«И все же немногочисленные таинственные
явления время от времени оставляют след
даже в моей скромной жизни.
И что, я их целенаправленно анализирую?
Ничуть. Просто принимаю как есть и
продолжаю жить, как и прежде.
Размышляя: «Бывает же такое»…»
Харуки Мураками. «Токийские легенды».
Он появился у нас в доме после свадьбы и сразу занял место в крохотном коридорчике как раз напротив входной двери – сидел себе, свесив ножки, на невысоком шифоньере и поблескивал ярко-синими стекляшками из-под косматых бровей. Костюмчик из мешковины, посох и длинная седая борода роднили его скорее с лешим, но звался он, по утверждению дарителей, домовенком Кузей – в конце концов, в квартире туристов и домовенок может смахивать на лешего.
А мы с Анькой были тогда настоящими туристами, считая все прочие жизненные занятия второстепенными. Мы и познакомились-то, собственно, в турклубе, где я был инструктором-водником, а она – начинающей походницей, то есть «чайником». Довольно быстро стали мы симпатизировать друг другу, а после зачетного апрельского сплава по реке Мсте решили, что летом поженимся. В результате свадебное платье Аньке пришлось искать немного попросторнее, чтобы десятинедельный срок не слишком бросался в глаза. Мы сами решили: чем раньше, тем лучше.
Туристская свадьба прошла замечательно, несмотря на свирепствовавший сухой закон. До сих пор помню угрюмую стометровую очередь в винный отдел и суровые взгляды, которыми стояльцы сопровождали нас с приятелем, получивших без очереди ящик водки по справке из ЗАГСа. Песни под гитару, дружеские речи, скромные подарки, среди которых и обнаружился Кузьма, – свадьба удалась! Там же договорились, что надо отметить ее хорошим карельским походом. После веселого обсуждения выбрали речку средней сложности – Беломорскую Шую: полная ненаселёнка, красота! Камни, мох, сосны, пороги, комары… Романтика! Нашлись и желающие еще на одну байдарку – Шурик и Верочка. Шурик – длинный рыжий хлыст, раздолбай и весельчак. Верочка – степенная, аккуратная и правильная девушка тридцати двух лет в роговых очках, очень похожая на старую деву, которой она, в общем-то, и являлась. Не самые боевые водники, но остальные – увы – собиралась в большой поход на Камчатку.
Родители наши, конечно, высказывали опасения, хорошо ли беременной отправляться в довольно сложное путешествие, да еще в края, где медпомощь очень проблематична. Такой спор поднялся, что даже Кузьма свалился со своего шкафа. Но мы, а особенно я, были настоящими фанатами водного туризма, уверенными в себе на все сто, и остановить нас такой ерундой было совершенно невозможно.
Время, надо сказать, было не самое сытное и спокойное – 1988-й. Маленькую двушку на первом этаже в Сокольниках, где я теперь обитал с Анной и новоявленной тещей, обворовали через неделю после свадьбы: легко высадили деревянную дверь (металлических – не поверите! – еще никто не ставил) и, перевернув всё, нашли-таки тещину заначку на черный день – рублей триста. У нас-то ничего еще не было. Пришлось срочно добывать новый замок – а найти этот нужный предмет даже в Москве тогда было очень непросто – и врезать его, раздалбливая стамеской и без того израненную дверь. Ну, а тут и август начался – пора в поход. Все закуплено, подготовлено и проверено!
И вот, стоим это мы на перроне Ленинградского вокзала возле мурманского поезда, семь вечера, чудесная погода, престарелые Верочкины родители, которые зачем-то притащились, дают ей последние советы. Все отлично, только вот Шурик что-то запаздывает со второй байдаркой. Десять минут до отправления, пять, одна… И вот мы изумленно видим, как поезд медленно начинает движение в сторону города Мурманска, набирает ход и наконец показывает хвост, оставляя нас на перроне с разинутыми ртами, а Верочкиных родителей – еще и с выпученными глазами. Минут через пять появляется наш рыжий друг, катит телегу с байдаркой, а сам улыбается, гад. Я, говорит, после обеда что-то прилег, да и проспал. Он проспал, блин! Семь вечера! Ладно, думаю, я ему потом всё выскажу, а пока что хватаю билеты и бегу в кассу. Там немного доплачиваю и переоформляю их на следующий день на тот же поезд. Меня хрен остановишь такой ерундой!
Поздно вечером что-то шлепнулось в коридоре, я вышел, вижу – это опять Кузьма свалился, лежит на полу, ручки растопырил. И чего это ему не сидится! Подобрал, расправил ему бороденку и водрузил поглубже обратно, на шкаф. И тут же – зазвонил телефон. У меня сразу что-то внутри зашевелилось неприятное. И точно, Верочка. Мне, говорит, родители запретили ехать. Извините, говорит, удачи вам всяческой и до свидания. Ну, я родителей ее понять-то могу. Стоит хоть раз посмотреть на этого рыжего раздолбая, как начнут закрадываться сомнения, стоит ли ему доверять единственную дочь. Такая, в общем, фигня – но может, без Верочки-то и лучше? Я же – инструктор, я – крутой, я пру к цели как танк! Звоню Шурику. Ты, говорю, гад такой, Верочкиным родителям доверия не внушил, поэтому пойдешь на своей байдарке теперь один! И еды сбрось пропорционально – не тащить же лишний груз! Он в ответ: понял, больше не просплю.
Среди ночи слышу снова шлепок – и уже понимаю, что это неугомонный домовенок опять шалит. Нет, думаю, пусть валяется, не буду вставать, совсем от рук отбился! И утром нахожу его – но не возле шкафа, а возле самой двери в комнату, как будто к нам полз – наверное, теща ногой случайно ночью зацепила. Посох вывалился из ручек, а лицо мокрое – видно, вода на пол попала, когда цветы поливали. Посмеялись мы между собой над домовенком и спокойно завтракаем, проводим день – и тут, за час до выезда на вокзал, заклинивает замок во входной двери! Кто их только делает? Я выпрыгиваю из окна, забегаю в подъезд и пытаюсь открыть замок снаружи – все без толку, только ключ безнадежно застревает. Беру топор, что-то ломаю, что-то отжимаю – дверь открыл, но замок на выброс, дверь вся искалечена. Да еще этот чертов Кузьма опять на полу валяется, вся борода в щепках! В общем, ситуация критическая. Весь в мыле, пулей несусь в ближайшие хозмагазины – там хоть шаром покати, не то что замков – гвоздей нет! Теща в шоке – как ей жить две недели на первом этаже со сломанной дверью без замка?
Пора, между тем, ехать на вокзал. И тут что-то ломается во мне: нет, думаю, видно, не судьба. Всё, говорю, хана, Аннушка, нашей Карелии, проведём время на Истринском водохранилище, тоже хорошее место. А Анька подобрала Кузьму, почистила и посадила на полочку перед зеркалом – там вроде бы и места поменьше, но падать он с тех пор перестал, стекляшками своими только иногда сверкнет, как живой – при нужном освещении. Довольный с виду стал, успокоился.
Ну, а мы стали жить дальше – и что же? Через три дня началось у Анны сильное кровотечение, поднялась температура, приехала скорая. Дальше – больница, воспаление, выкидыш, все эти грустные дела… И вот я думаю: а что, если бы это случилось на берегу порожистой речки Шуи, украшенной дивным сосновым бором, в ста километрах от Белого моря и в стольких же - от ближайшего поселка? Нет, видно, хранил кто-то нас, идиотов!
А Кузьму мы при переезде взяли с собой. Старенький он стал, бородка поредела, но глазки все такие же живые, синие. Родившаяся через три года дочка очень любила с ним играть, пока не пошла в школу. А потом он куда-то исчез.