Глава двадцать четвёртая. Про Сергея и его любовь

ЖИЗНЬ, КАК ДЕНЬ.Книга первая.
Глава двадцать четвёртая. Про Сергея и его любовь.

Возвращаясь в свой отдел Вера не переставала думать о Сергее, об его окаянной любви и явно не сложившейся с Людмилой их семейной жизни. Сергей не терпел жалости не только к себе, но и каких-либо слов в адрес Людмилы. Любая критика в её адрес могла нанести ему глубокую душевную травму. И это все знали. Вот этого они не хотели.
 Семейная жизнь Сергея была для них совершенно запретной темой. А что они бы могли ему сказать, кроме правды? Ничего! Так лучше уже молчать. Как же им всем было теперь не жалеть Сергея, не любить его, коли он был для них самым добрейшим и преданнейшим человека на свете.   
 Потому-то они все Гончаровы были наполнены к нему безмерным сочувствием-состраданием, как к человеку бесконечно дорогому, но чрезвычайно невезучему. А значит, и несчастному, не умеющему жить и скрывать свои мысли и чувства от других, в том числе и от жены. Не умеющего кривить душой. Это было всегда ему во вред.
 К тому же, Сергей совсем не умел к кому-то приспосабливаться. А это в нынешних днях считается тоже большим недостатком, честность да искренность не всегда были ему на пользу. Только лишь были во вред. Точно также считала и Людмила.
 В отличие от неё, Гончаровы считали его честность не столько недостатком, а большой бедой. И это была тоже правда. Прямота да откровенность в общении с друзьями приносили ему немалые неприятности. Потому-то часто ему было от этого слишком несладко в жизни. Как на работе, так и дома. Но более всего - в личной жизни.
Бескомпромиссное отношение ко всему на свете делало его беззащитным перед подлостью и затаённой ненавистью. Потому в большой их семье всё чаще его жалели, чем ругали. Но ни того, ни другого ему они не показывали. А вот ситуация-то у него в семье становилась всё более и более накаляться да осложнятся. Что делать?
 - Нельзя же так жить слишком прямолинейно?!"- твердили они ему вслед, когда он их не слышал.
"Конечно же нет, никак нельзя!"- также точно считала и Вера. Но Сергей был неисправим. Никогда никого он не слушал. Прост и честен до ненормальности! Так что им всем близким ему людям, это казалось огромнейшим его недостатком, сулящем в будущем ему одни лишь только неприятности и очень неспокойную жизнь.
 А она и была у него такой. Как было тут Вере его не пожалеть? Как, скажите на милость?! Но он-то Сергей не выносил к себе никакой жалости. Как тут им всем быть?
 И потому Вере было сегодня ещё сложнее начать с ним давно назревший разговор в дверях её банка, когда он уходил за девчонками в детский сад. Глядя ему в след она только об этом сейчас и думала жалея о том, что не смогла поговорить с ним по душам.
 Ведь она же всё понимала, как впрочем, и все в их доме, что именно сейчас в его жизни наступило серьёзнейшее время, совершенно непредсказуемое и непонятное, где каждое мгновение решает всё. В том числе и в  его взаимоотношениях с Людмилой.
 Причём, непонятное не только для него одного, но и для всех Гончаровых. Потому что негативные события в их большой семье, в том числе связанные с Сергеем, всё более и более нарастали, становясь всё стремительнее и не предсказумией.
 Лавина несчастий, как казалось Вере, неотвратимо несущаяся прямо на их дом и сокрушающая всё на своём пути должна вот-вот их всех настигнуть. И от этого ей становилось страшно. Но она более боялась не за себя, а за будущее всей их большой семьи.   
 Несчастья начинались с болезни мамы. Потом нескончаемые негативные события стали учащаться, становясь всё более неуправляемыми. Они громоздились, топорщились, наползая друг на друга. И всем им тогда казалось, что от них уже не будет спасения.
 И в той цепи неразрывных несчастий вдруг начала вырисовываться ещё беда и с Сергеем. В его неудачной семейной жизни. И она теперь стала основной. "Так как же нам прервать эту цепь несчастий?- невольно думал каждый из Гончаровых. Им тоже стало всем казаться, что это всё неспроста, а по чьей-то злой воле и косому взгляду.
 Так, по крайней мере, казалось самой Вере. Она не знала, как и чем можно всё это прервать-остановить, избежать столкновения с этой лавиной. Этого-то никто из них, в их большой семье тоже не знал, потому-то и посоветоваться Вере было не с кем.
 Таким образом в их большой семье поселились незримая тоска и уныние. Предчувствие беды. И прежде всего эта лавина грозила теперь Сергею. Она была просто губительна для него. Это предчувствовала Вера. Ей даже казалось, что Сергей идёт по стопам своего старшего брата Аркадия.
 Точно такая же беда случилась с ним шесть лет назад. Его развод с Мариной тяжело отразился и на всей их семье. Теперь-то таже беда преследовала ныне и второго её брата Сергея.
 "Такова видно воля Бога, таков перст судьбы!",- думалось им всем, глядя на разворачивающиеся события в семье Сергея в Крутом Яру. Никто не знал, как и сама Вера, что можно этому противопоставить, предотвратить. Находясь сейчас в полной растерянности, в совершенно  расстроенных чувствах, Вера старалась не показывать этого никому: ни на работе, ни  дома. Особенно Сергею, чтобы не усугублять его  ситуацию.               
 А время-то шло. События в их большой семье всё нарастали и нарастали, жизненные обстоятельства становились всё более и более напряжёнными. Словно бы нелады у  Сергея каким-то странным образом перекидывались и на них всех, явились как бы детонатором для неизбежного грядущего взрыва. Хотя все они и пытались на протяжение длительного времени не обострять ситуацию с Сергеем, терпеливо сносить все его депрессии, стремились сглаживать нечаянные грубости. Но это, к сожалению, опять же ничего не меняло. Напряжение всё нарастало.
 Теперь-то всем им было уже совершенно ясно, что дальше невозможно оставаться совсем безучастными к судьбе Сергея. Это значит быть равнодушными и к своим собственным судьбам.  Ибо все они у них были слишком переплетены между собой, накрепко связаны, да так, что беда одного из них не могла не сказаться на каждом из них.
 Но, что тут можно было поделать? Именно этого сейчас Вера совершенно не понимала. Она не знала как ей поступить, что предпринять, когда неожиданно сегодня Сергей появился прямо перед ней в банке. Она хотела вызвать его на откровенный разговор, но не знала как, не смогла расспросить, что у него на душе.
 И что у них там с Людмилой? К тому же он слишком спешил-торопился в свой детский сад. Оттого-то сейчас она была в большей ещё растерялась. Ещё в дверях банка она начала было говорить ему давно подготовленный текст разговора, что вела с ним постоянно в своём воображении, который много раз крутился в её голове. Но Сергей остановил её:
 - Я на минутку к тебе, Вера. Спешу, извини, в детский сад. Олю твою, вместе со своей Светой заберу, хочу вместе с ними отца нашего навестить. Так что ты в сад не ходи. Пока! Вечерком встретимся и я тебе всё расскажу про отца.
 Чмокнул её в щёку, улыбнулся в дверях и убежал. Только она его и видела. В прошлом был он неплохим спортсменом. А вот спросить-то его Вера не смогла. Сразу да на бегу, напрямик и в лоб. В чём она и винила себя. Ей-то в тот момент показалось, что это было бы с её стороны совсем нехорошо, не очень тактично спрашивать про его семейную жизнь. Совершенно не месту и не ко времени. А жаль!
 Конечно жаль. Кроме всего прочего, ей также помешало начать с ним откровенный разговор её природная скромность. Да-да, именно, она! И за это она тоже себя винила. Почему же она не смогла запросто и бесцеремонно, по свойски, без всяких там реверансов, взять да и влезать к нему в душу, в личную его жизнь.
 Да-да, это виновно никчёмное их домашнее воспитание. Излишняя щепетильность при слишком близком их душевном родстве и нежном отношении друг к другу? Все они, конечно, боялись сделать Сергею больно, а не только одна Вера. С этим-то ничего нельзя было поделать. И потому ей не видела тоже здесь выхода. В следующий раз она тоже постесняется вызвать его на откровенность. И это её печалило.
 Именно это-то и рождало в Вере острую досаду на себя! Она злилась на свою нерешительность, на излишнюю свою деликатность, на боязнь прикоснутся к интимной стороне жизни Сергея. Такими были все они Гончаровы, что было не всегда хорошо. Но иными быть они не могли.
 Не только ей одной Вере, но и всем Гончаровым в большой их семье было в последнее время трудно понять и самого Сергея. Никто из них не знал, что он сам-то хочет предпринять, как поступить?! Пока же ни она и никто другой в их семье на этакую щекотливую тему с ним не решался заговорить. Опасаясь его реакции в таком-то его нервном состоянии?! Хотя и молчать им тоже было теперь никак невозможно!
 Именно это мешало ей, да ещё одно обстоятельство, можно сказать, что и главное. Это полное непонимание: как он, сам-то Сергей, может отнестись к такому-то их всеобщему к нему вниманию?. Как! К их повышенному желанию вклиниться в его личные отношения с Людмилой!
 "Лишь в том случае, это возможно,-размышляла сейчас Вера,- если только он сам им об этом что-то расскажет?". А он не рассказывал. А она не знала:была ли права, когда этого ждала.
 Всё могло здесь быть не так просто, не всё однозначно. Чрезмерная доброта Сергея, а точнее его слепота в отношениях с Людмилой, не то чтобы их всех с первых же дней их знакомства удивляла, а более того тревожила. Подавленное его всегда состояние, особенно в последнее времена, а также приниженное его положение теперь в его семье, всё  это не могло их всех не беспокоить.
 "Добром тут дело может и не кончиться!"- преследовала Веру и такая тревожная мысль. Она всё чаще её беспокоила: "Ежели эту его тяжёлую семейную ситуацию как-то не разрулить, не стабилизировать, то ведь...всякое может быть?!",-думалось ей,- и самое худшее...". Но это она выбрасывала из головы: "Как сделать так, Чтобы разогнать все эти её нехорошие мысли, разбить всё сгущающиеся тучи над его головой."  Она этого не знала.
 Точно также как этого не знали и все Гончаровы. Вера терялись в догадках, находилась в полной растерянности. Она боясь за судьбу Сергея. В тоже время, все они также опасались, может быть, в ещё большей степени, взрывного его характера. Это могло привести Сергея к ещё большим неприятностям. Вот потому-то и Вера тоже не знала, как ей сейчас поступить.
 Слишком услужливым да безропотным, с безграничным терпением оказался Сергей в отношениях с Людмилой. С первого же дня её знакомства. Не раздумывая, он прямо с порога бросался выполнять все её приказания, капризы-наказы. Что могло бы показаться со стороны и не совсем нормальным! Если бы они его хорошо только не знали.
 Для Веры же в этом не было ничего странного. Все они её братья с раннего своего детства были приучены помогать женщинам в их семье. Во всех домашних делах. Не гнушаться никакой работы. Считая это просто своими обязанностями.
 Не разделяли труд на женский и мужской. Однако же, Вера опасалась иного: что вот этакая его привычка может быть не так понята Людмилой. Воспринята как угождение и его заискивание перед ней?! А вот чрезмерные и завышенные её потребности могут, в конце-то концов, довести Сергея, с его-то безграничным терпением, до самого белого каления,до предела!
 Ежели же он таких её запредельных нагрузок не сможет выдержать, то перестанет похожим сам на себя. Это будет уже не Сергей. Тогда-то, а это Вера точно знала, он  может и внешне даже измениться, озлобится. Превратившись в клубок нервов, он может дойти до самой настоящей точки кипения. В таком-то состоянии он способен на любые безрассудные поступки. Вот этого Вера боялась.
 Впрочем, может всё случиться и совсем наоборот. И это Вера тоже не исключала. Сергей может оказаться совершенно растерянным и неуверенным в себе человеком. Всё это зависит от напора Людмилы и от того, насколько она ему дорога. Но вот этого Вера не желала. Хотя всё это Сергей пытался всегда глубоко прятать внутри себя. Но кто знает, как он может повести себя в экстремальной ситуации?
 Да вот и сейчас Вера отмечала, что Сергей в последнее время стал как-то быстро меняться. Прямо на глазах становиться другим. Совсем он не похожим на себя, на того самого Сергея, которого они все очень хорошо знали и любили. Конечно же, это всё можно было бы ещё исправить, если бы его понимала и ценила Людмила. Но этого не было. Это-то и страшило Веру.
 Конечно же, все они Гончаровы могли бы тоже помочь Сергею остаться прежним, не дать Людмиле его растоптать, если бы он сам им обо всём рассказал, раскрыл душу да выговорился. Каким-то образом пошёл бы с ними на контакт, тогда бы всем было  легче, в том числе и ему. А он-то всё молчал, да молчал.
 Проводив взглядом удаляющуюся его фигуру из  дверей банка Вера с грустью подумала и о том: «Как было бы всем нам хорошо да прекрасно, если бы вот этакая его услужливость, да преданность семье, должным образом ценилась и уважалось Людмилой, с любовью и нежностью!».
 Отнюдь, этого ничего не было! И Вера сейчас думала о том, что вот этакое её  непонимание, неуважительное отношения к Сергею неизбежно приведёт к гибели их семьи. И этого ей было печально: "Ведь он-то, Сергей, пока ещё ослеплён любовью, пока полон к ней чувств и есть самое время для примирения!". Как тут ей поступить? Как подсказать Людмиле! Ведь, когда он увидит и поймёт, что не любим, то тогда будет уже поздно.
 Играется она с ним или действительно его любит? И вот этого-то Вера очень даже боялась-опасалась, что когда терпение Сергея совсем иссякнет, он ощутит всю глубину к нему неуважения, нелепость своего положения, то что же будет тогда?  Что?! Тогда неизбежен взрыв всех его эмоций и полный разрыв их семейных отношений!А вот этого-то никто в их большой семьи,в том числе и она, не хотел. Разводы не были в их жизненных правилах.Они считали это большой бедой.
 Что же тогда получается? Опять нервные переживания Сергея, как совсем недавно они были у Аркадия! Жуткая его депрессия происходила тогда у всех на глазах. Аркадий в те дни совершенно не выносил радости, смеха, веселья. Не мог слушать весёлую музыку, современные песни. В доме воцарилась траурная тишина. А это всё есть дополнительные стрессы для всей их большой семьи. Особенно для родителей, которые и так здоровьем не блещут.
 "Неужели же всё это опять повторится? Вот это-то было бы совсем нехорошо!",- печалилась Вера. Конечно же, пока всё шло хорошо у Сергея с Людмилой, траур после развода Аркадия постепенно в их семье развеялся. Дом наполнился опять новизной и радостью жизни. Все никак не могли нарадоваться на молодожёнов.
 Сергей, обладающий завидным терпением и мягкостью, находил к каждому в семье   подход, доброе слово, интересное и полезное общее дело. Особенно в первый период своей семейной жизни с Людмилой.
 Терпеливо сносил он все её капризы, мелкие придирки. Не обращал на это внимания. И все в их семье тоже старались их не замечать. Но до каких пор это всё могло было продолжаться тоже никто не знал. Теперь-то видно, что достаточно долго.   
 Такого напряжения, какое было сейчас между Сергеем и Людмилой, Вадим бы её не выдержал. Это Вера точно знала. Но до такого состояния Вера и сама их отношения никогда не доводила. "Никак нельзя в семье доходить до такого состояния,- считала она,- до точки полного не возврата". Но Людмила-то этого не понимала. Но как ей это подсказать, как к ней с этим подойти, с таким вот советом, чтобы правильно она её поняла-восприняла, не увидела в ней врага? Как!
  А вот этого-то, чтобы она посчитала её своим врагом, Вере никак не хотелось допустить. Она бы желала видеть в ней прежде всего не только свою родственницу, жену брата, а ещё и сестру-подругу? Так это же было бы просто замечательно! Они почти что с одного года рождения, одного роста, комплекции, молоды да красивы. Почему бы им ни дружить? К тому же, жили они тогда с ней в одном доме в Крапивенке. Вместе ходили на работу в единственный в Крутом Яру банк.
 Но все её попытки сблизиться с ней, сойтись в дружбе, воспринимались Людмилой высокомерно-холодно, отстранёно. А унижаться Вера ни пред кем не умела. С сожалением наблюдала она за тем, как рушится семейная жизнь Сергея. Видела всё нарастающее в ней напряжение, усиливающееся давление на Сергея с её стороны. Но поделать ничего не могла.
 Давление чувствовалось даже в мелочах, в каждом её слове, взгляде, жесте, чего нельзя было не заметить. Причём, это давление сохранялось постоянно, в любое время суток! Гончаровы пытались все как-то это ослабить, сгладить, сделать  выпады её незаметными, прикрыть ничего не значащими разговорами, шутками. Но сколько это может продолжаться Вера не знала. Особенно, когда Сергей находился вне их поля зрения, не в Крапивенке, а в старой их квартире в Крутом Яру. Точно также, как этого никто не знал из Гончаровых. Как тут ему, можно помочь?
 Давление на Сергея росло не только со стороны самой Людмилы, но и со стороны её отца с матерью. Так это для Сергея было самым худшим испытанием. Хотя и жили они далеко от них, в другой области. Но существует же телефонная связь, которая в Медунах была в их доме.
 Именно, в них-то, в её родителях Сергей мог бы себе найти союзников в сохранении своей семьи. Но для этого он был слишком скромен, чтобы просить от них помощи, терпелив, а главное, не в его это было правилах жаловаться. Тем более на свою жену. Была в нём такая гордыня. Это же было бы смешно и стыдно жаловаться для мужика и главы семьи. А вот Людмиле-то жаловаться на Сергея было весьма даже как сподручно. Такой она была с детства.
 Родители её любили и жалели и сейчас, особенно, когда она жаловалась на Сергея. Он же не знал этого, потому и не знал: как ему поступить? Папы с мамами всегда ведь бывают на стороне своих детей. Тем более, дочери! Семья же Сергею была очень нужна, в ней-то он и видел весь смысл своей жизни. Потому и терпел, он же внутри был твёрд как камень. И с железными нервами.
 Что было характерно для всех Гончаровых, с их-то большой семьёй. Ради этого-то он и унижался, сносил все обиды, терпел её капризы и упрёки. Людмила же была обиженкой по жизни и всегда ей всё было не так. В том числе и в отношениях с Сергеем. Потому Вере было сейчас не сложно догадаться сколько в Сергее всего  накопилось негатива, отрицательной критической массы и нервной взрывной энергии. В том числе мелочных обид да неприятностей, несправедливых упрёков в его адрес, не только со стороны жены, но и её родителей. И это за столь небольшой срок их совместной семейной жизни.
 Когда же все усилия-старания Сергея, всяческие его угождения-унижения были исчерпаны, а он был на краю депрессии, хотя и не показывал этого, то это становилось очень опасным. Тем более, что все его старания совершенно Людмилой не воспринимались. Или же демонстративно ею совсем не замечались. И от этого ему было ещё обиднее. Когда же он видел, что всё его старания воспринимаются с показным равнодушием, как бы само собой разумеющимся, изначально являющимся его долгом и обязанностью, то он впадал почти что в полное отчаяние. И это тоже страшило Веру.
 Видеть это со стороны ей было неприятно. И не только ей одной, но и всем вокруг. Все понимали, что такое поведение Сергея унижало его прежде всего не в их глазах, а в его собственных. И от этого он ещё более страдал. Но с этим-то Сергей ничего уже не мог поделать, виной тому была не только его любовь к Людмиле, а сколько к дочери Свете.
 Но вот по отношению к своим родителям, как считала сама Людмила, со всеми своими родственниками, Сергей должен был бы значительно холоднее, спокойнее, чем до сих пор. А вот этого-то Вера не очень хорошо понимала. Она знала только одно, что требовать такого было от Сергея совершенно бесполезно. Это было бы самой большой ошибкой со стороны её при создании их молодой семьи.Но вот этого-то она и её родственники совершенно не понимали.
 Такого просто не могло и быть! Ибо такое требование потребовало бы от Сергея коренной перестройка всей его души, всей его психологии, ломки всех его представлений о добре и зле. Это показалось бы ему просто чудовищным их требованием, кощунством и невообразимо подлым поступком по отношению к его родителям.
 А точнее, самым настоящим предательством, что он тоже не выносил, не терпел всем своим существом. Как он мог предать своих больных стариков, которым было уже далеко за шестьдесят! Так что это совершенно не укладывалось не только в его голове, но и всех у них, в том числе и у Веры. Такое требование показалось бы и ей не только жутким кощунством, но и бессердечием до жестокости по отношению не только к родителям, но и по отношению к самому Сергею. Требовать этого от него , как ей казалось, было неимоверной глупостью со стороны людей, которых они все в Крапивенке считали умными и интеллигентными. По рассказам Сергея.
 Глядя же на него со стороны, на все его мучения да страдания, Вера чувствовала как ему сейчас тяжело. Но и помочь ему тоже она ничем не могла. Она понимала Сергея, исходя не только из его сегодняшнего положения, но и из собственного своего личного житейского опыта, из собственной своей семейной жизни.   
 Всякое было и в ней. Вадим на первых парах пытался как-то тоже оторвать её от родителей, от родных и близких для неё людей. Но она тоже была нужна им и не могла предать в трудный момент их жизни. Потому у Вадима ничего и не получилось, кроме психологического срыва, потерянных нервов и чувств в их отношениях с Верой. Она, конечно, понимала его и ничего не могла, как и Сергей, с собой поделать.
 Вадим даже пытался вместе с ней и годовалым сыном Егоркой завербоваться в Монголию. Но она-то, естественно, не поехала  из-за сложившихся жизненных обстоятельств в их большой семье. Она беспокоилась уже не только за своих родителей, не отличавшихся здоровьем, но ещё и за двух неженатых братьях, Сергее и Олеге, Аркадий жил тогда отдельной семьёй. Да ещё потому что сама была слишком молода, едва лишь окончила среднюю школу и еще некрепко встала на ноги. Вера только-только сейчас начала осознавать то, что тогда-то она была, действительно, юна и не знала трудностей семейной жизни. Так, что уехать тогда далеко от родного дома было бы для неё тоже рискованно, возможно и гибельно.
 Понимать всё это молодые начинают только лишь с годами. К тому же, вскоре после их свадьбы с Вадимом, у них уже появился Егорка. А с ребёнком без бабушки в чужом краю ей было бы трудно обойтись. Она опасалась этого. И это Вера только сейчас очень хорошо понимает, когда у неё уже двое детей и сколько забот они требуют.
 Как показала позже жизнь, тогдашнее её решение оказалось правильным. Да-да, не так-то было просто ей работать и растить детей. Не только она одна помогала своей большой семье, родителям да и братьям, живя с ними в одной квартире, а и она тоже получала немалую помощь от них. Особенно, когда Егорка был совсем маленьким и часто болел. И здесь-то Сергей для Веры был просто незаменим помощником даже работая и учась в институте. Тем более, что Вадим постоянно был в своих командировках, мотаясь по области и стране. Такая работа ему очень нравилась и хорошо оплачивалась. А он любил хорошо одеваться, прекрасно выглядеть и красиво отдыхать.
 Да и сейчас Егорка просто неразлучен с Сергеем. Каждодневно он ждёт его появления в Крапивенке в их "родовом гнезде". А от бабушки-то Тамары он совсем не отходит, находясь полностью под её опекой и воспитанием. Вместе они делают уроки. Потом уже и сам Вадим поуспокоился, попривык, поняв, что иначе и быть не могло. Тем более, что его работа, связанная с частыми командировками, отнимала у него слишком много времени. Постепенно жизнь у них вошла в нормальную колею, наладилась. Они оба успокоились и остепенились.
 "Вот так бы было хорошо, чтоб и у Сергея!,- пожелала Вера,- и всё было бы тогда  нас у всех замечательно.".  Тем более, что отдельная квартира у них есть, работа тоже. Все рядышком, чего же ещё надо? С милым и рай в шалаше!". Так это если с милым. Но мил ли Сергей Людмиле?
 Вера тут подумала и о своей жизни: "Всё ли хорошо у них сейчас с Вадимом?" Вроде бы всё хорошо, только никак она не отучит его от командировок и не заставит поменять работу. Говорит:
 - Привык я к своей бригаде электро-монтажников. К тому же я бригадир. Как я могу бросить своих ребят?
 И так из года в год.  А ведь, в Монголии-то, у них тоже ещё и не известно  как бы сложилось-получилось? Какой была бы жизнь и судьба? Вера не раз размышляла над тем: "Кто же знает свою судьбу?! Никто!". Тем более, что думать и сомневаться в своём решении у неё были и тогда свои какие-то свои основания-опасения, появившиеся в самые первые годы их совместной жизни с Вадимом. Н об этом редко вспоминала.
 Она старалась про всё это забыть, выбросить из головы, тем более, что больше подобного в их жизни не повторялось. А вот сейчас-то вдруг ей всё это и вспомнилось. Почему? Она и сама не знала. Возможно потом, что для каждого из них Гончарвых стать предателем своей семьи, изменить жене или же мужу, особенно для Сергея, было верхом подлости, низости, мерзостью до брезгливости.
 Это было за пределами их понимания и чести. Даже слово "измена" они органически не переваривали. А причиной такого негативного осознания этого слова было предательство жены Аркадия Мариной, которую все они тогда считали членом их большой семьи. Очень даже близким и родным человеком. Тем более, что все они  слишком остро восприняли мучения и переживания старшего брата и сына.
 Это подлая измена и стала потом для них всех столь сильным раздражителем-противоядием против всяких предательств,измен, лжи и обмана, что само это слово стало для них ненавистным. И в этом теперь всех их совершенно было никого не переделать. Особенно, Сергея. Он не мог даже издали видеть Марину, прервал с ней всякое общение. Для него она просто не существовала.
 Но повторение подобного, уже в его собственной семье, могло его просто сломать. А вот этого-то Вера совершенно не хотела. Она боялась этого больше всего на свете. Тогда бы вся жизнь Сергея была бы неисправимо поломанной! Порушена. И это было бы самой настоящей катастрофой для него, ещё одной трагедией в их большой семье. Этого-то душа Веры совершенно не принимала и не понимала. Она любила своего брата.
 "Как же, всё-таки, это всё подсказать ей-то, Людмиле,- мучилась она в горестных  думах,- чтобы она изменила своё отношение к Сергею? Конечно же, если он ей не безразличен...". А вот этого-то она не знала, потому и мучилась. Быть может, что ей-то самой Людмиле этого-то понимания и не надо? Коли она до сих пор не познала Сергея до конца, каков он есть на самом деле?
 "Да видимо она этого и не желает знать!"- решила наконец Вера. Хотя мама Сергея предупреждала Людмилу, когда они уходила жить с Сергеем на старую их квартиру, Ставшую теперь их постоянным местом жительством: чтобы она там  внимательней обходилась с мужем. Мама даже пыталась подсказать ей главное: Сергей не терпит никакой грубости-обмана. Особенно подлости и вранья. Он откликается только на искренность и любовь, да на доброе к нему отношение.
 Причём сразу откликается на ласку всей душой, абсолютно становится искренен, как ребёнок. Можно только так, а не иначе, с добротой да лаской, с полной откровенностью завоевать его доверие. В том числе и сердце! А Людмила же на те её слова только лишь криво улыбалась и неопределённо махнула рукой. Повернулась к ним спиной молча  и пошла за калитку.
 "Что же этим жестом она хотела сказать?",- в тот момент озадачилась Вера.- Кто же её знает?!". Этого и сейчас она не понимает. Однако же этот жест сильно  обеспокоил Веру. Она же знала, что мама-то тут совершенно права. И говорила-то она ей не вздор какой, а совет для правильного построения их семейных отношений. "А она-то, Люда, вот этим-то и пренебрегает? Зря!- это Веру не только тогда озадачило-удивило, но и расстроило.
 " Было бы можно было сейчас избежать всех глупых ссор и непонимания в их семье,- сожалела  Вера,- стоило бы только ей прислушаться к словам нашей мамы, пожилого человека. Кто, как ни она, может знать своего Сергея?". Какой он есть на самом деле и что ему нужно. Какой он по характеру! Кто же, как ни она, лучше всех его понимает? Она же его мать! Именно, только доброе слово могло скрепить их семейный союз. Но добрых слов не хватало.
 При ладе бы в их семье, Сергей просто бы в лепёшку расшибётся и всё бы сделал так, как надо. Даже ещё лучше! Без всяких там просьб да приказаний. Причём, сделал бы самым наилучшим образом. Ведь она-то, Вера, тоже как никто другой, знала своего среднего брата. И свою маму тоже: "Не спроста же она всё так аккуратно прошептала ей на ушко, значит, и в ней есть тоже какое-то сомнение-беспокойство насчёт Серёгиной жизни?".
 Таким вот отзывчивым на дружбу да ласку-доброту был Сергей с раннего своего детства. Вера была его моложе всего лишь на четыре года. Она знала: ежели же к нему с любовью да вниманием подойти, с добрым сердцем и словами, то он всё сделает, достанет просто всё из-под земли.
 А иначе, по-иному с ним и нельзя было разговаривать. Никак не получится. Сергей не выносил диктата. Он может долго терпеть, молчать, скрытно переживать, но сносить долго обиды он не мог. Если только, конечно, человек ему тот сильно нравится, был по душе да интересен,то он мог отнестись к этому с пониманием, с юмором и шуткой. Но не долго.
 Но и в этом случае такое отношение к нему не могло быть бесконечным. Иначе он обязательно взорвётся, причём неожиданно и сильно. Порой яростно и едко. А вот этого-то Вере никак не хотелось. Иногда такой взрыв мог окончится дракой. Ибо она очень любила и жалела брата-Сергея, не желала ему беды. И такой ссоры с Людмилой она бы не хотела. Она знала насколько дорога Сергею его семья.
 Но вот как этого избежать? Как! А беда-то вот явно надвигалась. Ах, если бы было возможно её предотвратить! Но как это сделать? Как толково всё это объяснить самой Людмиле? Вера этого тоже не знала.
 "Если бы только она этого захотела!- молила Вера,- захотеть слушать её да слышать!". В чём Вера очень сильно сомневалась. Но ей-то очень хотелось донести слова мамы до её сознания! Как же это всё подсказать ей, пока ещё не поздно. И как это ей сделать? Вера тоже этого совершенно не понимала. И потому она была в почти что  отчаянии.
 Невестка же все эти её слова могла вполне истолковать совершенно иначе. Превратно. В том числе сказанные ею от чистого сердца, воспринять, как назойливые нравоучения. Или чего доброго, как и нотации!
 Вмешательством в её личное пространство, в семейную их частную жизнь! И это было бы самое плохое, непоправимое в их жизни. в понимании Веры. Именно этого-то ей никак не хотелось. Ибо тогда и возникает в человеке жгучее чувство обиды, негодования, даже агрессии к желающим поучать и наставлять. Но что делать?
 А вот поучать и наставлять ей определённо не хотелось. "Не учите меня жить, лучше помогите материально! Так, кажется, сказала Эллочка-людоедочка,- неожиданно улыбнулась Вера,- сравнив её с Людмилой. И тут же невесело она подумала вдруг о том, что ей-то самой-то Вере это чувство было, ой, как даже знакомо!
 Слишком уж даже хорошо. Они-то, вот этакие обиды почему-то навсегда бывают очень глубоки-болезненны и долго не забываются. Вера это тоже испытала на себе. Помнит точно такую же обиду, хотя и пытается от неё избавиться. Причём изо всех своих сил. Но никак не получается.
 Глубоко она сидит в её душе, до сих пор и не уходит. Вспомнилась она ей и сейчас: как-то раз, приехавшая к ним в гости из Медунов мама Людмилы, Клавдия Максимовна, дня за два или же за три до свадьбы Сергеем с Людмилой, совершенно беспардонно вдруг влезла, почти что из дверей, в её разговор с собственным её  мужем Вадимом.
 Да так нагло влезла, что этакого никто совершенно не ожидал. Клавдия Максимовна, ни с того, ни с сего, с громким менторским тоном резко начала поучать-отчитывать Веру, при её собственным муже Вадима, как ей надлежит с ним общаться? С мужем, с которым она, Вера, прожила уже в браке восемь лет и была матерью его ребёнка!   
 Хотя в том-то их общении мужа и жены ничего не было предосудительного. И это всех присутствующих в доме сильно смутило. Возникла неожиданная неловкость.
 Так что же тогда произошло? Да, ничего! Вадим, как обычно, шутливо да улыбаясь, наклонился к Вере за столом и что-то прошептал на ухо. Будущая же тёща Сергея на это вдруг внезапно взъярилась, видимо почему-то это ей очень не понравилось?  Почему! Возможно несколько игривое настроение самого Вадима?! От зависти, что ли? И тут же, без всякого предисловия, она громко и грубо сказала:
 - Любезничать будете наедине! Очень нехорошо вести себя так при людях!".
Этакий её выпад в адрес молодых прозвучал, как гром среди ясного неба, совсем не к месту и чрезвычайно грубо, совершенно бесцеремонно. Все мгновенно замолчали и уставились на Вадима. Он же, вначале, совершенно опешил, растерялся, даже заметно покраснел, хотя был смугл, как индиец.
 Вадим нервно снял очки и начал их усиленно протирать. Словно он сделал что-то непристойное. Растерялась и сама Вера. Она-то даже и не знала, как и что ей ответить, вот этой ещё малознакомой женщине. Как отнестись к гостям в их доме, в котором всегда принимали гостей радостно и приветливо. Как, например, их сейчас.   
 Тем более, будущих их родственников, родителей невесты их брата Сергея. Как такое может быть? Разве с этакого начинаются знакомства?! И не только этим они были озадачены, позже были ещё многим удивлены в этот вечер. Но это-то Вере ударило в самое сердце.
 В тот вечер Вере совсем не хотелось портить праздник Сергею. И она, очень  смутившись от такой бесцеремонности гостьи, задавив обиду, смолчала. Но не только они с Вадимом смолчали на эту дерзкую её выходку, но и все находящиеся в доме. Вот такой получился у них первый праздник знакомства.
 Тогда-то они Гончаровы растерялись все разом, всё случилось так неожиданно  грубо, что хорошее настроение сразу улетучилось, как его и не бывало. Праздник был с самого начала испорчен. Но опять же все они Гончаровы сделали вид, что ничего совершенно не произошло.
 К тому же тёще Сергея почему-то ещё очень не понравилось, а это она сразу разглядела из дверей, что Вера-то беременна? Причём, уже вторым ребёнком. Так ведь у неё же есть Егорка, вот он сидит за столом!
 Об этом она без обиняков за столом так и выпалила:
 - У тебя есть сын, зачем тебе сейчас ещё нужен один маленький ребёнок?!".
 И опять этим вопросом она повергла всех в изумление - какая бестактность! В кухне-столовой Гончаровых повисло неловкое молчание. "Какое ей до того дело?",- подумали хозяева дома, но промолчали. Не могли они нарушить закон гостеприимства.
 Своим опытным женским взглядом Клавдия Максимовна, будущая тёща Сергея, сразу это приметила беременность Веры. Хотя внешне-то по ней ничего этого не было заметно. Да и в их большой семье многое не знали про это. В том числе и Сергей. Особенно Егорка. Но Клавдия Максимовна посчитала, что беременность-то Веры сейчас совсем некстати, коли предстоит свадьба её дочери с Сергеем.
 - Так как же это нужно понимать?,- возмущалась Клавдия Максимовна,-  чтобы в одном доме были сразу же две беременности? Слишком большая нагрузка ляжет тогда на Тамару Васильевну по уходу за двумя младенцами? Кто же будет тогда помогать  Людмиле?".



 
 В какой-то мере это было и правдой. Здоровьем их мама Тамара Васильевна, конечно же, не отличалась. Этим она не могла похвастать. Но сейчас желая сгладить неловкость она-то негромко сказала:
 - Не волнуйтесь. До этого ещё далеко. Как-нибудь разберёмся...". Но вот это-то слово "как-нибудь" и сыграет несколько позже роковую роль в разладе семейной жизни Сергея. А пока вот такое демонстративное и бесцеремонное выражение недовольство будущей его тёщи просто всех ошарашило. В выпаде прозвучало столь откровенное неуважение к хозяевам, душевно их принимающим.
 Да ещё, к тому же, к едва знакомым им людям! Это получилось как-то очень нехорошо, грубо. Так что вот этакий демарш Клавдии Максимовны настолько вверг  Гончаровых в шок, что некоторое время они все находились в недоумении: "Кому какое дело, когда быть Вере беременной и когда ей рожать?". К такому обращению они вовсе и не привыкли, особенно, чтобы так вели себя гости в их доме?
 Они же всегда к своим гостям относились с почтением и уважением. Находясь же в гостях старались вести себя скромно и уважительно. Следовать пословице: "Быть, как дома, но забывать, что в гостях!". Сейчас же, не желая портить с гостями отношения, тем более с будущими  своими родственниками, они ради своего Сергея сделали всё, чтобы не было заметно неловкости и странного, на их взгляд, поведения Клавдии Максимовны.
 Продолжали занимать своих гостей лёгким шутливым разговором, показом  семейного альбома, стараясь как-то восстановить вновь атмосферу добросердечности и дружбы.
В основном же разговор за столом вели Аркадий да Вера. Да ещё поддерживал их Сергей, при участии Семёна Савельевича и самой Людмилы. Иногда вступала в разговор и сама хозяйка дома Тамара Васильевна.
 Кстати сказать, она отличалась всегда изрядной скромностью, любила больше слушать, чем говорить. Но здесь-то и она старалась заинтересовать гостей воспоминаниями из детства Сергея и всех её детей.
 Общий интерес, конечно же, вызвали фотографии из их семейного альбома, рассказывающие об их недавней поездке к морю. Почти всей их семьёй. Точнее к Чёрному морю в Севастополь. Наперебой рассказывали о том,  как они ехали, что они видели, как они там жили. Именно об этом и пошёл разговор: кто и где любит отдыхать.
 Однако же гостей это не очень-то занимало. Они только делали вид, что им это всё интересно, но по лицам было видно, что не очень. Не меньшее недовольство вызвал у них и тот факт, что у Сергея-то есть здесь, в этом-то их доме, ещё два брата и сестра? Что все они живут в одном доме. Так это же совсем нехорошо! 
 Так оно, вот это-то их недовольство, было прямо написано на их лицах, без всякой маскировки.
-  Почему же вы здесь все вместе живёте, в одном этом доме?..",- такой вопрос опять же прозвучал из уст будущей тёщи Сергея.
 И он опять привёл всех в замешательство. Даже самого Семёна Савельевича, отца Сергея и главу всей их большой семьи. "Как же на него ответить?!"- попал и он впросак, так как Клавдия Максимовна адресовала этот вопрос именно ему. Хотя он и фронтовик, бывший во многих передрягах и никогда не терявшийся в самых сложных ситуациях. А тут?
  Семён Савельевич быстро и резко вскинул на неё глаза, в них отразилось возмущение и уже с языка готовы были сорваться слова: "А какое вам дело, где и как мы живём?". Но сдержался, посчитав это грубым и  неприличным для первого их знакомства. Тем более, что под умоляющим взглядом Тамары Васильевны. Ведь этакое поведение гостей было для них тем более удивительным, что ранее Сергей им рекомендовал их, своих будущих родственников, родителей Людмилы, как людей очень культурных и интеллигентных, заслуживающих всеобщего уважения в их селе.
 Потому-то он унял свой гнев и сказал тихо и примирительно, как бы оправдываясь:
 - Так у нас же есть ещё и квартира. Правда, небольшая двухкомнатная в Крутом Яру. Нам и здесь всем живётся неплохо, всем места хватает. Вместе жить нам веселее, интереснее, не так ли?
 И он окинул взглядом всех сидящих за столом. Потом дружески рассмеялся, приглашая всех к участии разговору на тему своей профессии водителя. Но заметив, что эти его слова не находят у них поддержку, прервал смех и уже серьёзно, продолжил:
 - Ну, а если кому-то будет тесно, не понравится, пожалуйста, в любой момент можно и в нашу квартирку старую заселиться. Она пустует. Мы там и всю мебель свою оставили. Всё как было там осталось. Потому-то мы ещё и не отвыкли от неё и всё нам там ещё дорого. Довольно там уютно. Поверьте, можете посмотреть. И вам там понравится. Правда, пусть она  небольшая да старенькая, но на первое время молодым вполне подойдёт. Я так думаю. А потом уже они сами, молодые, пусть себе  квартирку заработают, коли наша окажется им не по вкусу. Правильно я говорю?
И не дождавшись ответа, добавил:
 - У вас-то, наверное, тоже не сразу своё жильё появилось? Не так ли?..
 Тамара Васильевна, слушая мужа, еле сдерживала себя: "Да с какой этакой стати Семён начнёт перед ними отчитываться да объясняться! Отчего да почему?". Не понравился ей и другой вопрос Клавдии Максимовны:
 -  Почему сюда после своего развода пришёл к вам жить Аркадий?
 Какое им до этого дело?! Надо же спросить и такое:
 - Почему здесь живут с вами Вера с мужем, да сыном Егоркой?
 Просто зла тут не хватает! Так они же все их дети?! " Почему же это их так сильно волнует?- дивилась Тамара Васильевна,- и часа здесь не находятся, а уже свой устав нам пишут как жить!".
 Они же с Семён Савельевичем не расспрашивают их: где и как они там у себя живут. Где живут их дети? Врозь или с ними рядом? Ей-то, Тамаре Васильевне, всё это показалось не только странным, а даже неприличным. Тем более, слышать это от столь интеллигентных, по рекомендации Сергея, людей.
 Но может быть это просто лишь только их праздное любопытство? Без всякого иного смысла! Вполне возможно. И здесь-то тоже тогда ничего особенного нет. Всё нормально. И всё ей это только показалось?
Но что-то ей, всё-таки, ей подсказывало, что здесь не совсем только одно праздное любопытство.
 - Да, конечно же, не сразу,- согласилась с Семёном Савельевичем, заёрзав на стуле слишком торопливо и словно опомнившись будущая тёща Сергея. Видимо, заметив скуку в глазах Семёна Савельевича. И тут же она продолжила:
 - Вначале и мы тоже жили в небольшом домике у моей мамы. А вот потом-то, когда Василия Ивановича назначили директором, тут-то мы сразу и купили свой, тоже небольшой домик в Медунах. Дочери же все наши, окончив институты, получили направления в различные города страны. Пока живут в общежитиях, но с перспективой получения жилья.
 - Вот и прекрасно!- удовлетворённо отметил Семён Савельевич, значит скоро будут они иметь своё жильё. Так что всё будет у них тоже хорошо? И у нас тоже всё станет на свои места. Главное же не столько в квартирах, а в любви молодых друг к другу, в умении не оставлять в беде близких людей. А в жизни-то всё может быть.
 - Да, конечно,- согласно кивнула головой Клавдия Максимовна.
 Назревающий конфликт, казалось бы, затих в дальнейших разговорах. Тем более, что он для всех здесь был нежелателен. Воспрянул лицом и сам Сергей. Ожил, стал необычайным весёлым, активным, рассказывая о последних новостях из жизни Крутого Яра.
 Вера, слушая его, пыталась поддержать его активность, но это у неё плохо получалось. Испорченным было у неё настроение. Да как же ей было тут не обидеться? Как было тут ей не растерялась от неожиданности такого нападения, не обомлеть от возмущения, после такого вот выпада в её адрес? Однако же она сдержалась и промолчала, стараясь перевести разговор на какие-то другие темы, связанные с семейным их бытом.
 Но настроение и у них всех Гончаровых было очень подавленным. Хоть они и скрывали это. Как тяжело сдерживать себя, понимая, что тебя обидели в твоём собственном доме. Но закон гостеприимства требовал должного отношения к гостям. И они следовали этому закону.
А обида у Веры всё равно в груди оставалась: «Какое же она имеет право!– не утихало в её мозгу,- что вот эта едва мне знакомая женщина, не знающая ещё совсем нас, может поучать нас всех, как нам жить и что делать? Да ещё так бесцеремонно влезать в мою личную жизнь!".
 Но потом, уже опомнившись, подавив обиду она продолжала всё также доброжелательно беседовать с гостями, стараясь совершенно не показать своей обиды. И это делалось лишь только ради Сергея, для всеобщего их желания сохранить мир в этом их доме, предназначенным для счастья.
 Конечно, ей совсем и не хотелось портить сейчас столь долгожданный и важный для Сергея вечер, обижать его. Такое поведение будущей родственницы Вера решила отнести на счёт её сельской простоты в общении с людьми. Наглости с налётом некой интеллигентности, которая была лишь видимостью.
 Вот потому-то она сейчас, при мимолётном разговоре с Сергеем в банке, и не пожелала уподобиться его тёще, Клавдии Максимовне. Не могла же она вот так грубо влезть в его отношения с Людмилой. Не могла.
 Потому-то Вера никак не решалась и позже давать какие-либо советы самой Людмиле, ставшей их невесткой, которые она могла бы запросто принять за нравоучения. Это же было бы тогда совершено бестактным с её стороны. И такое вмешательство могло бы только лишь ухудшить взаимоотношение не только между Сергеем и Людмилой, но и всеми ими в этом доме. Прежде всего с самим Сергеем. Неизвестно, как бы он сам среагировал, как бы он к этому сам отнесся?
 Размышляя таким образом, Вера тем временем вошла в свою бухгалтерию, где продолжалась обычная их рабочая жизнь. День был очень напряжённым. Подводились итого не только месяца, но и квартала. Вера почувствовала себя неловко перед сотрудницами за своё отсутствие и торопливо прошла среди многих столов, плотно стоящих друг к другу, к своему рабочему месту. Опустившись устало на стул, чтобы продолжить начатое дело, она никак не могла успокоится и приступить к работе.
 К своему удивлению никак она не могла сосредоточиться на простых вещах, не могла отрешиться от всех своих мыслей, нахлынувших воспоминаний. Визит Сергея выбил её полностью из колеи, хотя она и раньше беспокоилась за него. А тут-то  она и совсем расстроилась. До того, что ей захотелось плакать. Ей было жаль его и уже устоявшейся их жизни в Крапивенке.
 Вспомнился ей вдруг Крым и город-герой Севастополь. Бухта Северная И Чёрное море. То, как они там отдыхали все вместе, почти всей большой их семьёй, включая и самого Сергея. Тогда он ещё не был женат. Но был в трансе, разбит, в расстроенных чувствах из-за своей капризной своей невесты. Вот тогда-то они все вместе и решили, в том числе и с Вадимом, показать море не только Егорке, но взять с собой  больную маму, Тамару Васильевну, а также и Сергея. Чтобы он там успокоился.
 Поссорился он тогда со своей Людмилой, о которой в семье никто пока ничего не знал и не ведал. Даже имени её никто не знал, но только хорошо чувствовал её присутствии в их жизни. И это благодаря депрессии Сергея. Они не могли не сопереживать ему в такой-то его ситуации. Он не находил себе места.
 Оказывается, что его пассия, будущая невестка Людмила, внезапно рассчиталась на работе в металлургическом комбинате и уехала в свой Воронеж. Вот тогда-то Вера с мамой и решились взять с собой и Сергея, несмотря на то, что он упорно отнекивался, мотивируя свой отказ тем, что он уже хорошо потратился, съездив в туристическую поездку за рубеж.
 - Свои люди, сочтёмся...",- решили они тогда всей большой семьёй,- пусть и он развеется, отдохнёт, да и про свои переживания забудет...
 Поверил в это лекарство и сам Сергей. В какой-то степени, это ему даже удавалось. Первым отправился в Крым на разведку в город русской морской славы Аркадий со своим сыном Юрием. Хотя они уже с Мариной два года были в разводе и он выпросил его у неё, чему она было очень довольна.
Аркадий же тоже всё это время постоянно искал своё утешение в тёплых краях морях-океанах, да в дальних странах. Теперь-то он решил провести свой отдых вместе со своим десятилетним сыном.
 Перед поездкой Аркадий списался с одним из своих тамошних художников-знакомцев по творческой даче, где он тоже искал своё утешение с весьма большой пользой для себя и для своего здоровья. Списался не только в смысле жилья и своего душевного успокоения, но и для создания новых здесь своих работ для участия в будущих выставках. Работа его спасала.
 Однако же отправляясь на сей раз на море, он перед самым отъездом решил отказаться от работы, а лишь отдыхать с сыном и всей семьёй, потому свой этюдник  оставил дома, чтобы не соблазняться желанием работать. Всё нынешнее время отдыха он решил посвятить только сыну, чтобы тот не смог отвык от него. И это у него получилось.
 Сергей же по знакомству да по просьбе Аркадия, достал для его знакомца-севастопольца тульский самовар в качестве презента из Тулы. И они с сыном сразу же направились на вокзал, где сели без особых проблем в поезд "Москва-Симферополь", проходящий через Тулу. Не прошло и двух суток, как они добрались до Севастополя, нашли там этого самого знакомца, остановились у него, а затем отбили телеграмму в Краивенку о том, что они уже у самого синего моря. Остановиться у знакомца им всё-таки не удалось, наутро потому они уже нашли-присмотрели в частном секторе подходящее пристанище для столь их большой семейной компании.
 Телеграмма стала сигналом для всех остальных путешественников, чтобы им отправляться в путь. Дорога для них оказалась не только удивительным, но и прекрасным путешествием. Они не отрывались от окон. До того по железной дороге они далеко никогда и никуда вообще и не ездили. Лишь Сергей однажды путешествовал, пятнадцать лет назад, к месту своей службы в Сибирь в воинском эшелоне. Почти, что до Красноярска. Да ещё случился ему один раз, уже после службы, осуществить путешествие к родственникам Марины в Карелию. Недалеко от Петрозаводска, в глухой совершенно посёлок лесорубов Кудама.
 




Среди всех остальных он был, как бы и бывалым путешественником. Теперь-то уже все они с наслаждением взирали на пробегающие мимо равнинные пейзажи юга России, которые разительно отличались от холмистой среднерусской возвышенности. Наконец-то, появились пирамидальные тополя, а затем и сам Сиваш, гнилое море, Перекоп, о котором было много читано им из истории гражданской войны.
 Затем показался вокзал в Симферополе, потом поезд пробежал через весь Крым и доставил их прямо в Севастополь. Где путешественников на вокзале уже поджидали Аркадий со своим сыном Юрой.
 Именно там, на том вокзале, и прошла их первая тёплая южная ночь. Тёплая и звёздная, пахнущая морем, пьянящая ночной свежестью, цветами растущими повсюду. А к утру уже стало довольно прохладно, но это не помешало им наслаждаться ночным городом, его необычностью. Почему-то они решили коротать ночь именно не в самом вокзале, а вне его на лавочках перед ним.
 Возможно, что и сам тот вокзал был не слишком большим да душным? Однако же эту первую ночь на юге они все провели стоически, даже Егорке с Юрой. Спать им совершенно не хотелось. Они восприняли эту ночь не только, как экзотику, но и как жёсткую необходимость их сегодняшнего путешествия - необходимо было только  дождаться утра. Переправится в бухту Северную можно было только лишь  с Графской пристани, на прогулочном катере. И только лишь утром.
 И вот, наконец-то, утро. Троллейбус покатил их вниз под крутой уклон к знаменитой пристани. Они по пути из его окон с интересом старались рассмотреть всё в этом городе самое красивое, включая памятник самому адмиралу Нахимову, стоящий на небольшой круглой площади. Площадь кольцом обтекала дорога, по которой двигался их троллейбус.
 Но вот,сделав круг, он остановился и высадил их. Выйдя из него они тут же поспешили к причалу, где радостно сбежали по ступенькам большой красивой лестницы к самой воде. И там, пробуя воду ногами, они с нетерпением стали поджидать Тамару Васильевну, которая в сопровождении Егорки, как могла спешила-старалась на своих больных ногах успеть за ними.
 Но вот уже куплены билеты и они плывут на катере впервые в своей жизни по пенящимся волнам. А свежий морской ветер брызжет им в лицо мелкими брызгами солёной воды. И это ощущение им нравится.
 В бухте же Северная они высадились на совсем крошечном причале-вокзале, не столь красивом, конечно, как Графская пристань. Почти рядом с ним - роскошный пляж. Галька. Отсюда они пошли не спеша, сквозь него и небольшую ещё рощицу, к своему будущему пристанищу.
 Пройдя рощицу, они сразу же оказались в небольшом поселении, в частном секторе Севастополя. Их пристанище было укромно спрятано среди таких же одноэтажных домиков, окруженных садами. Аркадий подвёл их к небольшому аккуратному одноэтажному строению, открыл незапертую калитку и они сразу оказались среди цветов, деревьев и кустарника в чистеньком дворике,где их уже поджидали хозяева.
 Состоялось первое знакомство. Однако же хозяева провели их не в сам дом, а мимо него к рядами стоящими во внутреннем уже дворе лёгким фанерным дачкам, тоже среди цветов и деревьев. Одна из свободных была поменьше,другая побольше. Вот её-то, что побольше, они и знали.
 В ней оказалось семь кроватей и небольшой столик, втиснутый меж двух небольших окон, да два-три стула.Над столом зеркало. В даче было чисто, кровати застелены, стол накрыт скромной клеёнчатой скатертью, на окнах висели узорные занавески. Рукомойник находился снаружи дачи, туалет же не в глубине двора-сада, как принято у нас, а рядом с входной калиткой,на самом виду перед домом. Так что входя в дом его не минуешь. И это их всех порядком удивило: "В царский домик придётся ходить на глазах у хозяев!".
Но в целом же им здесь всё понравилось. Они были неприхотливы. Главным же было то, что здесь море рядом, всего в пяти минутах ходьбы. И они сразу же отправились на пляж. Погода была хорошая, вода чудесная. И только лишь в сумерках они вернулись под крышу своего временного жилища. Поужинали и забылись сладким сном.
 Хорошо и счастливо провели они время своего отдыха в этой бухте. Несмотря ни на что! Это было заметно даже по Сергею. Хотя его депрессия полностью никуда не исчезла. Однако же он плавал, нырял в набегающие волны, наслаждался барахтаньем на мелководье с детьми, подставляя своё тело и душу жаркому солнцу и влажному морскому ветру. Он желал раствориться в благодатном здешнем раю.
 Тамара Васильевна совсем не вылезала из пенящейся воды, считая что морской воздух и солёная вода должны были излечить её ноги. Всё они тоже надеялись на это. Да,поздно,очень поздно они возвращались в сваю дачку,оставаясь на пляже до тех пор, пока солнце совсем не спрячется за горизонтом. И сразу же станет вокруг темно, свежо и ветрено.
 Но ведь идти-то им до дома, до своего дачки-сарайчика, совсем было не далеко. Всё рядом. Им даже и спешить-то не приходилось.А в дачке они уже разогревали пищу, ставили на электроплитку чай, делились впечатлениями прошедшего дня и засыпали под звуки цикад. Они жалели только об одном: что рядом с ними нет сейчас их самого младшего брата - Олега. Да ещё и главы их семьи Семёна Савельевича тоже не было. Один учился, другой работал.
 Да-да, их глава семьи как всегда в это время года был послан от своей автобазы трудиться на своём автомобиле,где-то там далеко на селе. Возможно опять в Тамбовской области. То есть возить зерно с полей на ток, а с него в хранилища.
 Младший же их брат Олег, о котором они каждодневно вспоминали, сожалея о том, что он сейчас не с ними, находился как раз на своей очередной производственной практике от коммунально-строительного техникума. Он только-только окончил свой первый курс и они все были рады этому, что он получит хорошую профессию. Но вот сейчас-то они ругали его эту практику, из-за невозможности ему отдохнуть вместе с ними. Писали даже отсюда ему тёплые письма, рассказывая о своём отдыхе и высказывая свои сожалениях. Но учёба-то, есть учёба! И здесь ничего нельзя было поделать.
 Но разве можно было передать на словах, на листке бумаге, всю прелесть моря и запах свежего ветра?! Конечно же, нет! Особенно переживала за Олега Тамара Васильевна, когда Вера писала ему о море, а он отвечал ей, что у них в Крапивенке нисколько не хуже, а река Воронья красивее моря, с её заросшими лесом берегами. Тамара Васильевна не верила этому, скучала по своему младшему сыну безмерно, всё повторяя: "Вот и лето пройдёт, а он со своей практикой, так и не увидит моря. Какие же это у него каникулы?". На что ей все говорили,что Олег молод и он ещё не раз побудет на море. Но на море он, кажется, так и не побывал.
 Да-да, так это и случилось, что в августе того достопамятного 1976 года, когда все они наслаждались морем, а Олег, как назло, задержался на своей первой строительной практике, Сергей тоже очень скучал по Олегу. Всего через год он уйдёт служить в армию. А у них было столько много всяких совместных планов о которых пока никто не знал. Олег горел желанием приобрести свой собственный автомобиль. И Сергей в этом готов был ему помочь и поддержать. Олег учился класть стены для будущего их гаража. Потому-то пришлось ему одному охранять их опустевший дом в Крутом Яру, пока они все вместе наслаждались морем, а Семён Савельевич возил зерно где-то там в Тамбовской области.
Но и оставшись один Олег не унывал, а был радостен и оптимистичен, счастлив своей новой самостоятельной жизнью. Навёл в дом друзей-подружек,занимались они музыкой всем своим вокально-музыкальном ансамблем "Крабы". Это замечательный ансамбль он создал сам ещё в школе, играл в нём и пел. В том числе и на танцах в парке отдыха Крутого Яра.
Кроме того у него в техникуме уже появилась девушка, но пока о ней никто из Гончаровых не знал, кроме Сергея. Только лишь догадывались в общих чертах. Да и вообще-то ему было совершенно не свойственно уныние.И потому он,с присущим ему юмором, писал им в ответ:«...Мне-то здесь одному, вообще-то жить просто благодать. Налью полную ванну до самых краёв воды, морской соли бухну в неё и не надо мне тогда вашего Чёрного моря!». Юмора-то в нём было слишком много, занимать оптимизма не было нужды, сполна был он всем этим наделён. Да и лукавил их младший брат Олежка, не один он нырял в эту ванну с солью, не один загорал на реке Вороньей, а вместе со своей новой подружкой Машей. На которой он потом сразу же и женился, по окончанию техникума, до своего ухода на свою армейскую службу.
 И на этом настояла Маша:"... Иначе не обещаю ждать тебя из армии. А вдруг, ты там женишься? Так я останусь на бобах?". И Олег сдался. Видно сильно влюбился он в неё или же потому, что слишком был порядочен. И это Гончаровым было всем хорошо известно.
Так, что теперь он "женатик", служит в армии. Причём недалеко от Тулы, совсем под Москвой. Они-то его все поочередно, а то и все сразу, почти еженедельно навещают. Особенно дружен был и сейчас с ним Сергей. Он можно сказать и воспитал его, вырастил, всему научал-приучил, во всём ему помогал, начиная с детского сада.
Сергей был старше Олега намного, на одиннадцать лет. И потому водил его в детский сад ещё учась в школе. По пути же в детский сад или же забирая его оттуда, он точно также как и сейчас своим девчонкам-сестрёнкам рассказывал ему много чего интересного, а тот жадно всё это впитывал. Когда же Сергей пошёл работать на комбинат, то Олег только лишь пошёл в первый класс, всё той же школы.
 Но дружба-то их не прекращалась и после того. Сергей сам много читал и покупал Олегу детские книжки, приучал его к чтению. Купил ему даже фильмоскоп с диафильмами, а когда же Олег несколько подрос,то купил ему фотоаппарат "Смена".   
 И это стало главным увлечением Олега. Когда же он ещё более подрос, стал подростком, то Сергей купил ему мопед. Правда, и Аркадий его тоже не обделял вниманием. В детстве он купил ему трёхколёсный велосипед со звонком и инструментом, который можно было потом переделать с трёх колёс на два.
 Олег прекрасно его освоил,ухаживал за ним, его ремонтировал и бесстрашно на нём носился по улицам Крутого Яра. Так что тот самый велосипед и Серёжин мопед стали для Олега новым этапом его жизни, в том числе и в освоении моторного вида транспорта. Потом уже нельзя было его никак оторвать от моторов-автомобилей.
 Да и сама Вера тоже всегда была рядом со своим меньшим братом. Она была старше его на семь лет. Вместе они ходили в школу, вместе делали урки, водила она его на различные утренники-праздники в школе и в посёлке, в кинотеатре, смотрела за ним дома и во дворе, когда мама была на работе."Не забыл ли он поесть, как прошёл его школьный день?!- всегда в ней присутствовала вот этакая мысль. А про уроки-то и говорить тут нечего!
 Когда же Сергей помог ему сделать самодельную электрогитару, то он и создал вместе с своими друзьями школьный ансамбль "Крабы". Вера всегда наблюдала за их репетициями, посещала их концерты-выступлениями. В общем-то, она тоже очень любила всех своих братьев. Заботилась о них, переживала. Точно также, как вот сейчас она переживает за Сергея.
 Вера мельком взглянула на фото, что лежало прямо перед ней на столе под стеклом. Принесла она его в отдел уже давно, чтобы показать своим сослуживцам своего младшего брата, да так и осталось оно у неё лежать под стеклом. Не хотелось ей с ним и сейчас расставаться, пока он в армии. С фотографии на неё смотрел чернобровый и чубатый красавец-брат, с сержантскими лычками на погонах.
 Олег был гордостью Семёна Савельевича и всех их в семье. Вот-вот она скоро и должна завершиться его служба. Он скоро вернётся к ним домой. Вот тогда-то и будет праздник в их доме.
 Правда, к сожалению, не сразу он к ним в Крапивенку придёт. Вначале к своей жене и тёще. Они ближе живут к вокзалу. Но здесь-то они его просто заждались! А жена-то его Маша должна вот-вот и родить?! Так что Олег может и опоздать к её выписке из роддома.
 Ну, ладно, ничего они и без него встретят её из роддома по-человечески. Вера всё сама устроит, да организует. Для неё это не впервые.
Да-да, конечно же ,Вера очень любит всех своих братьев. Друг на друга столь не похожих, как внешне, так и внутренне. Но всё-таки что-то есть в них общее?! Именно, это "что-то" и объединяет их, делает похожими друг на друга. Но что?! Вера стала,ещё более пристально вглядываться в фотографию, как-будто никогда его не видела.Олег был на фото в солдатской форме, в фуражке и при погонах, молод, красив, да еще с небольшими чёрными юношескими усиками.
 Вера невольно улыбнулась портрету и кивнула:"Здравствуй, братик! Как тебе там служится?". Едва окончил Олег свой техникум, как ему сразу же пришла повестка из военкомата, затем вокзал и армия. Вера безотрывно всматривалась в его большие красивые глаза цвета небесной сини, словно в их глубине она старалась что-то увидеть-прочитать. Но Олег-то с фото лишь только улыбался ей и не отводил взгляда.
 Обычно она раньше никогда не терпела взгляда в упор. Да,конечно же, разные они все люди, её братья. У Сергея глаза коричневые, а у Аркадия зеленоватые. Но взгляды у них почему-то все одинаковые? И тем сильно они похожи друг на друга! Недаром же их путают малознакомые люди. Что же ещё в них общего: овал ли лица, нос или губы? Что же? Нет, всё не то, не то!Но тут-то она,вдруг поняла: так это, действительно, взгляд. Всё они изнутри, как-бы одинаково смотрят на неё, как бы и светятся? Глаза у них светятся! Цвет-то глаз пусть разный, цвет тут совсем ни при чём,не имеет никакого значения.Именно,всё дело в этом их взгляде, излучающим доброту и сердечность.
 Люди умеют читать всякие взгляды, глаза могут сказать больше,чем слова. Иногда и говорить близким людям ничего не надо. В общении-то взгляд, и не только с людьми, имеет решающее значение. Вера совсем не помнила, кто это сказал, но сейчас это ей вспомнилась, именно эта фраза о том, что "глаза-есть зеркало души!". И она подивилась их правильности, глядя на это фото. Именно,это и делает их всех её братьев по-настоящему красивыми, похожими друг на друга. Да-да, похожими, как в общении между собой, так и по отношению к своим родителям.
 Вера же удивилась этакому своему открытию. И тут же подумала: "Так это же всё потому, что они все мои братья!". И усмехнулась тут же над своим открытием: "Конечно же, они для меня лучше всех. А остальное всё чепуха про глаза!".
 Она всегда критически относилась к своему субъективному восприятию мира. Считая его слишком неоднозначным. Слишком порой романтичным. Потому, что всегда старясь не переоценивать себя, да и всех своих родственников тоже. Но от лица своего
младшего брата она ни сразу не отвела свой взгляд. Олег был их всеобщим любимцем в большой-то их семье. И не только потому, что был самый у них младшим, намного моложе их всех, но более потому, что он был самым неунывающим из них всех в их семье. Весёлым и добрым, объединяющим в любой ситуации. Умел он умной своей шуткой, добрым своим юмором поднять у них всех настроение, причём в самые нелёгкие их времена.
 Вот потому-то они его все очень любили,как впрочем и всякий находящийся с ним  рядом, где бы он ни находился. Вот и сейчас находясь в армии, он не теряет и там  своего оптимизма. Он уже с лычкам на погонах, на фотках всегда улыбающийся, да весёлый,с гитарой в руках, в окружении многочисленных своих сослуживцев.
 "Ах, Олежка-Олежек, как ты там служишь?- вздохнула Вера,- а нам без тебя очень даже как нехорошо. Как же тебя нам не хватает!..". И Вера принялась за работу: "Вот, кто бы мне сейчас мог помочь советом да шуткой светлой разогнать мою тоску-печаль!"- запечалилась вновь она. Работа не шла. Совершенно она не видела выхода из сегодняшней столь непростой ситуации с Сергеем. Вера ещё раз тихонечко украдкой вздохнула и стала аккуратно подсовывать фото под стекло. Но не успела она этого сделать, как за её спиной раздался негромкий голосок Любы Борисовой, одной из её подруг по отделу:
– На братца своего всё не налюбуешься?- со скрытой усмешкой тихо сказала она ей на ухо,- хорошенький он у вас, просто красавец. Ничего тут не скажешь! Да и вся ваша порода этакая. Породистая. Остальные братья тоже, ведь не хуже?!
"А про меня ни слова!",- грустно подумала Вера. И вот так было здесь всегда. Вера же знала, что Люба тайно и явно завидует ей, считая себя первой красавицей в отделе. Потому она ничего ей не ответила, промолчала.Её молчание Любе не понравилось. И она с вызовом, несколько громче произнесла:
 - Это кто же сейчас к тебе приходил, Серёжка, что ли? Что же ты, подруга, какая-то сегодня совсем не такая? Расстроенная, что ли? Не печалься, не надо. Как они там с Людкой-то живут? Всё хорошо? Характер-то у неё, я тебе скажу, ой, как даже совсем не сахар...
 И она закатила глаза вверх, вытянув вперёд подбородок, изображая Людмилу. И это Веру едва ни рассмешило, как и всех в их отделе. Но разве это могло сейчас развеселить Веру? И она тихо сказала:
 – Ничего себе, живут-поживают, потихоньку,– ответила она,– дочку вон свою растят. Вот и Сергей прибежал ко мне сказать, что дочку свою, да и мою Олю заодно из садика заберёт. Чтобы я туда не ходила.
– Да-да, я понимаю,– закивала в ответ Люба,– Серёга-то твой братец, что надо мужик. Молодец. Мало нынче таких мужиков. Так это я к тому спросила про его Людку, что ведь здесь-то она у нас не очень-то сработалась. Характер-то у неё вздорный. Намучается он с ней. Вот увидишь! А как она там-то работает, на новом своём месте?
 – Вроде бы и ничего. Всё у неё там хорошо, работает.Ни на что пока не жалуется…
 И Вера,тут же,усиленно, напоказ, начала работать. Люба же увидев всё это повернулась и прошла не спеша меж столов, всё дальше к выходу из отдела. Вера краем глаза проводила её демонстративный проход: "Мало-ли какие могут быть дела у неё в коридоре?". Но проход Любы, но более её слова, внесли ещё большую сумятицу в её душу, они усилили тревогу за Сергея.
 В банке же Людмилу не сразу невзлюбили, куда привела её работать Вера. Прямо перед их свадьбой с Сергеем. Именно она её здесь пристроила. Специально ходила к управляющему банком и просила-хлопотала принять её,Людмилу, как будущую свою родственницу. Это тоже стало ей немало нервов. Кто она в банке - обыкновенный бухгалтер. Управляющий же выслушал её с вниманием, вошёл в положение, тем более, что Сергея тоже все хорошо знали в Крутом Яру, как журналиста местной газеты. И управляющий доброжелательно сказал: "Хорошо. Пусть подойдёт. Побеседуем.". После чего принял Людмилу на работ.
 Сначала её все в отделе восприняли очень даже как хорошо. По-доброму.Как дипломированного специалиста,уже имеющего опыт работы на Крутояровском металлургическом комбинате. Но через некоторое время к ней стали относиться здесь совсем иначе. Очень даже нехорошо. Если не сказать,что и плохо. И это тоже не в лучшую сторону отразилось на репутации самой Веры. Но все понимали, что она-то тут совсем ни при чём. И доброе отношение к ней со стороны сослуживиц постепенно восстановилось.
 Людмилу же невзлюбили за её напористый нрав и нежелание подчиняться указаниям  руководства. За строптивость при выполнении их приказаний, требований-рекомендаций в процессе работе. При исполнении заданий, которые нужно было ей выполнять по должности. Делала она всё по-своему, как считала сама правильным. Считая себя специалистом высшего порядка. Когда же ей указывали на это и говорили, что она не права, показывая, как и что нужно делать при выполнении задания, то она реагировала молчанием на эти все замечания, в ответ лишь слегка усмехаясь.
 Уходя же из кабинета управляющего после вызова на "ковёр" она опять всё делала по-своему. Но это было ещё полбеды. Это можно было бы перевоспитать. Хуже было то, что она начала настраивать всех и вся в их отделе друг против друга. Стравливать людей. Вере оттого было уже и стыдно за неё перед своими же подругами по работе. Но она не решалась открыто выступить против своей новой  родственницы, не желая обидеть Сергея. И в защиту тоже ничего не могла сказать. Она опять же не знала как ей поступить.
 Но совсем было плохо то, что Людмила стала втихаря обсуждать с клиентами банка своих же сотрудниц, работников своего же отдела, указывая на их неумение работать. А клиенты все те её слова тут же доносили-пересказывали начальнику её же отдела, где она работала. То есть, непосредственному её руководителю. Вера никак не могла понять её амбиций, чего она хочет? Нужно же было ей работать и вживаться как-то в новом коллективе, закрепляться в Крутом Яру, а тут-то вот такие её кульбиты?
 Вот из-за этакого-то её характера, высокомерия да желания всех поучать, её и невзлюбили в отделе. Причём, все кроме Веры. Как потом Вере те же сотрудницы объяснили,что из-за этого-то её и не захотел взять обратно на работу управляющий банком, после долговременного её декретного отпуска. Когда Сергей ходил сам в банк предупредить о её возвращении. Вера сама не решилась. Хотя она об этаком вот  отношении к ней в коллективе она по-началу тоже не знала. Но только лишь чувствовала это, что и её тоже, почему-то, стали сторонятся подруги по работе. 
 Почему? Такого отношения к ней здесь никогда не было за всё её годы здесь работы. Никак она не могла взять в толк причины такого к ней отношения? Это тоже начинало её мучить, но она опять же никому не рассказывала об этом дома. В доме-то у них были тогда совсем другие заботы-тревоги - шла подготовка к свадьбе Сергея.
В том числе она не говорила про это и ему самому Сергею. Даже до сегодняшних дней тоже он ничего про неё не знает. Вера боялась внести смуту в их семейные отношения, считая всё это лишь только производственными дрязгами, притиркой её характера к новому коллективу, которая порой просто неизбежна. Она не хотела возбуждать этот разговор в их семье, пока ещё было ничего не ясно: кто здесь прав, а кто виноват?
 "Возможно,- думалось ей,- что и Людмила в чём-то тут права. Она же тоже грамотный специалист-экономист. Имеет тоже какой-то опыт работы!". Так думалось Вере, когда и причины всё растущего напряжения в их отделе ещё не были ясны никому. К тому же теперь-то она Людмила, будущая их уже родственница! Так она же обязана её и защищать тоже! Они же теперь вместе каждое утро ходят сюда из одного дома на работу. Почти,что и подруги? И точно также они вместе возвращаются домой.
По их лицам и настроению никому из домашним не было видно, что у них что-то там не так на работе. А Вера этого тоже ещё пока точно не знала. Сергей же и до сих пор не знает о её взаимоотношениях с коллективом Крутояровского отделения госбанка. "Да и зачем ему это знать?"- думала сейчас Вера. И она была права.
 Но вот её-то Веру совершенно нисколько тогда не удивило то, когда сам лично Сергей пошёл к управляющему, чтобы предупредить его о том, что вскоре его жена Людмила выйдет на работу после столь долгого своего послеродового отпуска, то управляющий так прямо ему в глаза и заявил:
-  Твою жену ни за что на свете сюда не возьму!
 По-мужски сказал, резко грубовато, без всяких реверансов, совершенно не объясняя причину своего отказа. А увидев растеряно-недоумевающее лицо Сергея он хмуро добавил:
- Если хочешь, то рабочее место есть,я ей его предоставлю. Обязан по Закону. В Туле будет она работать в областном банке. Есть там одно место. Если, конечно, пожелает, то пусть там и поработает...
 И дальше ничего не стал объяснять. Резко замолчал, оборвав разговор и уткнувшись в какие-то свои деловые бумаги.Показывая всем своим видом, что разговор уже окончен.
 Ничего не понимающий Сергей домой вернулся очень расстроенным. Это нарушало все его планы. Работа Людмилы в Крутом Яру в одном с ним посёлке давала бы им обоим экономию времени, денег, позволяла бы чаще находиться вместе. Но с управляющим не поспоришь? Ему виднее с кем работать! "Хозяин-барин, значит есть какие-то причины?-подумал он тогда и вышел из кабинета.
 Сергей не стал доискиваться-уточнять причины отказа, спорить, решив что и в областном банке ей работать будет ещё престижнее, чем в Крутом Яру. Тем он и успокоился. Хотя, конечно, терять времени на дорогу теперь Людмиле придётся значительно больше. Людмила же тоже вначале была недовольна отказом. Но слова Сергея о престижности нового места работы ей понравились. Но и в новом коллектив удастся дли ей вписаться? Никто этого не знал
 Крутой характер, необузданный нрав имела не только одна она, но и все их новые
родственники. Особенно несносный, как показалось Вере, был он у её мамы Клавдии Максимовны. Это сразу же было видно с первого появления их в доме. И не только после нетактичного её замечания в адрес Веры и Вадима. А по общему их поведению.   
 Они резко отличались от Гончаровых. Те всегда старались принимать своих гостей как самых дорогих и близких людей. Всегда старались превзойти сами себя во всём, и произвести на гостей самое благоприятное впечатление, чего нельзя было сказать об нынешних их гостях. Они загодя готовились встретить родителей Людмилы на высшем уровне, насколько это было им возможно. Более того: радостно, приветливо, с душевным теплом.
 Вначале же всё так и получилось, как им хотелось, несмотря на некоторую сухость и сдержанность в общении их гостей. Однако же, это могло бы показаться  естественным, в их-то ситуации. Оказавшись в гостя в почти что незнакомом им доме.
Но вскоре инициатива общения перешла резко от хозяев к гостям. Солировала  теперь за столом мама Людмилы Клавдия Максимовна. Отец же Людмилы Василий Иванович вёл себя за столом тихо, сухо и как-то отстранёно. Он всё больше молчал да приглядывался ко всем. Почти что и не участвовал в их общем разговоре.
 Но и это тоже можно было бы понять, как-то объяснить всё той же неестественностью их положения. Новизной знакомства, непривычной средой или же новой для них обстановки. Даже личной скромностью САМОГО Василия Ивановича, его интеллигентностью. Ибо об этих двух его качествах Сергей уже давно всех Гончаровых проинформировал.
 И потому хозяева дома все эти их всякие шероховатости да неясности, возникающие в ходе первого их знакомства-общения и общей беседы, что проскальзывали едва уловимо со стороны гостей, они старались дипломатично не замечать. Или же как-то приглушить-сгладить,притушить. Особенно  это часто проявлялось со стороны будущей тёщи Сергея, Клавдии Максимовны. Но это они относили к особенности её женской натуры.
 Зная насколько эта первая встреча важна для Сергея,  помня о том, как он очень тяжко переживал в Севастополе свой первый разрыв с Людмилой, ещё на стадии знакомства-жениховства, товарищества да дружбы, они все с тревогой наблюдали за развитием событий в их доме. Им не хотелось наблюдать в будущем все переживаниями-страданиями Сергея, его душевные муки, когда он не находил себе места.
 Так что та их семейная поездка в Крым, в августе семьдесят шестого года, оказалась для них не совсем даже  отдыхом. Хотя они этого и не выказывали Сергею, чтобы не усиливать его страданий. Потому они сегодня все старались, как можно дружелюбнее общаться с гостями.
 В Севастополе же они старались делать всё, чтобы только отвлечь-развлечь Сергея, переключить его мысли на позитив. Но это им плохо удавалось. Ничто: ни море, ни солнце, ни сам благодатный Крым со всеми его прелестями да красотами, никак не могло его успокоить,унять его хандру. Плохое настроение передавалось и всем им.
 Сергей мог переключиться на что-то лишь на время, особенно на высокую волну, шумно набегающую на пляж. Он бросался в неё и старался осилить. А потом вновь замыкался в себе, то есть без устали смотрел в бесконечную морскую даль. Или же в безоблачное небо. Сопереживая ему, волнуясь, они старались его чем-то отвлечь от этого созерцания. Но это у них плохо получалось, потому сочувствуя ему и не могли полностью расслабиться. Всеми силами они стремясь как-то вывести Сергея из из  такого опасного его состояния.
 Стремились создать здесь в Крыму атмосферу для него домашнего уюта, праздника жизни. Однако же празднование даже дня своего рождения, даже здесь на юге, в необычной обстановке, у Сергея не вызвало радостных эмоций. Лишь только может быть на час-два, когда он выходил из своей депрессии. Улыбался он им всем сразу и был бесконечно благодарен. Но в мыслях-то он  находился далеко отсюда.
 Да вот ещё Егорка его любимец не давал ему покоя:тащил его в море, в высокие его волны. Или же баловался с ним на мелководье.
А ведь всё-таки как это всё было прекрасно и здорово в той их Учкуевке! В Крыму. Вряд ли теперь,это когда повторится? Не то теперь здоровье у их мамы да и у отца тоже оно никуда не годится. Олежка ещё в армии, а им-то теперь самим не до поездок.
 Остаётся только вспоминать, как они там отмечали тридцатилетие их брата Сергея. Его тридцать лет! Не верится. Уже это никогда не повторится. Тем более в Крыму! В дощатом сарайчике-дворце, где праздничный стол с самыми экзотическими блюдами и фруктами да винами «Массандра», прочими яствами. Включая морскую капусту. И даже со сказочным тёплым южным ветром и волшебными вечерами, со стрекотом цикад да всяких там сверчков-кузнечиков. С удивительно звёздным небом и морской свежестью.
 Разве это теперь повторится! А почему бы и нет? Но и это мало тогда Сергея трогало. Даже поздравительные слова в его адрес,  всякие шутки самых дорогих и близких ему людей. А он только лишь улыбался, а глаза-то его были грустны, даже когда он благодарил их всех за тёплые и добрые слова. И хотя эта его благодарность была от души и искренняя, они все понимали-чувствуя его грусть и то, что он-то не знает куда её деть? Не мог он от неё избавиться. Душа его тяжело и медленно оттаивала. Но,всё-таки,оттаивала!
 А ведь он-то Сергей всегда мечтал о дальних путешествиях и обязательно побывать на самом юге у синего моря. Он и сейчас любит всё самое необычное и интересное, о чём когда-то вычитал в книгах. А тут-то таким невесёлым получилось у них первое их семейное путешествие к югу?
 Но им всем было спокойнее видеть Сергея здесь, рядом с ними в этом сарайчике, было бы хуже,если бы он остался дома с Олегом. Тогда бы они здесь ещё больше переживали за него. И отдых-то их был бы тогда намного беспокойнее.
 Вот и сейчас проводив Сергея долгим взглядом из дверей банка,уже находясь за своим рабочим столом, Вера ненароком ощутила-вспомнила те минуты первого их общения с родителями Людмилы, будто бы она прикоснулась к чему-то острому и холодному, находится под пристальным взглядом Клавдии Максимовны.
Как же ей было тогда больно и неловко наблюдать за тем, как они надменно и чуть снисходительно, несколько даже презрительно, вели себя в их доме. И этот её взгляд до сих пор ей никак не забыть. И не забудется видно никогда. Такое отношение к ним Гончаровым в их доме было для них впервые. И это видела не только она одна, а видели все сидящие за их столом, в том числе и сам Сергей. Но он молчал.
 Неужели же он не заметил того, как напряжённо и старательно изо всех своих сил пытался их отец Семён Савельевич втянуть нового своего свата в их общий разговор? И с каким же трудом это ему удавалось. Мама родная! Но он-то Сергей молчал. Стараясь не влезать в разговор старших. И это было тоже их домашним воспитанием. Молчала и Вера. И это было тоже нехорошо. Они чувствовали себя виноватыми.
 По складу своего характера Семён Савельевич, как и их мама Тамара Васильевна были людьми обыкновенными,простыми и общительными, очень откровенными. Могли прямо с порога выложить всё, что у них на душе. Видно в этом сказывается их сиротское детство, небогатая их трудовая жизнь. Именно оно, сиротство, и наложило на них всех привычку жить дружно, артелью, можно сказать даже коммуной. Жить и работать вместе им было всем всегда веселее и легче.
Привыкли они также быть всегда вместе среди с людей,никогда не держать камешек за пазухой. И потому всегда были готовы прийти любому на помощь, если она кому-то требовалась, делились самым последним и сокровенным, последним куском хлеба.
 Особенно сочувственно они относились к людям попавшим в беду. Никогда и ни перед кем они не закрывали двери. С друзьями были они всегда предельно внимательными, искренними, чистосердечными, добрыми и отзывчивыми. Всегда были готовы были разделить с ними радость и беду. Но вот сейчас-то встретившись с родителями Людмилы, они вдруг оказались в полном недоумении?! Не знали как им поступить! Казалось бы, они все были готовы сразу же их возлюбить, новых своих знакомых и будущих родственников, раскрыть им свои души и сердца, настолько они все любили своего Сергея и желали ему только счастья и добра.
 Потому что они давно уже считали своими ещё до непосредственного с ними знакомства, так как заранее уже были заочно с ними знакомы по рассказам Сергеем. А он постарался нарисовать их в самых благоприятных красках, что они невольно прониклись к ним уважением.
 Новые же родственники, несмотря на все их старания-желания, почему-то очень холодно и тяжело шли на контакт. Гончаровы не могли понять причину этого. Гости напряжённо сидели за столом напряжённо, исподволь присматриваясь к хозяевам, стараясь понять,что они за люди. Видимо никакой информации о себе они от Людмилы не получили.
А.Бочаров.
2020.