18+
Небо: Это что у нас тут? Никак гора проснулась?
Гора (удивленно вздрагивает): Что? Что-то случилось?
Под взором Неба она сонно потягивается.
Небо: А как тебе кажется, случилось?
Гора (озабоченно): Вот и удивляюсь. Ты ничего не заметил? Какие-нибудь изменения?
Небо: Я то и дело меняюсь сам, хотя и остаюсь неизменным. Но что изменилось здесь? Такое, чтобы пробудило гору? Тебе лучше знать…
Гора (неподвижно оглядывается): Ума не приложу.
Небо: Мыши?
Гора: Нет, вовсе не мыши. У меня и нет их.
Небо: Будто бы ты проверяла каждый свой камень.
Гора: Я прекрасно ощущаю каждый свой камень, каждый слой себя. Вот я чувствую те травинки. Видишь, на южном склоне.
Травинки: Что это такое нависло над нами?
Травинки: Что-то огромного, невидимое.
Травинки: Оно часть нас, но и еще что-то, внешнее.
Травинки: Какой кошмар.
Небо: Вижу травинки. Подуй на них немножко, теплый ветер.
Травинки: Теперь кажется, что над нами и еще что-то.
Травинки: Это там, где свет. Высоко.
Травинка: Оно будто бы стало ближе.
Травинка: Ой, какой приятный ветерок. Но лучше бы немного воды!
Гора: Они говорят, что хотели бы воды. Это мысль. Я бы не отказалась помыться, раз уж проснулась.
Небо: Если дотерпишь… (прерывает фразу, не сдерживается, смеется, хохочет)
Гора (смотрит на него, прыскает и тоже гогочет)
Долина (ее начинает трясти): Милый, сейчас тебе буде не до рисунка.
Молодой Художник пытается устоять, палитра выпадает из рук.
На холсте различается долина с горой и облачным небом.
Долина: Не волнуйся. Скоро сможем продолжить.
Художник: Хорошо, любимая.
Небо и Гора заканчивают смеяться, откашливаются.
Небо (пытается успокоиться, утирает слезы, а те падают вниз, на травинки): Я… Фуух… Я хотел сказать, что если… Ха! Если подождешь, то через день-другой, как раз прибудут хорошие дожди. А потом подумал – ты! И подождешь!
Гора: Да ты шутник!
Небо: А как бы я хохотал, если бы ты ответила, что у тебя дела и дождаться ты не сможешь!
Гора: Да, вот бы ты хохотал…
Травинка: Ну и страшные же времена.
Травинка: Я думала. Что нам конец.
Травинки: Гляди, немного воды. Солоноватая, но пойдет. Втягиваем!
Гора: Пару дней я еще не усну, подожду твои дожди. Подумаю пока, что меня пробудило.
Небо: Может просто страшный сон?
Гора: Дай вспомнить. Мне снилось, что я на дне глубокого океана... Надо мной, вместо тебя – вода. А ты даже не виднеешься наверху. Темно! Странные звуки, гигантские рыбы и всяческая гадость облепливает меня… А ты решил побыть со мной теперь?
Небо: Да, побуду чуток, раз ты проснулась. Хоть побеседуем. Ведь ты спала так долго. И мне стало очень интересно, чего это ты бодрствуешь.
Долина: Я тут взглянула на твою работу. Ты рисуешь меня очень уж странно.
Художник: Ты про воду?
Долина: Да. Как будто бы я вся в воде, но это же не так.
Художник: Дорогая, но я ведь художник, я не копирую тебя. Для этого у нас давно уже есть фотографии. Вот, смотри. Это телефон, в нем камера.
Долина: Телефон? То, что издает звуки?
Художник: Я обычно выключаю его совсем, когда иду к тебе. А вообще эта штука позволяет быть на связи.
Долина: На связи? С кем же ты связан?
Художник: Грубо говоря, со всем миром. Могу быть связан – интернет, мобильная связь.
Долина: То есть, ты можешь попасть куда угодно? Увидеть что угодно?
Художник: Я могу позвонить куда угодно, написать. Но не попасть. Но суть не в этом...
Долина: Не хотела бы я быть связанной. Еще и со всем миром…
Художник: Я не связан, я НА связи.
Долина: Повешен?
Художник: Мне кажется, ты меня дразнишь. Дай я покажу тебе кое-что.
Долина: Показывай.
Художник (включает камеру мобильного): Вот, смотри, сейчас я на экране, потому что направил камеру на себя.
Долина: Как в ручье, что у меня вон там.
Художник: Да, отражение. Совершенно точно. И само отражение в камере – точное. Я могу сфотографировать тебя. Вот так (направляет камеру на долину, делает снимок).
Долина: И это я?
Художник: Ну да, во всех деталях. Вот твои деревца, вот гора, вон небо, которое мы и теперь видим, с точно такими облачками.
Долина (скептически): Я не вижу того, что видишь ты. Здесь нет ничего точного. Здесь все застыло. Это какая-то тень горы, это тень деревьев. Здесь ничего не происходит. Другая долина, мертвая.
Художник: Я хотел показать тебе, что у нас есть аппараты, которые могут копировать.
Долина: Тоска…
Художник: Так вот, я не стремлюсь тебя копировать. Я лишь следую за тобой, за твоими законами и изменениями. А значит могу и видоизменять детали.
Долина: И поэтому здесь появилась вода? Именно поэтому?
Художник: Да. Честно говоря, ты снилась мне на днях. Только всё здесь было погружено под воду.
Долина: Всё?
Художник: Да, ты была под водой и мало чем походила на себя. Но я знал, что это именно ты. Во сне это нормально. А сам я был чем-то вроде рыбы.
Долина: Когда-то я и вправду вышла из воды. Все мы вышли. Возможно, когда-нибудь мы уйдем обратно.
Небо: …я помню те времена. Помню как ты медленно рождалась – воды становилось меньше, тряслась земля. Долго-долго…
Гора: И ты… Ты замечал, что я меняюсь?
Небо: Да, я замечал. Я вижу, как меняется все вокруг, потому что я очень старый и очень медленный. Ты, гора, для меня, хоть и являешься неким постоянством, по сравнению, например, с птицами, но ты тоже меняешься. Медленнее, чем я, но я сам по себе медленнее чем ты. Поэтому – мне видно всё. Правда, в этот раз я не возьму в толк, что именно в тебе изменилось…
Гора: Да я перед тобой как обнаженная?
Небо: Передо мной всё – обнаженное. Но всё очень быстрое. Детали могут ускользнуть.
Гора: Знаешь, мне трудно представить, что было до меня и что будет после. Ты вот все видел. Ты был и будешь…
Небо: По поводу последнего трудно сказать. Посмотрим. Может и меня ждет исчезновение. Хотя, строго говоря, меня и нет. Кстати, гляди (указывает), а не те вон ребята нарушили твой покой?
Гора (неподвижно поворачивается): Какие-то люди лезут по мне.
Небо: Не они?
Гора: Нет, с чего бы? Люди и люди. И будто бы здесь, на самой вершине, есть что-то, ради чего стоит совершать подъем. Как считаешь? Смотри, вот тот к тебе обращается?
Небо: Я только отсмеялся, а ты снова. Ну да, смотрит на меня и просит о чем-то. По крайней мере так кажется. Да, точно. Он думает, что у меня здесь есть кто-то, кто его слышит и может протянуть руку помощи.
Турист (молит своего бога о безопасном подъеме на гору и о безмерной радости, ждущей его на вершине)
Гора: Он просит тебя о том, чтобы ты ему помог безопасно взобраться на меня.
Небо: Интересно, чем я могу помочь ему? Я ведь даже когда говорю, что будет тебе дождь, отменный дождь, это я не о том, что схвачу и притащу его. Всё само свершается, всегда само. А уж как этому малому я могу помочь забраться… На гору… Стараюсь даже не слушать эту чушь. Ты не представляешь себе, как они радуются, когда молятся о дожде, а он возьми и пойди. Благодарят меня. Это мой любимый анекдот.
Долина: Я думаю ты очень одинокий.
Художник: Разве? Одинокий?
Долина: Ты приходишь сюда так часто и уже так давно. Всегда один. Никуда не спешишь. Ни к кому не спешишь.
Художник: Я спешу к тебе, любимая. Но ведь и ты одинока.
Долина: У меня здесь и животные, и деревья, и травы, и ночи, и дни. Да, я одинока, но иначе, чем ты.
Художник (размешивает краски): Не складывается у меня с людьми. Есть пара друзей, но мы видимся редко. У всех дети, семь. Неогибаемые семейные стены, идущие за ручку по улицам. А мне хорошо здесь, с тобой, в просторе и пространстве.
Долина: А как же любовь? Женщина? Ты избегаешь этой темы, может боишься меня обидеть. Но скажи.
Художник: Когда-то было нечто такое. А теперь я уже и не помню, что это. Честное…
Долина: Смотри, такие как ты, только они ничего не рисуют. Поднимаются на гору.
Художник (всматривается): И точно. Вижу.
Долина: Прости, я от неожиданности тебя перебила. Не хочешь и их нарисовать?
Художник: Нет, они не вписываются в мой замысел. Здесь только природа.
Долина: Одна из них тебе машет. А вы разве не часть природы?
Художник (машет девушке в ответ): В моем понимании – нет. Надеюсь, они не пойдут в мою сторону.
Долина: Почему? Ты же на связи со всем миром. А тут всего несколько человек.
Художник: Ты так и не поняла. Я на связи с теми, с кем хочу. И не напрямую, а так, через экран.
Долина: Мне трудно это понять.
Художник: Это, как если бы я кричал им, а они мне отвечали. Мы находимся далеко, но докрикиваемся друг до друга. Это тоже как крик, но только на очень далекие расстояния.
Долина: Почему же ты не хочешь перекрикиваться с этими?
Художник: Потому что я прихожу к тебе ради уединения, ради тебя. Чтоб спокойно созерцать и рисовать.
Долина: А как тебе та девушка?
Художник: Да разве так разглядишь?
Долина: Золотистые волосы, улыбается как солнышко...
Художник: Я бы предпочел порисовать сейчас, пока есть хоть немного света.
Долина: Ну хорошо, хорошо. Иди ко мне, милый.
Гора: Какие прыткие эти ребятки. Уже близко к моей вершине. Вот и солнце укатилось, а я не успела с ним поздороваться.
Небо: Не мне говорить тебе о том, что оно очень скоро вернется, только с другого края.
Гора: Скажи, они, солнца, каждый раз разные? Сколько живу – так и не сделала окончательный вывод.
Небо: Об этом я расскажу тебе как-нибудь в следующий раз.
Гора: А ты знаешь точно?
Небо: Знаю.
Гора: Может я выскажу предположение, а ты согласишься или нет?
Небо: Я предпочитаю повременить.
Гора: Ты себе это можешь позволить – повременить.
Небо: Ты тоже. Ты тоже можешь.
Гора: А часто ли ты беседуешь с солнцем?
Небо: До него трудно докричаться. Я для него – что-то несущественное. У него другие собеседники.
Гора: Ты? И каково это, великому Небу чувствовать себя несущественным?
Небо: Я давно здесь, как и Солнце. Не помню, чтобы меня это смущало когда-либо.
Травинки (засыпают, впитав немного воды)
Художник: Прекрасная ночь намечается, любимая.
Долина: Нежная ночь.
Художник (собирается разжечь костер): Люблю пожечь здесь костер, посидеть у палатки. Так уютно и тепло. А вверху сетка из звезд. Над городом ничего подобного нет.
Долина: Мне не нравится огонь, но тебе, милый мой, позволяю. А вон еще один костер, тех людей.
Художник: Каких?
Долина: Обернись. На вершине горы.
Художник (всматривается): Это, видимо, те туристы. Решила там заночевать.
Долина: Да. А почему бы тебе не отправиться к ним?
Художник: Это зачем?
Долина: Ты слишком часто бываешь один, как я уже говорила.
Художник: Но я же с тобой.
Долина: И меня это радует, но там люди, с которыми ты мог бы познакомиться и пообщаться. По крайней мере перемолвиться парой слов. Попросить у них сигарет или флягу с водой.
Художник: Я же не курю. Да и вода есть.
Долина: Это предлог, милый. Сколько ты уже со мной? Пора посмотреть на людей. Да и недалеко ведь.
Художник: А ничего, что вокруг почти ночь и темновато подниматься на гору?
Долина: Брось. Подъем здесь шуточный. Я поведу тебя самыми безопасными путями. А ты включишь фонарик. Дойдешь за считанные минуты.
Художник: Но у них там своя вечеринка, они могут быть совсем мне не рады.
Долина: Та девушка, которая тебе помахала. Она будет рада.
Художник: С чего такой вывод?
Долина: Она послала тебе сигнал.
Художник: Она просто помахала. Люди так делают. Это ничего не значит.
Долина: Когда мы говорили с тобой о снимках, я имела в виду и это. Фотография не передает то, что происходит на самом деле. Может все дело в том, что вы люди и вовсе не видите, что творится вокруг и не всегда понимаете, зачем вы делаете то или иное. Ты, милый, хотя бы можешь воображать, а через воображение иногда способен ухватить самую суть. Но редко.
Художник: То есть, девушка в каком-то смысле позвала меня? Ну, предположим… Если ты говоришь… Но это же невежливо – вот так, на ночь глядя, приходить на чужой огонек. Подумают, что я какой-то идиот или как минимум – навязчив. Я так не люблю.
Долина: Но я уже вижу, что ты хочешь пойти. Когда она тебе махала, когда эти ребята проходили там. Когда мы говорили. Тебе хотелось к ним, мой Одиссей. Вы, люди, не должны быть все время одни. И для творчества это неполезно.
Художник: Это то, чего ты хочешь?
Долина: Это то, чего хочешь ты.
Художник: Не уверен.
Долина: Хорошо, это то, чего хочу я.
Небо: Теперь и мне хочется поспать. А у них костер, лишний свет, лишний шум.
Гора: Они вряд ли бы меня разбудили, если бы я спала обычным сном. Но теперь, захочу уснуть – придется еще постараться, поворочаться. Но я тебя не держу, Небо (смешок). Ступай, спи где-то еще. Приходи потом.
Небо: Я побуду пока с тобой. В моем понимании потом – слишком большое время, даже для тебя. Может есть какой-нибудь медведя неподалеку?
Гора: Чтобы их испугать?
Небо: Чтобы их утихомирить.
Гора: Они и сами испугают обычного медведя. То нужен совсем свирепый. Вроде бы нет такого поблизости.
Небо: О, у них, я смотрю, и оружие есть. Вижу пистолет, вижу нож. Еще нож. Длинный.
Гора: Это чтобы друг друга убивать? Вот еще будет зрелище.
Небо: Не знаю, у них никогда не угадаешь. Но от медведя, глядишь, отобьются. Придется терпеть.
– Как тебе здесь, Ольга? – спросил Паша, сияя глазами и улыбаясь. Бородатый, косматый, очень худой. Кажется, что вся его жизненная сила сосредоточена в глазах. Лет ему так, до сорока. В простой одежде, в побитых ботинках. Именно он позвал Ольгу в поход, познакомил с друзьями. Пойдем далеко, но сам маршрут несложный. Будет горная местность, но без крутых подъемов. Покажем тебе красивейшее место. Там долина и особенно живописная гора, на которую и взберемся. Не волнуйся, ничего сложного или опасного. Развеешься, отвлечешься от всего навалившегося. Забьешь на этого, как его там…
Паша он такой, знаешь, одухотворенный. Да, одухотворенный. Светлый. Хороший. Видимо, Ольге он правда начинал нравиться. Бывший одноклассник. А ведь в школе она его вообще за человека не принимала. Но теперь… Выясняется, что хороший он и не такой как некоторые. А почему бы и нет? И она решила – чего бы и не пойти? Подальше от Андрея. Пусть ищет ее, свищет, рвет волосы на своей бараньей груди. Да он не будет искать. Или будет? А она уже далеко и не его. Уже чья-то, чужая. Или ничья! Вот так, Дрюша. Не нужно было обижать Олюшу, нужно было ее любить и жалеть.
Здесь и сейчас, под этим огромным небом, поднявшись на гору, глядя вниз – понимаешь, что живая. Она помахала художнику вдалеке, когда они поднимались. Как замечательно – художник на пленэре, посреди одинокой долины. Кажется, что он один во всем мире. Пульсирует закат. Романтика. А вот наш костер и веселые танцы. Хотелось поцеловать глаза Паши, позвавшего ее сюда. Такой хороший и кроткий. Она смотрела на него и влюблялась. Влюблялась во все вокруг.
– Мне здесь очень хорошо. Я так благодарна, что вы взяли меня с собой. Ребята все радушные. Всю дорогу поддерживали, подбадривали.
– И я так рад, что ты пошла, Ольга. А место это очень хорошее. Уникальное. Я здесь вот буквально чувствую, что Небо близко. Знаешь, энергетика – просто космическая. Я бы даже больше сказал – божественная. И это не просто метафора. Вот смотри… – повел рассуждение Паша.
Ольга смотрела на него с восхищением. Ей одновременно было очень важно, что он говорит, а с другой – абсолютно все равно. Главное, что он ей что-то так живо, увлеченно твердит. С ним спокойно и тепло. Совсем не похож на ее бывших. Особенно на Андрея. Опять этот Андрей, да уйди ты из головы. И почему она раньше не обращала внимание на вот таких – пусть и слегка притрушенных, и может, на первый взгляд. забитых, но смотри, какой Паша открытый и искренний. Такой не обидит и всегда выслушает. Наверняка он и еще чем-нибудь ее приятно порадует, может даже сегодня, когда все разойдутся спасть. Я ведь ему наверняка нравлюсь! Кажется, ты чуть пьяненькая. Она порозовела, но сейчас это вряд ли кто заметит. Паша все говорил и говорил, мерцая глазами. Что-то о богах, воде, о связи земного и какого-то еще. Ольге вспомнился сон о бездонном море. Там, из глубин, что-то тянуло к ней невидимые щупальца и звало, звало, звало необъяснимым сочетанием звука и мысли.
Гора: О, вот и луна показалась.
Небо: Да, но она молчаливая, как ты знаешь. Попробуй хоть что-то выведать у этой зануды.
Гора: Какая она алая в этот вечер.
Небо: Да. Полная и алая.
Гора: Я слышала, что она управляет водой.
Небо: Ну да, это всем известно. Ты, наверное, позабыла все, пока спала. Вода ориентируется на нее. Идет за ней.
Гора: Да… Многое забывается... Я вот наблюдаю неподалеку тучки. Ты говорил, что ждать несколько дней.
Небо: Еще одно подтверждение, что я абсолютно бесполезен и не влияю ни на что!
Гора: Какой же ты скромняга…
На небе молчит алая округлая Луна.
Внизу спали травинки.
Гора: Ты слушал, что эти ребята бормочут? Один сейчас, отойдя от остальных, упал на колени и стал что-то там повторять.
Небо: Глядишь, опять молится. И точно…
Гора: Чтобы не упасть с меня ночью, наверное. Да тише ты там! (тому, внизу)
Небо: Я не слушаю, мне неинтересно.
Гора: Упорствует, агрессивно что-то вымаливает.
Небо: А те раздеваются. Неужели начнут размножаться? Они для этого, обычно, прячутся от меня…
Гора: И эти раздеваются. Эй, ну и нашли же вы место!
Паша: Ольга, тебе не жарко, случайно?
Ольга: Ну, может немножко…
Паша (пододвигается к ней и расстегивает ее куртку): Давай помогу.
Ольгу забавляет внезапная наглость Паши. Да и она навеселе, и он ей нравится. Нравится же? Паша, сняв с нее куртку, начинает стаскивать и свитер.
Небо: Мне тут вспомнилось… Вспомнилось как у этих человечков были раньше вожди. Они как думали, судя по всему – вожди связаны со мной. Вожди делали вид, что могут общаются со мной. Да и не только со мной. Ведь много к кому можно обратиться вокруг.
Гора: Вожди и жрецы.
Небо: Ну вот, это ты помнишь. А когда эти ребята ранились в битве или на охоте, или просто старели, их убивали. Иногда забивали до смерти камнями, иногда душили, иногда давали яд и так далее.
Гора: Потому что вождь должен быть сильным и здоровым? Это логично.
Небо: Да, ведь от него и погода зависит, и охота, и всё. А бывало, что убивали не вождей, а других – тоже бесчисленно видел. Жертвы мне. Представляешь! Будто бы вот такой человечек может прирезать кого-то и направить меня, направить дожди, облака, молнии и гром. Что-то говорит, и начинается… Честно, если я от чего и устал, так от этого.
Гора: Вот так откровение. Устал! Может тебя кто-нибудь подменит ненадолго? А?
Небо хохочет. Гора хохочет. Долина трясется.
Художник (хватается за выступы): Опять трясет. Да что же за вечер такой?
Долина: Держись!
Травинки: Дадут нам поспать сегодня?
Гора (отсмеявшись): А ты к чему завел про вождей?
Небо: Да вот, гляжу я на этих, внизу. Голые все, окружили эту девку. Все с ножами. Тебя трясло сейчас от смеха – а они только приободрились от этого.
Гора: Это что они творят?
Небо: Судя по всему, у девушки серьезные проблемы…
– Паша, Паша! Ты что? – Оля отбивается от Паши, повалившего ее на землю и стащившего с нее штаны, уже без всякого ее разрешения и желания.
– Все нормально, Оля, сейчас и я с себя все сниму. Посмотри на ребят – мы все теперь будем естественными, обнаженными, – задыхаясь от восторга твердил Павлик.
– Что? Зачем? Ребята? – Оля замерла – перед ней стояло семь голых тел – две девушки и пять мужчин. Их нагота была неприятна, она шокировала. Что происходит? Почему у нее так кружится голова? И что это у них в руках? Ножи?
А ребята, действительно с длинными ножами в руках, подходили все ближе, обступали Ольгу. Паша понял, что можно ее не держать, поднялся и стал радостно скидывать с себя одежду.
– Вы что, насильники, извращенцы е*аные?! – голос у Ольги дрожал, из глаз начали капать слезы. Но говорила она громко, агрессивно.
– Мы? О нет, Оля. Ты что? Мы вовсе ничего не хотим такого сделать. У нас совсем другая цель. Хотя и она тебя не очень устроит, но я уверяю – никто не собирается тебя насиловать, – отозвался примирительно Паша. Теперь и он был голый. Тонкий, с тонкими руками, впалым животом и кустом шерсти снизу. Сейчас этот парень смотрелся отвратительно и страшно.
– Что вам нужно? – крикнула Ольга.
– Оля, мать твою, я же тебе битый час рассказывал. Мы собираемся воззвать к изначальному богу воды. Чего я не сказал, но говорю сейчас – на этой горе, во славу его, мы принесем тебя в жертву. Обменяем твою воду, то есть кровь, на его воду – морскую, соленую! Пойдет дождь и будет идти вечно! – Паша воздел руки к небу.
– Я не хочу! Я не позволю! Идите на ***, – закричала Оля. Она поднялась на ноги, камешки тут же впились в босые ноги – ведь Паша снял с нее и ботинки, стащив заодно носки. – **ядь! Больно! Она схватила штаны, еще висевшие у нее на лодыжках, и стала подтягивать их.
– Паша, я думаю, что ее раздеть можно и потом. Это вообще обязательно? Давай уже начинать. Или ты на сиськи бывшей одноклассницы хочешь глянуть напоследок? – спросил толстый мужчина постарше. Он был таким улыбчивым во время похода, такой большой и добрый, но теперь его лицо было каменным. Он смотрел на Ольгу как на инструмент.
– Сегодня мы все сольемся с океаном, на кой мне чья-то нагота? – галантно огрызнулся Павел. – Просто так оно правильнее, я это знаю. Но ладно, действительно, раздеть ее можно и после.
В небе прогремело.
– О да, долину не раз трясло, луна кровавая, теперь гром! Воды уже идут к нам. Он пробуждается! Пора начинать. Во славу его! – Паша снова поднял руки к небу. Глаза его разве что не горели огнем. В них мерцал восторг, религиозный экстаз.
Небо: В мою славу? Или во славу грома? Или во славу дождя? Мне-то что с твоих криков?
Гора: Он явно настроен порадовать того, к кому обращается. Но он, кажется, рассчитывает не совсем на тебя.
Девушка, возраста Ольги, подошла к ней, сидящей на земле, и, свистнув ножом, рассекла ей плечо. Неглубоко, а боль выстрелила молнией. Ольга закричала. Она, в одном ботинке, подскочила, но к ней тут же подбежал еще один и полоснул по бедру. Еще менее сильный удар, но ножи у них были ужасно острые. Кровь стала покидать Ольгу. Ольга выла и металась. Голые люди с ножами окружили ее. Ей не хотелось во все это верить, но вопрос был не в вере.
Художник (выглядывает из-за валуна, шепчет): Любимая, да это что же ты меня привела смотреть?
Долина: Я думаю, что смотреть мало. Нужно действовать!
Художник: Что они делают вообще эти голые твари? За что они ее так?
Долина: А что они говорят, между собой?
Художник (вслушивается, весь трясется): Взывают к какому-то морскому богу. Говорят, напоить его кровью стремятся, чтобы черные воды снова упали на мир, и он возродился бы из этих вод. Они ее ранят, чтобы она источала влагу как туча…
Долина: Не поняла, то есть, они эту девушку кромсают, чтобы вода полилась?
Художник: Ну, насколько я могу понять…
Долина: А какая же здесь логика?
Художник: Вопрос, любимая, не ко мне, а к небу.
Небо: Ко мне? Кто этот наглый парень, крадущийся в кустах?
Гора: Странно, откуда это он тут взялся?
Небо: Я понял, это тот, который рисует тут неподалеку. И гляди ты, девка тоже стала ко мне взывать. Глаза вверх направляет. Ну что, что я могу сделать, милая? Как ты себе представляешь мою помощь? Надеюсь, они скоро закончат этот бардак. Знаешь, чего я не могу сделать, гора? Отвернуться. Всё бы отдал за эту возможность. Отвернуться от всех этих бестолочей!
Долина (говорит быстро): Я тут глянула – у них все вещи вон в той стороне, вон, на земле. Может ты чего найдешь полезное, чтобы защищаться.
Художник (удивленно смотрит на нее): То есть как защищаться?
Тут один из голых поворачивается и каким-то чудом выхватывает взглядом из темноты Художника. Щуплый парень, лет двадцати, в руках длинный нож, весело покачивая при передвижении маленьким своим стручком, побежал на художника. Художник бросается прочь, и прямо туда, куда сказала ему Долина. Тем временем другие голые по очереди продолжают оставлять на вопящей Ольге порезы. Люди эти, сияя глазами и даже улыбаясь, только уже по-звериному, нараспев читают какую-то чушь о боге моря и всякой его воде, о Наутилусе, Кракене и Посейдоне. Пусть он придет высокой волной и поглотит мир. Ольга визжит им что-то в ответ, проклинает, взывает к богу, но очевидно, что это не помогает. Она не сопротивляется. Никогда не сопротивляется, никогда не умела это делать. Какая бы дичь не творилась в жизни. Паша, голый, ужасно худой Паша, размахивает ножом и ранит, и ранит Ольгу. А перед мысленным ее взором до сих пор мелькает мудак Андрей. Смотрит на нее и как бы говорит – ну что, дура, доигралась? Доигралась, а? Вот и терпи теперь.
Художник спотыкается и падает прямо на раскиданные вещи, на него бежит радостно вопящий паренек с пугающе большим ножом. Руку художника кто-то буквально направляет, будто бы он уже и не Художник, а Одиссей, а ведет его длань самой Афины. Рука нащупывает пистолет, оставленный кем-то прямо на рюкзаке. Да. Револьвер. Видимо эти ребята не шутили. Художник чиркает пистолетом о землю, вытягивает руку и спускает курок. Не думая, ничего не думая. Чувствует только волны напряжения. Заряжен, стреляет. Отлично, господи! О, небо!
Небо: Слышу, слышу. И что, я что ли этот пистолет там оставил?
Голый парень тут же роняет нож, в груди его дыра, и можно видеть в ней свет костра на заднем плане. Он падает и дрыгается. Кровь струится и быстро обводит его тельце, очерчивает последнее пристанище своего пристанища. С ним всё. Художника бьет дрожь. Остальные упыри, видимо, так увлечены забиванием бедной девушки, что даже и не поняли, что прозвучал выстрел и что их молодчик уже поставлен на лыжи, прямиком к своему водному богу. По небу разбегаются молнии.
Гора: Невероятно. Они и гром научились делать сами.
Небо: Я тебе доложу, что есть у них громы и посерьезнее. Люди за последнее время своего существования что-то много всего наделали – страшно смотреть. Глядишь, мы скоро наплачемся со всем этим. Потопа на них нет…
Гора: Я вижу тучи будут здесь скорее, чем ты сам предполагал. А может и стоит их всех затопить?
Небо (поводит плечами): Вполне может быть…
Гора: Как думаешь, девка эта всё, обречена?
Небо: Может этот парень ухитрится ей помочь. А может нет. Нет, думаю, не получится у нее. На ней уже порезов двадцать. Но понаблюдаем.
Гора: Утомилась я. Надоело все. Может ты пойдешь? А я тут попробую вздремнуть. Как хорошо было спать. Мне снилось море. И знаешь, что было хорошо? Там, под водами, было очень тихо и одиноко.
Небо: Но ты ведь так и не выяснила, что тебя пробудило.
Гора: Просто проснулась и всё! Ну их. Спасибо, Небо, что пробегал мимо. Ступай уже.
– Стойте, с*ки! – выкрикнул художник, держа перед собой револьвер. Он указывал им то на одного, то на другого. Голые в крови и с ножами стали осознавать, что сценарий сошел с рельсов.
– Ты че приперся? – выкрикнул толстый и отвратительный, который был раньше приветливым. И тут же получил пулю. Художник выстрелил, даже не подумав, что делает. Просто еще раз спустил курок. Снова точно в цель. Что-то глухо так хрустнуло, во лбу толстого зажглась красная звездочка. Как стоял, так и упал.
Долина: Отличный выстрел, храбрый мой Одиссей.
Художник, где-то в сердце своем, ужасался тому, что сделал. Пистолет буквально стрелял сам. Однако, размышлять обо всем этом сейчас невозможно.
– Кто-то еще? А? Девушка, сюда иди! – крикнул художник Ольге. Ольга рывками проковыляла к Одиссею и присела у него за спиной. Глаза у нее закатывались, она была плоха.
– Жить будешь? – спросил он, не оборачиваясь.
– Не знаю, – слезы ее смешались с кровью и наоборот.
Художник соображал, что делать дальше. В ночи спускаться отсюда с раненой девкой, зная, что вот эти твари могут, а их осталось шестеро, запросто последовать за ними – не лучшая мысль. Оставаться с ними здесь – тоже странная идея.
Паша: Слушай, друг. Друг. Ты выдохни. Я не знаю, как ты сюда попал, почему решил напасть на нас. У нас благие намерения!
Художник (кричит): Ножиком резать? Такие намерения?
Паша: У нас очень важное дело! Она поможет нам совершить самый главный ритуал тысячелетия. Бог морей, бог океанов хочет ее крови, чтобы пробудиться и снести этот мир, поглотить его своими водами.
Художник: Бог моря?
Паша: Да, древний бог моря. И если ты сейчас просто уйдешь – все будет в порядке. Только ее нам оставь. И все, все будет хорошо.
Художник: Нет, так не пойдет.
Долина (шепотом): Любимый, у тебя в этой штуке на всех не хватит. Барабан на шесть, ты два раза выстрелил. Будь осторожен. Но если бы ты спросил меня, я бы сказала – покончи с ними. Убей всех этих тварей.
Художник (ей): Покончить? Убить?
Долина: Да.
Паша: Ты это кому?
Художник: Я не тебе…
Девушка помоложе вскрикивает и несется на Художника. Ее груди виляют из стороны в сторону – потешно, но теперь не до смеху. Выстрел. Она останавливается и падает, зажав грудь ладонями. Шипит, кашляет и постепенно затихает. Три патрона.
Паша: Да остановись же ты, твою мать!
Художник: Остановлюсь, когда вы утихомиритесь!
Паша (бормочет соратникам): Так, у него, кажись, три патрона. Нас четверо. Нам нельзя прерывать ритуал! Все уже почти закончилось!
Слышен гром.
Небо: Вот и гром с тучами.
Гора: Вот уж не ждали вас так скоро.
Гром: Даже гора проснулась? Ну и дела. Как спалось?
Гора: Неплохо. У нас здесь дуралеи друг друга убивают. Надеюсь ты их смоешь с меня куда подальше. И вообще всё зальешь здесь.
Гром: Это можно!
Небо: Не поверишь, как они теперь будут радоваться. Они же бога воды призывают, а тут вода с неба. Идиоты.
Начинается, без лишних слов, сильнейший ливень. Павел и его друзья, с одной стороны трепещут в экстазе, а с другой – колотятся от ненависти. Их морской бог прибывает. Нужно только добит эту девку. И этого придурка заодно. Теперь ничья жизнь не имеет значения. Имеет значение смерть. Павел кидается вперед, остальные не отстают. Ливень дезориентирует, Художник стреляет, но промахивается. Все кидаются на него.
Хватит, Ольга. Пора уже и постоять за себя. Ее глаза загораются. Ольга из последних сил хватает нож одного из павших, тяжело поднимается на ноги и бросается в бой.
Паша: Хватай! Хва…
Слышатся крики. Выстрел. Еще один. Всё заливает водой. Мы ничего не видим, кроме стены ливня. Травинки захлебываются.
Утро.
Небо (спокойно зевает): Гляди, Гора, вон и солнце поднимается.
Гора: Да...
Небо: Ты, наверное, до сих пор хочешь знать, одно ли и то же солнце восходит и заходит каждый день.
Гора: Да не особо. Ну, и? Каков ответ?
Небо: Оно одно и то же. Просто вертится вокруг. Вертится и вертится вокруг нас.
Гора: Старый ты хитрец... Ведь водишь меня за нос. Как пришел, так и водишь.
Небо: Или ты меня?
Гора (голос горы меняется): Вот ты говоришь, что бессилен. А ведь это не так. Твое бестолковое бездействие, твое апатичное присутствие, оно всё меняет, само собой. Все просто берет и следует твоим бессмысленным, бестолковым, непонятным путем, без шанса на перемены! Где потоп? Где это всё? Лужи! И всё! Лужи!
Небо (хитро улыбается): Готов сознаться?
Гора: Да, я не гора. Да! Гора спит уже которую тысячу лет. Но как ты понял?
Небо: Я же говорил, я замечаю изменения. И могу отличить одно от другого. А как ты все меня проверял, заметил ли я чего. Позабавил! Ты и есть бог воды?
Гора: Я бог воды…
Небо: Вот это номер, а.
Гора: Я проснулся здесь и ждал вот этих дуралеев, чтобы они меня освободили. Всем снился сон, в том числе и мне. Сон о глубоких водах, которые поглотили все вокруг. Сон обо мне…
Небо: Так это не сон. Это прошлое. В ту сторону, не в эту. Действительно, было время, когда воды здесь стояло куда больше. Но те времена прошли. Однако, есть важная деталь…
Бог воды: Правда я не понял, зачем они решили девку резать... Творчески подошли к процессу, ничего не могу сказать.
Небо: Резать друг друга они издавна любят. Так вот, я что хотел сказать… Время воды было, а вот бога воды я никакого не помню. Тогда и людей не было, чтобы богов выдумывать.
Бог воды: Я… И сам не знаю. Откуда-то же я взялся? И ведь дождь пошел, тучи накатили! Как раз в тот момент, в момент ритуала! Это же доказательство того, что я есть и я должен освободиться!
Небо: Да я бы не сказал, братишка... Совпало. Просто совпало. Жаль тебя расстраивать, конечно.
Бог воды: ...Это ты все испортил! Ты, молчаливый и бесполезный, всегда все выправляешь по-своему.
Небо: Я, как обычно, ничего не делал. Ничего. А если и искать богов на белом свете, то, поделюсь с тобой, я бы солнце в таком заподозрил. Обрати внимание, как оно все делает видимым, отделяет кажущееся от настоящего, пробуждает ото сна…
Травинки (показываются из воды): Воды мы хотели, но не столько же.
Травинка: Я думал, что так и утонем. Но нет, кто-то нас там любит сверху.
Долина: Просыпайся, милый. Просыпайся.
Художник открыл глаза. Снова этот сон, про глубокие воды. Как же холодно! Он лежит в грязной луже, весь измятый и побитый. Привстает. Вокруг вода, на Востоке поднимается солнце. Все произошедшее проявилось в памяти. Он не помнит, в какой момент отключился. Это был удар. Он упал и всё, темнота… Кажется, предплечье порезано. Явно отек глаз. Вывихнул пару пальцев на левой? Подозрительно холодит бок. Но, вроде бы, живой. Он стал оглядываться. Неподалеку лежала Ольга. Подполз к ней, хотел найти пульс, но ее стеклянные открытые глаза, бледность, поза... Все же проверил, прощупал руку. Понятно… Он всмотрелся. Нравилась ли она ему? Могла ли понравиться? Пожалуй, да. Пожалуй, так. Рядом валялся Павел, в животе его торчал нож. Один из этих длинных ножей. Ольга постаралась? Павел шевелил губами, живой. Художник склонился над ним.
Павел: Что со мной делает Жюль Верн и его двадцать тысяч… Опять всю ночь снилось море. Гигантские нарвалы. Есть вещи за другими вещами. И когда ты умеешь разглядеть – ты обречен и благословлен одновременно. Читаешь Верна, вроде про Наутилус, но на самом деле про другое. В глубинах, переселившихся в мои сны – он, один и единственный бог. Бог воды. Он обращается ко мне. Именно ко мне. А через меня – к ребяткам. Мы многое успели. Много чего перепробовали, чтобы говорить с ним. Он учит нас, он раз за разом дает все более четкие указания. Просыпаюсь, молюсь, иду по улице, захожу в магазин и в руку буквально сам ложится журнал. А там фотография этого, вот этого самого места. Я вырвал страницу, прибежал домой и стал искать. И нашел. Нашел! О, Жуль Верн, загадывающий странные загадки. Они думали, что ты фуфло, беллетрист. А ты – проводник. Про-вод-ник. Вода. Воду нужно вернуть. Накрыть ею весь этот позор, зовущийся жизнью. Он появится из воды. Мы столько страдали. Столько смотрели на все происходящее и не знали, как нам поднять свои слабые руки. А когда я Олю встретил… Всё, всё сошлось… Агнец, с*чий агнец.
Он говорил и улыбался? Или боль так кривила его губы. Он еще что-то пытался говорить, но последние силы покидали Павла. Он глянул на Художника, повозил рукой по луже, в которой лежал, выдохнул и сник навсегда.
Долина: Как ты, милый?
Художник: Да как тебе сказать, любимая… Как тебе, блин, сказать…
Долина: Жить будешь, мой храбрый Одиссей.
Художник: Я больше не буду тебе ничего читать.
Долина: Ты обиделся?
Художник: Обиделся? Да я же тут… Мать честная, да я из пистолета стрелял, убил людей, чуть сам не сдох. И девушка, гляди – померла.
Долина: Одного еще и с горы сбросил. Крепко он приземлился. Истлеет как-нибудь. Еще одну и главного Ольга прикончила. И он ее тоже, правда, добил… Но девушка, ты знаешь, если бы не она, ты бы мог и не сдюжить.
Художник (саркастически): В самом деле?
Долина: Вот в этого ты попал выстрелом.
Художник: Или ты попала? Ты водила моей рукой?
Долина: Я? Я всего лишь Долина…
Художник: Что с ними всеми делать теперь?
Долина: Ничего. Просто иди к своей палатке. Она искупалась хорошенько, но цела. Ливень был буквально тысячелетний. Очень много воды. Но ничего, земля все выпьет.
Художник (смотрит на Ольгу): Жаль ее. И ты говоришь, она мне сигналы посылала.
Долина: А она посылала. Сигналы бедствия. Вы не всегда знаете, что и зачем делаете. Эти ребята, готова спорить, не впервые занимаются подобным... А теперь – смотри как их жадно клюют птички. Теперь они никого не обидят. Девушка не выжила, но и не погибла как овечка. Благодаря тебе. И какому-то Андрею, который ее доконал, похоже, знатно. Она так пред самым концом сказала: мудак ты, Андрей. Я впечатлена.
Небо: Интересно, с кем он разговаривает?
Гора: …
Небо: Эй, бог воды, ты еще здесь?
…
Небо: В такие моменты мне приходит на ум – а не сам ли с собой я вечно общаюсь… От этой мысли так неуютно… Эх, грусть.
Художник: Скажи, есть ли боги на самом деле?
Долина: Ты о том, водном?
Художник: О нем. И вообще. Вот они его вызывали. Вроде глупость, да? Дебилы. Но тут дождь, все будто бы взаправду. А? Мог этот придурок вызвать бога? Или… Или постой… Только не говори, что вызвал.
Долина: Я что-то не вижу здесь никаких богов и пророков. Но вижу лужи и грязь. Как тебе такой ответ?
Художник: И только?
Долина: Все видят сны. Мне вспомнилась сказка, которую ты читал мне. Когда из заколдованной сокровищницы забираешь что-то с собой, в мир – оно приносит только несчастье.
Художник: Но ведь и мне снилось, что-то про море, про воду...
Долина: Вернемся, и ты сам попробуешь вызвать кого-нибудь?
Художник: Нет, пожалуй, нет. Гляди, а телефону хоть бы хны, не вымок, не побился. В кармане то. Вот он, символ постоянства и эпохи… Так, прогноз погоды по области…
Долина: Дожди?
Художник: Да что я... Сети же нет, какая тут сеть…
Художник добрался до своей палатки. С горы спускался, непрерывно злословя, потому что было скользко, а сам он был промокший, раненый и побитый. Может нужно дать родственника девушки знать, что с ней случилось? Но как бы он объяснил свою роль? Ведь он холоднокровно перестрелял толпу людей… У каждого из них кто-то, наверное, был… Или они все одиноки, как и он. Подумать только – мог остаться здесь трупом, никто не стал бы искать.
Возможно, ему удастся убраться подальше к тому времени как их начнут искать. Палатка не прохудилась. Вещи были в порядке. Художник пошел к ручью, который теперь был втрое шире, чем обычно, снял с себя все и помылся, с каждой минутой острее чувствуя боль во всем теле. Оделся во все чистое, а грязное затолкал поглубже в рюкзак. Томик Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» в одном из отделений… Аж передернуло. Нет, его он не будет читать Долине.
Долина: Если ты готов, то тебе пора. И, милый, я думаю, мы расстаемся надолго. Я здесь всё устрою, не волнуйся. Но сам лучше… Лучше никогда не возвращайся сюда.
Художник: Никогда?
Долина (с грустью, глядя в сторону): Никогда. Именно.
Художник: Куда же я пойду без тебя?
Долина: К людям, милый мой, к людям. Нормальным людям, стоит добавить. Смотри, а твоя картина теперь почти как фото.
Художник держал в руках свое неоконченное произведение. Долина в воде. Он перевел взгляд на любимую и ужаснулся – как все было схоже.
Художник: Но… Но я же так люблю тебя.
Долина: Я тоже. Тоже люблю тебя. Но иначе нельзя. Ступай, милый. Я буду скучать. Скорее иди!
Художник (постояв и посмотрев на нее еще): Прощай…
Можно ли оставаться в одиночестве, прочувствовав одиночество по-настоящему? Видя конец, ищешь продолжения, идешь к началу. Он начал путь обратно домой. Подальше отсюда…
Это Ольга, и она просыпается среди ночи. Вскрикивает, кажется. Рядом Андрей.
Андрей (просыпаясь на ходу): Ты что? Сон? Сон приснился?
Ольга (дрожит и быстро дышит): Да, наверное. Не знаю даже, что я проснулась так резко.
Андрей (отворачивается на другой бок): Ну, ты давай потише. На работу через пару часов, а я не выспался вообще!
Ольга: …
Андрей (снова поворачивается к ней): Чего снилось, рассказывай.
Ольга: Не помню. Было много воды. Вода повсюду. Какие-то крики.
Андрей: Б*я, нужно пореже ужастики смотреть. Все, на ночь только комедии смотрим. Я спать.
Ольга: Мне так неспокойно...
Андрей: Сходи воды выпей. Или давай, ладно, я тебе принесу.
Ольга: Спасибо.
Андрей нехотя встает, бормочет еще что-то грубое себе под нос и ковыляет на кухню. Освещает дорогу телефоном. Берет, не глядя, кружку, накачивает в нее воды из кулера. Тут раздается звонок. Он, щурясь, смотрит на экран. Мама Ольги? Алло. Что? Да вы спокойнее, тетя Катя. А? Нашли где? Понял… Понял. Нет слов… Я утром к вам заеду. Мужайтесь это, теть Катя... Мужайтесь.
Отключает.
Андрей: Ольгу нашли убитой… Хм… Ага, заеду я, конечно, старая ты тварь.
Выпивает воду, возвращается в спальню.
Андрей: Так все ясно, Оль, тебя там убили вообще. Вот и снится всякое.
Смотрит на пустую кровать, на пустую комнату.
Андрей: А, ну да…
Ложится на бок и крепко засыпает. И снов ему не снится. Андрей как Небо.
Все персонажи и события вымышлены. Даже Небо.
ЦВ