Центральный парк культуры и отдыха имени Максима Горького (ЦПКиО), называемый москвичами в быту, парком Горького, был любимым местом времяпровождения для троицы студентов исторического факультета. Двое из них, коренные москвичи: Денис Елчин и Дмитрий Дорофеев, ещё в детстве полюбили лодочные прогулки на Голицынском пруду, а уже став студентами, пристрастили к ним и своего сокурсника, жителя села из Красноярского края, Григория Артюхова. Уединяясь на лодке в безлюдном уголке пруда, в тени раскидистой ивы, студенты вели горячие споры по отечественной истории, остужая свой пыл холодным пивом из бутылок. Обычно, Денис погружал сетку – авоську с дюжиной бутылок пива «Жигули» на дно пруда, где оно охлаждалось, как в холодильнике. Издалека казалось, что молодые люди пьют пиво и рассказывают друг другу смешные анекдоты…
Миновав арку главного входа, Дмитрий направился по широкой аллее к колесу Обозрения, за которым раскинулся Голицынский пруд, где на лодочной станции его должны были поджидать друзья. Однако, подойдя ближе, он увидел, что в лодке сидел только один Денис, который завидев Дмитрия, помахал ему рукой.
– Садись скорей в лодку и отчаливаем! – поторопил друга Денис.
– А Гришки нет, что ли? – спросил Дмитрий и добавил. – Я думал, что вы оба здесь…
– Садись скорей! – повторил Денис. – А то пиво прокисает!
– Ладно, ладно, сел уже! – весело проговорил Дмитрий. – Отчаливай!
Легко работая вёслами, Денис вывел лодку на середину пруда и огляделся по сторонам. По его нервному поведению, Дмитрий понял, что товарищ, чем – то явно озабочен.
– Дэн, тебя, что тоже в КГБ вызывали? – спросил Дмитрий.
– А ты откуда знаешь? – вопросом на вопрос ответил Денис. – И почему тоже?
– Да, у меня маму, как подменили после разговора с гэбэшником! – ответил Дмитрий. – Тебя тоже из – за моего любопытства к Пугачеву?
– Лучше не спрашивай, раз догадался! – ответил Денис и добавил. – Я подписку о неразглашении дал…
– Ладно, друг, давай молча пить пиво! – сказал добродушно Дмитрий. – У меня и вобла гурьевская для тебя имеется…
Осушив свою бутылку пива, Денис нарушил молчание, которое явно затянулось. Со словами: «Дома посмотришь», – он протянул Дмитрию лист бумаги, сложенный в четверо. Тот, как в шпионском боевике, снял с ноги туфлю и сунул листок внутрь, под пятку. На удивлённый взгляд товарища, Дмитрий ответил: «Подальше положишь, поближе возьмёшь».
– Там, про внешний облик Пугачева, как ты просил, – прошептал Денис. – Он, ведь, и правда был, то ли рябой, то ли конопатый. Все по разному его рисуют. Но, что интересно, в обоих показаниях, нос вздёрнут кверху. Вроде, императора Петра III тоже называли курносым…
– Спасибо, друг! – проговорил Дмитрий. – Чтобы я без тебя делал, но теперь нам лучше не встречаться. Не хочу тебя втягивать в свои дела. К тому же, на неопределенное время сворачиваю своё расследование по Пугачеву. Надо всерьёз заняться диссертацией, а то на следующей неделе идти на встречу с руководителем, профессором Поздняковым. Кстати, ты не знаешь, почему его назначили научным руководителем моей диссертации? Он же читает лекции по средневековью! Рыцарские турниры, замки…
– Говорят, на Ученом Совете он сам напросился к тебе, – ответил Денис. – Подробности мне неизвестны. Молю Бога, чтобы мне не достался такой руководитель, как Поздняков. Говорят, он нехороший человек…
– Ладно, где наша не пропадала! – проговорил Дмитрий. – Доставай из воды, ещё по бутылочки пива…
– Раз мы долго не встретимся, то знай на будущее, Дима, – прошептал Денис, – что Пётр III, по слухам, был ещё и обрезанным, вроде, как еврей или татарин…
– Как это, обрезанным? – с удивлением спросил Дмитрий.
– Любовник Екатерины, Сергей Салтыков, распространял этот дворцовый слух за границей, – проговорил Денис. – Он же, по слухам, являлся кровным отцом великого князя Павла. Хотя, много свидетельств, что Павел был очень похож на своего официального отца, великого князя Петра Федоровича…
– Про это, я знаю, а вот про обрезание впервые слышу…
– Опять же, по слухам, у великого князя Петра Федоровича был фимоз – сужение крайней плоти, из – за чего его супружеская жизнь носила чисто формальный характер, – словно заговорщик прошептал Денис. – Врач ему сделал обрезание и, как говорится, у него всё наладилось, но только не с законной женой. У Петра появилась фаворитка и любовница, Елизавета Воронцова, с которой он окончательно забыл про супружеские обязанности…
– Про это, тоже знаю! – прервал рассказ друга Дмитрий. – Дальше последовал дворцовый переворот, а затем и таинственная смерть Петра III. Только никак не могу понять, причем здесь обрезание?
– На первый взгляд, может и не причем, – загадочно ответил Денис. – По документам, самозванец Емельян Пугачев держал при себе целый гарем наложниц…
– Помню, у Дубровина, кажется во второй части, написано об этом! – подтвердил Дмитрий. – Да, точно, в Бердской слободе было дело, там ещё про вдову Харлову…
Дмитрий закрыл глаза и словно увидел абзац, где говорилось об этом: «В Бердинской слободе жили праздно и весело, – писал Дубровин. – Это был вертеп разврата, пьянства и буйства всякого рода. Пугачев имел пять наложниц, в числе коих была и жена покойного Харлова, впоследствии повешенная по приказанию самого же Пугачева» (Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. Т. 2. СПб., 1884. С. 145).
– Сейчас историки пытаются установить имя старухи в Бердах, с которой беседовал Пушкин, во время своей поездки в Оренбург, осенью 1833 года, – прошептал Денис. – Слышал, Реджинальд Овчинников усердно копается в архивах. Интересно было бы узнать, о чем опрашивал Пушкин ту старуху?
– О чём бы не опрашивал, причем тут, обрезание? – вопросом на вопрос ответил Дмитрий.
– Сдаётся мне, Дима, что старуха та была в молодости наложницей в гареме самозванца! – выпалил Денис. – Кому, как ни ей было знать, все подробности его мужского достоинства…
– Ну, ты Дэн, историк с большой буквы «И»! – вполне, серьёзно заявил Дмитрий. – Честно говоря, мне даже в голову такая мысль не приходила…
– Неудивительно, ведь, в обществе красивой девушки можно голову совсем потерять! – пошутил Денис и уже серьезно добавил. – Спроси свою маму про записи Пушкина. Помниться, она филолог, кандидат наук. В этих записях могут отыскаться интересные факты о Петре III и Пугачеве…
Дмитрий вспомнил, как Александр Сергеевич развёл в разные стороны внешние облики императора Петра Федоровича и самозванца Емельяна Пугачева: «Государь Пётр III, – писал Пушкин, – был дороден, белокур, имел голубые глаза; самозванец был смугл, сухощав, малоросл».
– Пушкин был, ещё тот сукин сын! – задумчиво проговорил Дмитрий. – Дородный – это же, значит, человек рослый, полный, с крупной фигурой. Таким рисовал Пушкин императора Петра III, который на самом деле был небольшого роста. Спрашивается, зачем он это делал?
– Сдаётся мне, Дима, что все эти «зачем» и «почему», не позволят тебя отложить расследование! – сказал Денис. – К сожалению, помогать тебе активно я не смогу. Пойми правильно: я не трус, но я боюсь! Да, и вряд ли ты найдёшь ответы на свои вопросы в архивах…
– Ты прав, Денис, в архивах не найду! – согласился Дмитрий. – Про это, ещё писатель и публицист Короленко написал в очерке «Пугачевская легенда на Урале». Допиваем пиво и разбегаемся…
Парк Горького друзья покинули разными путями: Денис направился в сторону Нескучного сада, а Дмитрий решил прогуляться в обратную сторону, по набережной Москва – реки, где дважды, как бы невзначай, оборачивался назад, проверяя нет ли за ним слежки. Не заметив ничего подозрительного, Дмитрий зашагал к станции метро…
Заперев на ключ дверь отцовского кабинета, и, зашторив окно, Дмитрий развернул листок, который ему передал в лодке Денис. Внутри, мелким, но разборчивым почерком, были сделаны две выписки из документов военно – исторического архива, датированных 1774 годом:
«№ 47 Августа 18 – Показания сотника И. Мелехова и квартермистра В. Малахова на допросе в Донской войсковой канцелярии.
…По бытности ж их в толпе сего злодея (Пугачева), они многократно его видели, который росту среднего, лицом смуглокрасный, ряб, на голове волосы черные с русиною. Борода небольшая и неширокая, такая ж волосом, в коей изредка и седина пробилась, а по лицу к ушам – крайне редка; на левом виске от золотухи рубец; брови – черные; глаза – серые с желтизною; нос небольшой, на середине – маленький бугорчик, а конец его к верху загнулся, острый и лупится кожа» (ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 61, лл. 9 – 15об.).
«№ 48 Августа 22 – Показания казака И. Черникова на допросе в Донской войсковой канцелярии.
… злодей (Пугачев) же, как он его на свои глаза точно видел, приметами: росту среднего, тонок, плечист, круглолик, смугл, конопат, волосы на голове, усах, бровях и бороде русые с малою сединою, а борода небольшая, нос с небольшою на нем горбиною, конец его к верху загнулся, и кожа лупится…» (ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 61, лл. 28 – 30об.).
«Смуглая кожа на лице говорит о загаре, который получил самозванец на Урале и в заволжских степях», – размышлял Дмитрий: «Кожа лупится тоже от загара. По себе знаю, как жарит летом солнышко в Уральске. Ведь, я когда приехал на службу из Москвы в Уральск, моё лицо было белее канцелярской бумаги в кабинете кадровика, а к осени сделалось смугловатым, а, точнее сказать, смуглокрасноватым. Марина рассказывала, что лица «северян» под южным уральским солнцем, сначала делались красными, как помидоры, а затем проявлялась смуглость кожи. Офицеры и прапорщики, приезжавшие в нашу часть из Новой Казанки, имели цвет лица уже не смуглый, а чёрный, как у негров. Неудивительно, ведь, они служили почти в пустыне, если считать Рын – пески таковой. Марина же, почему то, такой цвет лица сравнивала с чугунком: «Чёрный, как чугунок», – говорила она, показывая на казаха, приехавшего из отдаленного южного района. Но, городские казахи были не смуглее русских, а некоторые, даже, отличались завидной белизной кожи лица. Так, что лицо у царя Петра III, вполне могло быть смуглое, а после перенесенной черной оспы, ещё, и рябым или конопатым».
Размышляя над внешним обликом самозванца Пугачева, Дмитрий, как – то незаметно для себя, стал засыпать в удобном отцовском кресле. В этом не было ничего необычного, Дмитрия всегда клонило в сон после употребления пива, особенно, бутылочного. Денис, как бы в шутку говорил, что на пивных заводах в каждую бутылку добавляют снотворное, чтобы советские люди не дебоширили, а мирно засыпали после посиделок. О «бочковом» пиве Денис, вообще отзывался в негативном свете, повторяя, ставший знаменитым, один афоризм: «Губит людей не пиво, губит людей вода». Денис мечтал о кеговом пиве, которое давно потреблялось жителями «загнивающего» Запада. Стоя в очереди к бочке с надписью «Пиво», ему несколько раз доводилось слышать разговоры советских дипломатических работников о кегах, которые сначала изготавливались из алюминия, а сейчас из нержавеющей стали. Пиво в кеги закачивалось под давлением, и оно в них подолгу не портилось, оставаясь всегда холодным. Ну, а советским людям, не имевшим возможности выехать заграницу, оставалось только мечтать о хорошем пиве из кеги. Дмитрий не был большим любителем этого «хмельного» напитка, который он потреблял, исключительно, в компании своих университетских друзей. Вот и сегодня, в парке Горького, откажись он от пива, разве стал бы Денис с ним откровенно разговаривать. Он, хотя, и боится, но в трудную минуту не бросил друга на произвол судьбы. Ведь, мог сказать, что ничего не нашёл в архиве, однако, не сказал…
Дмитрия разбудил телефонный звонок. Телефон, даже не звонил, а будто бы завывал, как сигнал воздушной тревоги. Так показалось ему спросонья. Дотянувшись до трубки, Дмитрий сказал дежурную фразу: «Алло! Слушаю вас». На другом конце провода, ответили не сразу, а только после того, как человек, звонивший Дмитрию, основательно прокашлялся:
– Алло! Это Дмитрий Иванович Дорофеев?
– Так, точно!
– Вас беспокоит майор Сафронов, из центрального аппарата КГБ!
– Слушаю вас, товарищ майор!
– Ждём вас завтра, в 10 часов утра, у входа в магазин «Детский мир», возле площади Дзержинского! К вам подойдёт наш сотрудник и пригласит сесть в такси, белая «Волга», номер 05 – 05. Подробности не по телефону. До свидания.
Дмитрий не успел ответить, как из трубки послышались прерывистые гудки, дающие понять, что разговор завершен. «Лихо чекисты работают», – подумал Дмитрий: «Даже по воскресеньям ведут приём граждан».
Бывший доходный дом страхового общества «Россия», превращенный чекистами в свою главную «контору», пользовался нехорошей репутацией среди москвичей. Многие знаменитости прошлых лет, приглашенные в это здание для беседы, назад не возвращались. Ходили слухи, что под зданием существуют ещё около шести подземных этажей, где следователи пытали узников внутренней тюрьмы НКВД. После войны архитектор Щусев провёл реконструкцию здания, а скульптор Вучетич, в 1958 году, украсил площадь перед зданием памятником Ф. Э. Дзержинскому, чьё имя носили площадь и улица. Москвичи же, по старинке, называли это место Лубянкой.
Дмитрий с детства знал это место в Москве. Мать часто водила его сюда, в магазин «Детский мир», который располагался рядом с бывшей Лубянской площадью. А уже в университете Дмитрий узнал, что здесь же, на Большой Лубянке, в XVIII веке стояла усадьба помещицы Салтычихи (или Дарьи Салтыковой), замучившей до смерти 138 крепостных. Императрица Екатерина II лишила её дворянского звания и приговорила к смертной казни, которую позже заменила на пожизненное заточение в монастырской тюрьме, где душегубка и умерла…
Где – то в 10 часов 15 минут, Дмитрий уже сидел в обыкновенной московской квартире, напротив майора госбезопасности Юрия Сафронова, который с интересом разглядывал его личное дело, взятое в отделе кадров университета. Майор молчал, и Дмитрий не подавал своего голоса. Эта игра «в молчанку» продолжалась около 20 минут, после чего майор поднял глаза и оценивающе оглядел бывшего ассистента кафедры древней истории Московского государственного университета.
– Ну, что молодой человек, поговорим по душам! – предложил майор. – Надеюсь, почему вами заинтересовались на Лубянке, догадались?
– В общих чертах, да! – закивал головой Дмитрий. – Судя по личному делу, вас интересует моя прежняя работа ассистентом?
– Как раз, наоборот, не прежняя, а настоящая! – заявил майор.
– Так, в настоящее время я прохожу военную службу в городе Уральске! – попытался уточнить Дмитрий.
– Служите, а сами собираете сведения о Пугачеве, а это, уже, дело политическое! – серьёзно сказал майор и поднял вверх указательный палец. – Вы, что же, товарищ Дорофеев, не читали очерк Короленко?
– Это вы, товарищ майор, про «Пугачевскую легенду на Урале», что ли?
– Да, про это самое произведение известного писателя В. Г. Короленко, заканчивающееся возмутительными словами: «Для Яика это было только роковое столкновение двух представителей власти, – писал Владимир Галактионович, – трагически разделившейся, но одинаково имевшей за себя большие основания… Царица победила благодаря тому, что пылкий царь нарушил всякие рока…»
– Так, где здесь политика? – наивно спросил Дмитрий. – Короленко писал эти слова в 1901 году, а сейчас 1974 год! Царя уже давно нет, да, и вообще, чем докажите, что вы с Лубянки, а не агент иностранной разведки? Привезли в какую – то нежилую «хрущевку» с тараканами и пытаетесь вывести меня на откровенный разговор! Прямо, как в кино про шпионов…
– Да, Дмитрий Иванович, не получиться у нас с вами разговора по душам! – как бы с сожалением, произнёс майор, показывая Дмитрию служебное удостоверение в развёрнутом виде. – Мне и капитан Горбатко говорил, что вы человек не простой…
– А вы, товарищ майор, не ходите вокруг, да около, а скажите прямо, что хотите от меня? – попросил Дмитрий, услышав знакомую фамилию чекиста, курировавшего их воинскую часть.
– Ну, прямо, так прямо! – махнул рукой майор. – Сигналы поступили на вас, будто пытаетесь доказать, что народный герой Емельян Пугачев был вовсе не самозванцем, а настоящим царём Петром III Фёдоровичем!
– Товарищ майор, ну какой историк не мечтает найти свою Трою! – попытался было отшутиться Дмитрий. – В Преданиях о Пугачеве, уральский писатель Железнов выдвинул версию, что бунт на Яике возглавлял беглый император Пётр III, а я лишь пытаюсь доказать или опровергнуть эту версию.
– Значит, говорите, всего лишь доказать версию? – спросил майор.
– Так точно, товарищ майор, версию писателя Железнова! – выпалил, как по военному уставу, Дмитрий.
– Так вот, товарищ лейтенант, повезло вам, что предки мои, яицкие казаки Сафроновы, служили в войске Петра III, а не самозванца Пугачева! – заявил майор. – Отец мой, до революции, перечитал несколько раз все три тома сочинений писателя Железнова, от корки до корки. А мне довелось узнать о них сначала из рассказов родителя, а когда перевели служить в Москве, то по выходным ходил в «ленинку» и прочел всего Железнова.
– Здорово! – удивленно воскликнул Дмитрий. – К сожалению, мне удалось прочитать только третий том, да из второго, «Василия Струняшева»!
– Кстати, кажется, во втором томе была критическая статья на «Историю Пугачевского бунта» Пушкина! – сказал Сафронов. – Очень даже рекомендую прочесть. Замечательная статья, надо сказать…
– А, вы неплохо разбираетесь в литературе! – заметил Дмитрий.
– Саратовский филфак, затем Высшая школа КГБ, – проговорил Сафронов. – Однако, довольно лирики, перейдём к делу! На вас поступило несколько сигналов, где граждане называют вас монархистом, да ещё пытающимся очернить светлый образ предводителя Крестьянской войны 1773 – 1775 гг., Емельяна Ивановича Пугачева! Что можете сказать в своё оправдание?
– А кто писал эти доносы! – в сердцах спросил Дмитрий. – Какой я, нафиг, монархист, если вступил кандидатом в партию?
– Кто нам сигнализировал, про тех история умалчивает! – сказал майор и уже серьёзно спросил. – Так, признаёте за собой вину?
– Отрицать не буду: собираю материалы о Пугачеве! – ответил Дмитрий. – Но, разве это преступление?
– Это, как посмотреть, товарищ Дорофеев! – сказал майор. – Станете помогать органам госбезопасности, так ничего преступного в этом можно и не заметить…
– Помогать – это, значит, шпионить и доносить, что ли?
– Дмитрий Иванович, я же сказал, что вам со мной повезло! – повторил майор. – Как информатор, посылающий «доносы» на друзей – товарищей, вы меня не интересуете. Всего замысла руководства КГБ, я не могу раскрыть, но вы нам нужны, как «свой человек» в ученой среде историков. Мы поможем вам защитить кандидатскую диссертацию, а затем направим в один из университетов страны, где вы адаптируетесь в коллективе и будете ожидать приказов от «конторы». Как Вам такая перспектива?
– И в каком амплуа я стану служить в КГБ?
– Не служить, а помогать от случая к случаю! – уточнил Сафронов. – У нас таких людей называют «спящими» агентами. Вы живёте обычной жизнью советского ученого – историка, лишь изредка помогая нашим товарищам в проведении спецопераций. Например, участвуя в научной конференции, заводите знакомство с интересующим нас человеком…
– А, как быть с Пугачевым? – спросил Дмитрий, обдумывая предложение майора.
– Я же сказал, если будете сотрудничать, то «контора» закроет глаза на ваше увлечение Пугачевым!
– А, если не соглашусь?
– Тогда, Дмитрий Иванович, по вам «дурка» плачет…
Через три часа, Дмитрия, получившего все подробные инструкции и подписавшего необходимые документы, с завязанными глазами вывели из конспиративной квартиры на улицу. Снова усадили в белую «Волгу», которая проехав по нескольким улицам, остановилась рядом с «Детским миром». Дмитрий, даже отметил про себя: «Откуда меня забрали, туда и доставили, обратно. Запах в машине был тот же, а номера уже другие. Майор велел называть его «Юриком», как – будто мы с ним давние закадычные друзья. Однако, где находилась квартира, от меня тщательно скрыли». Не являясь любителем спиртного, Дмитрию, вдруг, захотелось выпить, непременно, чего – нибудь покрепче. Вспомнив, что в кабинете отца он видел закупоренную бутылку шотландского виски, поспешил домой…
Проводив Дмитрия до машины, майор Сафронов вернулся в квартиру и позвонил по телефону: «Товарищ полковник вербовка прошла успешно… Псевдоним предложил сам, Протопоп… У него просьба: заменить научного руководителя… Не нравится ему профессор Поздняков… Того же мнения, скользкий тип… Понял… Слушаюсь, товарищ полковник». В ушах майора зазвенело, и он понял, что пора бы отдохнуть: «Работа не волк, в лес не убежит», – сказал себе Сафронов: «Завтра начало трудовой недели, тогда и стану решать проблемы по мере их поступления. Жаль, на Позднякова нет никакого компромата, придётся повозится, хотя, начальник отдела приказал мне хорошенько отдохнуть до утра. Пойду выполнять приказание».
В хмельной голове Дмитрия вертелась мысль, не дававшая ему покоя: «Пугачева, приговорили к казни четвертованием, то есть сначала должны были отрубить ноги, руки, а уже напоследок голову», – рассуждал он: «Однако палач в начале отсёк ему голову… Вот и со мной сегодня, майор поступил аналогичным образом. Раз, и покатилась голова…»
Дмитрий в очередной раз заглядывал в «Пугачевскую легенду на Урале» и не находил ответа:
«Как бы то ни было, этот страшный эпизод не только явился загадочным для сотен тысяч зрителей, собравшихся в день казни на Болоте, но остается не вполне разъясненным и для истории, – писал В. Г. Короленко. – К этому следует только прибавить, что среди многотысячной толпы войск и народа стояла также и Зимовая Яицкая станица, состоявшая из «верных», то есть старшинской стороны казаков, которые, даже сражаясь с Пугачевым, по большей части все – таки считали его настоящим царем, воюющим против царицы… И, возвратясь на Яик, казаки рассказали о странном эпизоде казни».
Выпив ещё виски, Дмитрий прочитал в очерке абзац, и вовсе похожий на сказку, но не удивился, ведь, легенды и сказки имеют множество общих черт. Однако, сказка, никоим образом не связана с реальными событиями, в то время как легенда отражает в фантастическом ключе то, что было или могло быть в реальности:
«В казнь Пугачева уральское войско не поверило, – писал Короленко. – Царя казнить нельзя. Человек, которого Болотов описывает на эшафоте «совершенно несоответствующим таким деяниям, какие производил сей изверг», а скорее походившим «на какого – нибудь маркитанишку или харчевника плюгавого», – по мнению казаков и был совсем не тем, кого войско видело на коне и который одним своим появлением расстраивал ряды противников. Это было, по словам легенды, подставное лицо, какой – то заурядный преступник. И, когда он хотел будто бы сказать, что умирает вместо настоящего царя, – ему поторопились отрубить голову…»
Основательно захмелев, Дмитрий начал непроизвольно смеяться. Смех, то перерастал в хохот, то становился похож на хихиканье. «А, ведь, майор был прав», – подумал Дмитрий: «Точно, «дурка» по мне плачет». Выпив ещё немного виски, он, заснул в отцовском кресле…
В понедельник, приехав с дачи генерала Иванова, Клавдия Петровна нашла сына спящим в кабинете покойного мужа. Она не стала его будить, а прошла на кухню, чтобы приготовить ему поздний завтрак или, скорее всего, уже ранний обед. На аппетитный запах, зажариваемых на сковороде сочных говяжьих котлет, в проёме кухонной двери появился Дмитрий. Его помятая физиономия говорила о чрезмерном употреблении спиртного накануне. Он уставился на мать «стеклянными» глазами и, махнув рукой, удалился в свою спальню. Лишь, ближе к вечеру Дмитрий смог поговорить с матерью.
– Протрезвел, сынок? – с укоризной спросила Клавдия Петровна. – Где же ты так нализался?
– Встречался с друзьями, – соврал Дмитрий. – Потом, наверно, от дикого одиночества, открыл бутылку виски, что стояла в кабинете отца…
– Кстати, с тобой мечтает увидеться дочь профессора Позднякова, Татьяна! – уже более добродушно заявила Клавдия Петровна. – Она мне звонила в субботу, на дачу Алексея Васильевича…
– Откуда она знает телефон дачи дяди Лёши? – с удивлением спросил Дмитрий. – Ты, что с ней поддерживаешь дружеские отношения?
– Татьяна могла бы стать для тебя отличной парой! – заявила мать. – Ты думаешь профессор Поздняков согласился быть научным руководителем за твои красивые глазки? Как бы не так! Это, Татьяна уговорила отца взяться за твою диссертацию…
– Мама, зачем Вы вмешиваетесь в мою жизнь? – повысив голос, спросил Дмитрий.
– Да, профессор Поздняков своим авторитетом любую диссертацию вытянет на защите! – ответила Клавдия Петровна. – Это же большая удача, а ещё Танечка, с её кипучей энергией...
– Мама, да на Таньке Поздняковой пробу негде ставить! – в сердцах прокричал Дмитрий. – Зачем мне такая жена?
– Сынок, сейчас мало кто женится по любви! – спокойно заявила мать. – Брак с дочерью профессора Позднякова станет началом твоей блестящей карьеры, как ученого историка…
– Мама, у меня другие планы на жизнь! – сказал, как отрезал, Дмитрий.
– Сынок, хотя бы ради меня пообщайся с Татьяной? – взмолилась Клавдия Петровна. – Ведь, я уже пообещала ей…
– Ладно, только ради тебя, мама! Завтра в 10 утра, у входа в «ленинку»! Я там, на 11 часов заказал в читальном зале газеты «Уральские войсковые ведомости»! Пусть не опаздывает, у меня нет времени на свидания…
– Спасибо, сынок! – поблагодарила Клавдия Петровна. – А почему у «ленинки»? Ах, да, работа над диссертацией…
– Мама, а ты про «Записи Пушкина», что – либо слышала? – спросил Дмитрий, переводя разговор на другую тему.
– Да, есть такие! – подтвердила Клавдия Петровна. – Особенно мне запомнились его разговоры с графиней Загряжской, которая, по слухам, послужила прототипом главной героини «Пиковой дамы»!
– Она, что же, была такой древней старухой? – спросил Дмитрий.
– Если она в своих рассказах упоминала живого императора Петра III, то, наверно, лет 80 ей было, когда Пушкин с ней беседовал! – ответила мать.
– Эх, мама, заглянуть бы одним глазком в эти «Разговоры», – с сожалением проговорил Дмитрий.
– Сынок, в библиотеки твоего отца есть полное собрание Пушкина! – обрадованно заявила мать. – Поищи в седьмом томе… Там, ещё «История Пугачева», кажется была…
На поиски «Разговоров» ушло немного времени. Дмитрий нашёл их в разделе «Исторические статьи и материалы», в подразделе «О Потемкине». «Разговоры Н. К. Загряжской» *) были датированы 1835 годом и умещались на двух страницах. Начальный абзац не особенно заинтересовал Дмитрия, а вот следующий, он прочел очень внимательно:
«12 августа. – Это было перед самым Петровым днем, – рассказывала Загряжская **) Пушкину, – мы ехали в Знаменское, – матушка, сестра Елисавета Кирилловна, я – в одной карете, батюшка с Василием Ивановичем – в другой. На дороге останавливает нас курьер из кабинета, подходит к каретам и объявляет, что государь ***) приказал звать нас в Петергоф. Батюшка велел было ехать, а Василий Иванович сказал ему: «Полно не слушайся, знаю, что такое Государь сказал, что он, когда – нибудь пошлет за дамами, чтоб они явились во дворец, как их застанут, хоть в одних рубашках. И охота ему проказить накануне праздника! «Но курьер попросил батюшку выйти на минуту. Они поговорили – и батюшка велел тотчас ехать в Петергоф. Подъезжаем ко дворцу, нас не пускают, часовой сунул к нам в окошко пистолет или что – то эдакое. Я испугалась и начала плакать и кричать. Отец мне сказал: «Полно, перестань, что за глупость», и потом оборотясь к часовому: «Мы приехали по приказанию государя» – «Извольте же идти в караульню» – батюшка пошел, а нас отправил К***, который жил в домиках. Нас приняли. Часа через два приходят от батюшки просить нас в Monplaisir. Мы поехали, матушка в спальном платье, как была. Приезжаем в Monplaisir: видим множество дам, разряженных, en robe de cour (в придворных платьях (Франц.)). А государь с шляпою набекрень и ужасно сердитый. Увидя государя, я испугалась, села на пол и закричала: «Ни за что не пойду на галеру». Насилу меня уговорили. Миних был с нами. Мы приехали в Кронштадт. Государь первый вышел на берег, все дамы за ним. Матушка с нами осталась на галере (мы не принадлежали той партии). Графиня Анна Карловна Воронцова обещала прислать за нами шлюпку. Вместо шлюпки через несколько минут видим государя и всю его компанию, бегут назад – все опять на галеру – кричат, что сейчас станут нас бомбардировать. Государь ушёл a fond de cale (трюм (Франц.)) с графиней Лизаветой Романовной ****), а Миних, как ни в чем не бывало, разговаривает с дамами leur faisant la cour (ухаживая за ними (Франц.)). Мы приехали в Оранненбаум. Государь вошел в крепость (?), а мы во дворец, на другой день зовут нас к обедне. Мы знали уже все. Государь был очень жалок. На ектенье его еще поминали. Мы с ним простились. Он дал матушке траурную свою карету с короною. Мы поехали в ней. В Петербурге народ принял нас за императрицу и кричал нам ура. На другой день государыня привезла матушке ленту».
«Рассказ графини Загряжской имеет много общего с Преданиями о Пугачеве, которые записал на Урале писатель И. И. Железнов», – подумал Дмитрий: «Хорошо бы узнать, мог ли уральский писатель Железнов читать «Разговоры Н. К. Загряжской» до того, как стал записывать на Урале казачьи Предания о Пугачеве. Майор Сафронов, что – то говорил про критическую статью на «Историю Пугачевского бунта» во втором томе его сочинений».
Ещё одно высказывание графини Загряжской об императоре Петре III и вовсе заставило Дмитрия задуматься:
«Я была очень смешлива, – рассказывала Загряжская, – государь, который часто ездил к матушке, бывало, нарочно меня смешил разными гримасами; он не похож был на государя».
Дмитрий, чуть было не вскрикнул от радости, прочитав эти строки: «Ведь, Зарубину – Чике при первой встречи с самозванцем тоже показалось, «что ему государем быть нельзя». Я же думал, что долгие годы странствий могли изменить не только внешний вид, но манеры поведения Петра Федоровича. Оказалось, что Пётр III в годы своего недолгого царствования, уже не был похож на государя. Так, может эта старушка, графина Загряжская, поведала Пушкину и про интимные стороны жизни государя? Раз в царском дворце ходили слухи про обрезание великого князя Петра Фёдоровича, то графиня не могла их не знать».
– Мама! – крикнул Дмитрий из кабинета отца. – Ты не знаешь, когда Пушкин впервые навестил графиню Загряжскую?
– Сынок, точную дату назвать не могу, но это случилось незадолго до его свадьбы с Натальей Гончаровой! – отозвалась Клавдия Петровна. – То есть, в 1830 году! Вероятно, после помолвки Пушкин стал навещать родственников своей невесты, среди которых была и графиня Загряжская…
– Спасибо, мама! Ты мне, очень помогла!..
Во вторник, в 10 часов утра, у входа в библиотеку имени В. И. Ленина, как бы невзначай Дмитрий столкнулся с Татьяной Поздняковой.
– Дорофеев, Дима, ты ли это? – жеманно удивилась девушка. – Таким серьёзным и красивым стал, как Вячеслав Тихонов в фильме «Дело было в Пенькове». Куда пропал из Москвы, Димочка? Помнишь, как мы веселись на студенческих тусовках?
– Раньше, их называли «капустниками»! – поправил девушку Дмитрий. – Служу лейтенантом в городе Уральске. К тому же, не до веселья мне сейчас, кандидатскую диссертацию готовлю!
– Про службу наслышана! – ласково сказала Татьяна. – Папа, по моей просьбе стал куратором твоей диссертации. Доверься ему, Дима!
– Спасибо за заботу, Таня! – артистично поклонился Дмитрий. – Меня не только диссертация беспокоит, но и проблемы со здоровьем…
– Так, я тебя быстро вылечу! – смеясь, проговорила Татьяна и прижалась щекой к широкой мужской груди. – Говорят, все болезни от нервов, и, лишь, одна от удовольствия…
– Вот, эта одна и беспокоит! – серьёзно заявил Дмитрий. – Во времена А. С. Пушкина, эта болезнь «французским насморком» называлась!
– Ты, что триппер подхватил? – удивленно спросила Татьяна и, не дав Дмитрию раскрыть рта, весело затараторила. – Да его парни дома лечат, как простуду! Зайдёшь в любую аптеку, спросишь у фармацевта таблетки от него, примешь строго по инструкции и через неделю будешь совершенно здоров! Если засомневался в успехе, нужно «провокацию» устроить: 200 граммов водки и наутро результат налицо…
– Нет, я самолечением заниматься не буду! – сказал Дмитрий. – Сегодня же, после библиотеки, пойду к врачу – венерологу…
– Дурак ты, Дима! – в сердцах сказала Татьяна. – Да, в кожвендиспансере тебя не только наизнанку вывернут, а ещё и заразу занесут, когда кровь из вены станут брать. Ещё, про половые акты начнут спрашивать! С кем и когда? Ты, вообще, слышишь меня?
– Ну, какая зараза, Таня, там всё стерильно! – наивно ответил Дмитрий. – А если дадут больничный лист, то смогу продлить себе отпуск…
– Да, какой больничный? Они тебе на работу «телегу» пришлют. Ты этого хочешь?
– Раз виноват, отвечу, – смиренно ответил Дмитрий. – Извини, скоро 11 часов, мне пора в читальный зал…
– Ладно, надеюсь, ещё увидимся? – добродушно спросила Татьяна. – Да, папа просил передать, что не сможет встретиться, как договаривались. Его завтра отправляют в длительную командировку на Кавказ…
– Конечно, увидимся, Танюша, – как ни в чем ни бывало ответил Дмитрий. – Профессору Позднякову счастливого пути и горячего кавказского гостеприимства! Ещё раз, извини, пора бежать…
«Ну, спасибо тебе, Серёга»! – мысленно поблагодарил Дмитрий своего соседа по комнате в общежитии: «Твои байки о любовных похождениях очень мне помогли сегодня. Может теперь эта девица перестанет искать со мною свиданий. Эх, если бы ещё кто помог мне избавится от опеки её отца, профессора Позднякова, было бы вообще замечательно».
С такими мыслями Дмитрий переступил порог читального зала, где его ожидала подшивка газет «Уральские войсковые ведомости» за 1870 год. В последних номерах газетной подшивки, Дмитрий отыскал «Распорядок и правила производства зимнего багренного рыболовства на реке Урал», которые определило Войсковое Хозяйственное Правление. Для уральских казаков багренье считалось не только самым азартным из рыболовств, но и самым затратным. Рыбы в Урале с годами становилось всё меньше, а затраты казаков для участия в багренье возрастали…
По совету майора Сафронова, Дмитрий написал заявление на имя ректора МГУ о смене научного руководителя его диссертации, указав в качестве причины «чрезмерную занятость профессора Позднякова», которая не позволила научному руководителю вовремя встретиться с диссертантом Дорофеевым, проходившим действительную военную службу в г. Уральске. «Юрик» пообещал устроить так, чтобы профессор и диссертант расстались по доброй воле, без скандала и громких разбирательств на Ученом Совете…
Остаток отпуска Дмитрий посвятил подбору материала для диссертации, а все исследования по Пугачевскому бунту отложил до лучших времен. Итак, по его мнению, проделана колоссальная работа по идентификации личности предводителя бунта 1773 – 1775 годов. Следующим шагом в исследовании, станет изучение переписки, дневников и записей А. С. Пушкина. Дмитрий нутром чувствовал, что поэт знал гораздо больше, чем изложил в «Истории Пугачева». Он возлагал большие надежды на помощь Марины, которая, как библиотекарь имела ежедневный доступ к Полному собранию сочинений великого русского поэта.
Примечания:
*) Пушкин А. С. Разговоры Н. К. Загряжской//Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 10 т. – М., 1962. Т. 7 История Пугачева. Исторические статьи и материалы. – 1962.
**) Загряжская, Наталья Кирилловна, урожденная графиня Разумовская (1747 – 1837) – фрейлина Екатерины II, дочь генерал – фельдмаршала К. Г. Разумовского, знакомая и свойственница А. С. Пушкина.
***) Государь, здесь – Петр III.
****) Графиня Лизавета Романовна – Воронцова (1739 – 1792), фаворитка Петра III.