Окно

Елена Геннадьевна Чиркова
Окно

Рассказ

— Ксюх, чё брать сегодня будем? — Паша Хромов не выдержал и позвонил жене.

— Чё хочешь? — бодро откликнулась Ксюха.

— Пиво, — предсказуемо ответил Паша.

— Ладно, — согласилась Пашина жена. И больше ничего не сказала. Посчитала беседу оконченной.

Повисло молчание.

Но Паша не хотел прекращать разговор, потому что так он мог убить ещё пару невыносимых для него минут, оставшихся до конца рабочей смены.

— Сколько пива возьмём? — уточнил Паша.

— Давай двухлитровую «сиську» возьмём, — предложила Ксюха. — На дольше хватит.

— А чипсы или семечки?

— Семечки.

Паша хотел поспорить. Он не любил мусолить скорлупу. Но в конце коридора послышались шаги, и Паша поспешно сунул телефон в карман униформы.

                * * *

Наступал вечер пятницы.

И Паша изнывал.

Слонялся из угла в угол.

Яростно ненавидел минутную стрелку.

Паша терпеть не мог свою работу. И 23-летнего Пашу можно понять. Не всякому молодому мужчине работа охранника в детском саду в радость.

Паша не любил детей. Про себя он называл их засранцами.

Паша не любил мамаш засранцев.

Женщины, одетые кое-как, не избавившиеся от беременной полноты, со смятыми сонными лицами, те, которые приводили ребёнка в садик с грудным младенцем на руках, скользили сквозь Пашино внимание неоформленным серым пятном.

Для Паши это были не женщины — тётки.

А те, что привлекали Пашин слух уверенным цоканьем каблучков — задрав нос, проходили мимо. Будто в насмешку оставляли Пашу вдыхать шлейф их дорогого парфюма.

Стервы.

Паша не любил и начальницу-директрису.

Он неё вечно пахло молочным супом.

                * * *

А вот жену свою Ксюху Паша любил.

Искренне. И безусловно.

Он называл её Пупсом.

И часто в порывах безудержной нежности, ржа и дрыгая ногами, худой длинный Паша, взвалив на загривок увесистую Ксюху, кружил её по тесной съёмной комнате.

Ксюха, крепкая, упитанная, «кровь с молоком», звонко смеялась.

А Паше казалось, что с неба сыплются золотые звёздочки.

                * * *

Сегодня Паша пожаловался Ксюше о том, какой бесконечной была его пятница.

О том, как «на душе скребли кошки».

Как было скучно и тошно.

Невыносимо.

— Все так живут, — глотнув пивка, разлитого по стаканам из двухлитровой пластиковой бутылки и смачно хрустнув семечкой, сказала Ксюха. — Хватит ныть, Хромов! Посмотри вокруг, кому сейчас сладко? Так никто ж не ревёт.

— Наверно, — нерешительно пожал плечами Паша и сделал звук телевизора погромче.

Начинался «Камеди клаб».

                * * *

А в субботу к Хромовым приехала мама Надя.

Ксюхина родительница.

Пупс в квадрате.

В тесной кухоньке Надя грохнула на стол пузатую трёхлитровку с квашеной капустой; щедрой дающей рукой шмякнула увесистый шмат свиного сала с мясными розовыми прожилками, которое Ксюха с детства любила.

Паша с Ксюшей сидели на табуреточках, поджав ноги, и, как два ощипанных воробушка, молча смотрели на Надю.

«Не благодарите, дети. Не надо», — расправившись с продуктами, по-командирски объявила Надя.

А потом, как в рекламе, пропела: «Мерси, спасибо, что ты есть».

«Спасибо, что вы у нас есть», — решился всё же поправить Надю Паша.

                * * *

— Ну чё, зять, рассказывай… с квартирным вопросом что делать будешь? –спросила за чаем Надя. И нахлобучила кусок сала на увесистый ломоть чёрного хлеба. — Долго по съёмным углам мою дочь мыкать будешь?

Паша ждал этого вопроса. Надя всегда его задавала.

— Не решил ещё, — буркнул Паша себе «под нос».

— Чего ждёшь? — раскочегаривалась Надя. — Звук горна ждёшь? У тебя жена на сквозняке уличном сидит. У открытых дверей зимой и летом на кассе в «Пятёрочке» прозябает. Ей рожать пора. А пока она соберётся, у неё придатки на хрен отвалятся.



— А я Ксюху работать не прошу, — ощетинился Паша. — И рожать не запрещаю.

— Ещё бы, — не унималась Надя. — Запрещунов и без тебя видали.

— Ладно, мама, — вмешалась Ксюха. — Отстань от него. От твоих «наездов» нет никакого толку… Он деньги тебе нарисует, что ли?

— А пусть сидит, рисует, — невозмутимым тоном предложила Надя. — Раз женился — пусть рисует!

                * * *

Минут пять сидели молча.

Швыркали чай.

«Короче, дети любимые… — Надежда нарушила-таки тишину. — Мы с отцом посовещались… собрали все деньги, за жизнь свою нажитые… и отдаём их вам. На взнос ипотечный. Возьмёте кредит. Купите квартиру. Как люди жить станете».

                * * *

У Паши от страха в груди ёкнуло сердце.

Он понимал, возьми он деньги — и всё — пиши пропало.

Паша сам себе приговор подпишет.

Пожизненный.

Договор на распоряжение тёщей его, Пашиной, судьбой.

Но Пупса терять было страшнее.

«Спасибо, Надежда Захаровна», — сказал Паша.

                * * *

Понедельник Паша любил.

В вестибюле, там, где он выстаивал свои дежурства, находился аквариум с золотыми рыбками. И это соседство с пучеглазыми равнодушными существами сильно скрашивало Пашино пребывание в ненавистном месте.

Глядя на рыб, Паша тысячу раз «по косточкам» разбирал в воспоминаниях давнюю поездку с матерью на Красное море. Он был тогда ребёнком, но помнил, как из любопытства, несмотря на запрет, по-воровски, выдернул со дна коралл.

Коралл противно пах сырой рыбой.

Паша расстроился.

И закопал коралл в песок.

                * * *

Зато потом — выдирая мокрые волосы и больно защепив резинкой ухо, Паша впервые в жизни надел новую плавательную маску.

Экипированный, он погрузился в воду.

Мир опрокинулся.

Стал другим измерением.

Стаи резвых рыбёшек, тупые крупные рыбины, меланхолично надувающие пузыри, таинственно копошащийся, совсем близкий огромный живой коралловый риф — всё это переливалось, искрилось в прозрачной бирюзовой воде, как играют и блестят цветные камушки в детском игрушечном калейдоскопе.

Ночью маленький Паша ложился спать, а калейдоскоп в его голове всё кружился, кружился…

                * * *

Так вот…

Понедельники Паша любил.

По понедельникам в садик приходил чистильщик аквариума, низкорослый рукастый парень, похожий на умную проворную обезьяну.

Паше нравилось перекидываться словечками с этим всегда весёлым человеком.

Его энергичная деловитость действовала на Пашу освежающе.

Так действует прохладный морской утренний бриз на скучающего по родине туриста.

Паша всегда печалился, когда чистильщик, скручивая шланги, прощался с ним до следующего понедельника.

Причину своей тоски Паша осознать не мог.

                * * *

— Есть у меня одна квартирка на примете. Горячее предложение! Ловите! –озорной очкастый парень-риелтор, сидящий за офисным столом, в агентстве недвижимости, куда пришли Ксюша с Пашей, и впрямь сделал такое движение руками, как будто бы бросил своим собеседникам горячую картошку.

Ксюха с Пашей картошку ловить не стали.

— А что за предложение? — спросил Паша.

— Срочная продажа, — уточнил риелтор. — Двухкомнатная квартира почти по цене однокомнатной… Это потому что продажа срочная! Однако в квартире есть одна особенность. «Перчинка», так сказать. Деталь на любителя.

— Что за «перчинка»? — Ксюха заинтригованно напряглась.

— В спальной комнате окно в потолке, — пояснил риелтор.

— Как в потолке? — в голос спросили Хромовы.

— Ну так, в потолке… Дом необычной постройки. Этаж девятый, последний… И в маленькой комнате окно в потолке.

— А другого окна там нет?

— Нет. Другого окна там нет.

                * * *

Хромовы долго думать не стали.

Ксюха хотела рожать.

А денег хватало лишь на однушку.

Поэтому в начале лета Паша и Ксюша въехали в двухкомнатную квартиру, где в спальне и впрямь окно было устроено в потолке.

                * * *

На эту пору в город ворвалось лето.

И тополя уже пустили по ветру белые парашютики.

Ромашковым цветом зацвёл июнь.

В июне у Паши значился отпуск. И Хромовы без устали потрошили начинки строительных молов.

Покупали краску, шторы, обои.

Пашу ждали хозяйственные хлопоты.

Ремонт.

И всё уже шло как по маслу.

Как у людей.

Да только однажды ночью к Паше подкралась бессонница.

                * * *

Паша и раньше спал плохо.

Крутился в пледе, считал баранов.

От частых недосыпов он на работе полуспал. В такие дни он называл себя «зомби».

И всё бы ничего.

Да только вот окно!

Теперь в окно смотрели звёзды!

                * * *

Несколько ночей подряд Паша зачаровано глядел в чернильную мерцающую бездну.

Бездна дышала вечностью.

Звёзды травили душу.

Паша подумал так: «Среди звёзд есть и моя звезда… Моя путеводная звезда… Звезда ведёт меня. Куда? Зачем? Неужто на постылую работу?»

                * * *

В понедельник в садик Паша пришёл «как в воду опущенный».

«Куда?» с «Зачем?» терзали его голову.

Но тут, таща перед собой в охапку скрученные шланги, громко грохнув дверью, в садик ввалился чистильщик аквариума.

Пашу осенило.

Звезда дала ему знак.

                * * *

— Ксюх, я не буду больше в садике работать, — сказал он Пупсу вечером, придя домой.

— Как так? — остолбенела Ксюха.

— Я буду рыб аквариумных разводить. Буду чистить аквариумы. Оформлять их красиво… — как из «рога изобилия» сыпал и сыпал идеями Паша. Звезда его вела и вела. — Рыбьим кормом могу торговать, шлангами, сачками, водорослями…

— Совсем придурок? — оборвала его резко Пупс. — Ты маме Наде ещё об этом скажи… А кредит кто выплачивать будет? Пушкин?.. Ну, ты и правда придурок полный!

                * * *

Потом снова настала ночь.

Паша лежал на спине, слушал сопение спящей Ксюхи и вдумчиво смотрел на звёзды.

Выбрав на небе самую яркую звёздочку, Паша спросил у неё: «Как мне дальше жить? Что нужно делать?»

Звезда молчала.

Ответ Паша нашёл сам.

Он встал с кровати. Взял подушку. И перешёл в другую комнату, чтобы попробовать уснуть на диване.

Там не было видно звёзд.