из «Зойкиной квартиры», если текст этой пьесы на русском языке впервые был опубликован в США в «Новом журнале» в 1969-1970 годах, на немецком – в 1929 году, а советский читатель впервые ознакомился с текстом в 1982 году? Может, Ильф и Петров впитывали черты образа Аметистова, посещая постановки «Зойкиной квартиры» (премьера состоялась 28 октября 1926 года в Театре имени Вахтангова)? Ничуть не бывало. Театр, равно как и булгаковская пьеса, их нисколько не интересовали. Они не посещали театров в принципе. Этой информацией горделиво делился брат Петрова – Валентин Катаев в своей книге воспоминаний со скромным названием «Алмазный мой венец»:
«Он (Булгаков – прим. И. А.) был несколько старше всех нас, персонажей этого моего сочинения, тогдашних гудковцев, и выгодно отличался от нас тем, что был человеком положительным, семейным, с принципами, в то время как мы были самой отчаянной богемой, нигилистами, решительно отрицали все, что имело хоть какую-нибудь связь с дореволюционным миром, начиная с передвижников и кончая Художественным театром, который мы презирали до такой степени, что, приехав в Москву, не только в нем ни разу не побывали, но даже понятия не имели, где он находится, на какой улице».
И еще. Исследователи литературы 20-30 годов, включая ильфо- и булгаковедов, в своих работах разными словами повторяют одну и ту же мысль: Булгаков в редакции газеты «Гудок» обогащался темами, «витавшими в то время» в воздухе. Не верь этому, читатель. Тему можно позаимствовать, но мелочи и частности, не влияющие на образ героя и на развитие сюжета, – заимствовать абсолютно бессмысленно: они интересны лишь самому автору.
Вернемся к роману «12 стульев», а точнее – к истокам его возникновения: не к общепринятой сказке о том, как Валентин Катаев дарит идею «12 стульев» своему брату Петрову и другу Ильфу, – сказке, которая ничего не объясняет, в том числе и щедрости дарящего, – а к тому, что хоть как-то объясняет этот жест. На момент «подарка» у Катаева в послужном списке писателя не было ничего, кроме кучки фельетонов и повести «Растратчики». Его щедрость необъяснима и нелогична, если не принять как гипотезу иное объяснение: у дарящего оставалось нечто большее, чем «Стулья», и это нечто позволило ему сделать такой широкий жест. Такие, как Катаев, последнее не отдают.
К истории с Катаевым мы еще вернемся, а теперь я готова показать, что булгаковский черновой вариант романа о дьяволе уже существовал в 1926 году и проходил «обкатку» в романе «12 стульев», как на уровне образов героев, так и на уровне идеи.
В отличие от четких, ясных дат, фиксирующих начало и окончание работы над произведениями у Булгакова, даты создания и окончания «ильфо-петровских» романов по сей день не определены. Я напомню, что черновиков романов – не существует. Есть беловик, написанный рукой Петрова, и машинописный экземпляр с незначительной правкой. Правда есть «Записные книжки» Ильфа, но и с ними, мягко говоря, не все обстоит однозначно. Дело в том, что удачные фразы, бендеровские тезисы и сентенции, отточенные до афоризмов, вносились Ильфом в «Записные книжки» параллельно с работой над романом. На это в свое время обратила внимание исследователь ильфо-петровского творчества, текстолог и литературовед Лидия Марковна Яновская в исследовании «Почему вы пишете смешно?»:
«По сути, только теперь, осенью 1927 г., начал складываться вполне определенный жанр его записных книжек. Любопытно, что выражения вроде «Дым курчавый, как цветная капуста», «Железные когти крючников» или надпись на набережной «Чаль за кольца, решетку береги, стены не касайся», использованные в романе в одной из «волжских» глав, появились в записях только теперь, во время работы. В период же поездки по Волге на тиражном пароходе (в 1925 году – И.А.) такого рода записи Ильф еще не делал».
Внести ясность в определение сроков написания не смогли даже Фельдман и Одесский, подарившие читателям полные версии «12 стульев» и «Золотого теленка», и в предисловии к этому изданию написавшие следующее:
«Неясно, в частности, когда роман был начат, когда закончен, что конкретно мешало соавторам быстрее работать. Есть архивные материалы, есть публикации, но свидетельства противоречивы».
Хотя это сказано ими относительно «Золотого теленка», но и в отношении «12 стульев» дело обстоит не яснее. Об этом говорится еще в одном отрывке из комментариев Одесского и Фельдмана:
«В архиве Ильфа и Петрова нет черновиков второй и третьей части «Великого комбинатора». Но это не значит, что они и не существовали: черновиков «Двенадцати стульев» тоже ведь практически нет. Есть лишь последний беловой автограф романа, который и перепечатывали на машинке. Ситуация с «Золотым теленком» аналогична: сохранился только последний беловой автограф второй и третьей части».
Разберемся, читатель, с авторством и временем написания романов самостоятельно.
В первую очередь обратим внимание на авторские временные метки, вплетенные в ткань произведения. Временная авторская метка – подсказка, говорящая читателю как минимум о годе написания текста. С сюжетным течением времени в романе «12 стульев» – все просто: есть авторская метка в начале повествования – «В пятницу 15 апреля 1927 года» – и метка окончания романа, когда был зарезан главный герой («в дождливый день конца октября»). А вот чтобы определить истинное время работы над первым романом, придется заглянуть во второй.
В «Золотом телёнке» первая авторская подсказка, свидетельствующая о времени работы над романом, так ювелирно встроена в текст, что проступает на поверхность лишь при его многократном прочтении. Мы обнаруживаем ее в главе ХIII «Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции» во время дискуссии Варвары Лоханкиной с Митричем, в момент обсуждения «квартирного вопроса», возникшего из-за дележа комнаты отсутствующего летчика Севрюгова:
«– Да вы поймите! – кипятилась Варвара, поднося к носу камергера газетный лист. – Вот статья. Видите? “Среди торосов и айсбергов”.
– Айсберги! – говорил Митрич насмешливо. – Это мы понять можем. Десять лет как жизни нет. Все Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи».
От каких же событий ведет отсчет Митрич? Если вести отсчет 10-ти лет, исходя из ильфо-петровской датировки работы над «Золотым теленком» (1929-1931 годы), то получится, что Митрич сетует на события, происшедшие либо в 1919-м, либо 1920-21-м, после которых прекратилось нормальное течение его жизни. Но таких событий нет. На единственное событие, коренным образом изменившее его жизнь, недвусмысленно указывается авторской отсылкой к прошлому Митрича, когда он был в чине камергера двора его императорского величества и величался Александром Дмитриевичем Суховейко. Чина, положения в обществе он лишился в одночасье, став никем, просто Митричем.
Митрич, равно как и Булгаков, ведет отсчет от событий 1917 года, ведь именно с них – по словам Преображенского – и началась вся эта канитель под названием «социальная революция»:
«– Не угодно ли – калошная стойка. С 1903 года я живу в этом доме. И вот, в течение этого времени, до апреля 1917 года не было ни одного случая, подчеркиваю красным карандашом – ни одного!.. чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня прием. В апреле 17-го года в один прекрасный день пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование».
Прибавим к семнадцатому году десять лет и получим 1927-й, в котором настоящий автор уже работал над следующим романом об Остапе Бендере!
Почему же Ильф и Петров, "работающие" над романом "Золотой теленок" с 1929 по 1931-й годы, не привели реплику Митрича о десяти годах в соответствие с другими временными метками? Например, сняв реплику или заменив на "12 лет как жизни нет". Благодаря "невнимательности" к датам в романе мы имеем ТРИ временных метки: 1927 - реплика Митрича; 1929 - реплика Птибурдукова: «– Как вам не стыдно, Васисуалий Андреич, – сказал заскучавший Птибурдуков, – даже просто глупо. Ну, подумайте, что вы делаете? На втором году пятилетки...» (Первая пятилетка началась 1 октября 1928 г.); и 1930 год - зарисовка о смычке на «Турксибе» (последний костыль был вбит 28 апреля 1930 года).
Ассистент профессора Преображенского – доктор Борменталь – подсказывает нам, что «годы показаны неправильно». А показаны они неправильно лишь по одной причине: "авторы" НЕ УСПЕЛИ детально ознакомиться с «собственным» текстом. Поэтому и не исправили.
Теперь посмотрим на роман о великом комбинаторе с позиции Михаила Булгакова.
Документовед и историк Виктор Лосев в работе «Фантастический роман о дьяволе» пишет следующее:
«К сожалению, не сохранились точные сведения о времени начала работы над романом (из материалов ОГПУ видно, что Булгаков уже в 1926 году осмысливал основные идеи романа, собирал материал и делал черновые наброски), но примерные сроки написания сочинения известны – это вторая половина 1928 года, то есть то время, когда в прессе и в бюрократических учреждениях разгорелись споры о «Беге» (любимой пьесе писателя) и когда травля писателя приобрела характер чудовищного издевательства и глумления».
У меня, равно как и у тебя, читатель, нет доступа к материалам подобного рода. Приходится верить Лосеву на слово. Но у меня есть убеждение, что в 1926 году уже существовал черновик романа о дьяволе и его постигла та же судьба, что и дневники Булгакова: взятые сотрудниками известной организации во время обыска в мае 1926, они были возвращены Булгакову во второй половине 1929-го и лично им сожжены. Но не тут-то было! Дневники, хоть и не полностью, но были «восстановлены из пепла» и опубликованы в 1990-е годы. «Рукописи не горят», – дал понять потомкам запрещенный писатель, имея в виду сохранность каждого его слова, обеспеченную сотрудниками ЧК-ОГПУ-ГПУ-КГБ.
Поскольку у меня нет прямых доказательств того, что черновик существовал и Булгаков уже работал над романом о дьяволе, но есть твердое убеждение в этом, воспользуемся, как это практикуется в суде, косвенными уликами и вынесем вердикт «по совокупности».
Разбирая косвенные улики, мы будем руководствоваться аксиомой: каждый предмет отбрасывает свою тень, следовательно, у каждой тени имеется свой предмет. Для этого нужен только свет. Мы включим свет и увидим, как некоторые персонажи романа о дьяволе чудесным образом играют на сцене романа «12 стульев».
Должна тебя предупредить, читатель, что черновиков Булгакова я в руках не держала, а работала лишь с опубликованными текстами. Единственный текст, на который я не буду ссылаться в своем расследовании, это редакция романа о дьяволе, «восстановленная» Мариэттой Чудаковой, – уникальным на сегодняшний день специалистом на земном шаре, позволившим себе домыслить и дописать текст, вырезанный из тетради и уничтоженный Михаилом Афанасьевичем.
Итак, «"Черный маг", "Копыто инженера" – Черновики романа. Тетрадь 1 и 2. 1928-1929 гг.» и роман «12 стульев». Сравнивать мы будем следующих героев:
Роман «12 стульев»:
Остап Бендер
Ипполит Матвеевич Воробьянинов
его теща – Клавдия Петухова
«Черный маг»:
Иешуа Га-Ноцри
Левий Матвей
Клавдия Прокула – жена Понтия Пилата
Сначала мы рассмотрим пару женских персонажей: тещу Воробьянинова и жену Понтия Пилата. Первое, что привлекает внимание, это то, что обе героини – Клавдии, "вторые имена" которых начинаются на букву «П».
Клавдии П – Клавдия Петухова, Клавдия Прокула
2. Обеим Клавдиям накануне трагедии снятся тревожные сны, при этом обе во сне страдают.
3. «Элементная база» снов обеих Клавдий схожа: обе видят во сне людей, обе отмечают незначительную деталь – волосы: «кудрявую голову» видит Прокула, о «распущенных волосах» говорит Петухова.
«– Супруга его превосходительства Клавдия Прокула велела передать его превосходительству супругу, что всю ночь она не спала, видела три раза во сне лицо кудрявого арестанта – это самое, – проговорил адъютант на ухо Пилату, – и умоляет супруга отпустить арестанта без вреда». («Черный маг»)
«Клавдия Ивановна продолжала:
– Я видела покойную Мари с распущенными волосами и в золотом кушаке. <…> Я очень встревожена! Боюсь, не случилось бы чего!» («12 стульев»)
Булгаков «убивает» Клавдию Петухову поздним вечером пятницы 15 апреля 1927 года, что соответствует 13-му нисана, а в субботу 16 апреля/14 нисана – наступает канун Песаха. Только с оглядкой на Клавдию Прокулу, видящую во сне арестанта, становится понятна причина и тревожного сна Клавдии Петуховой, и ее неясного волнения: «Боюсь, не случилось бы чего!». Ведь эта фраза предваряет - в параллельно пишущемся романе о дьяволе - начало катастрофы, которая изменит ход истории. Обе героини и их сны связаны воедино еще и временем: Поздним вечером 13 нисана умирает Клавдия Петухова, а уже через несколько часов: «В белом плаще с кровавым подбоем шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана...» – в булгаковский роман будет входить Понтий Пилат, который еще не знает, ни Иешуа Га-Ноцри, ни того, что битву за Иешуа он проиграет.
4. Обе «Клавдии П» – глупые, и к ним относятся с пренебрежением:
«Ипполит Матвеевич не любил свою тещу. Клавдия Ивановна была глупа, и ее преклонный возраст не позволял надеяться на то, что она когда-нибудь поумнеет».
«Ипполит Матвеевич поглядел на тещу сверху вниз. Его рост доходил до 185 сантиметров. С такой высоты ему легко и удобно было относиться к теще Клавдии Ивановне с некоторым пренебрежением». («12 стульев»)
«– Передайте ее превосходительству супруге Клавдии Прокуле, – ответил вслух прокуратор, – что она дура. С арестованным поступят строго по закону. Если он виноват, то накажут, а если невиновен – отпустят на свободу». («Черный маг»)
Интересно, что о жене Пилата Клавдии Прокуле, некоторыми церквами причисленной к лику святых, не так уж много сведений. НО! Ни один источник, не говорит о ее глупости, Булгаков же выставляет Клавдию дурой, сохраняя при этом за ней право видеть вещие, предостерегающие сны.
В Евангелии от Матфея (27: 19) читаем:
«Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него».
Иоанн Златоуст:
«После доказательств, заключавшихся в делах, не маловажная вещь была и сон. Но почему же не сам Пилат видит его? Или потому, что жена была более достойна его, или потому, что если бы видел он, то не поверил бы ему, и даже, быть может, не сказал бы о нем. Поэтому так и устрояется, что видит этот сон жена, чтобы это сделалось известным для всех. И не просто видит она сон; но и страдает много, чтобы муж, хотя из сострадания к жене, помедлил совершать убийство».
5. Оказывается, свой голос Клавдия Петухова получила в наследство от мужа своей тезки – Понтия Пилата. Читаем сперва авторскую характеристику голоса в «12 стульях»:
«От пушечных звуков голоса Клавдии Ивановны дрожала чугунная лампа с ядром, дробью и пыльными стеклянными цацками.
– Я очень встревожена! Боюсь, не случилось бы чего!
Последние слова были произнесены с такой силой, что каре волос на голове Ипполита Матвеевича колыхнулось в разные стороны. <…> Голос у нее был такой силы и густоты, что ему позавидовал бы Ричард Львиное Сердце, от крика которого, как известно, приседали кони».
«Кесарь император будет недоволен, если я начну ходить по полям! Черт возьми! – неожиданно крикнул Пилат страшным эскадронным голосом». («Копыто инженера». Тетрадь вторая. 1928-1929 год)
Смысл этих второстепенных сцен и деталей, на первый взгляд никак не работающих на сюжет романа «12 стульев», становится понятен лишь при сопоставлении со сценами из произведений Булгакова, подписанных его именем: это своего рода ключи-пазлы, сигналящие о параллельно писанных текстах, а обе героини рождены одной фантазией, причем Клавдия Петухова выступает отражением Клавдии Прокулы.
Разберем следующую пару героев – Ипполит Матвеевич и Левий Матвей – и убедимся, что Ипполит Матвеевич – это пародийно обыгранный Левий Матвей.
1. Звучание имени Левий Матвей и имени Ипполит Матвеевич схоже при произнесении вслух.
Левий Матвей – Ипполит Матвеевич
Разбирая булгаковские персонажи на уровне «именного материала», следует помнить, что тексты Булгакова лучше читать не глазами, а вслух. Из воспоминаний сотрудника «Гудка» Михаила Штиха:
«Однажды Август Потоцкий влетел к нам в комнату не на шутку рассерженный.
– Ребята, вы сук-кины дети! – объявил он со своей обычной прямотой. – Ловите блох чёрт знает где, а что у вас под носом происходит, не видите.
– А что у нас происходит под носом, Август? – спросили мы.
– Посмотрите, как ваш друг Михаил Булгаков подписывает уже второй фельетон!
Посмотрели: "Г.П. Ухов". Ну и что ж тут такого?
– Нет, вы не глазом, вы вслух прочтите!
Прочитали вслух... Мамочки мои! "Гепеухов"!»
2. Ипполит Матвеевич – до встречи с Бендером служит регистратором в ЗАГСе. Что вносится в регистрационную книгу? Имена, фамилии и цифры, обозначающие дату либо рождения, либо смерти, либо брака.
Левий Матвей – сборщик податей до встречи с Иешуа. Каковы обязанности сборщика податей, помимо сбора денег? Запись (фиксация) имен, фамилий, цифр (сумм и дат).
3. Оба – Ипполит Матвеевич и Левий Матвей пользуются записными книжками. О записной книжке Ипполита Матвеевича мы узнаем из диалога в дворницкой бывшего воробьяниновского особняка в Старгороде:
«Ипполит Матвеевич покраснел еще больше, вынул маленький блокнотик и каллиграфически записал: "25/IV-27 г. выдано т. Бендеру р. – 8"».
«– За тобой записывают? – тяжелым голосом спросил Пилат.
– А ходит он с записной книжкой и пишет, – заговорил Иешуа, – этот симпатичный... Каждое слово заносит в книжку...» («Черный маг»)
4. Оба – Ипполит Матвеевич и Левий Матвей – после встречи с незнакомцами – Остапом Бендером и Иешуа – подчиняются их воле и становятся их спутниками. Более того, они обретают своих Учителей и становятся их единственными учениками.
5. Левий Матвей крадет нож, чтобы убить Учителя из благих намерений, ибо, по его мнению, он не должен мучительно умирать на кресте. В советских реалиях события и мысли отражаются, как в кривом зеркале: Ипполит Матвеевич бритвой убивает своего Учителя, чтобы овладеть сокровищем единолично.
6. Но дело даже не только в том, что Ипполит Матвеевич и Левий Матвей совпадают на уровне деталей. Они еще являются носителями одной и той же авторской мысли, разыгрывая ее в сценах произведений: вся путаница происходит оттого, что люди не могут адекватно воспринимать, анализировать и передавать информацию. Иешуа ужасается тому, что записывает за ним Левий Матвей, жалуясь Пилату, что «свидетели все до ужаса перепутали, что я говорил». Именно этот тезис обыгрывается и в диалоге Ипполита Матвеевича с владельцами похоронного бюро «Нимфа». Предварительно мы вспомним, что рассказала о своем сне теща Ипполита Матвеевича, а что запомнилось ему:
«– Я видела покойную Мари с распущенными волосами и в золотом кушаке».
Воробьянинов по-своему передает содержание сна:
«– Здорова, здорова, – ответил Ипполит Матвеевич, – что ей делается. Сегодня золотую девушку видела, распущенную. Такое ей было видение во сне».
«Элементная база» сна – одна и та же, но его смысл становится другим. Упоминанием Марии с распущенными волосами во сне тещи автор сигнализирует нам о Марии Магдалине, которая традиционно изображается с распущенными волосами и непокрытой головой. В то же время Воробьянинов, переиначивая сновидение о покойной жене, говорит о «распущенной девушке», перебрасывая таким образом мостик в параллельно пишущееся произведение – роман о дьяволе. Этот прием – намек в одном произведении на другое – Булгаков использовал неоднократно. Позже мы поговорим и об этом.
Добавлю, что супружеская пара – Ипполит Матвеевич Воробьянинов и его жена Мария в романе «12 стульев» сложилась не случайно: о паре Левий Матвей и Мария мы читаем в выписке из «Истории евреев с древних веков до настоящего времени» Греца (в 12 томах!!!), сделанной рукой Булгакова во время работы над черновой редакцией романа о дьяволе. К сожалению, саму выписку дано было видеть только исследователю В.И.Лосеву, который и цитирует ее в комментариях к 4 тому восьмитомного собрания сочинений Булгакова (С-Пб, 2002). За это ему – огромное спасибо. Читаем:
«Левий Матвей и Мария. Так же последователем был богатый мытарь, которого источники называют то Матфеем, то Леви и в доме которого Иешуа постоянно жил и вернулся с товарищами из самого презренного класса. К его последователям принадлежали и женщины сомнительной репутации, из которых наиболее известна Мария Магдалина <…>».
Немаловажно так же и то, что Булгаков с Марией поступает по-рыцарски: из «женщины сомнительной репутации» Мария становится женой дворянина Воробьянинова. Но и это не все. Чтобы не сделать ее свидетельницей нравственного падения мужа, дошедшего до убийства компаньона, автор переселяет её в мир иной задолго до начала истории с бриллиантами. Таким образом, выбор имени для жены Воробьянинова и выбор имени и отчества для самого Воробьянинова может видится случайным, только если допустить ильфо-петровское авторство.
http://proza.ru/2023/02/11/1092
Считаю, что моя вторая документальная книга-расследование из "масонского цикла" не является плагиатом, а творческой переработкой произведений по этой теме.
Ответ Литреса
Плагиат
Книга является плагиатом и/или принадлежит к категории "Бесплатный контент" (Public domain), взята из открытых источников. Согласно правилам Литрес Самиздат, она не может быть опубликована. Ознакомьтесь с разделом «Требования законодательства Российской Федерации».
15 октября 2023 года