от Столыпина до Путина. Часть Вторая

Виктор Вейнблат
   Почему я так назвал свою книгу? Моя книга, "от Столыпина - до Путина", построена на реальных жизненных ситуациях нескольких поколений одной семьи. Прослеживая судьбы моих героев, читатель легко найдёт объяснения  событиям сегодняшнего дня, ощутит истоки, которые сегодня волнуют всех. Если кто-то думает, что революция 1917 года завершилась в 1991 году, то это далеко не так. Мы продолжаем жить в видоизменённом обществе, которое создано Лениным, Сталиным и его верными соратниками.
  Это не автобиография, это литературное повествование с сюжетными интригами, размышлениями, реконструкциями событий. Реальные именами и фамилиями тех, кто давно растворился во времени и в пространстве остаются в моей памяти. Я имел счастье слушать реальные эпизоды, в которых они очутились, по ним можно было выстраивать сюжет.
Большой период жизни одной семьи едва уместился в пяти частях моего повествования. Каждую часть из пяти, можно читать как отдельную, но лучше, если удастся прочесть от первой и до пятой. Так будет легче понимать интригу повествования.
   «Первую Часть» читатель легко найдёт: http://proza.ru/avtor/vicwett   
   «Вторая часть» повествует о военном периоде 1941-45 годов. Читатель ощутит себя в различных ситуациях военного времени. когда из Мужчины большой семьи ушли на фронт, воевали пехотинцами, морскими офицерами, артиллеристами, своими руками ремонтировали боевые самолёты. На «войне моторов» были востребованы офицеры механики, среди которых свой ратный труд в Победу вносил Илья Вейнблат. С напряжением всех сил, под обстрелами врага вытягивали с поля боя битую боевую технику, восстанавливали и танки вновь уходили в бой. Отдельный Танковый Ремонтный Батальон с окончанием войны был дислоцирован в саксонском городке Майсен. В немецком Майсене у комбата родился сын Виктор. 

   Мои записки о реальных судьбах тех, кто добросовестно трудился на благо СССР, будут интересны для понимания новейшей историей.
   Приятного всем прочтения. Отзывы и замечания читателей я всегда прочту на электронной почте:   weinblatt@bk.ru.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ:  "ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ, В НИХ ЖИВУТ И УМИРАЮТ..."

   ГЛАВА 2.25  ЛЕНИНГРАДСКИЙ ФРОНТ. БЛОКАДА
 
   Илья проявил невероятное упорство отправить жену Ольгу с маленьким Славиком с последним грузовым эшелоном, уходившим из Ленинграда. При всей своей дальновидности, он даже не мог себе представить, какая страшная судьба уготовлена жителям Ленинграда, Колпино и особенно детям.  Провожая взглядом ночной эшелон с заводским оборудованием, роились тяжёлые мысли.
   Всё понятно, раз вывозят станки, значит Колпино будут сдавать. Это хорошо, что удалось семью отправить. Буду надеяться, сын мой в Баку переживёт войну. Немца к нефти не пропустят, погонят добивать на чужой территории. Ну а мне, как уж придётся...

   Избегая встретить ночной патруль, возвращался в свою коммуналку тёмными, кривыми улочками и всё думал, где оборвётся его жизнь, в цеху под авиа бомбой или в открытом бою с оружием в руках.
   Пришёл. Не раздеваясь упал на скомканную постель и может быть, впервые за последний месяц крепко и спокойно заснул. Проснулся от шума хлопающих дверей коммуналки, возвращавшихся с ночной смены. На кухне грохотали кастрюлями и громко переругивались.
   Вскочил.
   — Проспал! – резко ударила по мозгам первая мысль.  — Будильник не завёл. Это плохо...
Время военное, за опоздание жестоко накажут, на завод мне нельзя. Значит, дорога в военкомат, записываться в ополченцы.
   Сложил в вещевой мешок паспорт, диплом о Высшем Образовании, остатки продуктов, нетронутый кулёк с лекарствами в аптечном кульке, осмотрел свою комнатку, вышел, закрыл дверь, ключ на гвоздик. Заглянул на кухню.
   —Дорогие соседи, я в ополчение. Не поминайте лихом,...

   Красная армия отступала. Город с напряжённо готовился к уличным боям, строили на улицах оборонительные сооружения. Офицер, записывающий добровольцев, поговорил с Ильёй о профессии, выдал военную форму, офицерские лычки, удостоверение и даже сфотографировали. Инженера механика направили на площадку, где собирали противотанковые «Ежи». Сварщики резали рельсы на полуметровые куски, которые потом сваривали в незамысловатую конструкцию.  Эта работа имела чрезвычайную важность для обороны города. Простая, но очень эффективная конструкция, автором которой был генерал Михаил Гориккер, позволяла останавливать танки противника на самых опасных направлениях. «Ёж», прокручивался под днище тяжёлой боевой машины, ломал ходовую часть или пробивал днище, танк останавливался и попадал под удар из пушки прямой наводкой.

   На оборонительных рубежах было очень много работы. Трудились без сна и отдыха, ноги, руки, спина, за короткий сон в казарме не восстанавливались, но на это уже никто не обращал внимание. В свои 36 лет втянулся в работу быстро, научился в казарме быстро засыпать и просыпаться без головной боли.
   Написал письмо родителям в Баку предельно простыми солдатскими фразами, письма просматривалась цензурой и если возникали малейшие вопросы, откладывались в сторону.
   «Здравствуйте дорогие родители. В первых строках своего письма сообщаю, я сейчас ополченец,
   жив, здоров и вам того же желаю. Я научился готовить себе «болтанку», варю кусочек мяса из
   офицерского пайка, забалтываю мукой и ем. Гадость не съедобная, но что поделаешь, война.
   Как доехали Оля и Славик? Я очень волнуюсь за них. Будем живы не помрём. Целую, Илья».
Сложил в треугольник фронтовое письмо, туда же свою фотографию в полевой форме, подписал адрес и номер полевой почты.

   В первых числах сентября 1941 года войска вермахта взяли город в кольцо блокады и остановились. В Ставке А. Гитлера было принято решение в город не входить, окружить и методично артиллерией и авиацией уничтожать население. Сравнять с землёй и передать Финляндии. Осаждённые ленинградцы на скорую помощь уже не надеялись, войска вермахта продвигались к Москве, Сталинграду, горные стрелки «Эдельвейс» занимали перевалы в горах Кавказа.
   Командование Ленинградского фронта потребовало собирать оставленную в серой зоне боевую технику. Для выполнения поставленной задачи механики с боевой группой автоматчиков переходили линию фронта, проводили разведку техники, оставленной в серой нейтральной зоне. Оценивали возможность восстановить в полевых условиях и перегнать к своим.
   Инженер-механик А.С.Киселёв воспоминает: «... даже получавшие серьезные повреждения, боевые машины, благодаря мастерству и мужеству фронтовых ремонтников, снова и снова возвращались в строй».
   Инженера И. Вейнблат с участка «Ежей» перебросили во фронтовые ремонтные мастерские. Илья с разведчиками уходил за линию фронта оценить техническое состояние брошенных боевых машин, нанести их местоположение на карту и определить возможность перетащить к своим. Как-то он рассказал мне такую историю:
   «Получил приказ с группой разведчиков уйти на захваченную территорию. Получили снаряжение, продукты на трое суток и удачно перешли через линию фронта. В заданный район вышли когда уже стемнело, осмотрелись, вроде всё тихо. Нервное напряжение давало о себе знать, всем захотелось поесть, сил не было бороться с голодом. Хитрые разведчики глянули на нас, механиков и предложили съесть весь трёхдневный паёк. Мы всегда так делаем, — балагурили бойцы, — убьют, обидно будет, если немец сожрёт нашу тушенку.
   Короче, долго им нас уговаривать не пришлось, расположились в укромном местечке и хорошо, от души поели. Было удивительно приятно почувствовать ощущение сытости. С рассветом приступили к выполнению Боевого Задания. Справились за двое суток, быстрее чем планировалось, удачно просочились через линию фронта.
В штабе я доложил что надо сделать, с каких машин можно снять оборудование, а какие подлежат восстановлению. Выслушали, поблагодарили и отпустили отдохнуть.
Поспешил на склад получить паёк, поесть и выспаться.
   — Товарищ старшина, я вернулся из разведки, были в тылу у немца, есть хочу, никаких сил терпеть. Выдайте мне паёк.

   Но не тут-то было. Зав склад, полистал свою замусоленную тетрадку, потыкал огрызком химического карандаша и ответил, паек на эти дни вам уже выдан. Следующий получите через две сутки. Жил на горячей воде, выпью и пару папирос в рот, затягиваюсь дымом, пока чувство голода не проходит. Ох, уж эти «две сутки» голода дотерпеть было не просто. Мне тогда трудно было понять почему не накормили офицера, сходил в тыл врага, задание выполнил, вернулись живыми и остался голодным.

   К зиме город Ленинград окончательно погрузился в мрак Голода и Холода.

   Ленинградцы получал «Продуктовую Карточку» строго по городской прописке. Взрослому работающему на сутки выдавали 125 грамм хлеба, и даже этот кусочек наполовину состоял из древесной муки и целлюлозы. У магазинов с ночи выстраивались очереди за пайкой хлеба. Вначале ставили подростков, потом подходили взрослые. Хорошо, если было кому подойти, погреться у костра. Люди становились раздражительными. Нередки провалы памяти, не заметил, как карточку выронил из кармана ватника или вор вытащил, забыл куда сунул. Без «Хлебной Карточки», считай сам себе огласил смертный приговор, дожить до следующей «картонки», было нереально. Обезумевшие от голода, люди научились жрать бродячих собак, кошек, крыс.
   На глазах у Ильи, лошадь поскользнулась, подковы разъехались по льду и она упала. Её живую в миг порубили на куски и растащили.
   Он говорил мне, сразу не сообразил, откуда у прохожих в руках появились остро наточенные топорики. Потом понял, без топорика за спиной, из дома на улицу не выходили.
   В очередях перешептывались о людоедах, убивавших детей, молодых женщин. Знакомая девушка пожаловалась Илье, одинокий мужчина, сосед, пригласил зайти в гости. Открыл мне дверь, глянул на меня и говорит, проходи, садись, я сейчас. Ушёл на кухню. Слышу, вжик-вжик, нож точит. От ужаса пулей выскочила...
   Многочисленным беженцам с приграничных территорий было отказано даже в таком скудном питание. Большая часть беженцев это еврейские семьи, их голод выкашивал с особой жестокостью. И когда меня спрашивают, а что это, в Израиле памятник Блокадному Ленинграду поставили? Отвечаю, в Память о беженцах, которые искали в Ленинграде спасение, а нашли голодную смерть.

   Нежданно, почтальон с улыбкой до ушей протянул конверт треугольник. Илья смотрел на безукоризненный почерк отца и не мог поверить, как письмо смогло проскочить через блокаду. Не знал, решением правительства перевозка писем в осаждённый город, по значимости была приравнена к доставкам боеприпасов. Отец писал из Баку,
   -Ольга, и Славик добирались до Баку почти полтора месяца.
   Поезда шли медленно, сутками простаивали в тупиках. Оля рассказывала,
   побежала купить Славику кислого молока и чуть не потеряла ребёнка. Эшелон без
   предупреждения тронулся, стал уходить от германских самолётов. Догнала
   последний вагон. Натерпелись страху, когда бомбить стали.
   Славик подхватил гулявшую по поездам инфекцию, и когда они появились на
   пороге нашей квартиры, ребёнок был чуть живой. Хорошо, сохранился у меня
   неприкосновенный запас рыбьего жира. Каждый день по маленькой ложечке
   поставили Славика на ноги. Он очень добрый мальчик, не слезает с рук
   заботливой бабушки, всё спрашивает, а где мой папа? Когда он приедет?
   Твоя Оля работает в столовой в три смены, кормит нефтяников. Нам, кое-что
   приносит поесть. Мы ежедневно слушаем сообщения о Ленинградском фронте, о
   Блокаде. В этих страшных условиях будь предельно организованным. Как врач,
   настойчиво рекомендую, меньше жидкой болтанки с мукой, о которых нам писал.
   Кусочек мяса в пайке скушай в сыром виде. Будешь варить, пропадёшь, опухнешь
   и погибнешь. Прислушайся к моему совету, иначе не выживешь. Наши победят и мы
   обязательно встретимся...».

   Письмо отца, как Глас с Небес, Илья найдёт тихое местечко, сядет и перечитывает. Ему было важно заставить себя не падать духом, не сдаваться, надо выжить, встретиться, обнять всех.
По совету отца, старого доктора, так и делал. Отбивал ножом кусочек сырого мясо, густо посыпал солью, перцем, добра этого было предостаточно, давился тошнотой, но глотал. Стал чувствовать себя немного лучше.
   Как-то от такой еды началась такая диарея, что жизнь, день два, и закончится. Помог ему сосед по койке в казарме. Посмотрел на мучение, я заметил у тебя в вещмешке аптечный кулёк, покажи мне, что там прячешь.
Илья достал лекарства, завёрнутые ещё знакомой аптекаршей и высыпал на кровать.
   — Ну, милейший, господин поручик, вы совершенно не осведомлены в медицине. Вот эти порошки принимайте, должны помочь.
Кто был этот бескорыстный человек, который фактически жизнь спас, история не сохранила. Будем думать, из доброй, старой русской интеллигенции Санкт-Петербурга.

   Офицерского пайка явно не хватало, организм мучительно сдвигался к дистрофии. А тут по делам службы командировали в штаб «Смольный». Зашёл и чуть не свалился в голодный обморок. По коридорам власти струился запах жареных котлет и свежего борща. Штаб «Смольный» был островком Сытости в бушующем море Голода...
Я не собираюсь с осуждением комментировать этот эпизод. Управление городом обеспечивало жизнедеятельность.

   Моя школьная учительница по литературе, Е.А. Добкина рассказывала на уроках, о блокадном Ленинграде. С годами многое забылось, когда я работал над этой главой, попросил её дочь, Ларису Добкину переслала в электронном формате мамину «Рукопись о блокаде».
   Читать рукопись без содрогания было невозможно. Каждая строчка била наотмашь жестокой правдой. Начну с того, что Евдокия Добкина в год начало войны с отличием закончила Московский Литературный Институт. Девушки литераторы записалась на курсы медицинских сестёр и сами вызвалась добровольно ехать в блокадный Ленинград. Проявили мужество и прошли в блокадный город, там их распределили по госпиталям.
   «В блокадном Ленинграде уже больше года. Уже несколько раз на работе теряла сознание, а на ногах появились красные шишки. Их много, этих красных шишек, такие большие, что пришлось одеть чулки. Я подумала, от укусов комаров, но после четвёртого обморока, доктор сказал, это цинга, дистрофия. Положили в палату Ивана Петровича Виноградова, где лежали врачи, профессора, медики со всего Ленинграда. Ивана Петровича в госпитале нет, он на передовой фронта. Лечить было нечем, силы иссякли, тело невесомое, не могу пошевелить пальцем, закрыть глаза. Наступило полное равнодушие, безразличие, понимаю, что умираю, но не испытываю страха. К своей пище уже не прикасаюсь. Смотрю, как к тумбочке подходит крайне истощённый наш врач и жадно жрёт мою баланду...
Было уже совсем худо, когда услышала голос Ивана Петровича:
   — Выдать для нашей сестрицы из НЗ (неприкосновенный запас) 10 уколов аскорбиновой кислоты и глюкозы.  Эти 10 ампул глюкозы и аскорбиновой кислоты подарили мне жизнь».

   Армия Вермахта, выполняя преступный приказ Берлина, методично обстреливала тяжёлой осадной артиллерией городские улицы, промышленные предприятия, склады с продовольствием и прочие важные объекты. Бомбовозы сбрасывают на город свой смертоносный груз.
Никто из жителей не мог знать, когда, и по какому району начнётся обстрел. Попавшие под взрывы, оставались лежать на улицах. В «Рукописи о блокаде» моя учительница напишет:
   «... Семнадцатилетняя девушка, кассирша продуктового магазина, в сопровождении мамы, вышла на улицу отнести дневную выручку в сберкассу. Неожиданно попали под обстрел. Мать была убита сразу, а девушку без рук и обеих ног, с осколком в боку привезли к нам в госпиталь. Глядя на этот жалкий обрубочек, завёрнутый в кровоточащие бинты, мы, медсёстры, рыдая, молили Бога не дать, ей проснуться, дать умереть во сне. Но к утру, она очнулась и стала кричать: «Мама, мама, где деньги? Деньги целы? Мама ты где?».
Через несколько часов девушка скончалась.

   С противоположной стороны, солдаты из европейских стран, сытые, одетые в тёплую амуницию, откусывая шоколад, спокойно, без сожаления наблюдали в бинокли, как вымирает население огромного города. Гордились своей работой. Враг терпеливо дожидался момента, когда воля блокадников иссякнет. Вместе с бомбами сбрасывались «миролюбивые» листовки, призыв к гражданам выходить из города. Всем была обещана работа в теплой и сытой Европе. Нужно было создать хаос, отказ от сопротивления. В город вошли бы финские головорезы и директива фюрера была бы досрочно выполнена. И это потомки выдающихся просветителей, авторы первых Конституций, многовековой христианской культурой, Папским Ватиканом в конце концов...
Нет, такое мы не должны забывать, сколько бы лет не прошло. И нам, сыновьям блокадников, и нашим потомкам следует помнить — Wer ist das der Europ;er, кто такой европеец.

   Ленинградский фронт мужественно сражался. В старших классах средней школы, на летних каникулах, я два месяца работал в бригаде монтажников на электростанции, ТЭЦ-1 Сумгаит. Мотивация родителей была простой, «нехрен» три месяца болтаться по дворам и улицам, поработай, пригодится в жизни.
   Лето выдалось жарким, проходя через турбинный цех я остановился у электрогенератора No 8 и стал с восхищением рассматривать сильную фигуру оператора. Его шрамы по рельефному торсу,  просто завораживали. Оператор аккуратно повесил тельняшку подсушить на сквознячке.
Заметил меня он жестом подозвал:
   — И что стоим? Подходи. Я тебя знаю, твой отец Блокадник, не так ли?
Я кивнул и подошёл. Так, мне посчастливилось познакомиться с ветераном ленинградского фронта, морским пехотинцем Ленинградского фронта.
   В следующие дни в обеденный час я уже спешил к турбине No 8 со своими кулёчком домашних котлет, луком, солью и хлебом. Отхлёбывая чай из термоса, я слушать его истории. К сожалению, прошло много лет, и когда пишу эти строки, ни имени, ни фамилии героя вспомнить не могу, только внешность. Было ему лет 35, сильный, добрый, чем-то похож на Федора Емельяненко, профессионального борца смешанных единоборств (ММА). Один из его рассказов я хорошо запомнил.
   — Мы, молча, в белой маскировке пошли на немца, огибая убитых на снегу. Они, конечно, тоже нас заметили, не стреляли. Их унтер видел в нас «лёгкую добычу», решил потренировать своих пехотинцев в рукопашной. Здоровые, хорошо обученные солдаты с победоносным рёвом по выпрыгивали из траншеи, с азартом на сытых лицах устремились на нас.
Улыбались, гады. Нас как током пробило, со звериным оскалом заорали «УРА!» и схлестнулись в рукопашной. Все смешались в смертельном клубке. Бились штыками, прикладами, сапёрными лопатками, кому чем сподручнее.
   В моём сознании бой завертелся в замедленном виде, глухие удары, вопли с разных сторон, кровь по снегу. Больше инстинктом, чем глазами, ощутил как их унтер, долговязый немец, разбрасывая наших, упрямо продвигается в мою сторону. На меня идёт, пробило в сознании, сильный! Тренированный! На мгновенье встретились взглядами...
Долговязый просчитался. Я с яростью вогнал ему меж рёбер штык. Выдернуть не могу, дёрнул, не выходит, дёрнул... Вспышка в мозгах, искры из глаз, свет погаз. Рухнул и потерял сознание... Короче, крепко получил прикладом по голове. Каска спасла. Очухался, приподнялся. Остатки немецких пехотинцев удирали со всех ног. Наши не преследовали, своих ещё живых подхватывали и уходили. Меня тащили пока не встал на ноги.  Бойцы рассказали, когда унтер свалился, немцы побежали.
   — А тот, кто вас по голове прикладом, мог бы добить. Почему не добил?
   — В рукопашной на упавшего не отвлекаются, вертеться надо, драться, один упал, ряды сомкнулись.
И весело засмеялся. А я смотрел на шрамы оператора турбогенератора No 8 и в голове вертелось фраза — «...изведал враг в тот день немало, что значит русский бой удалый. Наш рукопашный бой...».

   Дома пересказал отцу эту историю. Он настоящий герой,  ответил мне отец. Я просил Илью написать записку о Блокаде, но он отнекивался. То, что пишут историки, это лишь половина правды. Я много знаю о Блокаде, если мои записки прочтут, арестуют и сгноят. Да и трудно это вспоминать, в памяти блокадный месяц пролетал, как один день, а что было пару дней назад не вспомнишь.
   Прошло с десяток лет и мы узнали, что обоих руководителей Ленинграда, сразу после снятия блокады, вызвали в Москву и расстреляли. Историки трактуют, вождь убирал свидетелей разыгравшейся трагедии. Получается Илья был прав, когда отказывался оставить мне записку о Блокадном Ленинграде.

   Зимой в морозы 1941 и 1942 года в блокадном городе от голода погибло максимальное число горожан. Мертвых надо было собрать, погрузить и вывезти. Горы замороженных трупов. В Колпино, рассказывал Илья, трупы жгли в промышленных котельных. Котельные коптили без остановочно, и днём и ночью. Пепел и несгоревшие фрагменты человеческих тел сбрасывали куда придётся. Похоронные команды из молодых женщин, долбили мёрзлую землю, взрывали, пробивали в мёрзлой земле рвы, раскладывали штабелями один на другой и, как могли, засыпали землёй. А трупы всё везли и везли и не видно было конца этой ужасающей пляски смерти...
Несмотря на столь ужасающие условия, вопреки всему выжил в крепких объятиях голода, выжил после серьёзного ранения осколком из миномёта. Как, выжил одному Богу известно.

   Через два года, в штабе Первого Белорусского фронта майору Илье Вейнблат вручили памятную медаль:
                АКТ
   Мною, начальником отдела кадров БТ и МВ 1-го Белорусского фронта
   полковником ОХМАН И.Г., на основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от
   22.12. 1942 года, вручены медали «ЗА ОБОРОНУ ЛЕНИНГРАДА» офицерскому составу
   Бронетанковых и Механизированных войск 1 Белорусского Фронта.

   1. Вейнблат Илья Максимович, инженер майор, командир 60 РВТБ

   Подпись: НАЧ ОТДЕЛА КАДРОВ БТ И МВ 1 БЕЛ ФРОНТА
   ПОЛКОВНИК – ОХМАН. 06 июня 1944 г.

   В конце шестидесятых годов, 20 века, после успешной защиты диплома «Горного инженера», по туристической путёвке поехал с товарищем в Ленинград. На Пискарёвском кладбище я шёл между бесконечно длинных холмов братских могил.  Под каждым из холмов тысячи трупов. Был тёплый летний день, от пробивавшегося сквозь насыпь сладковатого трупного запаха, я стал терять рассудок. Признаюсь, как наяву прочувствовал всю боль за тех, кто в тех рвах.
Подошёл к монументу «Родина Мать», символу той ужасающей трагедии, там ещё трудились строители. На каменном лице монумента лигь скорбный укор тем, кто позволил уничтожать столько людей.

   ГЛАВА 2.26 КРЫМ В «СВИНЦОВОЙ МЕТЕЛИ»

   Пехотинец Лев Вейнблат. В 28 лет, в июне 1941 года получил повестку явиться на призывной пункт города Баку. Прошёл короткую обязательную подготовку, в звании младшего лейтенанта и был направлен на фронт командиром пехотного взвода. Свой первый бой его взвод принял в Донбассе за город Красноармейск, оттуда с боями отступали до Крыма. На Крымском фронте, лейтенант Лев Вейнблат уже командовал усиленным взводом.
Его взвод получил приказ высадиться на захваченный немцами берег Чёрного моря, закрепиться и расширить плацдарм и удерживать до подхода основного десанта. Стрелкам подогнали плоты, поставили пулемёты, посадили пехоту и морскими катерами потянули десантников к вражескому берегу. Наш наспех организованный десант попадает под огонь немецкой артиллерии, первый удар немцы нанесли по катерам. Плоты с солдатами, потеряли движение и стали болтаться на волнах, один за другим стали взлетать в воздух.
Взрыв, брёвна в разные стороны, тяжёлые пулемёты, боеприпасы под воду. Солдаты Красной Армии, многие из которых впервые увидели море, плавать не могли и камнем уходили под воду. Лейтенант Вейнблат с кровоточащими ранениями смог схватиться руками за бревно, только удержать бревно руками невозможно, вращается на волнах. Как-то зацепился ремнём портупеи к забитому в бревно крюку.
   Кричу десантникам, делай как я, привязывайтесь ремнями к брёвнам. Кто мог держаться на воде, так и делали, но большая часть барахтающихся в холодной морской воде, меня уже не слышали. Раненые теряли сознания и уходили под воду.
   Я вырос на Каспийском море, рассказывал мне Лев Максимович, занимался в Бакинской бухте плаваньем и гребным спортом, это помогло привязаться к бревну. Стал терять сознание, очнусь, чувствую течение уносит в открытое море, от холода зубы отбивают дробь, справиться невозможно. Как спасатели подняли меня на катер, не помню.
   На этом, игра со смертью на Крымском фронте у лейтенанта Льва Вейнблат не закончилась. В полевом госпитале оказали первую помощь, погрузили раненных на три грузовика и повезли в тыл без оружия и сопровождения. Санитарная колонна напоролись на немецких парашютистов.
   Первыми выстрелами были убиты водители, услышал гортанную речь, – Alle zu schiessen! Всех расстрелять. Я был в последней машине, подкатился к борту и вывалился из грузовика на землю. От удара головой свет улетел, рана открылась, кровь пропитала гимнастёрку. Слышу короткие очереди немецких автоматов, понял,  добивают раненных. Замер без дыхания, приготовился умирать, а они прошли мимо. Наверное, спасла окровавленная гимнастёрка, приняли за мёртвого, патрон сэкономили. Бережливость, национальная черта немца, пришлась мне на счастье.

   Перекидывали по госпиталям, рана ноги была опасной, угрожала ампутацией, но обошлось. С инвалидностью вернулся в свою часть, служил до конца войны в составе 3 Украинского Фронта, в Таманской дивизии помощником командира авто батальона. С медалями «За Боевые Заслуги», «За Победу над Германией» комиссовали из армии по инвалидности.

   Морской офицер Александр Вейнблат. О нём я узнал из мемуарной литературы. Советские морские офицеры Воронов,  Мазарцев, А.С. Борцов в сборнике мемуаров «Крым в огне. Навстречу свинцовой метели», рассказали о подвиге лейтенанта гидрографа А. Вейнблат. 
   — «В конце декабря 1941 года Закавказский Фронт совместно с Черноморским Флотом провели успешную Керченско-Феодосийскую десантную операцию. Целью десанта было освобождение Керченского полуострова и оказание помощи защитникам Севастополя. Перед высадкой основного десанта в порт Феодосии прорвался сторожевой катер с группой гидрографов, которую возглавлял лейтенант Александр Вейнблат. На захваченный противником берег высадился штурмовой отряд морских пехотинцев, разведчиков и три группы гидрографов под командованием лейтенанта А.М. Вейнблат. С боем захватили маяк, зажгли огни ориентиров для десантных кораблей. Отбивая контратаки врага, удерживали маяк и вели корректуру артиллерийской стрельбы крейсеров Черноморского флота по береговой обороне врага. О такой десантной операции можно снимать фильмы, писать повести».
zhurnal.lib.ru/m/mazharcew_j_n/345.shtml - Im Cache

   За мужество, проявленное в этом бою Александр Михайлович Вейнблат был награждён Орденом «Красной Звезды».
   Найденная мною информация, получила неожиданное продолжение. Блуждая по интернету в поисках однофамильцев, которых я считал выходцами из нашей большой семьи «Литваков», проживавшей с 16 века на территории современной Литвы, познакомился с Эммануилом Вейнблат. Эмануил, инженер строитель из Киева, к тому времени уже пенсионер, проживал в Юрмале, Латвия. Замечу, в советское время этот городок считался весьма престижным местом. Мы с удовольствием общались по скайпу, я рассказал своему старшему по возрасту товарищу, что собираю материал для своей книге о нашей фамилии. Уже собрал кое-какой интересный материал. Рассказал о последней находке об лейтенанте Черноморского флота Александре Вейнблат, десантнике, мужественном, бесстрашном парне...

   Электронные поля интернета донесли до меня взволнованность Эмануила, он вздрогнул, а когда овладел собой, сказал.
   — Виктор, это мой старший брат. То, что я сейчас услышал, настолько неожиданно, что я с трудом прихожу в себя. В 1942 году, наша семья получила «похоронку» на Александра, наш отец не пережил горя и вскоре умер. Я делал запрос в архив ВМФ, оттуда прислали скупую Справку Военно-Морского Архива, в которой нет ни даты гибели, ни сведений где похоронен. Пропал «без вести» и всё. Мы все годы ничего о нём не знали. Твой рассказ это для нашей семьи бесценен. В одном я тебя поправлю, имя его не Александр, как написано в мемуарах, по документам он Абрам.

   Неожиданность ситуации потрясла меня не меньше чем Эмануила. Я испытал особое чувство праведности за результат. Через десятилетия, младший брата узнал от меня, о судьбе старшего брата, он герой, им будут гордиться.
   Эммануил прислал мне по электронной почте копию единственной фотографии Абрама. На меня смотрел красивый молодой парень в морской форме, сильный, волевой, с умными, добрыми глазами честного человека. Именно таким его навсегда запомнили и боевые товарищи.

   Подробно рассказывал мне о судьбе своего брата. До войны семья жила в Украине, в городе Прилуки. Отец семейства, Михаил Вейнблат был известным военным дирижёром, одним из соавторов советского гимна Украины. Время было тяжёлое, голод. Абрам 22 года поехал рубить уголь в шахтах Донбасса. Шахтёры имели хорошую зарплату и продуктовый паёк, можно было помогать своей семье. На забое Абрам чуть не погиб. Его товарищи попали под обвал породы, он сам мог выскочить из зоны обвала, но не сделал этого, кинулся спасать товарищей и попал под обвал. Его спасли, долго лечили в больнице. Когда молодой организм восстановился, в 1936 году по комсомольской путёвке направили учиться в Ленинградское Военно-Морское училище им Фрунзе. По подсказке Эммануила, я вышел на связь с Идой Корчемник, пенсионерки, проживавшей в городе Кёльн, Германия. В свои годы юности Ида жила в Ленинграде, встречалась с молодым морским курсантом и ласково называла его  Абрашей. Встреча с Идой Карчемник, стала для меня второй удивительной удачей моего серфинга по волнам интернета.

   Выпускник училища, лейтенант Александр Вейнблат в 1941 году был направлен на Чёрное море, где уже шли бои. После гибели старшего лейтенанта Серёгина, Александр был назначен командовать 2-м Маневренным Манипуляторным отрядом Главной Базы Черноморского Флота.
Поясню читателю это мудрёное название специальности морского офицера.
В мирное время гидрографы проводят промеры морских глубин, следят на фарватерах за состоянием маяков и буев, осуществляют лоцманскую проводку надводных и подводных кораблей. С началом боевых действий на Чёрном море, гидрографы ставили минные заграждения вражеским подводным лодкам, высаживались с десантниками на занятый врагом берег и, под огнём противника выставляли средства навигационного обеспечения основному десанту. Как и морские десантники гидрографы в бою с фашистами расплачивались своими жизнями...

   Согласно Архивной Справке, Абрам Вейнблат погиб в один из дней с 10-го по 16-е мая 1942 года. При каких обстоятельствах погиб наш герой, мы уже никогда не узнаем.
   Попробуем проследить события, в которых без вести пропал наш десантник. Сегодня материалы о войне подробно, по суточно выложены в интернете. Итак, 7-го мая 1942 года германские войска начинают наступление под кодовым названием «Охота на дроф». По обороне советских войск Крымского Фронта немцы наносят массированный удар, авиация бомбит штаб Крымского фронта. Командующий В.Н. Львов погибает, заместитель командующего К.И. Баранов получает тяжёлое ранение. Немецкие диверсанты проникают в тыл армии, перерезают проводную связь со штабами. Управление войсками утеряно. 8-го мая, после массированной артиллерийской подготовки, армейский корпус вермахта прорывает оборону советской 44-й армии.

   Главнокомандующий гневно требует чёткой информации о ситуации на фронте, члены Военного Совет Крымского Фронта, Козлов, Мехлис, — «потеряли голову, до сего времени не могут связаться с армиями...»

   В этой ситуации позволю себе смоделировать такую версию. Черноморскому флоту было приказано срочно доставить радиостанции в штаб армии для устойчивой связи с Главнокомандующим. С Главной Базы Черноморского Флота на Керченский полуостров были отправлены разведгруппы. Просчитать маршруты движения по занятой противником территории было невозможно. Никто не мог знать, где в настоящий момент советские войска, а где немецкие части. Пошли добровольцы. Зная отважный характер нашего лейтенанта, его умение свободно ориентироваться по карте местности, с присущей ему ответственностью за жизнь своих товарищей, можно даже не сомневаться, Александр ушёл с разведгруппой.

   До 10-го мая группа, в составе которой находился Александр, ещё передавала сообщения, 16-го мая на точку возврата лейтенант Вейнблат и его десантная группа не вернулись. Судьба бросила Александра в эпицентр катастрофического разгрома советской армии.
   11-го мая в тыл советской 44-й армии с самолётов были высажены немецкие десантники. Дивизии вермахта подавляя разрозненные очаги обороны, выходят на северное побережье Керченского полуострова. В «котёл» попадают восемь советских дивизий.
   13-го мая советские войска в обороне окончательно разбиты.
   14-го мая противник вышел на окраины Керчи.
   15-го мая И. Сталин приказал: "Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя", но было уже поздно.
   16-го мая немецкая дивизия взяла Керчь. 19-го мая 1942 года, боевые действия на Керченском полуострове прекратились.

   Что с ним произошло, уже никто никогда не узнает, если, случайно не раскопают солдатский медальон.
В журнале «Потери личного состава», obd-memorial@elar.ru  в графе «причина потерь», я нашёл запись - «мужественный, отважный офицер, преданный Родине». Этими словами офицер, делавший записи, отдал должное своему боевому товарищу. Такая запись дает право верить, боевую задачу Абрам Вейнблат и его морские десантники выполнили. Они сделали что-то очень важное и погибли.

   В знак признания боевых заслуг, 2-й манипуляторный отряд, его командиры старший лейтенант Серёгин, лейтенант Вейнблат, лейтенанта Меликов, постановлением Бюро Городского Комитета Коммунистической Партии Украины и горисполкома Севастополя N40 от 27 декабря 1962 года, занесен на мемориал Великой Отечественной Войны площади Нахимова. Достойная Память о морских десантниках.

   В Истории Великой Отечественной войны записано: «За 12 дней боев из 250000 бойцов и командиров Крымского фронта было безвозвратно потеряно 65% личного состава. Противник захватил почти всю советскую боевую технику, тяжелое вооружение и использовал всё это в борьбе против защитников Севастополя». Жестокое поражение советской армии.
   Читая о Керченском поражении, обратил внимание на директиву Ставки ВГК No155452 от 4 июня 1942 года «О причинах поражения Крымского фронта в Керченской операции».
«... Непонимание командованием Крымского фронта природы современной войны», выдвигались обвинения в «бюрократическом и бумажном методе руководства». Я невольно задумался, почему в то время, когда в Красной Армии судебные «Тройки» безжалостно расстреливали солдат и командиров, а в ситуации, когда погибла армия, Главнокомандующий «легко пожурил» своих генералов. На этот вопрос мне ответил Льва Вейнблат, когда я спросил, Вы там были, почему удалось так стремительно разгромить армию, которая закопалась в обороне.
В чём же причина?

   Лев Максимович тогда с тяжёлой гримасой посмотрел и сказал:
   — Мне, старшему лейтенанту, трудно давать оценку действиям фронта в обороне. Но, среди раненых, с кем мне пришлось разговаривать, были старшие офицеры, которые понимали, что произошло. На флангах фронта стояли две национальные дивизии, солдаты были мобилизованы в закавказских аулах, едва владевшие русским языком, с трудом понимавшие команды, к тому же были мобилизованы наспех, без подготовки, необстрелянные. Это и принял во внимание «хитрый лис Манштейн».
   Под разрывами тяжёлых артиллерийских снарядов, авиа бомб, ужас от ползущих на окопы, танки, солдаты национальных дивизий от страха потеряли рассудок, побросали оружие, побежали. Немецкие танки, мотопехота, десантники пошли утюжить тыл Крымской армии. Паника, неразбериха, советская армия отчаянно сражалась, нанося немцу немалые потери. Только без управления войсками, без подвоза боеприпасов, солдат долго не продержится, разрозненными группами начинали отходить и попадали под обстрел немецкого десанта.
   Лев называл мне национальность несчастных Кавказцев, но из этических соображений, озвучивать не буду. Национальные дивизии переформировали, обучили и они прошли свой славный героический путь. На фронте, говорил мне Лев Максимович, я проникся глубоким уважением к русскому солдату, стояли насмерть...

   Мой текст будет не полным, если я не сказать о тех, кого удалось найти в военных архивах. Несколько наших фамилий солдат и офицеров, воевавших с германским фашизмом.

   Вейнблат З.Я.1899 г.р. Красноармеец. 268 Стрелковый Полк.
Место рождения город Москва. Призывался в советскую армию через Дзержинский районный военкомат. Воевал. Умер в госпитале от ран 09.11.1944г.

   Вейнблат Ш. Н. 1905 г.р. Красноармеец внутренних войск НКВД. 
Место рождения: город Прилуки, Черниговская область, Украинская ССР.  В начале 1932 года переехал в Ленинград, устроился работать в НКВД парикмахером. Всю войну безвыездно был в блокадном  Ленинграде. Ночами дежурил на крышах домов, сбрасывал зажигательные бомбы фашистов вниз. Отец большого семейства спасал семью от голодной смерти, делился своим солдатским пайком. Награждён медалью «За Боевые Заслуги».

   Вейнблат М.Л.1909 г.р. Старший сержант штаба ПВО.
Призван в Красную Армию в июне 1941 года из Запорожья. Награждён медалью «За Боевые Заслуги».

   Вейнблат Б.Л.1916 г.р. Командир Стрелкового Отделения пехоты.
Призван в Красную Армию в июне 1941 года из города Баку. Воевал на Таманском направлении. В августе 1942 года был тяжело ранен осколком противопехотной мины в ноги. Награждён медалью «За Боевые Заслуги». Был комиссован, работал в Баку на Машиностроительном заводе инженером конструктором.
   В социальных сетях я познакомился с внучкой Бориса Львовича, договорились встретиться в городе, где она была проездом. Легко узнали друг друга, душевно поговорили, только она  ничего не знала о военном прошлом деда, не сохранилась в семье и его фотография.

   Вейнблат Я.С. 1921 г.р. офицер пехоты
На фронт был призван из Белоруссии. Награжден Орденом Отечественной войны II степени. Участник торжеств по случаю 60-летия Победы.

   Фронтовиков с нашей фамилией намного больше, надеюсь кто-то из читателей дополнит мой список.

   ГЛАВА 2.27 ХОЛОКОСТ

   Эту историю я записал со слов Мины Вейнблат, известной скрипачки в музыкальных кругах Грузии и Израиля. С волнением набираю номер её мобильного телефона.  Долгий зуммер и мне из Израиля отвечает болезненный голос Мины. Представился, коротко рассказал о причине моего звонка, собираю материал для книги о нашей фамилии. Мина внимательно выслушала, чувствовалось разговор заинтересовал её и она поделилась своей историей в период тех страшных событий, о которых пойдёт повествование.
   Ей было 13 лет, её сестре 5 лет, когда обе девочки оказались в водовороте Холокоста. Кое-что она сама многое помнит, но большее по рассказам своей мамы, Веры Моисеевны, врача по профессии.
   Завершая свою повесть, я сделал ещё несколько звонков в Израиль, и кое-что уточнял. С каждым звонком, ссылаясь на здоровье, Мина могла уделить мне всё меньше времени. Когда моё повествование было готово, я распечатал текст, вложил в большой конверт и отправил в Израиль. Рукопись до адресата не дошла. Мина умерла, но навсегда осталась с нами на страницах моей книги.
   В городе Ессентуки Ставропольского края, я встретился родственниками Иды, мы интересно пообщались. Я держу в руках единственную сохранившуюся фотографию довоенных лет. На меня смотрят лица из далёкого прошлого, счастливые Мина, Ната, их мама Вера Моисеевна, в круглых очках отец семейства Ишия Вейнблат, 1903 года рождения, профессиональный музыкант, скрипач виртуоз. Фотография доносит нежные чувства отца к своим очаровательным дочуркам, их спинами мама Вера Моисеевна, раскинув руки, как Родина Мать, как бы закрывает своих девочек, от грядущих невзгод.

   Не перестаю задавать себе один и тот же вопрос: За что этих интеллигентных, чистых людей, преступная германская армия, ставропольские полицаи вылавливали и уничтожали?
   За что?
Ответ я нашёл в одном из протоколов из немецкого архива. В графе «Состав преступления», стояло одно слово – «Jude». В этом слове зашиты преступления германского нацизма, которому нет, и не будет оправдания. Во Веки Веков...

   В 1941 году Вера, 35-ти летняя симпатичная женщина, с дочками и бабушкой Златой Шмулевной в потоке беженцев уходили с Украины в сторону Кавказа. Её муж Ишия Вейнблат в дороге подхватил инфекцию и скоропостижно скончался. Без мужской помощи женская команда смогли добраться до города Ессентуки, Кавказских Минеральных Вод. Веру, врача по профессии, взял на работу один из госпиталей. Нашли на краю города пустовавшем дом, который бабушка вычистила, вымыла, навела порядок. Нашлось в чём готовить еду и на чём спать.

   Вера сутками находилась в госпитале, врачи работали нескончаемо много, и сами едва стояли на ногах. Раненых, контуженных, инвалидов санитарными эшелонами подвозили по госпиталям Кавказских Минеральных Вод. Никто не верил, что немцы придут на Северный Кавказ, все были уверены, вот-вот наступит перелом и врага погонят бить на чужой территории. Только вопреки всему, в августе 1942 года положение на южном фронте резко ухудшилось. После кровопролитных затяжных сражений, советская армия, сдала город Ростов.

   В госпиталях Кавказских Минеральных Вод началась поспешная эвакуация. Ходячих уводили через Клухорский горный перевал в Грузию. Лежащих грузили в санитарные эшелоны и через Минеральные Воды эвакуировали в Закавказье. Как всегда, не хватало ни времени, ни санитарных вагонов. Всё на эмоциях через какую-то мать. Последний санитарный эшелон не смог всех загрузить, вагоны укатили, а на платформах остались лежать брошенные тяжелораненые. Стояла августовская жара, окровавленные бинты привлекли несметное количество насекомых. Жуки и прочие кровососы пикировали на раны, стаи мух, неугомонно жужжа садились на пересохший рот и глаза. Беспомощные молодые мужики, превозмогая боль, угрюмо терпели всё это, надежд на спасение уже не было, кто-то стонал, кто-то просто смотрел в небо, ожидая когда ангелы примут их души.

   Врачу Вере с её двумя детьми и бабушкой, места в санитарном вагоне не нашлось, фактически их бросили на растерзание германским нацистам.

   По курортным городам поползли лёгкие танкетки, тягачи с пушками, грузовики с солдатами.  Офицеры выходили из кабин оценивая обстановку. После короткого боя с курсантами пехотного училища в город Ессентуки вошла немецкая армия, по городу замелькали мундиры грязно-зеленого цвета, зазвучала незнакомая речь. Городок быстро накрыл мрак чужой власти. Оккупанты веселились, скоро конец войне, скоро победа. До нефтяных районов Грозного и Баку уже совсем не далеко, со дня на день должна вступить в войну миллионная турецкая армия, а значит, война для них закончится. Солдаты располагались на отдых в домах не тронутых войной. Оккупанты чувствовали себя хозяевами, зазвучали губные гармошки и с ними бравые солдатские песни. Не церемонясь, отстреливали собак, чтобы не гавкали, входили в любой дом дома за съедобным. - Matka, davai kurka, eiki, mleko, kartoska....

   Оккупационные власти, не мешкая, стали наводить свой порядок. Установили указатели городских общественных мест, на немецком языке. Запестрели плакаты с угрозами расстрела. «Если на территории города будет убит немецкий солдат, то за это немедленно будут расстреляны... ». Первыми указами приказали всем лицам еврейской национальности пришить на одежду жёлтую шестиконечную звезду и ждать распоряжений, появление на улице без жёлтого знака– расстрел. Собирая материал по Холокосту я обнаружил эпизод расправы с нашим родственником в Киеве:
   «...З грудня 1941 р. було опубліковано наказ німецької комендатури, який
   зобов’язував усіх євреїв носити жовті зірки на грудях верхнього одягу
   діаметрів в 10 сантиметрів.5 грудня 1941 р. о 11-ій годині на
   Інтернаціональному майдані проти кінотеатру був повішений єврей Вейнблат,
   який їхав через Лебединський район і не знав про наказ носити жовту
   зірку....»

   По улицам стали расхаживать полицаи, набранные из местных. Вера как-то, во всё это не верила, ну не могут европейцы творить такое зло, да и советская пропаганда имела подлость всё это замалчивать. Массовые расстрелы фашистов еврейского народа, выдавалась официальной пропагандой, как массовые расстрелы советского народа. Формально всё правильно…
   В госпиталь Вера уже не пошла, молча присела у окна вырезать из жёлтой занавески шестиконечные звёзды, себе, маме, дочкам. Пришивала на одежду «Звезду Давида», а слёзы душили, рвались выплеснуться из её больших глаз. В голове вертелась одна и та же мысль, значит, всё, что рассказывали раненые солдаты, правда. Они же мне говорили, — доктор Вера, ты же еврейка, бросай всё и беги дальше, беги, не жди. Немец и сюда придёт, наши его не остановят. Всех вас убьют, детей, стариков, женщин. В Берлин рапортуют – Jden Frei...
   Мучительно улыбалась, боялась передать страх неминуемой смерти своим маленьким девочкам. Дочки сами притихли, сидели рядышком, молча перекладывая в коробочках тряпочки, пуговки, фантики. Предчувствовала приближение чего-то страшного. Так бы и оборвалась жизнь, если бы не случайная встреча.
   Доктор Вера в госпитале работала в паре с медсестрой Шурой Косиловой, молодой, симпатичной девушкой из местных. Сработались, сдружились, стали подругами «не разлей вода». В этот день, Шура шла навестить подругу, узнать что и как. Столкнулась на улице со знакомым со школы парня. Он издали приметил её стройную фигурку, сделал круг и вышел навстречу, как бы случайно, в новенькой форме полицая, с винтовкой через плечо. Школьный друг давно выказывал Шурочке свои знаки внимания, а нынче, при власти да с винтовкой решил проявить настойчивость перед «зазнобой».
   — Привет, красава. Ну, чо скажешь, как я тебе в такой форме?
   — Ну, Гришан, сказать нечего, ты прям, вылитый ариец! Глаз не оторвать.

   Они ещё побалагурили, перекинулись фразами, посмеялись. Парень сделался серьёзным и прямо спросил.
   — В гости примешь?
   — Ну, ...приму, коль сам напросился. А по хате поможешь? На крышу слазить надо бы, с потолка капает. На забор подпорки бы выставить, покосился, упадёт со следующего урагана. Сам видишь, мужиков на войну сгребли, инвалиды одни шастают, а какой с них толк.
Я сейчас к подруге, ночевать у неё останусь, а завтра приходи, пирожков нажарю с капустой, помню ты любишь.
Полицай задумался.
   — Не, завтра никак, служба, панимаешь
   — А в самоволку, слабо?
   — Не, с фрицами такое не проходит, дисциплина у них, понимаешь. Разговаривать не станут, шлёп и душа улетела на небеси. А для тебя я найду пару суток, шеф пообещал дать отдых.
   — А чего это он так, расщедрился?
   — На днях всю городскую «жидовню» вывозить начнём в Минводу. Работы там у нас будет много. Завтра за город в дозор станем, чтоб никто не сбежал, а как эшелоны с жидами пойдут на Минводу и нас туда же. Когда всех постреляем так и вертаюсь. Но ты смотри, никому ни-ни, чо я сказал.

   Услышав от полицая такую информацию, Шура подавила в себе волнение, попрощалась и побежала к своей подруге Вере. С порога, трудом сдерживая волнение, полушёпотом стала говорить:
   — Верка, что делаешь?
   — Шью, носити жовту зірку.
   — Бросай шить, сегодня ночью тебе уходить из города надо. Знакомого полицая встретила, он такое проболтался, еле живая его слушала. На днях будут сгонять на вокзал евреев, вывозить в Минводы. Сегодня ночью не уйдёшь, завтра днём за городом посты выставят, тогда не проскочить. Стемнеет и уходи, — шепотом повторяла одно и тоже Шура.

   Верка обняла Шурку и со слезами ответила.
   — Спасибо дорогая подруга, предупредила. Да только куда мы пойдём, местность не знаю, в темноте собьёмся, круг в поле сделаем и зараз на посты к твоему полицаю и выйдем.
А ещё маленькую на руках нести, да бабушка, как на своих больных ногах, не знаю.  Не уйдём далеко, убьют нас всех. Так уж наша судьба развернулась. А ты, Шура, иди, не дай Бог и тебя с нами схватят, кто там разбираться будет.

   Подруги обнялись и разревелись. Потом Шура оттолкнула Верку:
   — Я с тобой пойду. Я конечно могу отсидеться, но ежели тебя с девочками по дороге схватят, казнить себя буду до конца дней своих. Короче, уходим вместе, ежели чо, вместе сгинем в чистом поле. Мне надеяться то же не на кого, а быть подстилкой у Гришки полицая, не моё это.
Куда идти я знаю, нас школьный физрук водили в походы с ночёвкой, не думала тогда, что в жизни пригодится. Я даже к себе не пойду за вещами, мало ли что случится, а вы без меня пропадёте. Сопли вытирай, зови маму, обмозгуем наш побег и собираемся. Не дойдём до наших, значит не судьба.

   Успокоились, обсудили кто что понесёт. Бабушка с продуктами и внучкой Миной, уже большенькая, сама дойдёт. Шурой за спину мешок с тёплыми вещами, одеяло. Вера Наточку к себе привязывает, как горянки делают и пошли. Главное в темноте через брод, на камне не соскользнуть, в воду не свалиться.

   Дождались темноты и скользнули в осеннюю ночь. Шура уверенно взяла направление на Кисловодск, потом свернула на юго-восток в сторону реки Баксан. Конец августа 1942 года выдался тёплым, изредка срывался дождь, но это не мешало беглянкам быстро уходить в сторону линии фронта, о которой они толком ничего и не знали. Сознание отключилось от реальности происходящего, шаг за шагом в полном молчание. Не обращая внимание на боль в ногах, упрямо шли всю ночь. Страха не было, даже маленькая Натачка понимала, плакать нельзя, собаки услышат, лаять начнут, людей поднимут. Это была игра со смертью на выживание, не нарваться на патруль, не наступить на пехотную мину...

   До первых утренних солнечных лучей беглянки прошагали почти до Кабардино-Балкарии. В полном изнеможении добрались до невысоких горных хребтов. Остановились в узкой лощине у родника, дальше по светлому уже идти нельзя, заметят, срежут с пулемёта. Сели, улыбаются, из сознания стало улетучиваться что-то такое гадкое, чёрное, тягучее, светлый лучик добра стал пробиваться в их души. Радуясь они и не подозревали, что за ними следят в полевой бинокль.

Разведчики, заметили беженцев и  пошли к ним. Боже ты мой, сколько было радости у молодых женщин при виде сильных, бесстрашных, весёлых бойцов. И куда делась усталость, руки сами потянулись к расчёске. Рассказали всё, что знали о ситуации в городе, про свой ночной маршрут.
Дальше идти было уже легче, балагурили, шутили, если кто будет ранен, лечиться попросятся только к Шурочке с Верой. Их вывели на дорогу в сторону города Нальчик и попрощались.
   -Девчонки мне трудно поверить, что мы вышли из ада, - сказала доктор Вера.

   ГЛАВА 2.28 КИСЛОВОДСК. СЕНТЯБРЬ 1942-го

   В конце августа 1942 года германские войска без боя заняли Кисловодск. На узких улицах, мощеных камнем, встали танки со свастикой, тягачи с пушками. Машины с солдатами парковались под тенистыми кронами деревьев, на землю спрыгивали солдаты в грязно-зеленых мундирах. Повсюду звучали зычные командные фразы, незнакомая речь, мелодии губных гармошек.
   Уверенные в скорой победе, до нефтяных районов Грозного и Баку оставалось не так уж и далеко, не церемонясь, начинали хозяйничать. Заселялись в хаты, жителей выгоняли в сараи и чуланы. Забирали продукты - Matka, davai kurka, eiki, mleko, kartoska. Перестреляли собак во дворах, чтобы не лаяли на чужой запах мундиров.
    На перекрёстках дорог появились указатели на немецком языке. Плакаты с угрозами расстрела: «Если на территории города будет убит немецкий солдат, то за него будет немедленно расстреляно ... ». Город на глазах становился чужим, население в страхе за себя и детей исчезло с улиц. По велению совести в госпитали приходили медики, приходил в госпиталь и врач Михаил Вейнблат. Брошенным раненым делали перевязки, уколы, ставили капельницы, стерилизовали шприцы, стирали бинты.

   Вот и сегодня утром, как всегда обход по палатам, вернулся в ординаторскую заполнить медицинские назначения. Погружённый в работу, вздрогнул от непривычного шума во дворе, скрипа въезжающих конных телег. Услышал команду немецкого офицера, больных и инвалидов ликвидировать. Топот сапог по коридору. В ординаторскую ввалились два полицая. Искажая русский язык местным сленгом, приказали медикам выйти во дворе, а сами пошли по палатам.
Одиночные выстрелы, крики о помощи, хрип умирающих. Убитых покидали на конные телеги и отправили со двора. Медперсоналу приказали зачистить помещение, вымыть всё и больше не приходить.

   Закончив с зачисткой, Михаила и ещё нескольких сотрудников с жёлтыми нашивками повели в комендатуру «на беседу». Молодой офицер в наглаженной форме войск «SS» через переводчика коротко напомнил о «несмываемой вине евреев перед Великой Германией» и предложил вступить в «еврейский комитет». Собирать в еврейских семьях драгоценности, золото, предметы искусства, для Германии. Услышав это, Михаил перешёл на немецкий, объяснил офицеру, что не сможет ходить по домам, в Первую Мировую имел ранение в ногу.
   — Ich bitte Sie Verstandnis, прошу меня понять...
   Удивлённый хорошим немецким, офицер «SS» махнул на него рукой. Он уже завербовал себе несколько продажных евреев, готовых подлостью спасать свою шкуру.
   — Строго предупреждаю. Ежедневно смотреть объявления, пунктуально выполнять. Неисполнение – расстрел.  Сейчас домой.

На пороге комендатуры Михаила негромко окликнул германский офицер, медик, примерно одинакового с ним возраста. На ломаном русском представился, сын врача, до революции жил в Санкт-Петербург. Попросил сказать пару слов о лечебных свойствах минеральной воды «Нарзан».
Михаил был добрым человеком, злость пропала, ему стало интересно пообщаться с коллегой. Перебросились фразами на немецком, на латыни, на русском. Офицер удостоверился, что никто не может его услышать, негромко сказал:
   — Kollege. Sie sollen im Wald verschwinden. Коллега. Вам желательно исчезнуть...
   Михаил понял, немецкий врач специально затеял разговор о воде, чтоб предупредить, его жизнь в опасности. Оценив неординарный поступок коллеги врача, улыбнулся. После расправы с тяжелоранеными, Михаил уже ни на что-то не надеялся, сам понимал, надо исчезнуть, но шансов на спасение не было. Как местный житель, Михаил хорошо понимал, уйти горными тропами, сил не хватит. Уже пересказывали, как местные полицаи устраивают облаву на беглецов и убивают самосудом.

   Медленно шёл домой, улицы давно никто не подметал. Опавшие листьями клена и дуба, желтым ковром шуршали под его ногами. И до него, со всей безысходностью, вдруг дошло, его жизнь оборвётся в один из таких чудесных дней кавказской осени. Смотрел на чужих солдат и был рад, что его дочка, уже доехала до Баку и сейчас у брата Макса.
   В памяти прочно застрял стереотип кайзеровских солдат, которые в Первую Мировую на оккупированных территориях вели себя корректно с гражданским населением. Вспомнил как оказывал солдатам кайзера первую помощь. Его благодарили, Бог видит Ваши добрые дела. Корил себя, какая была наивность верить в порядочность немца. как легкомысленно отнёсся к рассказам беженцев и раненых.
   А мог бы уйти через Клухорский перевал. Со всей безысходностью до него вдруг дошло – это и есть конец. Всю жизнь старался делать людям добро. Ночью прибегут, стучат в окно, умоляют помочь. В любую погоду вставал и шёл, в дождь и снег, в гололёд. Никогда, никому и ни в чём не отказывал. Спасал травмированных, выхаживал, принимал роды. А сегодня, когда я на краю гибели, вокруг пустота, никто не предлагает помочь. Даже нет сочувствия во взглядах, глянут на жёлтую нашивку и отворачиваются. Вот итог бескорыстного служения людям.

   С тоской посмотрел на изящный особнячок «дача Шаляпина», где бывал не раз, проводил время в хорошей компании интересных людей. Сейчас дачу заняли под штаб, входили и выходили подтянутые, вышколенные германские офицеры.
Дома он ничего не стал рассказывать своей жене Софье, не хотел видеть её слёзы. Жена Михаила, была из татов, по горским евреям Берлин ещё не принял решение, пока их не трогали. Сидел, правил свою рукопись, читал книги, что откладывал на потом. Утром добросовестно ходил до места, где вывешивались объявления.
 
   На пятый дней, 9 сентября 1942 года, прочёл и вздрогнул.
   «Лицам еврейской национальности Кисловодска явиться в 5 утра по берлинскому времени на железнодорожную станцию для заселения малонаселенных районов Украины».
   Это была откровенная ложь, глумление фашистов над своими жертвами. На самом деле выполнялся план Гитлера по глобальному истреблению библейского народа.

   Собравшихся на кисловодской станции «Товарная», с семьями и детьми загоняли в товарные вагоны и на открытые платформы. Вместе с кисловодскими медиками, загнали в товарняк и Михаила. Эшелон останавливался и добирал людей на других станциях. Проехали станцию Минеральные Воды, за корпусами дореволюционного Стекольного завода вагоны встали. Команды выйти из вагонов, сложить вещи и раздеться. Первых погнали к советской противотанковой траншее, там грохнули выстрелы.
   Нас убивают...  Спасайтесь... Молодые женщины подхватив детей на руки, бежали по полю, инстинктивно метались, их догоняли безжалостно били штыками, ножами, сбрасывали в ров ещё живых. В траншею упал и смертельно раненый Михаил...

Директивой из Берлина местному славянскому населению поощрялось выявлять, преследовать, физически уничтожать евреев и присваивать их имущество. Особое усердие проявляли литовские, украинские националисты и представители казачества. «Жидов» они убивали с такой изощрённой жестокостью, что удивляло даже немцев.

   Здесь, за Стекольным заводом были убиты из Кисловодска, Ессентуков, Пятигорска, Железноводска и Минеральных Вод, эвакуированных из Ленинграда, Киева, Одессы, Крыма. За три дня маленькими детьми, девушками и подростками, мужчинами и женщинами, людьми преклонного возраста завалили противотанковый ров, тысячами тел.

     "Над Бабьим Яром памятников нет.
     Крутой обрыв, как грубое надгробье.
     Мне страшно. Мне сегодня столько лет,
     как самому еврейскому народу... "
Евгений Евтушенко поэт, немец по крови, с русской врождённой справедливостью, в одну ночь написал поэму «Бабий Яр», бросил обвинение кремлёвским вождям. На месте сотни тысяч расстрелянных была городская свалка мусора. Вождь СССР тов. Н.С. Хрущёв был взбешён поступком поэта. Его подвергли злобным гонениям, отказали в публикациях, шельмовали как вероотступника.

   Софью, жену Михаила, не расстреляли. Горские евреи и караимы избежали истребления. В Ставке Гитлера решали, преждевременные расстрелы отразятся на настроениях кавказских горцев, на которых немцы смотрели как на своих союзников. Горцы должны были оказывать содействие горно-альпийским дивизиям «Эдельвейс» пройти через перевалы Главного Кавказского Хребта и выйти на Черноморское побережье Грузии. А там и недалеко нефтяные месторождения Баку. Если перекрыть Красной Армии поставки бензина, керосина, масел для двигателей и механизмов, "будем собирать их танки как консервные банки на дорогах".

   ГЛАВА 2.29 КАБАРДИНО-БАЛКАРИЯ. ПОСЁЛОК МАЙСКИЙ

   Муж Веры ещё до войны в армии сдружился с кабардинцем. Демобилизовались и разъехались друзьями. На праздники посылали друг другу поздравительные открытки, приглашали в гости и Вера очень надеялась на его помощь, хотя бы на первое время. Когда измученные женщины с детьми добрались до посёлка Майский, встал вопрос как найти друга, Вера помнила только название посёлка имя и фамилию друга мужа. Посёлок огромный ищите иголку в стогу сена. Для начала им посоветовали пройтись по улице где компактно проживало преимущественно кабардинское население.
   Ходят, спрашивают, местные традиционно недоверчивые к незнакомцам, после долгих расспросов присмотрелись, пожалели детей и показали дом, с которым было столько надежд. Только вместо дома, развалины и груда камней. Рядом разорвалась немецкая авиабомба, друг Евсея и несколько членов его семьи погибли. Те кто выжил, перешли жить в землянку армейской траншеи. Нашли землянку с козой на привязи. Женщины были едва знакомы по письмам и нескольким фотографиям, несмотря на это встреча получилась тёплой, душевной. Сблизила женщин память о мужьях, которым не суждено было встретиться.
   Накрыли стол, посидели, поговорили. Маленькие девочки своей худобой вызывали сочувствие, им предложили раз в день приходить за кружкой козьего молока. Коза кормилица, мирно паслась за траншеями, или как шутили кабардинские друзья — ведёт разведку на "ничейной" полосе.
Ещё для пятерых места в землянке уже не было. Тогда женщины  из знакомой кабардинской семьи толпой пошли по посёлку поискать гостям приют. Кто-то подсказал о пустовавшем доме, в который никто не заходил, не мародёрствовал, не растаскивал имущество и не гадил. Как было при хозяевах, так всё и оставалось на своих местах. Показали где брать воду, как разжечь камин, где сельский продуктовый рынок. На первое время соседи принесли у кого что было. Вера с трудом верила, что эти люди им помогают совершенно бескорыстно, с душевной теплотой.

   Бабушка Злата привычно взялась наводить порядок, убирать пыль, мелкий песок на подоконниках, снимать паутину, мыть посуду. Её заботливыми руками безжизненный дом становился чистым и уютным. В гардеробе нашлись ношеные женские национальные юбки, кофты. Подруги переоделись, накрутили платки на голову, ну настоящие горянки, не отличишь от поселковых. У зеркала, может быть за всю войну впервые расхохотались здоровым, жизнеутверждающим смехом.

   Следующим утром наши героические женщины отправились в посёлковый госпиталь устраиваться на работу. Горький опыт беженцев с Украины подсказывал, лучше не показывать своё высшее медицинское образование, привлекло бы внимание, а этого им совершенно не нужно. Назвала простую русскую фамилию, распространенную в этих местах и оформилась медсестрой. В объяснительной указала, что документы погибли во время бомбёжки и пожара.
Ладно, ответила работница по кадрам, поработайте санитарками в инфекционном отделении, посмотрим на что вы обе годитесь, а там переведём медсестрами. Получили аванс в рублях и на рынок, купить продуктов, присмотреться манере общения, к жестам, взять характерную интонацию, обиходные слова и фразы.

   Жизнь стала налаживаться, девочки под присмотром бабушки, крыша не протекает, сухие дрова рядами сложены в чулане. Санитарки с первого дня стали проявлять заботу о больных, что сразу же заметили, им в знак благодарности стали приносить картошку, капусту, початки кукурузы, зёрна пшеницы, яблоки, сливы. Мина утром бегала на «передовую» за козьим молоком

   Прошло уже два месяца, как они вырвались из смертельной угрозы германской оккупации. Расслабились, заметно похорошели. Душой освободились от гнетущего страха и унижения пришивать на одежду шестиконечные звезды. Вечерком собрались, вспоминали недавнее прошлое, как череду нереальных кошмаров. Вспоминали, детали ночного побега, удивлялись, как вообще им удалось это сделать.
   К мирной жизни привыкаешь быстро, казалось, так будет всегда, но в один из дней ситуация круто изменилась. Раздались взрывы снарядов, треск автоматных очередей, в конце октября 1942 года немцы вошли в посёлок.  От гортанной чужой речи, Веры покрывалась мурашками, её трясло от мысли, что на этот раз их всех убьют. В ожидании появления у дома местных полицаев, молча готовилась к самому худшему. Даже мысль о том, что они внешне почти не отличаются от местных кабардинок, не снимала напряжения, но бабушку по внешности сразу вычислят и всех на допрос? Начнут допрашивать, бить, она не выдержит, признается, мы беженцы с Украины.

   В госпиталь ходила только Шура, узнать какие новости. Когда, через пару дней первая боль страха прошла, они с удивлением отметили, никто из соседей кабардинцев и не собирается этих пришлых «русских» выдавать полевой жандармерии. Так прошло ещё несколько дней. Ранним утром у калитки дома резко заскрипел тормозами автомобиль, вышел немецкий унтер-офицер и два солдата с автоматами. Подошли к калитке дома.
   Шура глянула на побледневшую Веру, молча развернулась и пошла к немцам открыть калитку. Оттолкнув плечом белокурую девушку, немцы вошли в дом. Унтер, не обращая ни на кого внимания, стал ходить по комнатам, осматривать всё. Солдаты спустились в подвал, потом вышли во двор, заглянули в сарай с хламом и вернулись к машине в ожидание приказа. Унтер изобразил довольную улыбку и на ломаном русском, спросил, кто ещё здесь есть?
   Получив отрицательный ответ, похвалил Шуру за порядок в доме и сообщил, в доме будет жить старший офицер и его денщик. Если будут вести себя тихо, соблюдать Орднунг, порядок, чисто мыть клозет, «их наружу выгнать нет». Унтер выбрал лучшую, изолированную комнату, солдаты занесли вещи, всё разложили, застелил постель для отдыха и уехали.

   Наши беженки просто оторопели от такой ситуации. Это что же за судьбинушка такая…? В Ессентуках были на волоске от смерти, чудом пересекли кордоны. Как в сказке, ушёл Колобок от волка, чтобы оказаться в его злобной пасти.
Испытав первый шок, они едва нашли в себе силы дойти до стола, сесть и обсудить безвыходную ситуацию. Нет уж, сдаваться не будем, будем чистить им туалет, соблюдать Орднунг, главное не показываться офицеру на глаза, а дальше, что будет то будет.
Блондинка Шура должна была сказать, что девочки её дочки. Девочкам строго наказали тётю Шуру называть мамой, а маму «тётей Верой». Девочки в такой ситуации взрослели быстро, не по годам. Твёрдо уяснили, при появлении немецкого офицера, быстро прошмыгнуть мышками, исчезнуть и затихнуть.
   Основная проблема складывалась вокруг бабушки Златы Шмулевны, её характерная внешность в сочетании с «одесским» акцентом сдавали её при первой же встрече. Перебрали разные варианты, накрутили на неё тряпьё и отселили в летнюю кухню и запретили вообще открывать рот, только жестами. С этого часа она глухонемая, слабовидящая старуха. Госпиталь во время оккупации не закрыли, врачи и персонал продолжали работать, поэтому Вере лучше рано уходить в госпиталь и возвращаться по темноте.

   Планы, это всегда хорошо, только реальная ситуация чаще развивается по третьему, непредсказуемому сценарию. Немецкий офицер, в первый же вечер попросил всех выйти и представиться. Скользнув взглядом по Вере и Шуре, он повернулся к двум очаровательным девочкам и улыбнулся. Они напомнили ему двух deutsches junge Madchen, его дочурок в Саксонии.
   Старший офицер проникся к девочкам отеческой заботой, поручил денщику следить за чистотой детской обуви, за её одежонкой. Ната должна была выглядеть чистенькой Madchen-Puppe,девочкой-куколкой.
   Приедет со службы, поужинает, посадит на колени маленькую Наточку, угощает её хлебом с маслом, шоколадом. Офицеру хоть на часок хотелось создать вокруг себя традиционный семейный уюте. Показывает фотографию жены и дочек, что-то говорит на немецком.
   Вера подслушала и перевела с немецкого.
   - У офицера в Германии такие же две девочки, он очень скучает по ним. Война уже заканчивается, к нему приедет жена с дочками, он их познакомит и они вместе будут играть и бегать...

   Жизнь под одной крышей с нацистом стала невероятно тяжёлым испытанием. Ребёнок мог что-то сболтнуть лишнее и всё рухнет в один момент.
Шура, с замиранием сердца наблюдая со стороны за сидящими на коленях у офицера дочками. Догадывался старший офицер, что у него в доме две еврейки, никто не знает, разными были немцы.
   В такие моменты ей мерещилось, забегает денщик, нервно что-то докладывает офицеру, тот делает брезгливую физиономию, отшвыривает от себя девочек. Денщик бросает их на растерзание голодным кавказским волкодавам, а Веру и её маму вешают на ближайшем дереве. Только умненькие девочки чётко выполняли все распоряжения, которые перед сном им нашептывала мама.
   Бабушка тоже мужественно молчала, замотанная платком платком под горянку прошмыгнёт по двору и к себе в сарайчик зёрна кукурузы перебирает. Каково было женщине всё время держать язык за зубами. Это был её подвиг во имя жизни дочери и внучек.

   Надо сказать, что немецкий гарнизон вел себя среди горцев поскромнее.  Командующий Feldmarschall von Kleist приказал не обострять отношений с кавказскими народами. Солдатам запретили отбирать у местных продукты. Покупали за рейх марки молоко, яйца, фрукты. Сам генерал посещал мечеть, общался со старейшинами, рассказывал о новой политике Германии на Северном Кавказе.

   Вера рано уходила в госпиталь, возвращалась поздно, старалась не пересекаться с постояльцем. Работы в госпитале было много и её поведение не вызывало подозрений у денщика. Он одобрительно смотрел как работают эти молодые женщины.
   – Sehr Gut! Arbeit macht frei.

   Вера примкнула к группе врачей, которые занимались подпольной деятельностью. В инфекционном отделении приписывала больным в ведомости высокие температуры, по которым ставили фиктивные диагнозы. Молодые люди получали отсрочки на насильственную депортацию в Германию.
   Случился даже пикантный момент, появился местный парень, дезертир из действующей советской армии, которого сразу определили «лечиться» в инфекционное отделение госпиталя. Здоровый бездельник наблюдал как без швабры моет полы симпатичная «санитарка Верка» и страстно в неё влюбился. Дарил ей кульки с фруктами и продуктами, настойчиво намекал выйти за него замуж. Подсылал родственников свататься, соглашайся, не бойся, русские уже разбиты и не вернуться. В их большой семье она будет жить счастливо.
   Вера, как могла, уходила от ответа, ссылалась на немецкого начальника, который у них живёт, - я спрашивала, он не разрешает. Причину не объясняет,
   - Nein und nicht. Подождём когда он уедет.

   Надо отдать должное кавказскому парню, он не мстил, не угрожал, спокойно дожидался война закончится как только немцы возьмут нефтяной Баку. Никто из местных жителей не позволил себе выдать, донести, что две санитарки не горянки, а беженки. Горцы проявляли человеческую солидарность, для них выдать кого-то стало бы несмываемым позором на многие поколения.

   Следующие три месяца прошли как три года на каторге, можно сказать, ходили по лезвию ножа. В конце января 1943 года немецкий гарнизон посёлка засуетился.
Вера с Шурой не знали, что под Сталинградом капитулировала армия Паулюса. Возникла угроза армии на Кавказе попасть в «котёл», Feldmarschall von Kleist получил директиву, срочно отступать до выравнивания фронта. 
   Денщик погрузил имущество старшего офицера и уехал. С 5 января 1943 года советские горные стрелки вошли в поселок Майский и в январе Советская Армия освободила Кавказские Минеральные Воды, можно было возвращаться в Ессентуки.
   Вера принесла из госпиталя спирт, разбавили томатным соком, накрыли на стол и отметили свой очередной День Рождения. Вот тут-то захмелевшая «бабушка» отвязала свой язычок, рот у неё не закрывался, наговориться не могла.
   Ей на тот момент было чуть более пятидесяти, хорошо смотрелась. Весело, с одесским юмором, рассказывала, как её домогался денщик, который немногим старше по возрасту. Я делала большие глаза и брала в руку кухонный ножик...
   Её слушали и хохотали до упаду.

   Женщины вычистили дом до блеска, выстирали и погладили всю одежду и всё чем пользовались. Попрощались с соседями, с новыми друзьями, взяли справки о своей работе в госпитале и пошли на главную дорогу, добираться попутным транспортом до города Нальчик, а там до Ессентуков рукой подать.

В Ессентуках подошли к дому, из которого ночью совершили отчаянный побег, но он уже был занят. Соседки узнали "бывшую", неодобрительно поглядывали на бабушку Злату и Веру, понять не могли, почему «еврейки» с дитями тут ходют. В дом не пустили погреться, остерегались, немец вернётся, узнает, что еврейкам помогали «зараз расстреляють».

   Но мир не без добрых людей, заботу о ней проявили коллеги по госпиталю из армянской семьи. Помогли с жильём, собрали вещи, одежду. Доктор Вера со своей неразлучной подругой Шурой включились в процесс восстановления госпиталя, разрушенного и разграбленного за 5 месяцев оккупации. К маю 1943 года уже функционировали госпитали и водолечебницы Кавказских Минеральных Вод. Поезда вновь потянули вагоны с раненными.
 
   Среди медперсонала уже не было профессора Баумгольца, врачей высокой квалификации Дрибинского, Сокольского, Чацкого, Шварцмана, хирурга высшей квалификации Кауфмана, известного терапевта Фаинберга. Не было специалистов медиков еврейской национальности, эвакуированных из Ленинграда, Киева, Одессы. И это лишь самый малый список выдающихся людей, расстрелянных за Стекольным заводом Минеральных Вод.
Советские криминалисты, эксперты раскопавшие в 1943 году ров, напишут - «... По жестокости, по количеству жертв, это было самое чудовищное преступление гитлеровцев на Ставрополье. Это преступление являлось обдуманным и четко реализованным планом уничтожения еврейской нации. Фашисты и их подручные из местных полицаев безжалостно, уничтожали всех, кто попал к ним в руки...».

   ГЛАВА 2.30 ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ У СТЕКОЛЬНОГО ЗАВОДА

   Я приехал в город Минеральные Воды специально побродить по пустырю за Стекольным заводом увидеть место массового уничтожения людей. На привокзальной площади нашёл маршрутное такси с картонкой «Стекольный Завод». Проехал остановку «Завод» и вышел на следующей остановке в надежде встретить указатель к столь трагическому месту. Никаких указателей не встретил и пошёл блуждать по улочкам одноэтажных частных застроек. Походил и понял, методом бессмысленного тыка, придётся шастать пока не стемнеет. Подошёл к сидящему на лавочке у своего домика, извинился и спросил как пройти к...
   Он внимательно посмотрел на меня и спросил, вы ищете место где расстреливали евреев?
   Я молча кивнул.
   — Наш дом находится не далеко от этого места, я провожу вас, сами вы не найдете.
 
   Встал, тяжело опёрся на трость и не спеша пошли. Мой провожатый назвался Николем, поинтересовался кто я, откуда, попросил коротко рассказать о себе.
Я сказал, моя биография уложится в несколько фраз, — сын офицера, по профессии горный инженер, работал в Туркмении, в Западной Сибирь. Сейчас пенсионер, работаю над книгой о своей фамилии.
Николай внимательно выслушал, проникся доверием и стал рассказывать о себе, потом перешёл к событиям военных лет.
   — Офицер. С развалом СССР, демобилизовали с пенсией, на которую жить было невозможно. Работал на ставропольской большой «Химии», работал пока болезнь не скрутила, стало трудно ходить.

   Мы пару раз свернули по закоулкам, открылся вид на лесополосу. Шаг за шагом, опираясь на трость, пересказывал мне, что сам слышал от людей и от своей мамы.
   — «Всё происходило недалеко от нашего дома, к нам в хату ввалились полицаи, назвались казаками, поставили перед собой мою маму, тогда ещё молодую незамужнюю девушку, и учинили допрос. Допросили. Попросили принести им воды. Запили алкогольный сушняк, посовещались и объявили, ты девка, комсомолка, активистка, мы тебя, приговариваем к расстрелу. Сиди дома, жди придэм за тобой, не вздумай сбегать, иначе всю родню постреляем...». Говор с намеренным искажением русского языка. Что, в тот момент пережила молодая, полная жизни, девушка, словами не передать.
   На следующий день они опять зашли, проверили, где девушка, выпили воды и поспешили в сторону поля, где советской армией были вырыты противотанковые рвы. Вокруг них ходили немцы, прикидывали сколько в этих ямах можно уложить людей. Рядом железнодорожный путь. Удобно вагонами подвозить людей. Оставалось им привозить и убивать От такого удачного места им было очень весело, пили шнапс, хохотали, сами себе позаботились, такую огромную могилу вырыли.

   И на следующий день казаки в форме полицаев опять зашли в дом, предупредили, завтра её расстреляют вместе с евреями. Воды выпили и ушли.
Как начались массовые убийства, за мою маму вообще забыли, не до неё было.
Мама осталась жить. Уже после войны вышла замуж, родила детей. Всегда 9 мая, на праздник Победы, собирала нас, детей и рассказывала, что пришлось ей пережить, и что видели своими глазах соседские пацаны.

   Когда в поле раздались первые выстрелы, соседские мальчишки меж кустов доползали до поля и, цепенея от ужаса, смотрели, на всё, что вытворяли эти выродки, в форме полицаи. Людей выгоняли из вагонов и гнали на расстрел. Тех, кто пытался бежать, головорезы догоняли, били штыками, ножами, тащили ещё живых к яме и безжалостно сбрасывали в ров.
Всё это мальчишки видели своими глазами, навсегда запомнили лица тех, кто творил Зло.

   В конце дня присыпят расстрелянных землёй и уезжают на отдых, водку пить. Люди с ранениями в живот, грудь в страшных муках умирали под землёй. Три дня из-под земли слышались стоны, глухие крики помощи. Мама передала нам, её детям, свою ненависть к тем, кто творил Неслыханное Зло. И мы запомнили на всю жизнь».
   Николай рассказал ещё, приезжала сюда из города Екатеринбурга женщина. Малышку вместе с мамой поставили на краю рва. В последнее мгновение перед выстрелом, мама успела столкнуть дочку в яму. Убитая мама упала, окровавленным телом накрыла девочку. Ночью ребёнок смог выбраться из-под трупов и каким-то невероятным образом спастись, кто-то из местных приютил и спрятал...

   Мы подошли поближе к лесополосе. Вдали открывалась панорама гор лакколитов, молчаливых свидетелей тех жутких дней. В лучах послеобеденного солнца, сквозь беспорядочные заросли деревьев и кустарников, блеснул небольшой скромный воинский обелиск. Я обратил внимание, что моему спутнику трудно было идти. Мы остановились. Крепко пожал отставному офицеру руку, поблагодарил его за помощь, за его откровенный рассказ. Расставаясь ещё раз глянул на его болезненное лицо, и мы разошлись.

   Работая над этим текстом, отчётливо понял, моя встреча с Николаем была не случайна, Силы Добра свели нас в одной точке. Он обязан был выполнить поручение своей мамы, передать рассказ молодой комсомолки дальше. Сын выполнил завет, её рассказ навсегда останется на страницах моей книги.
      "Передайте об этом детям Вашим,
       а дети пусть скажут своим детям,
       а их дети - следующему роду".
       ТОРА. Иоиль, 1:3

      Я вышел на ржавые рельсы, между шпалами росли деревца, кустарник. Железная дорога не действующая. Именно сюда подвозили и отсюда гнали людей на уничтожение. Памятуя о еврейской традиции, поднял с железнодорожной насыпи несколько камешков и считая шаги, направился к обелиску с табличкой
     «Здесь уничтожили более семи тысяч человек».
Малые дети, подростки, молодые женщины, старики. Осторожно ходил по полю покрытого травой и степным бурьяном. Приглядывался найти очертания противотанкового рва, но его контуры уже не просматривались, сравняли с землёй. Время лечит и душу и землю тоже. Ощущение тяжёлое. В голове крутилась фраза Фёдора Достоевского:
        «Тут Дьявол с Богом борется, 
          а поле битвы — сердца людей…».               
   Вернувшиеся с фронта, в память о своих родных и близких изготовили и установили скромный воинский обелиск и чуть подалее потрясающий по своей эмоциональной силе, камень валун с начеканенным рукописным текстом. Привожу его без сокращений:
«Родным, Близким и Друзьям, расстрелянным немецко-фашистским извергам 9.11.1942 года. Родина отомстила за вас, не забудем кровавые злодеяния врага».
   На камне советский символ пятиконечная звезда, символ Победы. Хотя гнали несчастных с шестиконечными Звездами, мишень каждому фашисту и полицаю. Парадокс, фронтовикам не позволили начеканить Звезду Давида, пришлось завуалировать под пятиконечную советскую Звезду. Идеологи КПСС выстраивали беспроигрышный образ врага, расстреливающего  во всех населённых пунктах  «мирных советских граждан». Выполняя заказ партии средства массовой информации, кино и литературные публикации, выдавали массовые захоронения казнённых  евреев за советских граждан. Образ врага должен был довлеть над сознанием простого обывателя.
   Солнечный диск спускался за гору, скоро стемнеет, пора уходить. С обратной дорогой я уже легко сориентировался, пошёл по прямой  тропе в сторону автобусной остановки. Прошёл через замусоренный сквер, где у огромного памятника  рабочие белой краской лениво обновляли бетонные фигуры чудовищной формы, как символ пленных красноармейцев перед расстрелом.
  Текст на табличке сообщал, в гражданскую войну «белые» казаки  здесь расстреляли несколько красноармейцев. Для проживающих в этих местах родственников, расстрел молодых красноармейцев, это тяжёлая трагедия. Только почему нигде никаких указателей с текстами о Холокосте, о преступлении невиданном доселе бессмысленным фанатизмом.
   Наверное, размышлял я, и правильно что нет. В больном обществе это бессмысленная инициатива. Такую мемориальную доску (знак, указатель, текст) маргинальные подростки очень быстро вымажут свастикой или разобьют молотками.

   ГЛАВА 2.31 ВОЗМЕЗДИЕ

   Двадцать три года после войны сотрудники КГБ СССР по всей стране и за рубежом разыскивали преступников этих злодеяний у Стекольного завода, время давности не стерло память трагических событий. В городах Минеральных Вод сотрудниками комитета государственной безопасности были выявлены полицаи из местных жителей, участвовавших в массовых расстрелах. Были раскрыты полицаи, маскировавшиеся под чужими именами, многих взяли в советских исправительных лагерях. В ГДР были арестованы руководители карательных команд «SS».
/ navodah.ru/index.php?option=com_con...  /
   Все эти негодяи надеялись отсидеться за колючей проволокой, затихнет, забудется, но не тут-то было, всех собрали и привезли на суд военного трибунала в Минеральные Воды. В феврале 1966 года в городе Минеральные Воды 12 дней заседал суд военного трибунала над фашистами и их подручными. Суд показал, что они были не простыми исполнителями воли оккупантов. Служа фашистам, полицаи глумились над семьями коммунистов и евреев, над ранеными военнопленными и активистами, непосредственно участвовали в изощрённых казнях жителей Кавказских Минеральных Вод, пользовались средствами массового умерщвления людей газовыми и электрическими камерами. Вместе с ними судили и руководителей карательных команд СС и СД. Это они на деле осуществляли бредовую идею нацизма, уничтожения людей еврейской национальности на Кавказских Минеральных Водах. Военный трибунал приговорил изменников Родины к высшей мере наказания – расстрелу.
   «Е.Ф.Завадский - Во время оккупации Минеральных Вод служил у гитлеровцев начальником управления полиции. Руководил массовыми расстрелами, сажал в душегубки, грабил, насиловал.
   Д.П.Габов - бывший переводчик немецкой военной комендатуры. Должность переводчика совмещал с обязанностями карателя.
   И.П.Гришан - бывший младший лейтенант Красной Армии. Охотно променял мундир офицера на форму немецкого полицая. Гонял людей на расстрел, истязал, грабил, насиловал.
   Т.Л.Тарасов - добровольно нанялся служить полицаям. Участвовал в расстрелах, отбирал ценные вещи.
   Т.П.Божко - добровольно предложил свои услуги оккупантам, был рьяным штабистом Минераловодского полицейского управления, усердно участвовал в карательных операциях.
   К.Н.Науменко - усердно служил полицейским, нагоняя страх на жителей Кавказских Минеральных Вод, разыскивал по городу и вылавливал «подозрительных». Истязал, грабил, участвовал в расстрелах».
   Руководители карательных команд СС и СД, являлись непосредственными исполнителями тотального грабежа и уничтожения людей еврейской национальности на Кавказских Минеральных Водах»: Gustav Neske, Fridrich N;gel, Walter Kehrer, Willi Zeiberg.Комендантов: Барта, Поля, Бека. Сотрудники СД, полевой жандармерии: Wenz, Schtolmenz, Wulf, Hofmann, Fischer.

   Я сижу на массивной чугунной советской лавке у подъезда обшарпанной «хрущёвке» по улице Советская 52, города Минеральные Воды, слушаю Анну Даниловну Дрозд. Её муж, офицер Комитета Государственной Безопасности (КГБ) Владимир Арсентьевич Дрозд этапировал на суд полицаев, творивших военные преступления в период оккупации Кавказских Минеральных Вод. Анна Даниловна всё время судебного процесса находилась в зале, рассказывает мне, что сама видела и слышала.
   «Подсудимые пытались изобразить из себя якобы насильно призванные служить в полицаи. Оправдывались, мы только исполнители, нас насильно заставили заниматься казнями. Только выполняли приказы. Вели себя нагло, требовали прекратить процесс, упорно отказывались признать себя виновными. Особенно наглел на допросах полицай Гришан. Громко, истерично, требовал прекратить процесс. Он, уже отсидел в лагерях. Но, десятки свидетелей требовали вернуться к «Делу Гришана» и ко всем, кто уже отсидел по первому приговору. Их опознали многочисленные свидетели и своими рассказами убедительно доказывали, что полицаи врут. Преступники, пытаются вывернуться, спасти свою поганую жизнь. Они не были простыми исполнителями воли оккупантов, это были матёрые убийцы, самодовольные прислужники германским нацистам. Сознательно глумились над семьями коммунистов, военнопленными, советскими гражданами еврейской национальности. Изощрённо казнили жителей Кавказских Минеральных Вод.
   Очень помогло следствию рассказы тех кто мальчишками, из кустов отчётливо запомнили лица полицаев, их зверства над невинными людьми. Сидящие на скамье подсудимых издевались над своими жертвами, глумились над раненными. Бывшие подростки со стекольного завода рассказывая суду: мы по кустам подползали к месту массового убийство людей еврейской национальности и с ужасом наблюдали, что вытворяли эти люди. Как били свои жертвы штыками, ножами и ещё живых сбрасывали в ров, присыпали землёй, обрекая людей на страшные муки и страдания.
   Процесс с первого дня до последнего громкоговорителям транслировался на улицы. Стоявшие люди, слушая, как убивали их родственников, падали в обморок, теряли сознание. Врачи в дежуривших рядом машинах скорой помощи, оказывали первую помощь.
После нескольких дней непрерывного судебного разбирательства, военный трибунал приговорил двадцать шесть изменников Родины к расстрелу. Без права на апелляцию.
Из всей этой поганой толпы подсудимых, достойно вели себя немцы. Они глубоко раскаялись, честно и открыто отвечали на вопросы военного прокурора. Приняли приговор как неизбежную расплату. Приговор был одобрен всеми, кто находился и в зале суда и теми, кто стоял на улице у громкоговорителя. Всех расстреляли сразу же после суда».

   Слушал Анну Даниловну, не перебивал вопросами, давал ей выговориться. Слушал и думал о своём.
   Спасибо, Вам, Анна Даниловна за рассказ о Возмездии. Теперь я знаю, того полицая, который убил и сбросил в ров Михаила, расстреляли, как изменника Родины.

   В городе Минеральные Воды событиях военных увековечены Монументальным Пятигранником на площади Победы. Каждая грань чеканкой в бронзе показывает эпизоды войны, — отступление, оккупация, народное ополчение, Победа. Бронзовое панно «Расстрел», производит сильное впечатление. Глаза девочки с ужасом и вечным укором смотрят в сторону Стекольного завода. За спинами автоматы фашистов. Гибнущая Мать закрывает своим телом девочку. Скульпторы так увековечили историю, о которой поведал мне мой случайный попутчик Николай. К сожалению я не смог найти документального подтверждения этому событию. 
   Была ли девочка, убежавшая из-под мертвецов, или её не было, сейчас уже мало кого волнует. Событие растворилось во времени, не оставив газетных заметок и фоторепортажей.
   Отмечу только, что авторами и исполнителями этого монумента, были скульптор Гинзбург, фамилию архитектора найти не смог. В традициях коммунистического СССР, было хорошим тоном не оставлять памятных табличек с фамилиями тех, кто принимал решение, кто создал своими руками этот мемориал. Пролетарская идеология обезличивала всех.
   Монумент стал символом города. Сейчас здесь счастливые девушки в белых подвенечных платьях фотографируются со своими женихами.  По случаю Дня Победы здесь традиционно проводятся торжественные мероприятия. Ветеранам разворачивают походно полевые кухни с горячей кашей, заправленной мясной тушенкой, наливают в алюминиевые кружки «наркомовские» 100 грамм. Всё это придаёт особый колорит народному празднику.


   ГЛАВА 2.32 ЯНВАРЬ 1943года. НА ФРОНТ. На ПЕРЕДОВУЮ.

   Вернёмся в блокадный Ленинград. В январе 1943 года, сотни советских бомбовозов сбросили бомбы на передовые, хорошо укреплённые траншеи противника. В воздух взлетала мёрзлая земля, исковерканное тяжёлое вооружение, брёвна, куски бетона с фрагментами человеческих тел. Следом за бомбовозами на противника обрушились снаряды дальнобойной артиллерии и сокрушительный залп реактивных установок «Катюш». Взревели моторы, танки с пехотой на броне помчались на прорыв блокады. Противник огрызался пулемётными очередями, но под гусеницами тяжёлых машин смолкал. Советская армия пробила вдоль берега Ладожского озера коридор шириной в 10км. Передовые траншеи ленинградского фронта занимали свежие воинские части. Город стал получать продовольствие, тёплую одежду, необходимые медикаменты.

   Истощённых защитников ленинградского фронта стали вывозить в тыл на лечение. Через пару месяцев дошла очередь и до старшего лейтенанта механика Илья Вейнблат. Дистрофичный, контуженный, с осколочным ранением, покачиваясь на полке вагона поверить не мог, блокадные девятьсот дней осталась уже далеко за хвостом санитарного эшелона. Не верилось, что он смог пережить такое испытание. Реабилитацию он проходил в одном из госпиталей Саратова. Пригородные, колхозы, нетронутые войной поставляли госпиталям свежие мясные продукты, молоко, овощи, сухофрукты.
   Расписали курс лечения, назначили диетическое питание. Под надзором докторов медицинских наук, квалифицированных врачей и среднего медицинского персонала стал поправляться. Сам из семьи врачей, хорошо понимал нужно строго выполнять все назначения лечащего врача, не пропускать процедуры. Сбалансированное питание восстанавливало организм, мышцы набирали утерянную упругость, вернулось ясное мышление.
   В первые же дни написал и отправил родителям письмо в город Баку. Писал просто и понятно, жив здоров, прохожу лечение в городе Саратов, в госпитале No n/n. Выжил вопреки всем невзгодам, имею боевую награду, можете гордиться своим сыном. Как Ольга, чем занимается как Славик? Просил не оставлять мальчика без внимания.

   Илья не был пристёгнут к больничной койке, старался в свободное время пойти на Волгу, посидеть подышать свежим воздухом. Стал задумываться, почему всё не так произошло, всё не так как говорил вождь народу. Понимали, будет война, страна напряжённо готовилась. На киноэкранах наши быстрые танки мчатся бить врага «на чужой территории». А получилось ровно всё наоборот. В первый же год отмобилизованная, подготовленная к боям армия попала в «котлы» и была разбита. Танки фашистов уже под Сталинградом. Сколько солдат на моих глазах положили в бессмысленных, неподготовленных атаках. Всё как-то без ума, без военной хитрости. Пинков под зад и погнали сильных, подготовленных бойцов на немецкие пулемёты. Зачем?  Чтоб рапорт об активных действиях на передовой подать командованию и запросить новые роты? А те, что с большими звёздами на лацканах, в своих уютных блиндажах в три наката брёвен, кроют матюгами в телефон, требуют активности, вот и гонят на убой пехоту. Нет потерь личного состава, значит плохой командир. На верх докладывают, воюет плохо, пора бы его расстрелять, .
   Почему эти малограмотные командиры, которые без водки дня не могут, легко распоряжаются чужими жизнями. Швыряют своими заскорузлыми ручищами солдатские жизни на погибель. А попробуй сказать, есть другой вариант с малой кровью, сразу личным врагом станешь, «ты чо, самый умный», специально пошлёт туда, откуда не возвращаются. На лейтенантском этапе от умных парней уже стараются избавиться.
Кто им дал такое Право. Ну как Кто? Власть преступников с совершенно идиотским руководящими догмами, «Незаменимых людей не бывает». А ещё как бывает, на фронте это особенно видно, кто есть кто. И чем дурнее командир, тем больше трупов.
   Госсистема одна, и для армии и для промышленного производства. А как со мной на гражданке поступили, всегда стремился сделать работу лучше, качественнее. Только оборачивалось ровным образом наоборот, получал оплеухи. Сидит мурло в кресле и смотрит, кто там ещё умничает, дать по башке чтоб знал своё место.
   Защитил бурильщика, доказал руководству причину аварии. Разработал прибор, установил на буровой, смотри на стрелку и не допускай перегрузок. Ну и что я получил? Просто выгнали с нефтепромысла.
   Пришел работать на Бакинскую электростанцию. Достаточно было один раз прямо сказать на собрании о недостатках, изложить свои взгляды на модернизацию производства и сразу фотография в газете «Лицо Врага». Спасибо, отец быстро отправил к дяде в Кисловодск, иначе загремел бы костями в подвалах чекистов. Кстати, как там дядя Миша в оккупации, жив ?
   На Ижорском заводе столько полезного прошло через мои мозги и руки. По своей инициативе разрабатывал защиту пехотинца и что? Арестовали за дурную шутку, сказанную посторонним для меня человеком. Избивали, в карцере с крысами держали, спать нельзя, покусают.
   А годы-то уходят, вышел в жизни с высоким потенциалом, на защите диплома, председатель комиссии, старый русский профессор чётко сказал, этот студент далеко пойдёт, его дипломная работа лучшая из всех, что мы прослушали за последнее время. А кем я стал, да никем. Дистрофиком. Усатый, тупорылый старшина на мне продукты экономит, наверное меняет на золотишко голодающих. Кто-то войну закончит с медалями, а этот, усатый, с золотишком в карманах.
   Хотя, худа без добра не бывает. После тюрьмы изучил сборку танков и боевых машин, на фронте пригодилось. Оценили, в лучший госпиталь отправили, «Офицерский Аттестат» родителям перевёл, они моё содержание получают.

   Дело шло к выписке, когда на почтовом стенде под буквой «В» увидел толстенький треугольничек письма со знакомым почерком отца. Что-то защемило в груди, уж что-то много написал своей аккуратной рукой отец. Сел читать в сторонке.
    «Дорогой наш сын! Твоё долгожданное письмо получили. Всегда верили, что ты жив. И мы, и все соседи нашего двора, искренне за тебя рады.  Мы работаем, мама в цеху трудится, боеприпасы для фронта собирает, а я сутками в госпитале. От мамы тебе материнское благословение, она молится каждый день за всех вас, сыновей наших. Славик, смышлёны мальчишка, впечатлительный, ждёт папу. За Ольгу больше не переживай, она уже позаботилась о себе. Ушла жить к местному нефтянику. У нефтяника бронь до конца войны, дом под виноградной лозой, на столе лепёшки и фрукты, овощи и всякая зелень. Раз в неделю заходит, Славику принесёт гостинцев. Сядет за стол и болтает чепуху всякую. Язык как помело, всё оправдывается. Видишь ли, знатная гадалка, нагадала, муж с фронта не вернётся и не надейся. И это она, сука, поганая, нам такое говорит и при Славике. Мальчик как услышит, так плакать начинает, ночью всхлипывает. А последнее время, Оля приходит, он прячется в шкафу. Мы с мамой думаем, что для таких смазливых бабёнок, как Ольга, муж нужен как гужевая лошадь, пахать на её интересы. Такие бабёнки мужьям здоровье подрывают, и дети у них больные. Нельзя, сын, жениться на первой встречной и особенно из незнакомого сословия. Девушку надо брать из благополучной семьи. Война закончится нашей победой. Вы все обязательно вернётесь живым, мы верим в это. Будем присматривать вам из нашего окружения заботливую девушку, чтоб заботливая была. Мы поможем тебе второй раз не ошибиться"

   Для Ильи, письмо стало глубоким разочарованием, образ верной жены фронтовика крепко сидел в его сознании, а тут такой разворот, всё не так, как в песнях, в которых ждут. Поразмышлял на эту тему, успокоился и окунулся в весёлье офицерские компании. Бряцал на фортепьяно фокстроты, остроумно шутил с девчатами. Славные саратовские красотки, без особых претензий от всей души развлекались с выздоравливающими офицерами.

   Время лечения завершалось. Врач, осмотрел Илью и с довольной улыбкой сказал. Мощный у тебя иммунитет, видать в детстве тебя родители правильно выкармливали. На комиссии подписали заключение, десять дней на долечивание и на выписку. Предложили подумать над вариантами дальнейшей службы. По первому ехать – инженером на Челябинский танковый завод. По приказу генерал-майора Наркома Танковой Промышленности СССР, Ильи Зальцмана, с фронтов отзывали инженеров механиков.
   По второму предложению генерал-майор инженерно-танковой службы Давидович Самуил Давидович, начальник военного научно-исследовательского института Военной академии механизации и моторизации, собирал инженеров с боевым опытом работать в танковом конструкторском бюро Московского Военного НИИ.

   Челябинский завод он сразу не стал рассматривать. Боевые машины собирают тяп-ляп, новенькие машины пошли в бой, заглохнут и стоят мишенью. По большому счёту заводские инженеры и не виноваты, план не выполнил, расстреляют и разбираться не будут. Начну за качество бороться, ничем хорошим не кончится. Нет это не для меня.
   Направление в Москву в Танковый Институт звучит очень заманчиво. Есть опыт в боевых условиях, знал слабые узлы серийного танка Т-34, мог бы сразу включиться в работу.
Опять же, окунусь с головой в работу, пойдут изобретения, новшества. В ответ получу зависть, подлость и клубок грязной клеветы. Приближенные к начальству, дружно полезут в друзья, начнут приглашать с ними водку пить, плести паутину вокруг тех, кого они не любят. Заставят врать на собраниях, подхалимничать перед начальством. Зарплату дадут мизерную, едва хватит продукты купить. А жить в Москве где, дадут угол в вонючей коммуналке со склочными скандальными бабами, не выспаться и не подумать.
   Только вопрос в другом, мозги после двух лет тюремного битья плюс девятьсот дней дистрофии в блокаде, стрессов на передовой, уже не те, что были. Скоро сорок стукнет, не заметишь, как ещё десяток лет проскочит. На финише жизни ни жилья, ни зарплаты, ни здоровой семьи. Нет не гожусь я уже крутиться в научном мире.

   После долгих размышлений, сделал свой выбор. На фронт, на передовую, убьют, сын до совершеннолетия будет алименты получать. В назначенный день явился в «Особый Отдел» за проездными документами.
   — Что решили, куда прикажите выписывать вам проездные документы?  - спросил усатый начальник.
   — Да, товарищ майор, я принял решение. Оформляйте на фронт, на передовую.
   — Достойный ответ. Уважаю! Присаживайтесь. Посмотрим, что у нас для офицеров с высшим образованием. Так, Сталинградский фронт требует офицеров механиков, но мне нужно согласовать с вышестоящим начальником. Посидите, почитайте свежую газетку «Красная Звезда». Я скоро вернусь.
   Илья сидел спокойно и не понимал в какую кровавую бойню хочет втолкнуть его этот усатый майор, успел прочитать всю газету.
   — Поздравляю, вас товарищ инженер-капитан, на вас пришло очередное воинское звание, возвращаетесь на Ленинградский фронт. Ваши документы готовы, распишитесь и можете ехать.

   Прощай славный город Саратов, город серьёзных врачей, добросовестного медперсонала, весёлых офицерских застолий с саратовскими красотками.Вспоминались строчки Пушкина:
    «Что день грядущий мне готовит?
    Паду ли я, стрелой пронзенный,
    Иль мимо пролетит она.
    Что ждёт меня в дали суровой...»

   С Ленинградского фронта перебросили на Воронежское направление. В полыхающем огнём Воронеже поставили задачу перегнать отремонтированные танки в боевую часть. Дали маршрут на карте и вперёд. Чтоб не вытягиваться в длинную колонну, разделились на две группы и погнали по параллельным улицам. Товарищи в штабе не знали, оперативная обстановка на указанном маршруте изменилась. Танки Первого взвода, который вёл капитан Вейнблат выскочили на оборону румынских солдат, пробили проход из пушек и пулемётов и вышли на соединение с основными силами. Второй группе на параллельной улице, не повезло. Напоролись на немецкие противотанковые пушки. Илья получил по рации приказа развернуться влево и зайти к немецким пушкарям с тыла. На максимальной скорости пошли выручать своих. Враг услышал грохот наших танков с тыла, в панике стали разворачивать свои пушки, но не успели. Осталось от них мокрое место да груда искорёженного металла. Рассчитались за товарищей, ремонтники тоже умеют воевать. Это один из фронтовых эпизодов в городе Воронеже, в целом Воронежско - Касторненская операция стала крупным успехом советских танковых сил.

   ГЛАВА 2.33 ГВАРДИИ МАЙОР,КОМБАТ ОРТБ 60

   После Сталинградской битвы ситуация  на фронтах стала меняться. Советские танковые ударные армии перешла в наступление, становятся решающим фактором победы. В первые два года войны подбитая советская боевая техника оставалась на захваченных территориях. С 1943 года ситуация стала меняться, повреждённая боевая техника оставалась на освобождённых территориях и с ней можно было работать, восстанавливать и в бой. Ремонтники стали двигаться за наступающими частями, непосредственно на поле боя оценивали степень повреждения, если была возможность восстанавливали технику под огнём противника и снова в бой, в сложных случаях застрапил трос к тягачу и вытаскивают на прифронтовую площадку.
   Пришло время для создания надёжной системы ремонта. Командование принимает решение увеличить число ремонтных батальонов, оснастить их ремонтными средствами. Из действующей армии отзываются инженеры, станочники, сварщики, электромеханики, специалисты по моторам и технике. Капитана И.Вейнблат вызвали в штаб Воронежского фронта и приказали принять под своё командование «Отдельный Ремонтно-Восстановительный Танковый Батальон 60», или коротко ОРВТБ 60. 
   Батальон фактически существовал, только в штабных документах. За короткий период времени капитан Илья Вейнблат, имея за плечами довоенный опыт работы в танковом сборочном цеху Ижорского Завода, сколотил работоспособное подразделение. Батальон за короткое время становится надёжным исполнителем замыслов и планов командования. К ним стали поступать полевые станки и механизмы, мощные бронированные танковые тягачи, способные вытаскивать с поля боя поврежденную тяжёлую технику.

   Несколько эпизодов о ремонтниках из книги Ф.И.Галкина "Танки возвращаются в бой". «Наша «тридцатьчетверка» с перебитой гусеницей застряла в сотне метров от противника. Гитлеровцы вели по неподвижному танку сильный минометный и пулеметный огонь. Экипаж не мог ни на секунду высунуться наружу. Казалось, ещё немного времени, и танк будет подожжен или захвачен, экипаж погибнет. За подбитым танком пристально наблюдает бригадир ремонтников старшина Розов. Я был в окопе недалеко от него и слышал, как он возмущался:
   — Неужто возьмут, гады? Надо помочь ребятам.
   Розов жестом подозвал двух солдат и стал что-то говорить, показывая в сторону противника. Все трое, перекатываясь от воронки к воронке, усиленно работая локтями и коленями, поползли к танку. Дымные разрывы временами скрывали их от меня, затем я снова увидел, как ползли  вперед эти трое, совершить невозможное.
   Три фигуры подкатились к «тридцатьчетверка», дали знак танкистам, и те открыли по противнику огонь из пушки и пулеметов. Танк содрогался от собственных выстрелов и от вражеских разрывов. Пулеметные очереди поднимали фонтанчики пыли, осколки стучали по броне. А Розов и его помощники исправляли повреждение. Заменили трак, соединили гусеницу и снова посигналили экипажу: Все, мол, в порядке!..
   И тут же единым махом вскочили на носовую броню. Заглушая грохот выстрелов, грозно и торжествующе взревел мотор. Танк развернулся и двинулся в нашу сторону...»

   И ещё один эпизод:
   «Измазанные грязью и маслом ремонтники и эвакуаторы возятся вокруг машин и траков, залезают внутрь, что-то ладят на броне, стучат, сваривают, что-то подтаскивают. Неподалёку лежат автоматы, пулемет и гранаты. Совсем близко ударили фонтанчиком пули автоматной очереди, разрозненная группа противника намерена здесь пройти. Бойцы ремонтники, бросив инструмент, передёрнули затворы автоматов и пулемёта, залегли. Идёт бой. Противник отступил, скрылся в перелеске, а ремонтники перекурив, продолжают восстанавливать боевую машину».

   С 1943 года советские войска все наступательные операции уже проводили "по расписанию". Штабы научились тщательно продумывать и планировать боевые операции, предусматривать вероятные ходы противодействия противника. Воевать уже научились, продумывались возможные варианты противника. Настолько всё продумывали, что Илья по этому поводу любил пошутить, войска пошли в наступление, штабисты пошли спать.
   В плане наступления наших войск в реальной обстановке боя мало что менялось, настолько всё было продуманно до мелочей. В планах на бой просчитывать необходимая потребность в боевой технике и ремонтники получали задание отремонтировать нужное количество танков.  ОРВТБ 60 зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, в штабах сомнений не возникало, не подведут, отремонтируют и перегонят в боевые подразделения до начала наступления. ОРВТБ 60 оперативно перебрасывается по всему Белорусскому фронту, двигаться вслед за наступающими боевыми частями. Там, где готовилась наступательная операция туда и перебрасывали батальон. Бойцы вытягивали с поля боя боевую технику, латали дыры, восстанавливали моторы. Пристреляли пушку и боевая машина опять уходит на передовые позиции.

   Выписка из Приказа гвардии инженера, полковника Савельева, начальника Ремонтного Управления Бронетанковых и Механизированных войск Первого Белорусского фронта.
   «Инженер-майор Вейнблат работает в должности Командира 60 ОРВБ. Батальон поступил во фронт в августе 1943 года в большом некомплекте по личному составу с изношенной материальной частью и оборудованием. При подготовке к обеспечению боевых действий танковых частей в батальоне проделана большая работа по укомплектованию его и приведения в полную боевую готовность. Указанная работа была проделана непосредственно под руководством тов. Вейнблат. В первые же дни боевых действий ремонтные бригады были полностью включены в работу. Шли непосредственно за боевыми порядками и обеспечивали своевременное восстановление танков, и возвращение их в строй. Только за июль месяц было восстановлено и возвращено в строй 75 танков, что составляет 155% выполнения плана. Тов. Вейнблат построил работу батальона по правильной технологии полевого ремонта танков в результате чего, качество ремонта получается высокое»

   Пролистаем ещё страницы мемуаров военной литературы Фёдора Ивановича Галкина, окунёмся в атмосферу, в которой ремонтники трудились для победы:
   «... Накануне предстоящих боев квалифицированные специалисты, ремонтники во главе с К.Н. Савельевым дневали и ночевали в войсках, проверяли состояние материальной части, налаживали изучение новых машин. Константин Николаевич, человек неуемной энергии, готовился уже не к первой фронтовой операции, поэтому наметанным хозяйским глазом очень быстро обнаруживал недоделки и слабые места. Командиры, инженеры и техники внимательно прислушивались к его замечаниям и советам. Уж он то знал цену любому запасному агрегату из «кладовой» с поля недавних боев!
   По указанию Савельева, каждая ремонтная часть, выделила специальные бригады. Они отыскивали и снимали с машин, из категории безвозвратных потерь, годные для ремонта детали, приводили их в порядок, накапливали запасы на период боев. Удельный вес такого источника снабжения по некоторым деталям достигал 50–80 процентов. Даже у сгоревших тяжелых машин снимали неповреждённые части, сохраняли и в дальнейшем вторично использовали...»

   Выписка из Приказа подполковника Шибанова, помощника Командующего Бронетанковых и Механизированных Войск 48 Армии.
   «Илья Вейнблат, работая в качестве командира ремонтно-восстановительного батальона N 60,48 Армии, умелой организацией ремонта в полевых условиях обеспечивал быстрый и качественный ремонт и ввод неходовых танков в строй. В июле 1943 при плане 20 средних ремонтов, батальон отремонтировал средним ремонтом 26 танков и текущим ремонтом 118 танков. Ремонт производился непосредственно на полевых СПАМАХ и на поле боя, в большинстве под огнём противника. При совершенном отсутствии запасных частей к танкам М3-С батальоном проделана большая работа по сбору их с негодных танков на поле боя и
реставрации изношенных деталей.
   За хорошую работу в батальоне награждено правительственными наградами 10 человек и дополнительно представлено к награде 15 человек. Командир достоин правительственной награды орден «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА».

   К началу 1944 года батальон ОРВТБ 60 переходят под оперативное подчинение командующему Первым Белорусского Фронта, генералу армии К.К. Рокоссовскому.
Комбату приказали прибыть в штаб армии, командующий ставил перед офицерами задачу прорвать оборону 3-й румынской армии и развивать наступление вглубь обороны.
   Командиры ремонтных батальонов на таких совещаниях получали задание обеспечить войска расчётным количеством отремонтированной боевой техники. Опаздывать на такое совещание было недопустимо, объяснения не спросят, сдёрнут погоны и в штрафбат. Выехали заранее и помчались по ухабам фронтовых дорог. Комбат рядом с водителем. Сзади два офицера балагурят о хорошеньких медичках, кто где и с какой... 
   Комбат не слушал их болтовню, сидел молча, обдумывая перечень своих вопросов командующему. Интуицией почувствовал нарастающий рокот мотора...
   Команда водителю, — Стоп!
Сержант водитель резко по тормозам. Через пару, тройку секунд над их машиной прогудел немецкий штурмовик. По направлению движения машины сбросил на дорогу бомбу. Взрыв, хлёсткий удар горячего спрессованного воздуха, свист осколков.
   Офицеров ветром сдуло из машины, выскочили и упали в рельеф. «Юнкерс» пошёл на разворот, накренил крыло, видно было ехидно улыбающуюся морду пилота.
   Почему немец пилот не стал добивать машину, вероятно возвращался на свой аэродром. Израсходовал топливо и боекомплект, на обратную дорогу придержал одну бомбу, авось кто попадётся. Ему и попался американский "Виллис" с советскими офицерами. Немецкий асс точно вынырнул из облаков и рассчитал, где должна была быть машина. Туда и сбросил бомбу.
   Если бы не резкое торможение бомбочка прилетела бы точно в машину, яркая вспышка по мозгам и свет погас. Навечно.

   Когда офицеры очухались от шока стали выяснять у командира, как и что.
   — Всё просто, мой музыкальный слух уловил слабый гул приближающегося вражеского самолёта. Если бы мы все балагурили, байки травили, и не поняли, что произошло. К службе надо относиться ответственно, наше счастье машина на ходу.

   Прибыли в строго назначенное время в штаб. Во время совещания Илья внимательно смотрел на командующего и уже не сомневался, внешность этого высокого, красивого, волевого офицера ему знакома. Когда после совещания народ стал выходить, комбат остался на своём месте, не вышел вслед за всеми.
   Командующий покосился и хмуро спросил:
   — У вас личный вопрос?
   — Извините, Константин Константинович. Я хорошо запомнил вас, когда избитого вталкивали в тюремную камеру, где я сидел. Я не могу ошибиться.
   Командующий внимательно посмотрел на комбата:
   — В Крестах...сидели?
   — Да, в «Крестах».
   Рокоссовский тяжело вздохнул, кликнул ординарца:
   — Василий, водки, закусить и чая.

   В разговоре командующий внимательно выслушал историю ареста своего комбата и коротко поделился своей.
   — Да, было дело. Донос поступил, я польский шпион. Во время допроса мне сломали рёбра, передних зубов лишился. Когда понял, что терять мне уже нечего, схватил со стола пресс-папье и убил следователя. Шум, гам, потащили на расстрел, поставили у стенки...
   Вы не поверите, Илья, стреляли мимо. Почему? Так я и не понял и вспоминать не хочу, и зла не держу. Надо отдавать все силы нашей Победе, как положено коммунистам.
   — Я с вами полностью согласен. С меня уже год, как сняли обвинения по статье «враг народа», принят кандидатом в Члены Коммунистической Партии.
   Служу Советскому Союзу!

   ГЛАВА 2.34 "УДАР... ВИЗЖА, ОТ ТАНКА УХОДИТ В РИКОШЕТ БОЛВАНКА"

   В военной кампании 1943 года Вермахт беспрецедентной мобилизацией сил стянул к «Курской Дуге» более 70% самых боеспособных частей: 900 тысяч пехотинцев, около 3 тысяч танков, 2,5 тысячи самолетов и 10 тысяч орудий. В Wermacht оснастили тяжелыми танками «Тигр», танками «Пантера», самоходками «Фердинанд» с пушками, которые прошивали советский танк Т-34 на предельных расстояниях. В ответ на реальную угрозу прорыва фронта, советское командование принимает «План на оборону и наступление». Генерал Михаил Ефимович Катуков резко возражал идти на встречный бой, это равносильно было потере всей танковой армии. Генерал настаивал закапать свои танки по самую башню и перемолоть наступающих. С решением генерала согласился Главнокомандующий И. Сталин. На оборонительном этапе было выстроено 8 эшелонированных линий обороны на 200км вглубь.

   Как-то я спросил Илью о Курской битве, он ответил примерно так. Тяжело досталась победа. Немец прошивал наш Т-34 насквозь, с расстояния, на котором мы противника не доставали.  Спасло исход сражения, только решение закапать танки в землю по самую башню. В торчащую в земле башню попасть трудно, а касательным ударом снаряд не пробивал, рикошетил...
Собирали в кулак все силы, приказали встать в оборону и ремонтным батальонам. Мой батальон занял оборону по северной части Курской Дуги. Поставили задачу, держать оборону, уничтожать на своём участке наступающего противника. Мы перетащили и закопали всю технику способную вращать башней и стрелять. В подкрепление нам прислали роту автоматчиков. Если поступит Приказ, автоматчиков на броню и в бой. Механики с не малым опытом танковых сражений, поклялись стоять насмерть, не пропустить врага.

   Когда две армии сошлись в смертельном бою, грохот сражения расходился эхом на многие десятки километров. Танки сближаясь на высокой скорости, били в упор. Стальные машины вместе с экипажами разлетались на сотни метров, горели топливные баки, под гусеницами гибла пехота.
     «Удар...  Визжа, от танка уходит в рикошет болванка.
     Но экипаж еще живой. А, значит, вновь в огонь и бой...»

   И это жесточайшее танковое сражение, по сути определила последующий разгром фашистов.
Советские войска приняли на себя мощный удар, выстояли в обороне и неотвратимо пошли вперёд. Ремонтники занялись своим делом, шли за наступающими восстанавливали повреждённую технику и передавали в войска. И так день за днем, до самой Победы.
Ни один танковый завод, находящийся в далеко в тылу, не смог бы собрать, отремонтировать и перегнать фронту такое количество боевых машин, как это сделали фронтовые рембаты. Сошлюсь на цифры опубликованные в открытой печати. В дни боев за освобождение Белоруссии 1-й Белорусский фронт получил от ремонтных батальонов более 7500 машин. Чтобы такое количество техники перевезти по железной дороге потребовалось бы 305 эшелонов и более.
За пять недель наступления 3-го Белорусского фронта, в составе которого находился ОРВТБ 60, танки прошли 700 км по Белоруссии и Польше, достигнув пригорода Варшавы на восточном берегу Вислы. Подходившие из ремонта боевые машины, бывало, решали исход всей боевой операции.

    О Белоруссии Илья с большой теплотой вспоминает, как их ремонтный батальон несколько дней стоял в расположении белорусского партизанского отряда. Душевные песни у костра под гитару, запомнились на всю жизнь:
    «Эх, загулял, загулял, загулял, Парнишка молодой, молодой.
    В красной рубашоночке, Хорошенький такой
    Эх! Потерял он улицу, потерял свой дом родной,
    потерял он девушку — Платочек голубой...
    Ехали цыгане цыгане с ярмарки да домой
    И остановилися под яблонькой густой
    Ах загулял загулял загулял
    Парнишка молодой молодой

   Батальону ОРВТБ 60 поставили задачу двигаться в направлении Балтийского моря в сторону Померании. Среди боевой техники Третьего Белорусского фронта было немало танков ветеранов, которые трудом механиков, прошли славный боевой путь от Смоленска до берегов Балтики. Помимо своих обязанностей батальону поручили восстанавливать и танки Первой Польской Армии. Справились и с этой задачей. З
   За оперативную, качественную работу, польское командование наградило комбата И.Вейнблат почётная награда польской армии, Орденом "Крест Грюнвальд".

   Курляндскую группировку вермахта войска Белорусского фронта прижали к Балтийскому морю, отрезав им выход на Берлин. В Померании войска Рокоссовского разгромили свыше двадцати вражеских дивизий, тысячи танков, самолетов и артиллерийских орудий. Немцы потеряли возможность ударить во фланг наступающим на Берлин.

   Продвигаясь на Kenigsberg, Илья Вейнблат совершенно неожиданно встретил бойцов одетых в до боли знакомой экипировке, узнал на бойцах свою довоенную разработку, защитный «Нагрудник». Вспомнилось как демонстрировал «Нагрудник» в Наркомате Обороны, как получил заказ на первую партию оснастить штурмовые бригады. Донос и арест обрушили все творческие планы.
   Илья подошёл к солдатам пощупать руками своё родное изобретение. Всё те же два миллиметра брони как он разработал, защищали штурмовиков от взрыва мин, пуль. Бывший конструктор, попросил разрешение примерить на себя своё детище, вспомнилось давно забытое чувство успеха, искреннюю радость встретить на фронтовых дорогах своё изобретение. В разговорах с бойцами он понял, «Нагрудниками» оснастили инженерно-сапёрный спецназ, который пробивал войскам проходы в сложных крепостях и бетонных укреплениях.
   Ну и как, помогает в бою?
   — Ещё бы, — весело ответили бойцы, — смотрите, у каждого есть вмятины, а каждая вмятина могла быть смертельной. Но главное, мы защищены и без страха идём в бой.
   — Тогда последний вопрос, вы знаете кто автор этого Нагрудника?
   Бойцы пожали плечами, не знаем, на них не написано
   — Автор "НАГРУДНИКА" стоит перед вами. Ещё до войны я увлёкся идеей разработать индивидуальную защиту для пехотинца. Сконструировал, изготовил на Ижорском заводе первую партию и продемонстрировал в РКК. Правда не смог доработать, отстранили не по моей причине. А сегодня я просто счастлив, что не зря старался и вижу своё детище.
   — Тогда, товарищ майор, скажите нам свою фамилию, будем знать. - Спросили штурмовики с  искренним удивлением.

   Как отмечали аналитики Второй Мировой Войны, «...бои за Кенигсберг и Берлин стали золотыми страницами в истории ШИСБр, Штурмовые Инженерные Сапёрные Бригады. Без этих бригад сражения затянулись бы, а потери Красной Армии были бы во много раз больше.
К этим словам можно добавить причастность нашей фамилии к Победе над крепостями Кенигсберга и Берлина.
   В 1946 году весь основной состав ШИСБр был демобилизован и об уникальном советском спецназе просто забыли. Интересная страница Великой Отечественной Войны» почему-то была стерта.

   ГЛАВА 2.35 ВПЕРЁД НА БЕРЛИН

   Выписка из приказа генерал-лейтенанта Федюнинского, командующего войсками 2-й Ударной Армии:
«Инженер-майор Вейнблат в подготовительный период к операции проделал очень большую работу по подготовке материальной части приспособлений и инструментов и личного состава батальона. Благодаря чего в операциях 1945 года отлично организовал ремонт танков в полевых условиях. Танки, ремонтировались качественно и быстро. Личный состав батальона не считаясь с временем суток и погодой ремонтировал танки в рекордные сроки. Только на СПАМе в Черникау за 12 дней было отремонтировано 60 танков.
В период боевых действий инженер-майор Вейнблат находился непосредственно в расположении танковых частей и организовывал ремонт танков, правильно используя свои ремонтные летучки с бригадами. Батальон в январе отремонтировал 211 танков. Плановые ремонты по танкам выполнены в январе на 118,0%; феврале на 223,0%; марте на 176,8%.
За этот же период проделана большая работа батальоном по сопровождению танков, вышедших из ремонта в боевые порядки действующих частей, по укомплектованию танков капитального ремонта на СПАМах.
За умелое руководство ОТРБ, за организацию ремонта, дающую систематическое перевыполнение планов инженер-майор Вейнблат достоин правительственной награды «Орден Отечественной войны 1 Степени».

   Комбат с водителем возвращались по лесной дороге в свой батальон из расположения боевой части, где проводили сопровождение отремонтированных танков. Неожиданно выскочила группа вооруженных людей в советской форме.
   — Стоять! Кто такие? Куда едешь?
   Окружили машину, стали задавать вопросы, кто такие. Размахивают руками, угрожают, требуют правдиво отвечать на вопросы. Резануло по слуху, говорят на русском, но как-то не так, как в советской армии. Ещё и головой вертят по сторонам, остерегаются чего-то.
Кольнуло по сердцу, это "власовцы", предатели в советской форме. Убивают на дорогах советских военнослужащих. Жаль. Глупо попались.
Комбат собрал нервы в кулак, старался "не лезть в бутылку", тянул время, на что-то ещё надеялся. Отвечал и сам задавал вопросы, кто такие, из какой части. Власовцы развеселились, захотелось побалагурить, но в любой момент кто-то мог нажать на курок, жизнь оборвётся когда Победа уж скоро.
   Нежданно послышался рокот «Студебеккера». Молодой лейтенант с пистолетом в руке прикрылся дверью кабины и зычно скомандовал:
   – Взвод! К Бою!
   Солдаты в кузове передёрнули затворы автоматов, спрыгнули и рассыпались цепью.
   "Лесных братьев" как ветром сдуло, растворились в лесном массиве.
Старший лейтенант в новенькой форме недавно из пехотного училища очень уж горел желанием повоевать.
   — Товарищ майор, я ещё издали вижу, ситуация не по уставу, солдаты Вас обступили, старшего офицера, руками машут. Сразу понял... это предатели – "власовцы", бить их надо.
Даю команду водителю, гони... !

   — Спасибо, старший лейтенант! Если б не вы...  Не встретил бы Победу. Обидно было погибнуть от рук этих мерзавцев.

   Дальше ехали молча, каждый в своих думках. Водитель вначале крепко сжимал руль, в дороге успокоился и развеселился.
   — Товарищ майор, я вот всё думаю, за вас сегодня кто-то очень усердно помолился Богу. За меня некому, погибли все под бомбой.
   Илья тяжело вздохнул,
   — Пожалуй, ты прав, Николай. Моя мама день с молитвы начинает за сыновей своих, она знает молитвы наизусть.
Хотел ещё добавить, "на иврите", но передумал. "Солдатская почта" быстро разнесёт «жидовское» словечко и не поймёшь, почему старший командир вдруг изменился не в лучшую сторону.

   Где-то в Польше, у границы с Германией нашли на обочине среди битой немецкой техники нашли жилой вагон на колёсах. Видно было, попал под бомбы штурмовика. Мобильный вагон имел несколько отдельных блоков, кабинет с рабочим столом и канцелярией, кухонька, двуспальное место, туалет с душем. Такие бытовые условия имели на фронте старшие офицеры вермахта. Короче комбату и кабинет и жильё. Механики батальона удивлялись, местные не разворовали, даже для своих телег колёса не поснимали. Боялись к немецкому имуществу прикасаться. Подцепили вагон к тягачу, на базе отремонтируем. Проверяя на предмет «сюрпризов», нашли под кроватью новенькую, ещё в смазке, штурмовую винтовку "G-44 Sturmgever", внешне похожую на популярный автомат «Калашников». Оружейнику дюже понравился этот новенький автомат, удобный и надёжный. Перебрал, смазал, зарядил на гвоздь в тамбуре повесил. Если что, схватил, выскочил и стреляй очередями.

   В Германию вошли с ненавистью к немцам, помня о зверствах и разрушениях имели большое желание мстить.
     «Шесть «юнкерсов» бомбили эшелон,
     Хозяйственно, спокойно, деловито.
     Шесть «юнкерсов»... Я к памяти взывал,
     Когда мой танк, зверея, проутюжил
     Колонну беженцев — костей и мяса вал...»

   Войскам зачитали Приказ Главнокомандующего, запрещавшего на территории Германии мародёрство и насилие. За нарушение Приказа, командир нес личную ответственность.
   Комбат в своём полевом вагончике спокойно работал с документами, когда к нему забежал солдат. Не по форме, сбиваясь, доложил:
   — Товарищ комбат, наш капитан повёл расстреливать... Пленных, тех, кто вчера вышли к нам с белым флагом и сдались. Поставил всех на колени и готовится расстрелять из пистолета в затылок.
Комбат тут же вскочил:
   — Как, они же совсем мальчишки, сами сдавались.
Он что, рехнулся?
   — Никак нет, просто сильно пьян.
   — Немедленно остановите его...
Ординарец комбата сдёрнул с гвоздя автомат и оба бегом к немецкой траншее.

   У края ямы уже на коленях стояли молодые немецкие рекруты. Размахивая пистолетом, мститель прохаживался у них за спиной и на русском языке, который они не понимали, заканчивал своё обвинение и приговор:
   — Вы, немчура, для меня, ненавистный народ. Вы зверски уничтожали советских мирных жителей. Без всякой жалости сгоняли в сараи и сжигали заживо. Ваши овчарки жрали наших детей. Наши пленные солдаты для вас были мишенью, убивали для развлечения. Вы принесли в мой дом горе и страдания. За все ваши преступные деяния Красная Армия должна уничтожить всю Германию, всё ваше поганое население. Я, офицер советской армии, первый начну вас уничтожать, имею полное право собственноручно расстрелять. Сделаю без жалости и сожаления. За пепел моей семьи, за моих родителей, за братьев и сестёр, за все страдания расстрелянных в безымянных рвах...

   Пленные чувствовали интонацию, прощаясь с жизнью, тихо ревели.

   Комбат дослушал выстраданную речь офицера и был с ним совершенно согласен. Когда «мститель» закончил приговор, комбат подошёл и спокойно сказал:
   — Капитан!  Отставить. Дайте мне свой пистолет! Вы что?! В расположении батальона расстрел, да за такие дела завтра нас с вами к стенке поставят.

   Ординарец для убедительности передёрнул затвор автомата.

   Пленные пацаны не понимая что происходит у них за спиной, услышали звук затвора автомата, решили что всё, сейчас их расстреляют одной очередью. Подростки в военной полевой форме вытянулись и замерли. Комбат на немецком коротко приказал:
   — Gefangene Soldaten, steht auf!  Пленные солдаты, встать.

   Понимали ли солдатики гитлерюгенда, что жизнь им подарил офицер с ненавистной им еврейской внешностью?  Думаю, да, понимали. Их специально со школы обучали выделять в толпе еврея по характерным национальным признакам, выделять, чтоб уничтожить. Какие мысли роились в их мозгах, уже никто не скажет. Заперли в сарай до приезда СМЕРША.

   «Мстителя» сопроводили в медсанчасть, доктор Немцов сунул под нос ватный тампон с нашатырём и уложил офицера спаться.

   Армия шла в бой на Берлин с одним желанием, добить ставку Гитлера и закончить эту проклятую войну. В городских уличных боях стали не оправдано терять танки с опытными экипажами. В то время, когда в батальоне спасли немецких пацанов, нацисты своим мальчишкам торжественно вручали Фауст-Патрон. Называли их героями, разводили по подвалам и приказывали сжигать советские танки. Пацаны шарахали прямой наводкой, танк факелом, наступление теряло темп. Немецкие солдаты и мобилизованные до последнего часа жёстко держали дисциплину, без команды не имели права покинуть позиции.

   Скупо о большой войне.

   — Берлин тяжело достался нашим войскам. Мы в батальоне собрали Фаустпатроны и изучили их разрушающее действие. Подумали и решили, оперативно прикрыть танки обычными досками. Фаустпатрон израсходует свою огненную струю на доске, броню прошибает, но уже боекомплект от детонации не взрывался. Экипажу, конечно доставалось от мелких осколков брони, но танк продолжал выполнять поставленную задачу. Перестроились и с подвальными стрелками, пехота пошла вперёд, закинули в подвал гранату, прочесали этажи и так дом за домом. В подвалах гибли и женщины и малые дети. Не было времени отбирать у подростков ФАУ, график наступления на Рейхсканцелярию был жестоким. Так и продвигались улица за улицей, впереди пехота, танк за пехотой прямой наводкой лупит по обороне фашистов.

  Комбат С пулевыми и осколочным ранениями встретил День Победы в Потсдаме.

     «...Над Берлином тишина,
     Уносил за город ветер,
     Гарь проклятой той войны.
     Наш солдат победной строчкой,
     Завершил салютом бой».

   В заключение хочу добавить. Западные исследователи, в своих работах отмечали, советская армия имела прекрасные танки, но, уровень боевой подготовки экипажей был «слабый». Кадровые, подготовленные танковые экипажи за первые два года войны были выбиты. Новые же, набранные из крестьянских парней, с трудом осваивали премудрости танковых сражений. По этой причине советские войска оставляли на поле боя много техники. В такой реальности всё это легло на плечи ремонтных батальонов. Ремонтники трудились с большим напряжение и физической перегрузкой, без сна и отдыха. Газеты военных лет о ремонтниках не писали хвалебных статей.
Командиры боевых частей всегда видели в труде военных инженеров, техников, эвакуаторов, мотористов залог успеха предстоящего боя. Поэтому за успех боевой операции, награждали орденами и медалями как и героев танкистов, так и ремонтников.
   Комбат ОРВТБ 60 был заслуженно награждён медалью «За взятие Берлина», Орденом Красного Знамени, Орден Александра Невского, Орден Отечественной войны II степени, Орден Красной Звезды; Орден Славы II степени, Орден Славы III степени, Медаль «За отвагу», Медаль «За боевые заслуги», с польским Орденом "Крест Грюнвальд".

   ГЛАВА 2.36  ЮЖНЫЙ ГОРОДОК. КОНЕЦ ДЕВЯНОСТЫХ ГОДОВ 20-ГО ВЕКА. 

   Наташа, кивнула мне на идущего молодого, высокого парня.
   — Андрей Рыкун, окончил Институт Иностранных языков, преподаёт школьникам английский язык. Подходил ко мне, хотел с тобой познакомиться, сказал есть интересный вопрос.
   — Так, пригласи коллегу, посидим, пообщаться.
Андрей зашёл в условленное время. Выпили Ставропольского «Прасковейского», разговорились и он, смущаясь, спросил:
   — Извините, Виктор, вам знакомо имя Илья Вейнблат?
   — Да, конечно и даже очень?
Лицо Андрея просияло, чувствовалось, волнуется парень:
   — Мой дедушка, ефрейтор Рыкун, во время войны служил в батальоне Илья Вейнблат. В 1946 году дедушка демобилизовался, вернулся в Украину живым и здоровым. День Победы всегда для нас был главным семейным праздником, дедушка с большим уважением рассказывал о своём комбате, майоре Вейнблат. Крутя ус, говорил, нам внукам, только благодаря такому умному комбату, я вернулся домой живым. И вы, мои внуки, родились благодаря моему комбату.
Вы должны это помнить.

   Мы, внуки, на всю жизнь, крепко запомнили фамилию комбата Вейнблат, как бы с ней и выросли. Когда дедушка умер, я нашёл в его архиве Справку, которую мой дедушка, ефрейтор Рыкун бережно хранил всю жизнь.
   Андрей положил на стол лист бумаги из немецкой тетрадки с напечатанным текстом.
     "СПРАВКА
   Ефрейтор Рыкун действительно купил в городе Майсен у немца велосипед.
   Имеет право вывезти его с собой в СССР.
   Подпись, комбат ОРВТР 60, Илья Вейнблат,
   Майсен, 1946 год"

   Я сразу узнал каллиграфический почерк и подпись. Смотрел на записку и не мог поверить, что такое вообще может быть.  Замечу, не в кино, а в реально жизни. Наша, совершенно фантастическая встреча случилась через 45 лет от даты указанной на СПРАВКЕ.  Комбат Илья Вейнблат уже ушёл в Мир Иной, там его уже дожидался ефрейтор Василий Рыкун. Души ветеранов обязательно повстречались. Те, кто был когда-то русским, евреем, украинцем, чеченцем... обнимутся, улыбнутся друг другу и скажут: А всё-таки, мы славно поработали. Сломали хребет европейским фашистам, нацистам.

   ГЛАВА 2.37 СОВЕТСКАЯ ЗОНА ОККУПАЦИИ. ГОРОДОК МАЙСЕН. САКСОНИЯ.

Германия капитулировала. По всей Европе, в местах жестоких сражения оставалось много битой техники. Пришло время собирать, восстанавливать, резать по частям и отправлять на переплавку. Эта забота легла на плечи военных механиков. Батальона ОРВТБ 60 из Потсдама передислоцировали в средневековый городок Майсен (Meissen). Городку невероятно повезло, авиация союзников не стирала с лица земли дома и улицы, как это сделали с городами Дрезден, Ляйпцигом, Берлин и другие. Майсен им был неинтересен, всю войну без разрушений.
   С приходом советской армии, бюргеры сразу же вывесили белые флаги, выбросили из домов оружие и подчинились новой власти. Никто не проявлял агрессии к русским военным. Хотя первое время немногочисленные советские офицеры на улицах городка с удивлением замечали гримасы на лицах бюргерш. Изобразят на лице гримасу и еле слышно шипят за спинами - "Russisch Schwein". Советские военные вообще не понимали, зачем эти, страшные на морду бабы, корчат рожи молодым офицерам. В политотделах объяснили, так они выражают нам своё общественное презрение. Поскольку их гримасы на «оккупантов» не производили никакого впечатления, заткнулись. Мирная жизнь быстро возвращалась, открылись маленькие гешефты, кондитерские, швейные мастерские, ресторанчики, пивные. Крестьяне торговали на городском рынке.

   Бывало и солдатики отчебучат, покажут удаль молодецкую. Мальчишкам в солдатской форме было непонятно, как это, просто, без амбарного замка, стоит велосипед, из озорства садились и погнали. Прокатятся, швырнут велосипед и дальше идут, как ни в чём не бывало.
   Был и такой казус. Утром рано возвращавшиеся в часть солдаты удивились стоявшим у домиков небольших бидончиков с утренним молоком. Солдатики напились парного молочка, развеселились и принялись футболить по пути бидончики с молоком у других домов. Шум, хохот, звон пустых бидонов об брусчатку, разлитое молоко переполошили законопослушных бюргеров.
   Утром следующего дня в батальон на конной бричке приехал бургомистр, глава города. Попросил комбата его принять. Комбат вышел и на немецком спросил:
   — Was ist passiert, Herr B;rgermeister? - что случилось.
Бургомистр очень вежливо пересказал о происшествие с бидонами:
   — У нас традиция, крестьянин рано утром развозит молоко по домам и ставит бидон у порога дома. Я пришёл попросить солдатам не играть в футбол с бидонами, не разливать молоко на дорогу. Мы понимаем, солдату надо пить свежее молоко и мы готовы за небольшую плату каждое утро привозить в камбуз бидон с молоком.
   Если вы не возражаете, я сразу привёз Договор, два экземпляра. Извините только, договор на немецком языке, но я постарался изложить всё просто, ohne Kompliziert, без сложностей, всё просто. Наша обязанность утром привозить молоко, а ваша обязанность оплачивать эта наша услуга.

   Майор с трудом сдерживался, чтоб не рассмеяться, извинился за инцидент и не глядя подписал договор на поставку молока в солдатскую столовую. Для комбата это стало неплохим уроком, не откладывая на потом, сразу решать свои проблемы.
   Но больше всего удивило, бургомистр не спрятался за спины своих граждан, не оставил пострадавших один на один с их проблемой. Взял всю ответственность на себя, да ещё и свой интерес обозначил. Европа! Нам у вас учиться и учиться.

  Бургомистр ушёл, замполит, присутствовавший при разговоре, удивлённо спросил,
   — Командир, а как мы оплачивать их молоко будем, у нас нет такой статьи расходов, нет на молоко наличных денег?

   — Подам рапорт начальству, а пока наверху будут решать, я сам оплачу из своей зарплаты. Утром кашку из свежего молочка, это же всем на пользу.
   А вам, капитан, поручаю провести воспитательную работу с личным составом. Следующий раз за такие безобразия отправлю на гауптвахту и выгоню из батальона.
   Командир улыбнулся.
   — Хотя..., без «этого безобразия», не имели бы свежего молока. Завтра уже привезут бидон с молоком. Скажи повару, пусть подумает что приготовить солдатам. Сегодня заеду к бургомистру и оплачу месяц вперёд.

   В плане мероприятий по восстановлению техники, важно было определиться где на местах можно размещать заказы на изготовление запасных частей, не везти их с Уральских заводов. План был одобрен, майор получил карты с расположением металлообрабатывающих цехов в городах - Dresden, Galle, Glauchau, Steten, Spandau, Tribistal.
   Комбат сам поехал по ближайшим городкам смотреть сохранившиеся машиностроительные цеха, мастерские с металлорежущими станками. Проехали по городам, сделали ревизию станочного парка, расписали, где и что можно изготовить.
   Стали принимать на работу рабочих станочников, составлять договора с поставщиками металла. Нашли и художника, который на броне, великолепно восстанавливал гвардейские звезды, номер машины.
   Свой цех доукомплектовали сварочными агрегатами, откуда-то притащили ещё новый кузнечный пресс, собрали для работы новенькие никелированные инструменты. Инженеры батальона продумали и увязали всю схему изготовления качественных запчастей и напряжёнка по запасным частям была снята. Комбат регулярно встречался с начальством по вопросу приёма на работу местных квалифицированных рабочих станочников, мастеров мотористов.
   Майора регулярно собирал местных рабочих, станочников, слушал их предложения по организации работ, с вниманием относился к личным вопросам. Возвращаясь в батальон, всегда напоминал своим офицерам, — "личное присутствие продвигает любое дело".

     Восстановленную боевую технику грузили на железнодорожные платформы и отправляли на Дальний Восток, где советская армия готовилась к войне с Японией. Технику с израсходованным авторесурсом отправляли по европейским гарнизонам.

   Созданная майором Вейнблат военная ремонтно-восстановительная база просуществовала 45 лет до последнего дня Германской Демократической Республики. Правильный фундамент был заложен изначально.

    Работая по этой теме я вышел на Форум ветеранов Майсенского Ремонтного Батальона, задавал вопросы, кто и что знает за 1945-49 годы. Ответа ни от кого не получил. Никому не интересно знать боевой путь батальона, кто забил первый колышек, кто первый поставил ремонт танков на поток.
   К сожалению в советских коллективах не было традиции интересоваться историей своего предприятия. Возможно инстинкт самосохранения – «меньше Знаешь, крепче Спишь», крепко сидел в подсознании.
   История конечно присутствовала, заходи в «Ленинскую Комнату» и читай брошюрки со статьями вождя революции. Там же обязательно портреты Генсека и всех по ранжиру членов Политбюро. Померло Оное… Портрет извлекли из рамки и в мусорное ведро. На гвоздик новое лицо при галстуке и Значке на лацкане, символ принадлежности к высшему руководящему сословию. За какие заслуги товарищ получил этот символ власти, народ не знал и не интересовался. 

   ГЛАВА 2.38 НЕМЕЦКАЯ ОВЧАРКА СПАСАЕТ БАТАЛЬОН

   За день комбат так намается, что к вечеру уже никакой. Пришёл в свой полевой вагончик, сапоги скинул, портянки на улицу и ординарцу:
— Василий, сходи в камбуз, скажи Шаталовой принести поесть, сил нет в камбуз идти.
   Василий понимающе кивал и уходил, знал, комбат с Шаталовой в отношениях, ей достаточно только кивнуть, мигом всё разогреет, корзинку белой скатёркой накроет и прибежит.
   Шаталова появилась в ОРВТБ 60 в 1943 году. На освобождённых территориях в действующую армию стали принимать женщин на вспомогательные должности. Медички в медсанчасть, радистки в штаб, поварихам кормить бойцов.

   В ОРВТБ 60 в селе Погудаевка отобрали двух молодых, стройных подруг, Евдокию Шаталову и Антонину Шведову.
С Тоськой всё было понятно, она медсестра с опытом. На вопрос к Евдокии,батальон накормите? Евдокия озорно улыбнулась и ответила, — накормлю и ещё пальчики оближете.
   Зачислили руководить полевой кухней, вести учёт заготовками и хранением продуктов. Очень скоро молва, вкусно можно поесть распространилась среди командного состава фронта. Командиры со звёздами на погонах под предлогом проинспектировать, могли сделать крюк, заехать к комбату «на  борщечёк».

   Случай, который произошёл в конце войны на территории Германии, многое изменил в судьбе комбата. Как-то, в расположение батальона привели пленного старшего офицера вермахта, за ним покорно бежала породистая немецкая овчарка. В ожидании офицера СМЕРШ, пленный сидел на ящике, гладил собаку и что-то объяснял ей. Повернулся к солдату и на плохо понятном солдатскому уху русском, попросил позвать старшего русского офицера.
   Комбат подошел, поздоровался со старшим по званию и спросил на немецком.
   — Was wollen, Herr Oberst? Что вы хотите, господин полковник.
   — Ich bitte Sie, ;ber meinen Hund zu kummern. Я хотел бы попросить вас позаботиться о моей собаке. Это очень умная, замечательная собака. Заберите её себе, она вам ещё пригодится.

   — Nun gut, aber wie der Hund mich erkennen.Я могу взять, но ваша собака меня не знает.

   — О! Keine Sorge, es ist ganz einfach... О, не волнуйтесь, всё совсем просто. Подержите подмышкой кусок хлеба и дайте собаке. Она съест хлеб и пойдёт с вами. Так мы воспитываем служебных собак. Война, хозяин может быстро поменяться, поэтому мы так дрессируем.

   Комбат сделал удивлённые глаза, он любил собак, подкармливал бродячих, послал бойца на камбуз за хлебом.

   Дуся сама принесла буханку свежего хлеба. Майор отломил ломоть, положил подмышку, подержал, присел и поднёс хлеб к носу овчарки. Та, вначале посмотрела на своего старого хозяина. Тот кивнул, собака обнюхала ломоть и с голодной жадностью просто проглотила.

   — Дело сделано. Собака ваша, — сказал пленный офицер и удовлетворённо улыбнулся, собака не пропадёт.

   Илья протянул немцу свежеиспеченный крестьянский хлеб и быстро пошёл к механикам. Оглянулся, с удивлением увидел, собака покорно бежит за ним. Надо сказать, пёс запомнил и запах рук поварихи. Если комбат был занят работой или уезжал из батальона, пёс уходил на кухню и крутился рядом с Дусей.

   В тот злополучный день батальон стоял у лесного массива. По команде командующего, весь личный состав механиков с бойцами охраны выдвинулись на передовую готовить на месте боевые машины в наступление. Командир остался без солдат, жопой чувствовал, рискует, но приказ «всех отправить...» изменить было нельзя.
   Евдокия с помощницей кашеварили, весело переговариваясь, вернутся солдатики голодные, надо чтоб с добавка быть... Обратила внимание, пёс насторожился, глядя в сторону леса злобно зарычал, шерсть на холке приподнялась, клыки оскалились. Девчата глянули туда же и обмерли от страха. В сумерках заходящего солнца между деревьями и кустарником леса мелькали силуэты немецких солдат. Перестраивались в цепь атаковать батальон, да с голодухи поесть горячей каши с мясом, запах которой разносился далеко от кухни.
   Шаталова упала, ползком к пулемёту, который стоял нацеленный на лес, прицелилась, зажмурила от страха глаза и нажала на гашетку. Длинная очередь прошила тишину, потом ещё и ещё. Из леса огрызнулись автоматными очередями...
   Комбат, не понимая что происходит, как ошпаренный выскочил из своего полевого вагончика, нырнул в люк отремонтированного танка, ординарец вслед за командиром туда же. Танк завёлся, как говорят, с пол пинка, развернулись и очередью из пулемёта прошили лес, потом из пушки осколочными.
   Лес перестал огрызаться, комбат сдал назад, вылез из танка, подошёл к бледной, трясущейся от страха Шаталовой. Девушка на «одеревеневших ногах» уткнулась носом в гимнастёрку комбата, давая выход своему стрессу, громко зарыдала.
   Он прижал её к себе, поглаживая её плотную копну волос. Что-то говорил, успокаивал эту смелую девушку, которая спасла его и батальон от неминуемой гибели. Он совершенно отчётливо понимал, если бы не её мужественный поступок, отряд бесшумно вырезал бы всех, а всё остальное сожгли.

   Когда прочесали лес и напряжение спало, комбат пригласил девушку к себе выпить за победу. Она успела сбегать в баньку, красиво замотала узлом волосы, сложила в корзинку котлетки с картошкой, капусты квашенной и пошла к комбату. Она с первого дня влюбилась в своего командира, статный, интеллигентный, умный. Домогавшихся мужиков и близко к себе не подпускала, грозила от мутузить массивным поварским половником. Не лезь! Так отделаю, мать родная не узнает...

   — Проходи, не стой у порога, — с улыбкой пригласил командир. —  А ты у нас, оказывается, такая красивая!

   Ординарец услышал слова комбата, ещё постоял, покрутил свой ус, улыбнулся и сказал лежавшей рядом овчарке,
   —  Ну, Дуська, ну чертовка, взяла таки в плен непреступного комбата. Пёс, ты охраняй, а я спать пошёл.

   Евдокия расторопно разложила свою стряпню, укутанную в новые солдатские портянки. Комбат поставил бутылку немецкого вина.
   Сели, выпили за победу, за то что живые. Расскажи о себе, попросил её комбат.

   Чем больше она рассказывала о своей судьбе, тем глубже комбат уходил в себя, трудно было поверить как такое пережила эта молодая красивая женщина и главное, за какие грехи…

   ГЛАВА 2.39 ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ, В НИХ ЖИВУТ И УМИРАЮТ

   Семья Евдокии имела своё крестьянское хозяйство, торговую лавку и, вообще, крепко стояла на ногах. Соблюдали христианские традиции, в дни праздников разносили подарки нуждающимся, особенно вдовам и сиротам. Летом все на полевых работах, зимой старшие братья на санях по снегу занимались извозом, нанимались перевозить грузы или возили седоков до железнодорожной станции и обратно. Свою лавку надо было пополнять товаром, чтоб было чем торговать, труд нелёгкий, добавлю, опасный. Отца Ивана Шаталова в селе уважительно называли «купцом».
   Как и полагалось русскому купцу, по молодости ходил биться «стенка на стенку. Жену взял статную девицу красавицу из польских шляхтичей. Жили душа в душу, год за годом, родились 16 мальчиков. Сыновья подрастали, один за другим включались в нелёгкий крестьянский труд, способные учились уму разуму, были в семье и свои музыканты, на свадьбах играли. Последней, 17-й, родилась девочка, мамина копия, Дуськой назвали.

   Казалось, всё шло хорошо, только в нашем бренном мире хорошо долго не бывает.

   С Ленинским переворотом, рухнул жизненный уклад всех таких крестьянских семей. Рухнул раз и навсегда, этого вождям показалось мало, началось «раскулачивание» или «военный коммунизм». Когда в  Погудаевку заехал пролетарский грабь-отряд, председатель ячейки человек из крестьянской бедноты, послал пацана предупредить Шаталовых.

   —Дядя Иван, бегите, «красные» по Вашу душу.
Отец и старшие сыновья скрылись в поле. В доме, осталась хозяйка с детьми, авось обойдётся.

   Приехали, перестреляли собак и привычно разошлись по сараям изымать мешки с пшеницей, грузить на телеги. В торговой лавке забрали соль, сахар, бутыли с самогоном, себя не забывали, курам головы отрывали. Горько хозяйке было слышать, как за окном бесцеремонно растаскивают труд всей семьи, а впереди зима, голод не тетка, пирожка не подсунет.
   Командир отряда вошёл «у хату», уселся на табурет в Красном углу под иконой Божией Матери, рядом с кавалерийским карабином ординарец. Прикрыв грудь натруженными руками, хозяйка встала напротив.  Рявкнул на всю хату.
   — Ну, чо стоишь, рассказывай, где золотишко от советской власти зарыли. Рассказывай, коль жить хочешь. А я вижу, хочешь, деток вон аж сколько, семеро по лавкам.
   Мать молчала, страх за детей сдавил горло, чувство беспомощности заставило сердце лихорадочно биться.
   —Долго ешо собралась молчать? Кулачьё куда сбежали?!

   Не дождавшись ответа, вскочил, с размаха резко стеганул плеткой женщину. Та только взвизгнула от боли. Дети в страхе забились по углам, только младшая Дуська, мамина любимица, подняв кулачки, с рёвом кинулась защитить мамку.
Атака была доблестно отбита прикладом в лобик. Девочка отлетела и безжизненно скрючилась на полу. Мать дико завопила.
   — Убили, убили мою доченьку... Единственную мою...
Потеряла сознание и упала рядом.
   Командир отряда неодобрительно глянул на своего ординарца, тот поспешил оправдаться.
   — А шо я такого сделал?! Дитя «кулака», тоже вражина.

   — Ладно, пошли до обозу, тут нам больше делать нечего, на обратном пути ещё раз завернём...
Вышли из хаты, погрузились, полные телеги заскрипели со двора.

   Девочка до следующего утра лежала в коме, думали уже не очнётся, но с утренним светом открыла глазёнки и потянулась к маме. Травма в область лобного узла зрительного нерва бесследно не прошла. Много лет преследовали приступы ужасающей головной боли.

   Иван Шаталов не стал испытывать судьбу, продал за бесценок своё хозяйство и под сочувствующие взгляды, покинул родные места. Бросив свой земельный надел и всё нажитое трудом нескольких поколений, избежали насильственную депортацию за Урал, а то и хуже. Перебрались в пригород Орла. Там купили дом, работали по строительным заказам, занимались извозом, музицировали на свадьбах и похоронах, в советских конторах по бухгалтерским финансам. Второй дом и третий уже построили себе сами. Жили тихо, мирно, ничем не выделяясь среди горожан. Подрастающей Дусе идти в школу родители не позволили. Боялись, начнут заполнять анкеты, копаться в происхождениях и закончится арестом. Свои университеты девочка проходили в семье, учили премудростям быть хорошей хозяйкой, не сидеть без дела, находить себе полезную работу, работать добросовестно и не молотить попусту языком.

   В голодомор тридцатых годы, в свои неполные 17 лет Дуська подалась в Донбасс, на шахты. Стояла на раздаче быстро подавала шахтёрам, уходившим в забой, лампу с каской. Получала зарплату, продуктовую пайку, помогала семье. На молодёжных вечеринках весло плясала, красиво пела частушки.
    «Шахтер в клеточку садится,
    С белым светом распростится:
    «Прощай, солнце и луна, п
    Прощай, дети и жена».

   Весной 1940 года посватался свой парень, земляк Алексанр Шведов, сыграли свадьбу, жили счастливо, в январе 1941 года родила дочку, свою копию. Назвали Валюшей.
   В нашей жизни счастья долго не бывает. Летом 1941 года началась война, Шведова и старших её братьев сразу мобилизовали на фронт, в хаосе отступающей советской армии пропали без вести.
Фронт быстро подкатывался к городу Орёл. Мобилизовали трех младших братьев, как были в гражданской одежде, так с одной винтовкой на троих погнали против вышколенной немецкой пехоты. Перестреляли, как на учебном полигоне.
   Когда за городом смолк грохот стрельбы, Дуська в полном отчаянии бросилась в поле, где ещё недавно шёл бой. За рельефом местности доносились громкие немецкие команды, рокот моторов. Преодолевая страх, высматривала своих братьев, была наивная надежда встретить кого-то живым. Нашла всех, лежали не далеко от наспех вырытой траншеи, пошли в атаку и упали друг подле друга. Так и застыли в неестественных позах с гримасами страшной боли на лицах. День выдался тёплым, в рваных ранах на светлых городских рубахах уже копошились насекомые.

   Страх пропал, только крепче сжимала губы, ни зарыдать, ни заголосить. Пульс бил в голову — нельзя их оставлять, похоронить надо. Взялась за первого, поволокла тело в траншею, уложила, вернулась за следующим. Когда уложила третьего, встала во весь рост, пошла искать чем закопать. С убитого солдата в форме, отстегнула сапёрную лопатку. Вернулась, похоронила братьев, всё, семья перестала существовать, она в этом мире совсем одна. Руки, ноги дрожали от усталости, не слушались, горло пересохло. Посидела, вспомнила, дочку оставила соседке, поднялась и ушла.

   Евдокия на время замолчала, слёзы сдавливали горло, поколебавшись, решилась досказать о себе всю правду, ничего не скрывать. А там будь, что будет...

   Оккупация принесла голод, молодёжь на работы в Германию, расстрелы за неповиновение. Женщин с маленьким ребёнком не трогали, отправили убирать солдатскую кухню. Там на слух быстро освоила бытовой немецкий язык, работала как при жизни учила её мама. Повар, итальянец, заметил добросовестную работницу, по ходу дела учил премудростям кулинарного искусства, готовить мясные и рыбные блюда, работать с овощами, с тестом, делать сложные выпечки.
   В 1943 году советская армия пошла в наступление, итальянец оформил ей пропуск и отпустил.
   — Иди с Богом, всё, чему я тебя научил, тебе пригодится в жизни.

   Закрутила двухлетнюю Валю в мешковину, за спину и пешком в сторону  Погудаевки. Там оставались её престарелые родственники. Путь был не лёгким, опасным, но дошла. Работала кем придётся, а когда кто-то крикнул...
   — Батальон девчат набирает! Прибежала первой. Ну вот, командир, ты всё про меня знаешь. Если сдашь в СМЕРШ, значит судьба моя такая.
   Илья выслушал молодую, красивую женщину и искренне ужаснулся, через какие дебри ей пришлось пройти. В наступившей тишине, взял её руку,
   — Я тебя к награде представил. Ты же спасла батальон он уничтожения. А меня спрашиваешь, за СМЕРШ. Смешно. Иди ко мне я тебе сопли вытру, чтоб слёзы не бежали.
   От этих слов нервное напряжение у Евдокии сразу улетучилось, ей стало весело, они расхохотались и ещё долго весело вспоминали вечернее происшествие.

   ГЛАВА 2.40 ЧТО ДЕЛАТЬ БУДЕМ С ЛЮБОВНИЦЕЙ МАЙОРА?

      В быстротекущей жизни каждому уготована своя орбита, на неё человека сталкивает неосязаемая сила из судьбы предков, личных способностей, доминирующих политических событий и прочих многочисленных случайностей. Все со своим однотипным маячком, подающий сигналы. – я такой. Я такой-то. Пересеклись родственные души и соединились.

   С капитуляцией Германии в СССР стали возвращаться демобилизованные военнослужащие. Комбат предложил сержанту Шаталовой осталась на своей должности в батальоне. Она нравилась ему весёлым характером, красивой молодой внешностью. С ней к нему вернулись давно забытые ощущения простого человеческого счастья. Вместе мирно спать, не вскакивать среди ночи от внезапного грохота рвущихся снарядов, свиста пуль. Хватать автомат, гранаты в карман и в бой.
Но самое главное, пройдя через все круги ада, они остались живыми. Руки, ноги и всё остальное на месте. У майора ещё была пуля в предплечье, кость сама по себе медленно восстанавливалась и врачи не рекомендовали нарушать процесс выздоровления.

   В мирной жизни Евдокия могла позволить себе скинуть сапоги, застиранную, полинявшую от пота и солнца гимнастёрку, переодеться в цивильное платье, обувь на каблучке. Идёт, вся светится женской красотой и счастьем. Модно одеваться ей помогала портниха француженка, с которой познакомились в рынке. Молодые женщины подружились, белошвейка говорила на французском и немецком, Евдокия на русском и на разговорном Deutsch. Портниха с хорошим европейским вкусом помогла собрать коллекцию одежды, жакеты, платья расшитые бисером и кружевными аппликациями, наполнили её гардероб.
Входит к командиру в цивильной одежде, он не мог скрыть своего восхищения этой женщиной. Садились в армейский "Виллис", и в ближайший городок, где можно было побродить по торговой площади. Дама само очарование, в шляпке с вуалью, с маленькой сумочкой, обшитой разноцветным бисером, покупала безделушку, лесные ягоды, или что-либо из натуральной шерсти. Офицер галантно держался рядом, доставал кошелёк расплачивался и никогда не брал сдачи. Заходили в ресторанчик, где им подавали сочную свиную отбивную, по бокалу майсенского вина. Пожилой скрипач, виртуозно работая смычком наигрывал популярные шлягеры, всегда склонялся к Madam, одаривая её своим вдохновением скрипки и улыбкой маэстро.

   К концу лета у Дуси обрисовался животик. Наблюдавший беременность батальонный врач, Яша Немцов, он же близкий друг командира, высказывал свою озабоченность.
   — Илья, я должен тебе сообщить, ребёнок развивается крупным, она его явно перекормила. Боюсь, роды могут случиться сложными, непредсказуемыми. Я сложными акушерскими ситуациями не владею, нет опыта. Извлечь из живота пули, осколки, это я умею, а с ребёночком всё намного сложней. Я навёл справки, наши в Берлин в роддом не советуют. Никто не знает, кто там сейчас работает, попадётся фельдшерица из фашисток, ребёнку исподтишка нагадит. Береженого Бог Бережёт.
Лучше если роды на месте примет немецкий акушера, я буду рядом, присматривать. Хотя их врачи умные, квалифицированные, сознательно вредить не будут, сделают всё как по инструкции. Вопрос в другом, где найти такого акушера.

   Дни бежали, опасение за жизнь и здоровье мамы, ребёнка уже перешло у майора в повседневную головную боль. Его командир, полковник Рябов, получавший приватную информацию о всех своих подчинённых, как-то после совещания, оставил майора поговорить.
   — Давно смотрю, ты какой-то озабоченный. Давай откровенно, что тебя угнетает.
   — Акушера для Дуси ищем, найти не можем.
   — Понятно. Баба в голове застряла? Сейчас в армии ты не единственный у кого такие проблемы. Мой тебе совет, отправляй её в СССР к родственникам и служи спокойно.

   Комбат покачал головой.
   —Товарищ полковник, я не могу так поступить. Она носит моего ребёнка. Ну как я их брошу, куда-то отправлять. Нет, не могу пойти на такой шаг.
   — Ты успокойся, послушай меня, я же тебе дело говорю. Официально не зарегистрирован? Нет!
По документам у тебя в городе Баку жена и сын, вот и подумай хорошо, никто тебя не осудит. Отправил домой фронтовую подругу и забыл. А если без бабы невмоготу, так я подкину в твой батальон девок. У тебя завал с документацией, секретарша нужна, рапорта печатать, заявки оформлять. Сейчас молодых, красивых в армии вон сколько, любо дорого посмотреть. Пришлю несколько жопастеньких, выберешь себе куколку по душе, остальных мне вернёшь.
   — Спасибо, конечно за такое интересное предложение, но я так не смогу.
   — Понимаю, совестно тебе. А хочешь, я её своей властью отправлю в родной колхоз, подпишу приказ и следующий партией на демобилизацию? И вторую твою медичку отправлю, в порядке сопровождения.
   — Вы в праве выслать из Зоны Оккупации любого, но прошу Вас принять во внимание и моё мнение. Если будет принято решение на высылку, тогда и я подам рапорт на демобилизацию. Я своего ребёнка на произвол судьбы не брошу. Моё решение окончательное.

   Полковник Рябов, замолчал. Хотел как лучше, а он ничего не понимает. Сдалась ему эта Дуська.
В кабинете на какое-то время зависла тишина. Полковник внимательно посмотрел на посеревшее от волнения лицо своего подчинённого и с улыбкой произнёс.
   — Да, остынь майор, я обязан был переговорить с тобой. Знаешь, я сам такой же, считай на твоей стороне Твои старорежимные принципы мне понятны.
«Душа — Богу, Сердце — бабе,
Долг — Отечеству, Честь — никому».
Меня пойми тоже, мы народ подневольный, нужно этот вопрос порешать с руководством., как наверху скажут, так тому и быть. Давай пять майоров и без обид.  Свободен.

   Рябов смотрел вслед уходящему подчинённому и думал. Тяжело тебе будет удержаться в армии. Молодых офицеров присылают, они за Германию будут зубами держаться. Дома в погорелой России не очень-то рвутся. А этот, видишь ли, из-за бабы на "дембель" готов идти. Видать, контузия ещё не прошла. Переговорю с командующим.

   При первом же удобном случае, полковник Рябов обрисовал командующему ситуацию с хитринкой в интонациях, мол не нравится мне его поведение.
Надо с ним решать персонально.
Командующий молча смотрел на полковника. После неловкой паузы Рябов ещё раз повторил свой вопрос.
   — Что делать будем с моим комбатом и его любовницей?

   Генерал неодобрительно нахмурил брови:
   — Что делать, спрашиваешь? Слушай, что я тебе скажу. Сам хорошо знаешь, мы в пехоте бездарно побили технически грамотных офицеров. Не берегли в годы войны.
«Этот майор», как ты говоришь, делает нам много полезного.
У тебя, сколько специалистов с высшим образованием и с инженерным опытом Ижорского завода.? Правильно... Нет таких.
Это раз.
Партия нас нацеливает налаживать братские отношения с немецким рабочим классом. Пролетарии должны объединяться. Нам с тобой выстраивать братские коммунистические отношения, а сколько у тебя механиков свободно говорят с рабочими? Твой майор с местным рабочим классом на немецком говорит, они его понимают и работают. У тебя есть кандидатура на замену?
Правильно...  Нету. Вот, я себе и ответил.

   Уловив в интонациях командующего лёгкий намёк, полковник ответил:
   — Понял! Будем работать в этом направлении!
   — Работай, сколачивай кадровый резерв, надо будет, вернёмся к этому вопросу. А сейчас не дёргай комбата, любит он свою Шаталову, ну и славненько.  Я лично знаю Дусю, с уважением к ней отношусь.

   С хитрецой улыбнулся, расскажу тебе последний анекдот.
«Берия приходит к товарищу Сталину. Что делать будем с командующим фронтом и его любовницами? Сталин удивлённо глянул. Как, что? Завидывать будем»
   — Ты меня понял?
   — Так точно, понял!
   — Ну иди, у мне ещё кое-что порешать надо...

   ГЛАВА 2.41  DOKTOR MEDIZIN HERR MULLER

   На совещании у генерала Михаила Катукова, во время короткого перекура кто-то из офицеров спросил Илью.
   — Ну как, дела у твоей Дуси, когда родит?
Озабочено вздохнул и ответил.
   — Да, уже скоро, акушера не могу найти.
   — Так у тебя же доктор Немцов, он всё может.
   — Отказался, нет практики.

   Последняя фраза развеселила офицеров. Все знали толстоватого доктора Немцова, его страстное увлечение медичками. Посыпались обычные армейские шуточки. Молодые мужики совсем недавно бывшие по краю жизни и смерти, взрывались молодецким хохотом.
   Рядом с Ильей стоял офицер с погонами НКВД и сдержанно улыбался очередной шутке. Когда толпа направилась в кабинет командующего, задержал Илью и негромко сказал:
   — Слышь майор, недалеко от твоего Майсена лагерь военнопленных. Я наскоро просматривал Протоколы Допросов старших офицеров, помню за врачами нет военных преступлений. Всех отправят на работу в Союз, сам перетолкуй с командующим, попроси одного взять на время родов.

   Катукова обратил внимание на весёлое настроение возвращавшихся в кабинет офицеров, подозвал адъютанта, о чём хохочут, может и я улыбнусь. Смеются за толстоватого доктора, еврея Немцова. Отказался роды принять у любовницы комбата. Сослался, опыта у него нет, но все знают какой он бабник, ни одной юбки не пропускает.

   Совещание закончилось, все стали расходиться, в кабинете остался только комбат.
   — У вас вопрос, спросил командующий.
   — Да, если позволите.
   — Давай, коротко, по существу.
   — Прошу вашего разрешение съездить в лагерь военнопленных, там содержится группа врачей, возможно есть и акушер. Роды примет, я верну его в лагерь.

   Командующий внимательно выслушал, разлил по рюмкам французский коньяк.

   — Илья, мне нравится твоя прямая позиция, я уважаю Дусю. Такие женщины в наше время, большая редкость. Бывал в твоём батальоне, готовит выше всех похвал.

   Выпили, закусили шоколадкой.
   — Попробую тебе помочь, дай мне пару дней, я один такой вопрос не решаю, обговорю с руководством. Обещать ничего не могу. Какое будет решение, я тебе передаст мой адъютант. Ты же знаешь, всех солдаток по «залёту» отправляют по месту жительства.

   Встал, улыбнулся и доброжелательно пожал руку. Майор аж весь вытянулся перед командующим. Не знал, что в этом кабинете полковник Щапов уже перетёр вопрос "любовницы". Через несколько дней адъютант передал подписанное разрешение и дал "Добро", можете ехать в лагерь военнопленных за врачом.
Комбат в новом кожаном плаще, сшитым у немецкого портного, смотрелся весьма респектабельно, с ним деловитый доктор Немцов
   На КПП их встретил комендант, с хитрой улыбкой на лице с типичными чертами библейского народа. Повёл в кабинет, по его репликам чувствовалось, комендант проинструктирован и готов помочь. Когда формальности были согласованы, расстелили на столе газетку, на неё фляжку с медицинским спиртом, американскую тушенку и, как сюрприз кулёк с горячими пирожками с капустой, от будущей мамы.
Выпили за Сталина, за Победу, за здоровье будущей мамы. С большой добротой глядя друг на друга, поговорили о том и сём, казалось эти парни, знакомы уже две тысячи лет. А когда Илья подарили коменданту искусно выполненный немецкий офицерский кортик, комендант искренне расчувствовался, подняв к небу глаза.
   — Лехаим. Будем Жить! Илья, если родится мальчик, ты обязан назвать его Виктором. Будет тебе память о нашей Победе!
   — Непременно...! Семён Григорьевич!
   — Ну! Плеснём по последней и в зону.

   Порывами дул холодный ветер, военнопленные, кутаясь в свои шинельки, грелись у небольших костров. Комендант легко ориентировался среди армейских палаток, чётко знал, кто и где у него находится.
Врачи молча встали и поздоровались на русском. Комендант сам неплохо владел разговорным немецким.
   -Offiziere, wer ist Geburtshelfer gearbeitet, — кто с опытом в акушерском деле?
   Пленные повернулись и посмотрели на полковника. Вышел врач лет сорока, представился:
   — Oberst Muller, die Waffen-SS.
   Доктор Немцов, используя латынь, местечковый идиш, во многом похожий на немецкий, обрисовал состояние пациентки. "Оберст" внимательно выслушал, кое-что уточнил вопросами, обдумал свою ответственность и ответил:
   — Ich schaffe das, — я готов это сделать.

   Комендант выдержал паузу, и рисанулся в чисто одесской манере:
   — Мужики, ваш выбор, я за его работу не отвечаю.
   Кивнул майору отойти с ним в сторонку.
   — Илья, слушай внимательно. Мы уже сворачиваемся, забрать его не успею. Ты должен знать, за этим Мюллером нет военных преступлений. Есть мнение оставить его врачом в Майсене. Мирная жизнь налаживается, все трахаются, навёрстывают упущенное. Молодые девки начнут рожать, он им и сгодится. Помоги ему оформить документы и обустроиться. Пусть народ лечит.

   Майор серьёзно слушал, что-то по ходу уточнил, хорошо, я всё понял...
   — Вот тебе его «Личное Дело», сдашь в комендатуру.

   Пленного привезли на съёмную квартиру, переодели в гражданскую одежду, организовали баню, питание и отдых. Там же поселили медсестру Тосю и старшину Бойцова присматривать за ситуацией. Злости к немцу никто не держал. Относились к нему со всей славянской добротой. За короткое время обучили выговаривать бытовые русские слова, пить водку, есть борщ и материться.

   Доктор Мюллер подтвердил диагноз Немцова, «перекормила» ребёнка, ...aber ist nicht so schlecht, но не всё так плохо, справимся.
   Короче, как и опасались, роды шли с осложнением, а ребенок появился на свет с задержкой дыхания. Доктор отреагировал мгновенно, перекинул тельце с руки на руку и отвесил хорошего шлепка по толстой попе. Дитя глубоко вздохнуло и от возмущения заорало.
   Был вторник, середина дня, 22 октября 1945 года, взвесили и записали 4.900 кг! Для небольшой женщины вынашивать такую тяжесть, был материнский подвиг!
Немцов и медсестра Тося облегчённо переглянулись. Ну, кажись, всё хорошо обошлось. Мюллер подвязал пупок, поднял нового человечка над головой и понёс показывать сына счастливому отцу.
   - Knabe! Russisch bogatir, otchen koroscho.
   - Ну, раз Knabe, значит, назовём Виктор, – громко ответил счастливый отец.

   Работа доктора Мюллера на этом не закончилась. У Дуси от напряжения что-то осложнилось в организме, ей было очень больно. Роженица мысленно не раз прощалась с жизнью, но немецкий врач не позволял ей умереть. Он оказался настоящим профессионалом, знал что делать, выписывал необходимые лекарства, обзванивал аптеки, находил нужные медикаменты. На десятый день кризис миновал, «блуждавший тромб» благополучно растворился в крови. Молодая мама почувствовала облегчение и поняла, что в эти дни не умрёт, а её Витя не останется сиротинушкой.
   Каким профессионалом был немец, Витя понял только в подростковом возрасте, когда на школьных спортплощадках, он среди сверстников был единственным с идеально завязанной пуповиной. Уродливые пупки торчащие у сверстников, были обычным явлением для всего послевоенного советского поколения. Вот и думай, а почему так?

   К большому удивлению, доктор Мюллер узнал, что в лагерь его уже возвращать не будут. Ему уже оформили документы жить и работать с местным населением. Так, с рождением Вити был открыт «Doctor Medizin Muller. Praxis Allgemeinarzt». Беременные женщины и нуждавшиеся в несложных операциях, могли здесь получить квалифицированную помощь.
   Сын бакинского врача Илья, советский врач Немцов, немецкий врач Мюллер подружились. Немцов брал гитару, доктор садился за фортепьяно, а Евдокия с Тосей душевно пели русские и немецкие песни. А когда за инструмент садился сам комбат и начинал бряцать фокстроты, все весело пускались в пляс.

   В студенческие годы я подружился с Володей М., 1945 г.р. Он поделился со мной историей своего рождения. Его беременную маму, солдатку, выслали из Зоны Оккупации на Украину, там родился Володя. Отец, офицер, смог увидеть сына только через год. Другой мой товарищ по спортплощадке, немец Manfred Bachmann, 1946 г.р. из тех же мест Саксонии, рассказывал мне с каким невероятным трудом его маме смогли найти акушера.

   ГЛАВА 2.42 ДЕТИ ВОЙНЫ – МАЛЬЧИК СЛАВИК.

   Михаил Катуков, назначенный генерал-губернатором оккупационной Саксонии, разрешил офицерам привозить в Германию свои семьи.  Детям военнослужащих открыли школы, открывали классы, даже если было несколько учеников. Генерал Катуков приказал сшить школьную форму детям офицеров и хромовые сапоги.
Написал рапорт на отпуск и комбат Вейнблат, повидаться с родителями и привезти из Баку своего восьмилетнего сына Славика. Мальчик уже пять лет не видел отца, а в таком возрасте это огромный срок.
Скоро такой случай представился. После обсуждения текущих вопросов, полковник Щапов искренне улыбнулся и подал «Направление на переподготовку», пройти обучение в Московском Танковый НИИ
   — Будем осваивать новую боевую технику, в Германию начнут отправлять в первую очередь. К командировке приплюсуй свой отпуск, получится не плохо. Дома с родителями побудешь, потом в Москве в институт походишь, как тебе такое предложение от командования.
   — Служу Советскому Союзу! – радостно отрапортовал Илья, он весь заискрился, уже скоро обнимет сына и родителей.

В приёмной попроси лист бумаги и напиши Рапорт на отпуск. Я подпишу и передам в финотдел, — напомнил командир.

Евдокия, как узнала о командировке в СССР, так места себе найти не могла, заволновалась о своей пятилетней Валюшке, которую оставила в деревне, когда её приняли служить в батальон.
   — Илюша, дорогой, на письма мои никто не отвечает, не знаю, что там творится, сердце моё болит, чувствую плохо там дочурка моя. Забери ребёнка, привези сиротинушку. Сердце болит, не могу больше. Ты же помнишь, я её на руках держала, когда записывалась в твой батальон. Сейчас ей уже шестой год пошёл, самостоятельная уже, доедет. А дорогу в Погудаевку ты же помнишь.
Спланировали отпуск, в Баку к родителям, оттуда в Москву на переподготовку и на Орловщину за Валей.  Евдокия, Витю в коляску и помчалась на немецкую барахолку за подарками.

   Из Берлина до Ростов повезло улететь военно-транспортный самолётом, а там уж недалеко до Баку. Под мерный гул четырёх моторов, перебирал в памяти эпизоды прошедших лет уже и забытых... Дома, у родителей не был больше десяти лет. Ижорский Завод, работал без отпуска, потом арест, тюрьма, блокада, война. Добрых десять лет, как один долгий голодный, бессонный день и одна бесконечная морозная ночь. Сколько раз бывал на краю гибели, удавалось вывернуться, отдышаться, подлечиться и на фронт. Сейчас уже и не вспомнишь ничего толком, всё смазалось в тумане. Но, главное, не посрамил свою фамилию. Не стыдно мне перед отцом и матерью стоять, на гимнастёрке ордена и медали, погоны майора, партбилет КПСС, пистолет в кобуре.

   С Бакинского вокзала прошёлся до родного дома пешком. За эти годы двор старого бакинского дома не изменился, те же вонючие, забитые до отказа мусорки, и те же бельевые веревки от этажа к этажу. Грязи стало больше, трещины на оконных стёклах. Удивительно, но всё та же, неугомонная ватага бегающих по двору армянских, русских, азербайджанских пацанов.

   Сердце ёкнуло, когда увидел в толпе пацанов своего сынишку Славика. Мальчишка заметно повзрослел, какой-то другой стал, худощавый, подвижный, азартный. Видно было, дедушка с бабушкой следят за внуком, смогли поставить пацана на ноги. Ежедневная ложечка рыбьего жира с кусочком хлеба и солью сделали своё дело. Мелькнуло в памяти, как он в сорок первом, в невероятной суматохе втолкнул Ольгу и двухлетнего Славика в последний поезд, уходящий из блокадного Ленинграда. А сейчас, такой бедовый пацан бегает.
   Вспомнил одно единственное письмо от Ольги, как ей было трудно добраться до Баку. В пути Славик заболел с высокой температурой. На каком-то Волжском полустанке их сняли с поезда, разместили в бараке, который назывался больницей. Как Славик выжил, она по сей день не может понять. А сейчас, писала Ольга, мне у твоих родителей совсем плохо, чужая я им. Больше писем от неё не приходило.

   Не отвлекая мальчика от игры, Илья поднялся к родительской квартире. У входной двери, всё тот же старый стульчик, для чистки обуви, всё та же облысевшая сапожная щётка, баночка с чёрной ваксой. Тут же валялся брошенный школьный портфельчик. Подёргал дверь. Заперта. Значит Славик в дом не заходил. Пошарил рукой в «секретном месте» и к своему огромному удивлению нашёл ключ, как всегда, на том же месте.
   Поднял школьный портфельчик, вошёл в квартиру. В нос ударил знакомый с детства запах медицинских препаратов. Глянул на плавающих в банках лечебных пиявок, ухмыльнулся.
Да, ты папа, молодец, перевалило за семьдесят, а всё ещё принимаешь пациентов на дому.

   Илья поставил в сторонку свой вещмешок с подарками и первым делом открыл школьный портфель. Бегло пролистал дневник, заглянул в тетрадки.
   Ну что сказать, молодец мальчишка, оценки хорошие. Пришло ощущение привычной дисциплины родительского дома.

Вернулся во двор и с улыбкой стал смотреть на бегающего Славика. Загадал, — узнает, не узнает. В письмах к родителям Илья каждый раз писал пару строк лично для сына:
     «Дорогой мой сын! Уже осталось немного ждать, и мы с тобой опять встретимся, будем всегда вместе. Я жив и здоров, сильно скучаю по тебе. Я тебя очень люблю, мой мальчик...»
   И Славик, как умел, отвечал папе на страничке дедушкиного письма, дописывал свои строчки, которые обычно заканчивались одной и той же фразой, папка ну когда ты меня заберёшь.

   Соседки из своих окон уже заметили появление незнакомого офицера. Сразу не узнали сына врача, которого с детства знал весь двор. Стали выходить поинтересоваться, кто этот офицер и зачем пришел. Ба! Так это же Илюшка, старший сын доктора, с фронта живым вернулся.
Его быстро обступили со всех сторон, посыпались вопросы:
   — Илюшка, ты, что ли? Живой! Приехал... радость то какая родителям.
   — А наших ребят со двора на фронтах не встречал ?
   — А Жорика мово, он тоже воевал в танкистах. Давно без вести как... Плачу, не могу. Не верю в плохое... А его всё нет и нет. Може инвалид по госпиталям, или что не знаю...

   — А мои, Илюшенька, все в Крыму легли и сынки и муж мой. Одна осталася. Жить не хочу. Бога молю однажды утром не проснуться...

Илья сочувственно всем отвечал, разговаривал, а одним глазом не выпускал с поля зрения сына, который продолжал азартно играть с пацанами в кости.
Но вот, кто-то крикнул:
   — Славик, ты, чо носишься, папка твой с фронта приехал..., не видишь штоли, с тётями стоит. Беги быстрей. ! Ну, ты тупой шкет!

   Мальчик, как услышал слово «папка», бросил всё что у него было в руках и с рёвом, расталкивая женщин, кинулся к отцу. Отец подхватил жилистое тельце, прижал к себе сына. Руки ещё помнили того, маленького, когда затолкнул в вагон уходящего поезда. Так они и прилипли, прижавшись друг к другу. Горячие слёзы ребёнка оставляли светлые полоски на измазанных щеках.

   Взволнованные соседки, глядя на такую неожиданную встречу отца и сына, счастливо улыбались утирая платочком слёзы.

   Вечером с работы пришли родители, постаревшие, с бесконечной усталостью на лицах. Разговаривали долго, вспомнили всех, кто не вернулся с фронта, кто без вести и кто инвалид...

   За Олю, ничего скрывать не стали, рассказывали всё как есть. Оля поначалу устроилась на работу под нашей фамилией, свою взяла. По мере того как обстановка на фронтах ухудшалась, когда немец зацепился в Кавказских горах, местные радикально настроенные, открыто стали поговаривать, скоро в Баку придёт турецкая армия. Диверсанты затаились, как получат приказ, начнут убивать военных и милиционеров, уже тайно вербуют нефтяников, жизнь им обещают если на немца останутся работать.

   Самое ужасное для Оли было слышать,- немцы дали задание аскерам составить списки евреев на уничтожение. Страшно ей стало с нами жить. Беженцы много чего рассказали.

   На работе наслушается, ночью спать не может, трусит её от страха. Всё мерещится, «аскеры» с фашистами врываются в квартиру, хватают её и вместе с евреями гонят на расстрел. За ней, бежит маленький Славик. Он всё спрашивает, ...мама, мама, нас сейчас убьют?
Убьют? Мы уже не вернёмся домой?
А дедушку с бабушкой уже убили... уже убили?

   Она пытается вырваться из толпы обречённых. Кричит конвоиру:
   — Я русская. Отпусти меня...
Злобный конвоир поворачивает голову, с малороссийским выговором спрашивает:
   — Ты шо гутаришь, шо ты росийська ? А це жыдёнок, чо за тэбэ цэпляится, твой?!

   Оля хочет громко крикнуть, чтоб и немец её услышал:
—Ich bin Russische Frau.
Голоса у Ольги нет, горло сдавило, ответить вразумительно не может.
А Славик уже орёт во всю свою глотку:
   — Да!! Это моя мама... Моя...!
   — Так яка ти росийська, коли жидёнок твой за юбку цепляется...
От таких сновидений Оля теряла сознание, проснётся в холодном поту и заснуть не может. Ворочается до самого утра. Мысли разные в голове. Безумно боялась, коль сын еврей, значит и её запишут в еврейки, разбираться никто не будет, поставят голой на яму и конец. Уходить надо, одной уходить, без Славика. Затеряться среди мусульман, их фашисты не тронут, они в союзниках.

   В свои 35 лет, особо не выбирая, обратила на себя внимание местного вдовца средних лет. "Потёрлась" рядом с ним, тот всё понял, пригласил в гости, накормил. Осталась у него, а на следующий день быстро, пока он не передумал, сбегала за своими вещами.
Так и стала жить у него. Раз в неделю зайдёт, принесёт с его огорода пучок зелени — петрушку, лук, укроп, посидит и уходит. Сожитель свой участок луком засадил. Зубы на дёснах шатаются, постоянно лук в рот кладёт, надеется на чудо народной медицины. В соль макнёт и в рот, так лечит свой кариес. А как секса домогается, противно ей, но приходится «поддавать», иначе выгонит.
   Немца с Кавказа погнали, пришла с чемоданчиком и сразу с порога стала рассказывать как ей тяжело, как она любит только Илью и жить без Славика не может. Родители выслушали, но в дом вернуться не позволили.

   Противно родителям было всё это рассказывать.

   Когда всё про всех поговорили, мама с улыбкой обняла сына:
   —Мы, Илюшенька, присмотрели тебе нашу девушку, молодую да красивую, не чета твоей Оле. Твоя бывшая только способна нервы мотать и под себя грести. Женишься на ней, ещё семерых внуков нам нарожаете. Нам уж помирать скоро, хочется видеть тебя счастливым.
   Илья улыбнулся, вытащил из своего вещь мешка фотографию:
   — Дорогие мои родители! А вот и моя новая семья. Жена и мой сын Виктор. Смотрите какой ваш внук толстяк! А вот всем подарки от Евдокии Ивановны.
Родители замолчали.
   — Зря ты это сделал, — ответил отец.  Я же тебя просил, писал тебе, не женись на ком попало, не повторяй свою первую глупость. Не могу тебя понять, Илья. Мы тут с твоей первой сукой натерпелись, теперь ты вторую суку подзаборную опять в дом тащишь.

   В комнате повисла тишина, мама заплакала, закрыла руками лицо и горько всхлипывала.
Радость встречи грубо оборвалась. Подарки от новой невестки, никто уже не стал рассматривать, так и остались завёрнутыми в бумаге. Хотя что тут говорить, сын был самым бесценным подарком.
Вернулся с такой ужасной войны живым, руки ноги на месте, а бабы это дело второстепенное.

   Славик уже давно был в постели, прижал к себе красивую игрушку из Германии и делал вид, что спит, сам же зарылся под подушку всё слушал, о чём говорили взрослые. Нервный выпад дедушки глубоко запал ему в душу, бедный мой папа, повторял он всё про себя, эти суки его достали, я сам разберусь с ними. Повторял про себя дедушкины бранные слова и провалился в сон.

   На следующий день, Илья хорошенько выспался, побрился, приосанился, при орденских планках, с пистолетом на портупее пошёл в Городской Народный Суд подать заявление на развод и отказ Ольги на право воспитывать сына. Без таких бумаг Славика в Германию не выпустят.
   В суде, на удивление, сделали всё быстро, за несколько дней. Он и не знал, что государство уже заранее побеспокоилось о фронтовиках. В вихрях войны пары по перемешались и надо встать на защиту новых семей. Правительство приняло поправки к Закону о Семье. Фронтовиков стали быстро разводить по ходовой статье - «измена жены фронтовику», или наоборот. Ольгу вызвали повесткой в суд, но она не пришла, стыдно ей было на глаза показываться. Вся её схема выживания, рассыпалась в прах. Немец Баку не взял, муж, вопреки гадалке, вернулся живым. Сама осталась с непонятно с кем. У всех радость в душе, Победа, а у неё полный жизненный крах.

   ГЛАВА 2.43 ДЕТИ ВОЙНЫ – ДЕВОЧКА ВАЛЯ
 
Илья погостил у родителей, оставил денег им родителям, и со Славиком уехал в Москву.  Брат Михаил встретил по телеграмме, они не виделись много лет и были счастливы обняться. Михаил всю войну проработал в цеху авиационного завода, собирал и восстанавливал истребители И-16. Да доблестный труд его наградили орденом «Трудового Красного Знамени», медалью «За трудовую доблесть». Его жена, Роза Михайловна, изысканная московская барышня, всю войну просидела за фортепьяно в Московском театре. Она организовала Славику поход в Театр Юного Зрителя, посмотреть детские спектакли. Мальчик с восторгом посмотрел несколько спектаклей, которые произвели на него неизгладимое впечатление.

   Илья прослушал лекции, сдал на отлично собеседование, попрощался с братом и поездом до города Орёл.  Оставили вещи в камере хранения вокзала, где-то переночевали и с раннего утра выехали за Валей. Попутным грузовичком до села Покровское, оттуда долго тащились на перекладных до села Фёдоровское и дальше, не надеясь на транспорт, пешком несколько километров до деревни Погудаевки. С тех пор как в 1943 году батальон стоял в этих местах, ничего не изменилось, стало ещё хуже. Повсюду та же непролазная грязь, разруха и нищета. Если не подмораживало дорогу, ехать можно было только на танке.

   Председатель сельсовета, инвалид войны, взял бумаги и долго смотрел на них, думая о чём-то своём. Затем поднял голову и спросил:
   —А чо это, Дуська, сама не приехала, за Валей офицера присылает?
Она как сбежала, за Валей присматривают старики по мужу, сами еле двигаются, но крепятся. Говорят, Дуська приедет за Валей, тогда мы и помрём, Дуська нас и похоронит. Валин отец пропал без вести в первый же месяц войны.  Родня с его стороны тоже вся погибла, кто в армии, кто в партизанах. Кроме Дуси стариков и похоронить некому.
   — Не смогла сама. Родила, грудью кормит.
   — От тебя родила, майор, штоли?
   — Да, мой ребенок.
   Илья отвернулся, закурил и отошёл к окну, не желая продолжать этот разговор.

   Председатель крикнул толпившимся бабам найти Вальку и привести в сельсовет. Наконец-то привели анемичную, тощую, девочку с гнидами в волосах. У неё на мордашке не было вопроса, она явно не понимала зачем её привели к дяде председателю. Председатель сурово глянул на бубнящих баб и попросил тишины. Повернулся к девочке и спросил:
   — Валя, скажи нам, только честно скажи, ты хочешь с этим дядей ехать к своей маме? Или ты с нами останешься?

   Валя оживилась, глазки сверкнули, и она тихо ответила,
   — Я к маме хочу...

   Председатель не стал повторять свои вопросы. Открыл сейф, достал сельскую печать, «Свидетельство о Рождении» Шведовой Валентины Николаевны. Выдернул из тетрадки двойной лист, вставил в допотопную пишущую машинку и сел печатать Справку на передачу ребёнка доверенному лицу Евдокии Шаталовой, майору И.Вейнблат. Вначале он искал на клавиатуре нужную букву, потом тыкал туда указательным пальцем. Слово за словом ни разу не ошибся. Видно было, стучать по клавишам доставляло ему удовольствие, успокаивало нервы, а может быть и не проходящую боль фронтовой раны.

   В какой-то момент в сельсовет примчался весь взъерошенный мальчуган. Схватился за Валю и громко заплакал:
   — Валька, ты чо без меня уедешь, а как же я...?
   Дяденька офицер, меня забери, забери меня тожа. Я с Валькой хочу уехать.

   Инвалид, не отрываясь от клавиатуры, категорически покачал головой. Мальчик понял, что его не заберут, он просто лёг на пол, закрыл лицо и горько зарыдал.

   Закончив печатать, председатель положил бумагу на стол, поплевал на химический карандаш, подписал, ударил печатью по Справке и запер печать в сейф.

   Посидел, и молча подал майору Справку.

   Спросил кого-то, где Гришки, сходи до него, пускай запрягает, довезёт до села Покровское и вертается. Оттуда майор сами доберутся до Орла.

   Поднял с пола всхлипывающего мальчика, повернулся, и не прощаясь, заковылял на костыле из конторы. Он считал, что все сельчане, мужики и бабы обязаны были вернуться домой, дружно поднимать родной колхоз. Разбегаться по чужбинам он считал постыдным предательством.

   Бабы одели Валю потеплей и повели всех к телеге. Там уже сидел старый Григорий, начинал кашлять, так от него сивушный перегар намертво валил прохожего. 
   Валя и Славик накрылись вонючей овчиной, стало тепло. Славик с болью и сочувствием слушал как в конторе горько плачет мальчик.
   Ну! Поехали. Сказал кучер и слегка стеганул плёткой лошадку.
   Через скрип рессор и цокот копыт Славик спросил.
   — Валь, а кто тот пацан?
   — Мой брат, — тихо ответила Валя.
   — Двоюродный? - переспросил Славик
   — Не знаю, какой он мне, — ещё тише ответила девочка.
   — Теперь я  буду твоим братом. Ты будешь дружить со мной?
   — Буду...

   Славик смотрел на Валю и думал, странные эти взрослые, папка забрал бы того пацана, я бы с ним играл. Валька странная, смотрит в одну точку и молчит.
Веки мальчика от напряжения дня потяжелели, он прижался к колючей соломе и крепко заснул.

   В поезде на Берлин Валя полюбила своего нового папу. Он много рассказывал ей о маме, о маленьком братике Вите, говорил что у них будет новая дружная семья. Водил в вагон-ресторан и вкусно кормил Валю борщом с мясом и хлеб с маслом. От непривычного тепла в животике Валя просто засыпала за столом и тогда Илья брал девочку на руки, относил в вагон, укладывал на полку под одеяло и ласково говорил на ушко, спи, набирайся сил. Валюша смотрела на него и, может быть впервые, с улыбкой засыпала на белой, чистой подушке и под белой простынёй одеяла.

   В офицерском вагоне дяди в военной форме баловали её вниманием, угощали из железной круглой баночки конфетками «Монпансье». Девочке очень нравились  разноцветные леденцы с фруктовым вкусом. Конфетки были ещё и красивыми, и блестящими. Она никогда в своей жизни таких не имела. Офицеры в ответ улыбались и все задавали один и тот же вопрос,
   — Ты чо, Валюха, к мамке едешь? А что ты сделаешь когда мамку увидишь?!
   Валя радостно начинала говорить как она быстро-быстро побежит обниматься со своей мамочкой.
   — А подарок для мамы у тебя есть? 
   Валя загадочно улыбалась.
   —Да, есть. Я кусочек сахара спрятала для мамочки.

   ГЛАВА 2.44 МАЛЕНЬКИЙ ВИТЯ ДЕТЁ ВОЙНЫ

Когда командир собрался уезжать, Дусе оставил свой жилой вагон, в нём было с
ребёнком удобно, без любопытных глаз кормить и возиться с младенцем. В тамбуре на загнутом гвоздике так и висел немецкий автомат, наверное в помещении было предусмотрено специальное место для оружия, но скажем просто, на гвоздике, это по нашему, всегда под рукой.

   В тот день, по случаю Приказа на демобилизацию, Николай Васильевич, механик по стрелковому оружию, хорошо посидел с боевыми товарищами и по душевному долгу решил службу дослужить, добрую память о себе оставить. Сходил до Дуси, снял с гвоздя немецкий автомат разобрал, почистил на совесть, смазал, собрал, перезарядил. Принёс  на место повесить, приоткрыл дверь, услышал, как Евдокия убаюкивает ребёнка, решил не беспокоить. Деликатно просунул руку с оружием, нащупал гвоздь и повесил.

   Как потом оказалось, повесил на скобу курка.

   Евдокия убаюкала ребёнка, уложила в люльку и вышла по своим делам. Вагончик на рессорах качнулся, автомат сполз, гвоздик прижал курок...
Раскачиваясь стал бить очередями в отсек, где спал маленький Витя.
Евдокия услышала выстрелы, кинулась к вагону. К счастью капитан Трусов успел схватил её за руку и свалить на землю.
   Под треск автомата, свист и пляску рикошета, обезумевшая мама билась в истерике, её с трудом держали уже два человека.

   Последний патрон бахнул и всё стихло. Прислушались...
Автомат не стреляет и малыша не слышно.
   — Неужто убит...
Пробила у всех одна мысль. Вбежали. Через пороховой дым Витя живой!
Проснулся от грохота лежит в своей фанерной люльке и рассматривает лучики солнечного света, из новых дырочек. Счастливая мама схватила ребёнка, вынесла на свежий воздух. Ноги её дрожали, стоять не могла. Кто-то подал табуретку, помог сесть. Подошли солдаты, успокаивают.

На выстрелы примчался протрезвевший оружейник. Стоит в сторонке, понять не может, как такое случилось. Боялся к Евдокии подойти.

   Градус злости стал спадать, она не сдержалась и заревела, протёрла тряпкой слёзы, повернулась к оружейнику:
   — Стоишь, в сторонке, за мной наблюдаешь?
   Извинился бы.
Оружейник подошёл, встал на колени, взял её руку и с волнением в голосе стал говорить:
   — Прости меня Евдокия, не от злого умысла. Ну выпивши был...
Ты же знаешь, я очень даже уважаю комбата и тебя особенно. От души хотел добро напоследок сделать, подправил механизм малость, чтоб стрелял исправно. Сам про себя думаю, пригодится ещё, не успокоятся супротив русских. Нам с немцем мира не будет. 
   Решил на последок повозиться, шибко полюбил я эту штуковину. А тут такое, не представляю, как оно могло случиться.
   Прости меня, Евдокия.
   — Да встань ты, Микола, не позорь меня перед батальоном. Тебе тоже особое спасибо за службу. От такого "добра" у меня чуть сердце не встало, не знаю даже как пережила, мужики к земле придавили. А могла помчаться закрыть собой ребёнка. Век  этого не забуду, но Слава Богу, всё обошлось.

   Давай уж, дослужи свою службу, сыми этот проклятый автомат, разбери и выбрось по частям в водоём. Мне всё равно, нападут на нас их партизаны или уже не нападут, сам знаешь, мне пулемёт сподручнее. Убери оружие от греха подальше.
Комбат пацана своего привезёт, тот сразу руки потянет к автомату. Не дай Бог, что ещё натворит.
   А за побитый пулями вагон я твою вину на себя возьму, постараюсь до приезда командира зачистить, закрасить.
    Чо стоишь рот разявил. Давай исполняй бегом что сказала, да грузись, машина пошла дембелей собирать. И запомни, что скажу, пить завязывай, не разумеешь чо, творишь.

   От автора. Пройдёт не один десяток лет, формально перестанет существовать государство большевиков. Российские Законодатели с приближением юбилейной даты «75 Лет Победы», вспомнили о детях войны, о таких как Славик, Валя, Витя. Они с 60-х годов вошли в жизнь, фактически «за бесплатно» строили, сталь варили, бурили пласты с нефтью, лечили, кормили, поднимали целину, стояли насмерть на защите границ.
   Вспомнили номенклатурные товарищи, когда после тяжёлого, рахитичного детства мало кто оставался в живых. А тех, кто родился в 1945году вообще поделили на родившихся до Салюта Победы, и тех, кто родился на следующий день и месяц после салюта. Хрен Вам, ишь что захотели, прибавку к пенсии, родился после салюта так ты уже не проходишь на льготу "Дети Войны". Вот и думается, у лоснящихся благополучием представителей власти большевиков ничего не меняется, побольше бы лживого шума и суеты. Как Владимир Ильич заложил презрение к своему народу, так и потекло по волнам десятилетий. А по большому счёту все эти "надбавки" это поводок на шею, показывать свою власть над трудягами.
 
    ГЛАВА  2.45 НУ ВОТ И ВСТРЕТИЛИСЬ

   Евдокия с плотником восстановили повреждённые места, обновили и перекрасили пол. Как бы, к приезду комбата сделали ремонт.

   — «Едут...! Евдокия, выходи, встречай своих» - крикнул дежурный по батальону.

   Вышла, Витю на руки и замерла в ожидании своей дочки. Безумно хотелось прижать к себе свою маленькую Валюшку.
   «Виллис» резко тормознул, обдав всех облаком пыли и остановился. Комбат вышел из машины, обнялся с женой и сразу с улыбкой стал трогать Витю, подросшего за полтора месяца. Сынок уже осознано вращал глазёнками и загукал что-то своему папе. Папа был счастлив.

   На какой-то миг Евдокия смотрела на радостного мужа и холодок по коже пробил её до самых пят. Представила, что было бы сейчас, если б Витя погиб под пулями.
 
   Следом за отцом из машины выпрыгнул Славик с чемоданчиком в руках, подарком от дедушки. С большим достоинством, принялся озираться по сторонам. Мальчуган, который дальше бакинского двора ничего не видел, за время такого большого путешествия узнал много нового, интересного и как-то заметно повзрослел.
   Илья подвёл Славика к Дусе и сказал:
   — Мой сынишка Славик, надеюсь вы подружитесь.
Повернулся к мальчику, — слушайся Дусю, это военная часть, не дедушкин бакинский двор, не лезь ни куда. Понял ?!
   — Да, папа, понял.

   Водитель растормошил заснувшую девочку и поставил рядом. Валя была с дороги, растерянной, не могла сообразить куда ей идти. Славик заметил это, быстро подошёл и взял её за руку. Он хорошо запомнил рассказы бабушки, как галантно офицеры ведут себя с женщинами. Он, сын командира, значит тоже офицер.
Валя в этот момент во все глазёнки смотрела, как её новый папа целуется с худенькой женщиной. Опомниться не успела, как эта женщина Витю на руки к папе, подбежала, прижала к себе, стала обнимать, целовать. Слёзы радости мешали ей говорить.

   Майор ушёл в штаб войти в курс дел, а Дуся взялась приводить в порядок детей. Первым делом повела в баню, отмыть и обстричь обоих. У Вали в волосиках нашла гниды вшей, обстригла под мальчишку и намазала какой-то «вонючкой». Одела во всё чистое, наглаженное, заранее побеспокоилась и купила на рынке в Майсене.
Славика и Валю чистеньких, ещё пахнущих мылом, отвела в солдатскую столовую, где специально для них приготовили компот с горкой ещё тёплого печенья. Из столовой мальчика отвела в казарму, показать его койку. Валю положила на свою кровать в вагончике.

   Взялась разбираться с вещичками из СССР. Просмотрела, что можно ещё носить отложила простирнуть, а всё остальное сложила на пустой чемоданчик Славика, облила бензином и подожгла. Боялась, занести с их тряпьём вшей и тараканов. Полыхнул огонь, бакинские тараканы, не успевшие разбежаться из дедушкиного чемоданчика, противно лопались в огне.

   Славик, переодетый во всё чистое, сытый и постриженный, как увидел полыхающий в огне свой чемодан, побледнел от злости, подбежал и заорал:
   — Ты чо... Мой чемодан зажгла, ты чо... Шмон мне устроила. Это мои вещи... Ты кто тут такая, ваще?  Швабра половая...
   Славик уже в дороге стал вынашивать свой план «разобраться» с папиной «бабой», за которую дедушка так зло ругал папу. И случай представился.

   Только бакинский шпанёнок, жестоко просчитался. Проходивший мимо солдат удивлённо глянул на Славика, отвесил ему хороший подзатыльник, от которого мальчуган подлетел к «папиной «бабе». Евдокия была солдатом, не за «красивые глаза», получила медаль «За Победу над Германией», она тут же влепила наглецу  пощёчину, от которой тощего мальчугана просто снесло с ног. Славик встал, было больно и обидно, никогда его, крутого пацана, так хлёстко не били по лицу. Сплюнул кровь, заплакал и убежал.
   Такого он простить не мог, с тех пор в их отношениях никогда не было душевного тепла и просто дружбы. Встретив жёсткий отпор Славик стал мстить «тёте Дуси», через маленькую Валю. Трещины семейного благополучия навсегда разбежались как по стеклу.
   Молодая, на вид хрупкая женщина оторопела, такой ответ на её добрые дела и заботу. Устала очень. Ночью с маленьким Витей хлопотала. С утра покормить, пелёнки сменить, простирнуть, повесить, Себя в порядок привести, муж едет. Приехавших с дороги отмыла, переодела в чистое, наглаженное, накормила и подготовила для них постели.
   Нахлынуло такое чувство незаслуженной обиды, от которого, ещё миг и она бы разревелась. Оскорблённая в своих лучших чувствах и помыслах, побрела в вагончик, прилегла на кровать, где уже дремала Валя, обняла её и выплакала все свои слёзы. Слёзы за поломанную войной судьбу, слёзы радости встречи со своей дочкой. Валя тоже расплакалась, но больше от счастья. Её никто, никогда, так нежно не обнимал, не прижимал к себе.
   Валя чувствовала давно забытое материнское тепло, которого ей так не хватало всё это время. Из глубин подсознания к ней пробился расплывчатый импульс, это и есть её мамочка. Доверчиво прижалась худеньким тельцем и стала умолять не оставлять её больше одну, не уезжать на войну, не отдавать её, маленькую, стареньким бабушке с дедушкой. А когда они обе успокоились, мама дала честное слово, что всё так и будет, как просит дочка.

   К 1946 году в Саксонском Майсене семейным офицерам арендовали несколько домов на тихой, зелёной улице. Комбат получил двухэтажный особняк с небольшим садом, который принадлежал хозяйке, назовём её «Alte Frau». С ней в доме жили сноха с дочкой, назовём сноху „Junge Frau“,. Два сына пропали где-то на фронтах, об их судьбах никто толком ничего не знал.
   По Договору Аренды «Alte Frau» выплачивалось содержание. С согласия Евдокии Ивановны, женщин не выгнали со двора, как это делали немцы на оккупированных территориях в СССР. Позволили жить в двух небольших комнатах с отдельным выходом. В ответ «Alte Frau» закрыла на ключ свою комнату и с гордым видом переехала жить к родственникам. Боялась.
   Пропаганда о русских варварах, диких азиатов, головорезах крепко сидела в сознании обывателей.

   Мама с маленьким Витей разместились на втором этаже. Общей для всех стала кухня с камином и большим столом. Здесь собирались поесть и поговорить, обсудить новости и планы на выходной день.
   Дети советских офицеров из близлежащих домов бегали друг к другу в гости, без всякого стеснения и когда им захочется. Евдокия, прежде чем уйти, соберёт всех в кучу и объясняет как дети должны себя вести в чужом доме. Пугала детей.
   — Ничего ни ломать, ни налететь с разбегу на дверь, не ронять статуэтки, вазочки и, конечно же, даже не подходить к спичкам. Дома все из старого сухого дерева. Вспыхнет, и вы, чертенята, убежать не успеете, только ваши косточки останутся.
   Дети хитро переглядывались, и когда дверь за взрослым закрывалась, они просто сходили с ума. Бегали по деревянной межэтажной лестнице, играли в догонялки и прятки. Деревянные половицы лестниц издавали ужасный и противный скрип, когда с них вприпрыжку сбегали или сваливались вниз. Носились до изнеможения и даже спичками балуются.

 ГЛАВА 2.46 ДУСИН ОГОРОД НА ГАЗОНЕ АРИСТОКРАТКИ 

   Командир утром в батальон, оттуда по объектам или к начальству. Как уедет, так пропадает сутками. Вернётся к ночи, утром поел каши приправленной консервированным мясом, сыр «с душком», кофе эрзац, папиросу в рот и поехал службу служить. Обед в солдатском камбузе традиционный борщ с салом, перловка с чем-то, папиросу в зубы и так каждый день. На хронический авитаминоз уже никто не обращал внимание.
   Евдокия понимает, нельзя сидеть и смотреть как мужик трудится, авитаминоз зарабатывает, надо выращивать к столу свои свежие овощи, лук, щавель. С началом весны стала изучать садовый участок у дома. Смотрит, где утром солнышко землю греет, место, где можно сформировать грядки, посадить что быстро растёт и к столу полезно. Нашла в сарайчике лопату, тяпку, лейку, покрутила пассатижами ржавый кран для полива, есть и вода. Солдату, который в этот день завёз дровишек для кухни, поручила настрогать рейки, шпалеры, дала денег сгонять до фермера и купить у него перегной. Служивый всё понял, сам был из крестьянского сословия, руки по земле истосковались. На следующий день всё привёз, взял лопату, перекапал газон, сформировал грядки.
   «Alte Frau», собственнице дома, сразу донесли, русские её любимый газон раскопали, что-то там затевают сажать. Примчалась, со злой мордой ходит, шипит по своему, плохими словами «оккупантов» обзывает. А кому приятно, когда в твоём доме живёт чуждая тебе толпа иностранцев. Заселились на правах сильного, пользуются мебелью, посудой, занимают лучшие комнаты. Дети, как черти, носятся по дому. Деревянные половицы лестниц издавали ужасный и противный скрип, когда с них вприпрыжку спрыгивали или сваливались вниз. Газоны в грядки перекопали, выращивают разные овощи, куры бегают, кудахчут, навоз рассыпают и листья жгут.
   Евдокия подошла вплотную к хозяйке дома.
   — Вы чем-то недовольны?
«Alte Frau», испуганно.
   — Ах мой газон, мы много лет газон поливаем, траву ровно стрижём, тогда газон радует меня своей красотой. Вы арендуете мой дом и даже разрешения не спросили.
   Евдокия с таких слов налилась злобой.
   — Я арендую ваш дом? Это ваши солдаты сожгли мой дом, убили всех моих братьев, я ещё должна у тебя, старая ссука, разрешение спрашивать?
«Alte Frau» перепугано сменила тональность,
   — Простите, я просто спрашиваю, если нужна от нас помощь, мы поможем.
Кивнула своей молодухе.
   — Помогай russische Frau.
Развернулась и с гордой осанкой ушла. Сноха проследила уходящую спину старухи, улыбнулась и предложила сходить в субботу на крестьянский рынок. Знает доброго дедушку фермера, который примет Заказ, семена и рассаду аккуратно разложит по кулёчкам, подпишет. Заказ для фрау Евдокии принесут домой.

   День за днём и не заметили как зазеленел первый урожай. На столе стали появляться лук, петрушка с укропом. Потом уже помидоры, огурцы и молодая картошка. Откуда-то привезли в коробке цыплят. Цыплятки были маленькими, желтенькими, говорливыми.
Витя просунет ручонку в коробку, трогает эти пушистые комочки. Мама смеётся,
— не передуши мне цыпочек, петушок узнает, разозлится, клюнет тебя в попу.
Витя в ответ громко смеётся, представил себе как петушок, золотой гребешок, его в попу клюнул.

   Когда цыплята стали курочками, купили у фермера огромного саксонского петуха. Он сразу облюбовал забор и на правах хозяина стал пристально следить за своими курочками. Свирепый был петя-петушок так и норовил кого нибудь клюнуть. Старались обойти коварного, саксонца, близко не подходить. Курочки из его гарема стали попадать в суп с лапшой. Поймают, голову на бревно и топориком по шее, безголовая курица ножками дёргает, вскочить хочет и бежать, но без головы не может. Лапшу готовили по крестьянскому рецепту, тонко раскатывали тесто, резали на полоски и подсушивали. Суп с лапшой был потрясающе вкусным и всем полезным.
Грядки, курятник и крольчатник, сделали питание семьи полноценным. Евдокия и козу собралась завести, утром стаканчик козьего молока это же большая польза, но майор отговорил.
—Сегодня мы здесь, а завтра прикажут ехать к чёрту на рога, с собой козу забрать сложно.

   Вечером собирались на кухне посидеть у полыхающего камина.  Подбрасывали дровишки в огонь и рассказывали, что у кого днём было. Дуся возьмёт газету «ПРАВДА» просматривает статьи и комментирует. Любила позубоскалить на колхозные темы, особенно как бьются за урожай. Слово то какое, героическое, выбрали, «Битва за Урожай», бьются, бьются, а народ в стране в голодный. Ну сколько же можно врать?!
   Когда же правду писать начнут, как разорили, разогнали крестьянство, оставили на деревне лодырей, да пьяниц. Колхозник стакан водки накатил, влез в трактор как в танк, и попёр в «бой за урожай». Нет, ребята, так урожай не выращивают, крестьянин должен знать, для чего он работает, а если его взашей, да силком в поле гонят, народ голодным так и останется.
   Немцы без крика и героических лозунгов на наших глазах голод почти победили. Открыли ресторанчики, мясные лавки, булочные. Ранним утром на прилавках уже хлеб горячий, булочки только из печки.

   Добрый славянский характер был у Евдокии Ивановны. Вела себя с немками доброжелательно, любила поговорить на немецком. Никогда, продукты не прятала. Кушать хочешь?
Садись, покормлю, чем Бог послал. Делилась с „Junge Frau“ излишками овощей, куриными яичками. Налепит русские пельмени, приглашает пообедать. А они по своим правилам достанут пфенниг хотят расплатиться, Евдокия смеётся, мне от вас ничего не надо.
Майор, бурчит на жену свою, — не играй с ними в дружбу, не переступай черту. Сегодня им выгодно быть с тобой в хороших отношениях, они добренькие, дружелюбные, улыбаются. Ты им помогаешь пережить тяжёлые времена. В доме тепло, не голодно. Молодухе не надо в Берлин ездить, проституировать за банку американской тушенки, за доллар. Как бы ты добром не стелилась, мы для них чужаки и всегда будем такими. Мы с ними никогда не сблизимся. Правильно говорит генерал Г. К.Жуков, они нам не простят своё поражение. А кому будет приятно, когда в твоём доме живёт на правах сильного чуждая толпа иностранцев. Занимают лучшие комнаты, дети, как черти, носятся по деревянным половицам лестниц, которые издают ужасный и противный скрип. Газоны в грядки перекопали, выращивают разные овощи, куры бегают, кудахчут, навоз рассыпают и листья жгут. Но, будь уверена, этот народ своим трудолюбием вернут прежний уровень жизни. Тебя вспомнят, как «русишь шваин» газон испортила.

   ГЛАВА 2.46 ВАЛЯ И СЛАВИК

   К Вале проявляли особую заботу и внимание. В холодные, дождливые дни мама от простуды завязывала на девочку платок из темной овечьей шерсти. Маминой заботой худенькое, рахитичное тельце ребёнка, пережившего войну, медленно набирала природную силу и упругость. Она уже веселой улыбалась, или хохотала от души. Но её ещё долго преследовал детский страх остаться без мамы. Ночью ей от страшных сновидений проснётся и со слезами бежит к маме в постель. Обнимутся, пошепчутся, — мамочка, ты больше не уедешь на войну? Не отдашь меня старенькой бабушке. Маа..! Ну скажи. — Ну нет конечно, я буду всегда только с тобой.  Девочка опять засыпает и ровно дышит до утра.

   К лету следующего года Валю красиво одели, она уже мало чем отличалась от маленькой саксонской «kleine Prinzessin». Приветливо встречалась с немецкими девочками из соседних домов. Девчонки на улице прыгали на скакалке, играли в «классики», расписанные мелом квадратикам. В детских играх Валя всегда проявляла характер, была третейским судьей, её детский вердикт был прямым, справедливым и всем понятным.
   Её обожали, никого не оставляла равнодушным её улыбка, её чудесные ямочки на щеках. На прикроватной тумбочке стояли изумительные по красоте куклы, умевшие моргать длинными ресницами, нежно и мелодично произносить мам-мама.

  Сейчас в Германии таких красивых кукол можно увидеть только в Puppen Museum/кукольных музеях или в китайских сувенирных лавках. И очень жаль, что культура чистой красоты исчезла из детского мира игрушек. Современным детям приходится играть с отвратительными уродцами.

   Валя любила поиграть с братиком, а когда приезжала папина служебная машина, подхватит Витю за руку и вместе встречают папу. Папа, вышел из машины, буркнул водителю во сколько завтра и всё внимание к сыну. Подхватит на руки, кинет наверх. Витя хохочет в сильных папиных руках, папе это нравится и он говорит ему разные ласковые слова.
Валя рядом крутится, с надеждой смотрит на папу, ждёт что папа и её подхватил, подбросил и на руках отнесёт в дом, посадит на коленки, погладит по головке и спросит,
   — Валюшка, а ну давай, рассказывай, что Витька днём "учудил"?
Она многое подмечала и помнила, ей было что рассказать над проделками младшего братика.
Но больше всего девочка ждала, что папа спросит её:
   —Обижал тебя, этот злодей Славка?
И она бы ему всё расскажет, о своих переживаниях, о своих тайнах, и обидах. Папа выслушает внимательно, пальцем погрозит Славке, — ты смотри мне, не смей обижать Валю! А то выпорю ремнём. А она защитит Славика, — не надо его ремнём, он больше так не будет. Правда Славик?
Только всё осталось в светлых мечтах маленькой девочки.

   Вечная проблема смешанных семей. Мужчина увлекается молодой женщиной, готов всё сделать для её ребёнка. Страсть прошла, осталось безразличие к сиротинушке без папиного внимания. Уходит поближе к маме, с мамой становится подружкой, «не разлей вода». А это уже не семья, это семейные разрозненные ячейки, объединённые до поры до времени.
   Конечно, новый папа делал для Валин много повседневного, чтоб нормально развивалась, была одета и накормлена. Создал детям нормальные условия для жизни и школьного образование. В первом классе она очень старалась, добросовестно выводила буквы и цифры, упорно училась читать и считать. Закончив с уроками, быстро собирала свой портфельчик и сразу к маме, помочь на кухне. Здесь ей больше нравилось, здесь мама учила её «стряпать», приговаривала, — учись дочка, в жизни, ой как пригодится.

   Славик тоже менялся в лучшую сторону, перестал изображать из себя блатного «жигана» с финкой в сапоге с бакинской шантрапой в подворотне, слушать под гитару вопли придурков о тюремной романтике. Многое, с чем он приехал, бесследно улетучилось, в окружение советских офицеров фронтовиков разговор короткий, не хочешь жить по правилам... Заставят.
Худощавый озорной, выдумщик по части игр, умел «сухим» выскользнуть из воды, ускользнуть от наказания. Нашкодит, а потом прикидывается таким несчастным, таким одиноким.
Когда его враньё дошло до школьной учительницы, она в дом неожиданно пришла в дом, проверить, вопрос задать, почему лучшего ученика в классе мачеха не кормит, почему он всегда голодный.
   Классная внимательно осмотрелась и с порога строгим тоном задала прямой вопрос:
   — Я по поручению директора школы, пришла разобраться, почему ваш приёмный сын всегда голодный? И почему «мачеха» его не кормит?
Покажите мне, где сейчас мальчик, чем он сейчас занимается, в каких условиях вы его держите.

   Евдокия Ивановна не понимая хлопала глазами, по какому поводу визит классной дамы. Строгая классная была женой звёздного генерала, или как тогда говорили, «Генеральша». Евдокия была «Майорша» и должна была стоять перед ней навытяжку. Когда до неё дошло, предложила пройти на кухню, где этот момент после школы обедал Славик.
То что «Генеральша» увидела, сразило её наповал. «Обиженный судьбой» только что поел тарелку борща, от которой по кухне струился вкусный запах, и взялся за стопку блинов, приготовленной специально по его просьбе.
Мальчишка так был увлечён едой, что и не заметил свою учительницу. Посыпает блин сахаром, сворачивает в трубочку, окунает в растопленное масло, и, это сладкое, теплое, мягкое медленно исчезает у него за щекой. Проглотит и жмурится от счастья.

   Классная дама как глянула как обжирается «вечно голодный, несчастный» учение, оторопела. Сглотнула слюну, извинилась, мелкими шажками, засеменила к выходу.
   Вечером «мачеха» со смехом пересказала мужу и изобразила сценку визита классной дамы. Все хохотали до слёз, особенно когда мама стала изображать классную даму поспешно уходящую из дома. Славик хохотал громче всех.
   Папа молча выслушал, тяжело хмурился, взял в руки ремень и со словами, — ты что, «говнюк», решил меня перед начальством опозорить. Я из тебя выбью все эти бакинские штучки. Пару раз перетянул ремнём своего сына.
Славик был умным мальчиком и с первого раза всё понял, наветы на семью раз и навсегда закончились. В школу больше не опаздывал, с уроками никогда не затягивал, сделает все уроки и бегом к пацанам на пустырь. Здесь он был свой в доску. В одежде, из солдатского сукна, с немецкой короткой финкой в сапоге, носился с пацанами.
«За м..но..й!» И ватага помчалась по пустырям и холмам окрестного ландшафта.
В детские в ватаги русских мальчиков с опаской, а потом и активно вливались и немецкие дети. Вместе резвились, дурачились, показывали друг другу приёмы рукопашной схватки.

   Собирая в интернете информацию о фамилии, прочёл рассказ "Повести Белкинда. Школа выживания для мальчиков" известного израильского писателя Владимира Зеев Гольдина.
Писатель Гольдин, тогда ещё сын советского офицера, вспомнил и за Славика, что для меня стало совершенно неожиданным сюрпризом. Привожу текст из рассказа в оригинале:
   «... Володя с удовольствием стал вспоминать следующего друга. Следующим был немецкий мальчик Ганс. Он набрался храбрости и пригласил незнакомого еврейского мальчика сначала в свою семью, а затем уже как друга в свою немецкую школу.
Потом в нашей ватаге был сын комполка Сашка Куприянов и надолго был с нами Славка Вейнблат, но вспомнить, как он появился, не удавалось. Данзан Никифоров появился очень определённо. Он жил от Вовки через два дома и выбегал в тот же лес и в тот же нехитрый домик в лесу. Посмущавшись чуть-чуть, Данзан принёс лук и выстрелил из него необыкновенным образом. Упал на спину и упёрся двумя ногами в древко и двумя руками натянул тетиву. Стрела очень красиво улетела выше сосен. Вовка подошел с вопросами. Данзан сообщил нам, что из знаменитых монгольских луков именно так и стреляли...».

   Спасибо Вам, Владимир Зеев Гольдин, за Ваш рассказ о детях Советской Зоны Оккупации.

   Пацаны лазили по бытовым свалкам, куда выбрасывали из домов всякую военную атрибутику. В кучах хлама непременно что-то находили, — каску, котелок, медную бляху, добротные кожаные сумки, которые пристёгивали к поясу солдаты вермахта. Где-то, в хламе заброшенного сарая Славик нашёл парадную офицерскую саблю, принёс домой и с увлечением фехтовал перед зеркалом, изображая из себя флибустьера. Однажды, так разыгрался, влетел в Валину комнату и на её глазах проткнул самую красивую куклу. Валя так громко ревела, что её с трудом успокоили обещанием купить точно такую же куклу. Девочка всхлипывала, — да, новая будет похожая, но она уже другая, не будет моей подружкой.
   Вот за эту проделку мальчишка конкретно получил ремнём по заднице. Ему припомнили все проделки и отлупцевали. Вообще-то Славку отец лупил по любому поводу. Витю лупить нельзя, он ещё маленький. Валю наказывала исключительно мама, но больше криком. Славику доставалось ремнём, папе некогда было разговаривать, стеганул пару раз по заднице наорал и пошёл читать газету «ПРАВДА» .

   Жизнь в послевоенной Германии быстро менялась в лучшую сторону. Германцы своим умом, трудолюбием, послушанием упорно выкарабкивались из анархии, нищеты и голода. С улиц исчезла грязь, кучи битого строительного камня, бытовые мусорные свалки. Рэкет, бандитизм и хулиганство быстро и безжалостно пресекалось советской комендатурой.

   Возрождались небольшие частные предприятия по обслуживанию населения, небольшие ночлежки, швейные ателье. Фермеры восстановили свои хозяйства.
В семье появился автомобиль «Мерседес», обслуживали немецкие механики автосервиса, там же у них в сервисе хранились и вторые ключи от машины. Достаточно было сделать звонок, и механик подгонял машину на автозаправку или по нужному адресу. К такому потрясающему обслуживанию очень быстро привыкли и считали само собой разумеющимся.
Надо заметить, прошло много десятилетий, в СССР так и не смогли создать ничего подобного. Да и механики сервиса не имели права взять на себя такую ответственность. С ленинским социализмом было утеряно главное, доверие к слову партнёра. Пришёл неистребимый страх к обману, к «кидалово», и даже сейчас, когда уже нет СССР, никому в голову не придёт держать вторые ключи от своей машины в «Сервис Центре».
   В выходные или праздничные дни забивались в машину и ехали смотреть исторические памятники, природу окрестных мест. Обязательно к фермеру купить молока, сыра, хлеба и в лес на природу, подышать хвойным воздухом, набегаются  и накрывают поляну, на солдатское одеяло кувшин с молоком, картошку в мундирах, лук с солью, хлеб. Отец достанет немецкий «КОДАК» и фотографирует, сохранить на память эти счастливые дни. На обратном пути Славик мог сесть за руль и порулить по пустынным просёлочным дорогам. 

   ГЛАВА 2.47  ВИТЯ ИЗУЧАЕТ ОКРУЖАЮЩИЙ МИР

   Вите уже больше года со дня рождения, он твердо встал на ноги, нацелился самостоятельно в   ыходить в окружающий мир. Свои первые набеги Витя стал совершать на грядки с пахнущими помидорами. Подбежал, опустился на четвереньки, взял след по запаху и ползком до куста к огромному помидору. Доползёт, носом в помидор тычет, пытается откусить, только огромный, круглый помидор качается, в рот не попадает. Как ни старается, никак не получается, громкий возмущённый Клич выдал сбежавшего «индейца». Все громко смеялись над его неуклюжим старанием покусать помидор, а манящий запах свежего помидора так и остался у него самым вкусным запахом детства.
   К осени 1947 года Витя уже крепко стоял на ногах и сам гулял в саду своего дома. Сад становился для него огромным миром новых познаний. Подойдёт к маминым грядкам, встанет и пристально там что-то разглядывает. Наблюдает, как жужжит и вьётся вокруг растений толстый жук, а вот прилетела пчёлка, села на пахучий цветок и расторопно по нему тычет. Смотрит как по сырой земле, спешит по своим делам дождевой червяк. Червячок думает, что он один на этой грядке, он здесь все тропинки знает. Бояться ему не надо, никто его не видит. Но это не так, за ним уже внимательно наблюдает Витя, смотрит как червячок извивается и так ему хочется ножкой по нему топнуть, раздавить, но нельзя. Мама говорит, всё Богом создано. Грех жучков, червячков затаптывать, нельзя насекомых без причины убивать, они пользу приносят. Насекомого ждут в норке голодные малые детки. Затопчешь жучка детки сиротками станут и никто им кушать не принесёт. Бог сверху за всеми внимательно наблюдает, а кто нарушает его заповеди, того наказывает. Только не так, как папа, ремнём по жопе, а когда забыл про свои плохие дела, раз и упал, коленку до крови разбил, больно и слёзы.

   Пока Витя размышлял над мамиными словами, а червячок шик да шик, махнул кончиком хвостика и исчез под землёй, ушел под землю к своим деткам. Червяк исчез, а мальчик побежал дальше к огромному красному помидору, висит на ветке, качается, манит своим вкусным запахом! От запаха помидорного куста аж во рту заслюнявится. Но срывать, опять же мама не велит, можно только с мамой, она знает как правильно. Неумело поломаешь ветку и больше помидоров здесь не будет, мамин труд пропал задаром. Ты же не хочешь, чтоб мамин труд в мусорную кучу выбросили? Конечно Витя не хочет, чтоб мамин труд в мусорную кучу кинули, не дёргает за ветку куста.
   А ещё мама всегда говорит, что надо трудиться, труд пользу приносит, тебя похвалят, хорошие слова тебе скажут. Возьми ведёрко, сходи к фруктовому дереву, собери упавшие яблоки, сливы.
Витя соберёт, детское ведёрко, отнесёт маме. Мама похвалит и новое задание даёт, сходи к забору, собери ежевику. Только осторожно, спелые ягодки охраняют острые колючки, собирай, но на колючку не попадайся. А попался, продолжай собирать, не реви, терпи, ты же сын офицера.
   Малыш побежал к забору собирать ягоды. Они уже созрели до тёмного цвета, вкусные, манят в рот положить. Витя знает мама сладкий компот сварит и все за обедом будут хвалить, какой молодец!

   В один из дней, через забор и через ветки ежевики просунулась мордочка маленькой собачонки. Смотрит и ждёт что Витя сделает. Поманил к себе и погладил по холодному носику. Собачонка хвостиком завиляла, сверкнула глазками и вылезла. Поскуливает, юлой вертится.
По биологическим часам они были ровесниками и это сразу настроило обоих на дружественную волну. Витя ей что-то говорит, мешая русские и немецкие слова. Собачонка шевелит ушками всё, пытается его понять, на каком это языке он с ней разговаривает?
Не поняла, перешла на жесты. Встала на задние лапки, умными глазками смотрит, слюнки с языка капают, ну всё понятно, «Дружок» кушать просит.
Сбегал на кухню, схватил кусочек хлеба и бегом к пёсику. А у пёсика при виде хлеба аж слёзы от счастья, хлеб на лету поймал и проглотил.
Витя опять бегом на кухню. Пёсик хлоп и проглотил, встал на задние лапки и лизнул Витю в губы.  Мальчюган впервые детской душой испытал чувство восторга.
Так и подружились. Как Витя выходил в сад, собачка уже протискивается через заборчик, встанет на задние лапки и просит хлеба. Поест, весело тявкнет, приглашает с ней поиграть. Бегают, веселятся, то собачка за ним и лапками на одежде следы сырой земли оставляет. Витя бежал за собачкой, а та подпустит поближе и тут же прыжок в сторону, делает всевозможные финты.
   Но, однажды, собачонка не пришла, и на следующий день не пришла. Витя растеряно стоял у заборчика, всё высматривал куда пропала её ласковая мордочка, дома прислушивался, когда же она прибежит и тявкнет? Собачка больше не появилась, исчезла как её и не было. Взрослые тоже переживали за собачонку, кто-то сказал, уже не придёт, убили и сожрали с голодухи.

   Мама говорит, там за забором много злых людей, папины танки стоят на границе и нас охраняют. Витя слушает, гордится папой, будет тоже военным, воевать с врагами.

   Мальчуган подрастал, его одного уже стали выпускать побегать по улице. Сюда выходили погулять и дети других семейных офицеров Советской оккупационной армии. Среди всех выделялась девочка Нелли, примерного с Витей возраста. Подружились и как увидят друг друга, бегут во всю прыть обняться. От обнимашки счастье растекалось по организму, словами не передать. Такое сладкое чувство детской любви к подружке Витя испытал впервые. Они бегали, лепили что-то в песочнице, играли в догонялки и никогда не ссорились.

   Неллин папа, был молодым, улыбчивым, лощенным и подчёркнуто вежливым офицером НКВД с «колючим взглядом. Мама Нелли никогда не брала в руки лопату, ничего не сажала на грядках, не шила и не стирала. Всю работу по дому делала приходящая горничная.
Здесь надо пояснить, сразу после войны, по распоряжению Наркома Лаврентия Берия его сотрудники полностью взяли под контроль всю Советскую Зону Германии. Вылавливали диверсантов, шпионов, работали по немецкому антиквариату из бронзы, фарфор и прочих ценностей.
   Витин папа старался держаться от офицера НКВД на дистанции, честь отдаст и в сторону. Но, в какой-то добрый день вышел с фотоаппаратом поснимать как дети веселятся и бегают друг за другом. Неллин папа подошёл, достал пачку американских сигарет, угостил. Покурили, поговорили за детскую дружбу. Офицер НКВД как бы между прочим сказал.
   — Майор, я смотрю, ты и день и ночь на службу служишь, это очень похвально. Только и о себе не забывай подумать. Найди время, сходи на майсенскую фарфоровую фабрику, у них в цехах высококлассные художники без работы сидят, можно сказать пухнут с голодухи. Закажи себе сервиз. Деньги не жалей и вообще прикупи, что они тебе предложат. На этой фабрике всё на уровне мировых шедевров. А статуэтки голых баб, ...ммм глаз не оторвать.
Фабрика тебе все квитанции оформит, умно упакуют, что вези на родину и не переживай.
Сегодня цены для нас с тобой вполне приемлемы, а вот что завтра будет, сказать трудно.
Как начнётся обмен рубля на новые купюры, деньги военных лет обесценятся, наши кубышки сгодятся в мусорное ведро, а красивая вещь и через десяток лет такой же останется и цена её расти будет.
Ты же из семьи врачей, интеллигентный человек, сам понимать должен без моих советов, короче думай, майор, да шустри, другого такого случая в нашей с тобой жизни уже не представится. А так будет Память о нашей Победе детям достанется, а может и внукам и правнукам.
Короче, давай пять, будем прощаться. Переводят ...

   Так, в семье появился изумительной красоты чайный сервиз, расписанный в романтике итальянских морских пейзажей. Глаз не оторвать от рисунков на чашках и блюдцах. И куда бы не забрасывала судьба семью, обязательно на День Победы, мама ставила на стол майсенский сервиз и все очень аккуратно пили чай с этих нежных чашечек и блюдечек с тортом.  А Витя ещё много лет с улыбкой смотрел на фотографию подружки из детства, пока не увлёкся школьницами.

  ГЛАВА 2.48 МАЙОР, ПОЕДЕШЬ ДОБРОВОЛЬЦЕМ НА БЛИЖНИЙ ВОСТОК?

   Эту главу я начну с анекдота. 
   Мужчина средних лет решил посмотреть еврейское кладбище, ходит и с удивлением читает надписи на могильниках:
     «Родился в 1900, умер в 1970, прожил 4 года».
     «Родился в 1910, умер в 1980, прожил 8 лет».
     И так, на всех камнях, разные даты и сколько прожито. 
     Подошёл к смотрителю, спрашивает, почему такая странная надпись?
     Старый смотритель, понимающе улыбнулся:
     — «Прожил», это когда в кармане свободные деньги, машина в гараже, дом с тенистым садом, жена, здоровые детишки, хорошенькая любовница.
Теперь понял?
    —Да, задумчиво ответил мужчина, получается, что я ещё НЕ РОДИЛСЯ.

   Счастье и гармония, в судьбах людей короткий миг. Можно сказать, у майора несколько лет службы в Германии были самыми счастливыми в его судьбе. Высокая зарплата, позволявшая чувствовать себя свободным, добротный двухэтажный дом с садом, автомобиль «Мерседес» у порога, молодая жена с природной красотой, дети здоровые и крепкие. Всё казалось хорошо и интересно. Только добрые дни, как правило, быстро заканчивается. Так создан наш мир. Выжил в борьбе с хаосом, получил короткую передышку, жди, скоро станет хуже.

   В начале 1948 года комбата вызвали в штаб политотдела. В приёмной Главного Комиссара уже толпились офицеры с характерной неславянской внешности. Стояли непривычно сдержанно, не балагурили, не сыпали шутками, искоса поглядывали друг на друга.

   Обстановка в приёмной зацепила ноющей болью в затылке. Явно не к добру, что-то комисары затевают. Хотелось поглубже затянуться папиросой, но пачка «Казбек» осталась в «Виллисе», уходить нельзя, в любой момент вызовут.

   — Майор Вейнблат, проходи.
Илья приосанился, подтянул под ремнём гимнастёрку и шагнул в большой прокуренный кабинет. За столом, накрытом красным сукном, с хмурыми лицами сидели звёздные политруки товарищи.
Серьёзная комиссия, мелькнула первая мысль.
Спросили, есть ли проблемы на службе, о текущей политической ситуации.
Отвечал коротко, фразами из газеты «ПРАВДА». Опыт допросов в Ленинградской тюрьме в «Крестах», был хорошей школой выживания.

Наконец был задан главный вопрос мероприятия.
   —Майор, как ты относишься к образованию государства Израиль?

   Вот оно что! Пробило по мозгам. Просматривая газету «ПРАВДА», попадалась  информация по Израилю. Сообщение об образовании национального государстве воспринял с пониманием. На фронтовых дорогах Польши, Германии видел как поголовно уничтожали людей по национальности.
   Илья внутренне собрался и ответил словами министра иностранных дел А.А. Громыко, сказанные в ООН. « Народ испытал величайшие страдания... Уцелевшее еврейское население лишено Родины и средств к существованию... Сотни тысяч евреев бродят по европейским странам в поисках убежища... Пора на деле оказать этим людям помощь...».

   —Хорошо, что вы это понимаете, тогда ответьте на такой вопрос, ты готов  воевать за них добровольцем?

   Илья задумался. Так вот они какую устроили проверку «на вшивость». В армии поговаривали, Иосиф Сталин, в ответ на объявленное вторжение арабских головорезов, приказал со складов Чехии срочно отправить в Израиль новое немецкое вооружение, боеприпасы, истребители «Мессершмитт». Военнослужащие еврейской национальности из американской, английской и французской армии массово поехали на Ближний Восток на защиту государства Израиль. В то же время он хорошо знал, политработники любой ответ вывернут наизнанку.
    Илья молчал, пауза затягивалось.

   Молчание нарушил полковник Щапов, который представлял на комиссии своих военных инженеров.
   — Ну что замолчал? Давай, отвечай, поедешь добровольцем? Да или Нет.

   Ну теперь всё ясно, продолжал размышлять майор.
Скажу – «Да», из армии без льгот и пенсии выгонят и отправят на Ближний Восток.
Скажу – «Нет», тоже не к лицу офицера.

Полковник Щапов, ещё раз спросил,
   — Да или Нет?

Илья, подтянулся, как по команде смирно, перевёл взгляд на председателя и чётко ответил:
   — Если Партия прикажет, я готов ехать и сражаться за Израиль.

На хмурых, прокуренных лицах комиссаров скользнуло нечто улыбки.
Больше к нему вопросов не было.
   — Майор, Вы свободны. Наше решение вам сообщат.

Уже выходя, расслышал, как кто-то сказал, наши политруки хорошо работают с офицерами, надо больше их представлять к наградам.

   В приёмной к нему повернулись с вопросительными взглядами. Илья с безразличным выражением лица ответил:
   — Всё, как всегда. Несколько вопросов по текущей политике. Добровольцев собирают на Ближний Восток.

   Выйдя из штаба и глубоко вздохнул свежего воздуха, ну подожду, что решит товарищ Главный Комиссар. Только серьёзные вопросы так не решаются. Распространили бы секретный приказ о целях и задачах советской армии по государству Израиль, определили статус добровольца, с определёнными гарантиями. Офицеры бы обдумали свои решения и на комиссии спокойно обговорили. Методы какие-то дремучие, устроили бессмысленную канитель, боевых офицеров обухом по голове.
   А как в Израиль танки собираются отправлять?
Старые десантные корабли Черноморского флота немцами битые, трудно сказать сколько на них можно загрузить. Да и старые союзники не позволят Сталину закрепиться в Палестине.
Им на страдания еврейского народа глубоко наплевать, арабская нефть дороже. Пальнут с подлодки и железки в 34 тонны с боекомплектом и экипажами булькнут на дно морское.
Никто и отвечать не станет, напишут приказ с грифом «Сов. Секретно», подорвались на шальной морской мине.
   А если своим ходом?
По пустыне и горным перевалам гнать технику на Ближний Восток тоже задачка. Грузовиками горючку, запчасти, гусеничные траки, боекомплект, воду, кухни, медиков. Мотопехоту на сопровождение, а у них свой обоз, будь здоров. Авиацию придётся задействовать, чтоб не нарваться на арабов и на их английские пушки. Опять же, придётся создавать временные базы, аэродромы «подскока». Нет, в Израиль наши танки не погонят, идея не проходная.
Как всегда, ситуацию не продумали.
А, кстати, где они столько евреев в танковые экипажи наберут? Хотя для Сталина это не проблема, старший лейтенант Вася Сахаров по документам станет Ван Цукерман.
   — Куда едем, товарищ комбат, спросил водитель.
   — Давай к доктору Мюллеру, голова болит, уж второй день. Таблетки у него возьму.

Товарищ майор, просыпайтесь, клиника доктора Мюллера.
   — Ich habe Kopf schmerz, голова разболелась, пожимая руку, сказал он доктору Мюллеру.
Доктор и сам видел, его пациент выглядит не лучшим образом, он что-то скороговоркой сказал своей медсестре, она подала на блюдце таблетку и стакан чистой воды. Илья принял лекарство, доктор жестом пригласил пройти в Privat Kabinett.

   Разливая по рюмкам французский коньяк, поговорили о превратностях погоды, после второй доктор осторожно перевёл разговор в русло реальной политики.
   — Хочу вам откровенно сказать, дорогой Илья, я уже два года, благодаря вам, веду свой бизнес. Вы понимаете, за это время мой бизнес практически не получает развития, стоит как два года назад. Я не могу развиваться, во всех официальных кабинетах меня слушают, соглашаются и ничего не делают, чтоб мне позволить улучшить свою больницу.  Это нонсенс, если предприятие с каждым годом не становится лучше, оно свалится в регрессию и обанкротится.
Я имею предчувствие, что ничего не понимаю в вашей политической системе. Стараюсь слушать аналитические программы на «Би-би-си"из Лондона, хочу понять в какую сторону развернётся политический режим Восточной Германии. Я только вам позволю сказать, если власть Восточной Германии перейдёт к коммунистам, у меня отберут клинику, в которую уже вложено много труда, сделают общественной собственностью. Могли бы вы мне посоветовать, что мне надо сделать в этой ситуации.

   Илья молча слушал, понимающе посматривая в глаза собеседника и думал.
   — Верно оценивает ситуацию, раскулачат его, как и моего отца врача, как родителей жены. С победой в войне в советской системе ничего не изменилось, идеология абсолютно бескомпромиссная.
   Внутри что-то кольнуло.
   —А если доктор завербован НКВД работает? Вызовут к следователю, заставят повторить разговор, скажу, приехал за пилюлей, голова после комиссии разболелась. Немец что-то говорил скороговоркой, я фактически не понимаю, когда они говорят скороговоркой, вообще понять невозможно. Тогда у меня единственный шанс
   Илья на какой-то миг отключился от происходящего, почувствовал боль стихает уже от первой таблетки. Поднял глаза, доктор молчит и внимательно смотрит на него, ждёт что ответит майор
Улыбнулся.
   — Herr M;ller, alles hast ist wirklich / Господин Мюллер, всё реально.
Выпили «на посошок» до дна, поднялся, и чтоб слышно было за дверью, громко поблагодарил за приём без согласованного термина.
Медсестра протянула на блюдце «Pyramidon» в американской упаковке.

   Доктор Мюллер ограничил приём больных. Собрал медперсонал и с грустью в голосе сообщил, что клиника продана, назвал фамилию нового хозяина и попросил персонал продолжать добросовестно работать. Позвонил комбату и попросил принять его на воскресный обед. Сказал, очень соскучился по пышным котлетам хозяйки, её картофельного пюре с желтком свежего куриного яичка.

   В назначенный день, доктор приехал чуть раньше обозначенного времени. Сели к столу, наполнили бокалы марочным, довоенного розлива и доктор торжественно произнёс на русском:
   —За здоровье мамы и ребёнка.
Выпили. Достал из маленькой коробочки золотой перстень, с гравировкой на внутренней стороне кольца - «Viktor 22.10.1945» и с улыбкой вручил подарок.

   На этот раз он не остался на кофе с пирогом, который ещё дозревал в кухонной печи. Сослался на встречу с важным человеком. Встал, обнялся с Ильёй и Дусей, подхватил и поцеловал Витю. У своей машине, ещё раз махнул всем рукой и уехал.
Через пару дней к Дусе зашла медсестра и на пороге коротко сообщила. Doktor Medizin Muller уехал в Берлин закупить лекарства и не вернулся.
 Медсестра совершенно не знает, что с ним там могло случиться. Она второй день сидит у телефона, но он так и не позвонил.

Получив такую важную информацию, майор всё понял. Ушёл таки к американцам. Не мешкая ни минуты, собрал все совместные фотографии, фотоплёнки и бросил в камин. С таким компроматом можно было быстро навсегда исчезнуть в лагерях НКВД. Вновь стала набирать обороты шпиономания, антисемитизм, «разоблачение» внутренних врагов.

Евдокия Ивановна по своему отнеслась к этой информации. Она весь остаток дня провела в задумчивости. Когда Витя заснул, серьёзно  сказала:
   —Илья, милый, не хочу я возвращаться в Россию, советская власть всю мою семью уничтожила. Вначале «красные» родителей и все родственников сгноили, потом моих братьев на фашистов бросили, их всех как волчат в логове добили... Зачем нам возвращаться в Советский Союз, там до конца нашей с тобой жизни так и будут врать, да людей в нищете держать.
Давай подумаем о себе и детях. Поедем на выходных в Берлинский зоопарк и уйдём с детьми в американскую зону, а там пароходом в Америку. Ты инженер, специалист по технике, работу найдёшь, а я открою небольшой ресторанчик с русской кухней, возьму в помощники повара итальянца. Будем свободно жить, деньги свои зарабатывать.
Славик твой такой умный человеком станет, Валю я в ресторан свой возьму, профессии обучу.
Пока ещё границу не закрыли, уйдём в Западную Зону, сам мне рассказывал, как в машине ехал по Берлину и заблудился. Тебя же никто не остановил, как въехал, так и выехал с чужой территории.

Илья посмотрел на раскрасневшееся красивое лицо молодой жены.
   — Скоро мне прикажут ехать Израиль, строить социализм, вот и поедем туда вместе с детьми.
Дуся аж вздрогнула.
   — Это какой „исраил“, где евреи Иисуса Христа распяли?
   — Ну, примерно. Только Иисуса Христа распяли Римляне а свою вину свалили на евреев.
   — Страх Божий туда ехать. Это мне, русской женщине, предлагаешь там в чёрном платке ходить, глазами в щелку сверкать? Не нет, надо хорошо подумать.
   — Ты же хотела открыть русский ресторанчик, будешь им кошерный борщ из свининки готовить.
   — В Америку надо ехать. Я тут давеча, у портнихи журнал с фотографиями смотрела, какая там красота! Люди в сказке живут! А в нашей Расеи ничего не измениться, так и будем грязь месить, да с пьянью в подворотне толкаться.
   — Нет, подруга моя боевая, это невозможно. Что скажут обо мне боевые товарищи? Подлец, сбежал, мы ему верили, свой был «в доску». Мой отец, мама и братья пострадают, сошлют в Сибирь на погибель.
Больше никогда не говори такого, ни мне ни кому другому. А если уволят из армии, вернёмся в Баку. Устроюсь к нефтяникам. Работа грязная, но с зарплатой.
   В Баку тепло, фрукты, виноград, арбузы, город не разрушен войной. Будет не хуже, чем на картинке твоего журнальчика. Забудем о Мюллере, думаю, искать его никто не будет. Новым властям он не нужен, лишние хлопоты. Нет человека, нет проблем. Мы его знаем только как хорошего врача. Последний раз я к нему заехал взять лекарства от головной боли, больше не видел.

  ГЛАВА 2.49  В БАКУ СПЯЩАЯ ЯЧЕЙКА «ВРАГОВ НАРОДА»

   Отец комбата доктор Максим Вейнблат, с дореволюционных времён как приехал в город Баку, так и там и жил. Советская власть улицу переименовала, стала «Красноармейская 49», и больше ничего не изменилось. «Немец» в Закавказье не прошёл, старшее поколение осталось живым. В свои шестьдесят пять лет, Макс продолжал лечить в городской Центральной больнице, ставить на ноги фронтовиков. Не тронутый бомбёжками Баку, был большим госпиталем, всю войну сюда везли раненых, эвакуированных. Его жена работала на машиностроительном заводе, комплектовала снаряды и мины. Досталось ей по полной.

   Как-то, рано утром резко постучали в дверь. Человек в военной форме протянул Максу «Повестку». —Явитесь следующим утром в Бакинский Наркомат Внутренних Дел. Распишитесь.
   Всю следующую ночь дедушка с тяжелыми мыслями, провалялся в постели. Перебирал в памяти, за что, за какие грехи его вызвали в НКВД.
Пораньше поднялся и не спеша стал собираться. Одел всё чистое, обнял бабулю, вынул из карманчика свои золотые часы, положил на стол кошелёк с мелочью и вышел. Шаркая стоптанной на пятке обувью, не спеша побрёл в сторону массивного здания НКВД. Не проходящая, хроническая усталость, авитаминоз и ожидание худшего, сковывали его шаги. Идти было не далеко, но Макс специально шёл по кривым улочкам, обдумывая за что вызвали. Где, и в чём он «прокололся», пытался вспомнить, о чём при нём могли говорить коллеги. Не вспомнив ничего, стал перебирать свои назначения пациентам, и здесь всё было чисто, никто из его «номенклатурных» больных не умер, не грозился написать жалобу.
   Шаг за шагом он почти уже успокоился, если вызов по серьёзной причине, взяли бы ночью, столкнули с постели и увезли. Значит по моей врачебной практике серьёзных причин для вызова к следователю нет.
   Острой болью в сердце кольнула мысль о сыновьях. Он качнулся и чуть не потерял сознание, остановился, прислонился к дереву, сплюнул подкатившую тошноту и стал перебирать варианты с сыновьями. Что они могли такое натворить, если отца на допрос потянули? Кто из них мог попасть в историю и главное, за что?
   В тяжёлых размышлениях присел на спиленное дерево и стал перебирать возможные причины. Лёвка, младший, получил повестку и ушёл воевать в пехоту. С тяжелым ранением провалялся в госпитале. Вернулся в свою часть, получил от него письмо, демобилизовался скоро будет дома.
   Нет, младший мой не такой, чтоб идти против советской власти, он учился в советской школе, был комсомольцем, активистом, спортсменом.
   Средний сын Мишка? Пишет мне регулярно, всё про него знаю, авиаинженер, всю войну из цеха не вылазил, самолёты для фронта готовил. Имеет правительственные награды. В последнем письме написал — получил повышение, зарплату подняли. Нет, и Миша не мог, он вообще умница, технарь, в Москве закрепился, передовик производства, квартиру ему дали.

   Илюшка служит в Германии? Боже ты мой, что он там мог натворить, он же уже сидел, чуть не расстреляли, понимать должен. О нём если и спросят, я мало что знаю, присылает только две, три строчки на почтовой открытке.
Бедный мой сын, что же они теперь с тобой делают. Неужели опять избивают, требуют подписать, что шпион английский. А узнали, что в отпуске был в Баку у своих родителей, начнут из меня выбивать признания, — кого твой сынок в свою шпионскую сеть вербовал. Если меня бить начнут, я им скажу, да был, родственники собрались, сидели за столом, разговаривали. Нет, этого нельзя говорить. Тогда родственников всех по одному подгребут, начнут избивать, кто-нибудь обязательно не выдержит, подпишет «донос».

   Скажу так, побыл с родителями, никуда не ходил, выспался, получил по суду развод с первой женой, взял сына и уехал служить.
А спросят — Куда? Скажу, не спрашивал, по его службе, а он и не рассказывал. Ничего не знаю. А там пусть хоть убивают. Если уж сильно бить будут, признаюсь, да, рассказывал, как в Германии к старшим советским офицерам буржуйская агентура старается подложить красивых баб, принять на работу. Конечно, не чета нашим киношным колхозницам и дояркам. Нет, уж лучше я про колхозниц и доярок помолчу.

   Просто скажу, и сыну такую красотку хотели подсунуть, но он бдительный на врагов. Сразу насторожился, красотка свободно по-английски говорит. Понял, шпионка. Не принял на работу, он такой, за бабами особенно не бегает. Да, так будет правильно,

   Макс Абрамович в тяжёлых раздумьях не заметил, как подошёл к массивной двери НКВД. Предъявил часовому повестку. Подождал пока его сопроводили до кабинета следователя. Сколько просидел под дверью, Макс не представлял, часы дома оставил. Если что, бабуля продаст на рынке, продукты себе купит.
Из-за бессонной ночи, не заметил, как по старчески задремал. Очнулся от грубого толчка в плечо. Молодой следователь, с внешностью простого крестьянского парня, небрежно подтолкнул в кабинет и указал на стул.
Задал несколько формальных вопросов. Потом злобно прошипел:
   — А ты, оказывается замаскированный враг. Почему в своих анкетах не сообщал, что у тебя родственники за границей. Знаешь, что за обман бывает? Или ты, старый хрыч, специально маскировался? Сейчас всё расскажешь, как ты против советской власти шпионскую почву готовил.

   Макс Абрамович, как услышал обвинение, спазма сердечная отпустила, стало легче дышать. Какое счастье, мой арест не связан с сыновьями. Дедушка был «литваком», или проще сказать ашкеназ с еврейских пограничных польско литовских местечек. Когда начинал нервничать, начинал говорить с «местечковым» акцентом, от которого за долгие годы жизни в России так и не избавился.
   —Я нэ знаю, гражданын слэдователь, кто есть мой родствэник заграницей. Не могу вспомнить, кто он, проживать за границей.

   Следователь в разных вариациях повторял свои вопросы с расчётом, что подследственный в чём-то проколется, но Макс продолжал отвечать просто и односложно.
   — У мой папа было много детей, моих братьев и сестер. Куда они все делись во время революции я не могу знать. А то что знал уже не могу вспомнить, я уже мало что помню.

   Не получив вразумительного ответа, следователь вернулся к столу, подчёркнуто брезгливо взял почтовый конверт, обклеенный марками USA. New York- «Статуя Свободы». Давая понять, как ему противно дотрагиваться до «буржуйского» письма. Подошёл, криво улыбнулся и торжествующе произнёс, твоя фамилия на конверте?

   Макс глянул на конверт:
   —Да, гражданин слэдователь, это так.
   —Твой адрес на конверте, улице Красноармейской 49.
   —Да, гражданин слэдователь, это так.
   —Значит, письмо из Америки тебе адресовано, думаешь ты самый умный, я поверил, что не знаешь от кого письмо пришло. Рассказывай, кто тебя завербовал?

   — Гражданин слэдователь, покажите мне конверт.

   Следователь поднёс конверт к глазам сгорбившегося Макса. Внимательно посмотрел на адрес, на фамилию отправителя и отвернулся.
Стал смотреть на портупею с пристёгнутой пустой кобурой, на помятую военную форму, на серое лицо молодого следователя. На мгновение его сознание отключилось. Припомнилось, сколько таких пареньков за годы войны прошло через его врачебные руки, скольких он поставил на ноги. Как они искренне благодарили, приходили с кульком продуктов из офицерского пайка.

   Тычок пальцами крепкой руки вернул Макса в реальность происходящего.
   — Эй! Ты что, сознание потерял, в моём кабинете подыхать собрался?

   — Гражданин слэдователь. У мэнэ нэт родственников за границей. Полагаю, это однофамильцы. Спутали что-то на почте.

   Следователь продолжал отрабатывать допрос до логического конца, с хитрецой в глазах протянул конверт и ласковым голосом произнёс:
   —Значит, говоришь, на почте спутали...  Спутали, так спутали. Вот тебе конверт, открывай и читай, что, пишут тебе твои родственники из вражеской Америки. Токо вслух читай, мне тоже очень интересно послушать.

   Макс ещё раз мельком глянул на почерк и адрес отправителя, подняв глаза в лицо следователю, упрямо повторил:
   —Гражданин слэдователь, читать чужой письмо неприлично. Я не могу. Пожалуйста, не заставляйте меня. Не в моих правилах.

   Следователь постоял, повертел письмо в пальцах, вернулся за свой стол и задумался.
   — Грамотно выкручивается. Врезать бы ему по морде, чтоб за дурака не держал. Только помрёт, а мне с трупом возись, бумаги оформлять, объяснительную пиши. Так и отпуск свой сорву, себе хуже сделаю. Билет на поезд уже в кармане, пару дней и на Кубани.

   Улыбка зависла на губах от щекотливых мыслей.
   — Сколько же в моей станице молоденьких вдовушек, краснощёких красоток. Выберу самую статную, с рассветом на рыбалку с ней. Шалаш с веток сложу, сеном застелю. Дровишек нарубаю, костерок запалю, зараз глушану рыбку, не сидеть же с удочкой. Начистим на ушицу. А она в моей гимнастёрке на голо тело у костра вся прогибается, голой попой вертит. А я лежу, смотрю и отдыхаю. Эх, красота!
Водки надо с собой взять. Можно, конечно, на месте самогонку, только станичники, как пить дать, участковому стукнут, полетит донос в Органы, бегал по дворам, самогонку спрашивал.

   Макс искоса поглядывал на замолчавшего и улыбающегося следователя. Что-то подсказывало, сегодня его бить не будет.

   Следователь ещё поразмышлял о приятном, с неохотой вернулся к теме допроса.
   —Значит все твои родственники за кордоном, а ты об ентом и не знаешь, связь с заграницей не поддерживаешь. Ты это мне хочешь сказать?!
   —Да, гражданин слэдователь, это так, только с маленькой поправкой, я никого заграницей не знаю, а кого знал, уже не помню. Старый я стал.

   Следователь улыбнулся, небрежным жестом бросил письмо в ящик стола и запер на ключ. Посидел, обдумал весь допрос, взял ручку и составил по форме протокол.
   —Подойдите, Макс Абрамович, подпишите протокол допроса.

   Макс бегло прочёл текст, согласно кивнул и каллиграфическим почерком расписался. Следователь уважительно посмотрел на чёткий почерк врача, черкнул на повестку «Свободен».
   — Поймите нас, Макс Абрамович, США готовит против СССР агрессию и мы не хотели бы, чтоб вы оказались в их шпионской сети. Вы же знаете, мы шпионов сразу расстреливаем, поэтому я предупреждаю. Если, что вспомнишь, в письменном виде и передай мне.
А сейчас можете идти.

   Доктор с богатым опытом лечебной практики, подошёл к двери, повернулся и слегка поклонился:
   —Товарищ слэдовател, я не политик, я врач, я всю жизнь лечу людей. Приходите ко мне на приём, я посмотрю ваши анализы. Мне ваш болезненный вид совсем не нравится.

   Понимал старый пройдоха, от таких слов у следователя обязательно внутри ёкнет. Все себя любят, особенно, те, кто при власти, и при деньгах.
Офицер скривился в улыбке и буркнул.
   —Так, медик херов, ноги в руки и быстрее отсюдова, а то передумаю, враз сядешь надолго.

   Когда дверь за доктором закрылась, задумался, а старый прав, давно на природе душой не отдыхал. Всё по подвалам, да казематам, здоровье гроблю, а работы меньше не становится, просвета не видать...
Протокол передам «наверх», там решат, что дальше по этому Делу. Старый нам не нужен, нам интересен его сынок, что в Германии служит. Так и напишу своё мнение, сынка врача, который служит в Германии, надо немедленно взять на контроль. Не исключаю, сбежит к американскому родственнику с секретной документацией для своей выгоды.
От этих христопродавцев всего можно ожидать. Поганый народец.

   Макс, душевно опустошённый, обессиленный нервным напряжением, вышел на свежий воздух, и на автомате пошёл домой тем же длинным путём.
   — Слава Всевышнему!  Яшка, брат мой. Жив значит, бродяга! Яшка, Яшка ты не представляешь какую я испытал радость. Сразу узнал на конверте твой почерк. Какая добрая весть. Обидно, я уже никогда не узнаю, что в письме написал брат мой младший. Вот уж Роза моя обрадуется, как расскажу, что мне показали конверт от Яшки. Странные эти «красные» комиссары. Конверта с парой листочков испугались, на допрос потащили. Закончилась мировая, доселе неслыханная бойня, десятки миллионов убито. Миллионы покалеченных. Весь мир в поиске своих уцелевших родственников. Все разыскивают друг другу, пишут по старым адресам письма. Это же так естественно, по-человечески понятно. Ну, что плохого мог написать мой братишка. Да просто написал, братишка, Макс, ты живой ещё? Войну пережил? А сынки твои — Илюшка, Мишка, Лёвушка. Как у них дела?
Наверное и про своих парней рассказал в двух строках, по возрасту тоже должны были воевать.

   Дома жена спросила, в чём к тебе вопрос был?
   — Пустяки, на наш адрес кто-то письмо отправил, сказали с заграницы. Я посмотрел, сказал не знаю кто, меня отпустили. Согрей мне чая с сахаром, пойду на работу в госпиталь.
   Не стал ничего рассказывать, сболтнёт ещё где-то и потянут за уши на нары. Больше писем от брата Яши не приходило, цепочка родственных связей оборвалась навсегда.

   ГЛАВА 2.50 Прощай Германия, идём на Баб-эль-Мандепский пролив

   Прошло около года, как майор, стоя на вытяжку перед заскорузлыми замполитами, отвечал на их каверзные вопросы. В РемБад с мест жестоких сражений в плановом режиме везли битую технику на восстановление. Илья смотрел на новую партию покорёженного металла и думал, зачем, всё это ремонтировать? Разумнее порезать на блоки и отправить на переплавку, выпускать новую, современную технику. Однако руководство, оно сидит выше и видит дальше, считало, что восстановленные танки Т-34 ещё сгодятся дать по мозгам недобитым нацистам, которые с припрятанным оружием вздумают выйти на улицы европейских городов. На Дальнем Востоке наши 34-ки ещё долго будут держать в уздечке японскую рать. Или, как вариант, отправят туда, где за власть ведут борьбу коммунисты. Так что, служить «битым» Т-34 ещё не один десяток лет, а значит Комбату работать и работать. В буднях текучки унизительный «допрос с пристрастием» скоро напрочь забылся.

   В один из дней 1949 года, комбата вызвал к себе инженер-полковник Щапов. Офицер приёмной, встретил Илью с широкой улыбкой. Пожимая руку спросил:
   — Майор, бутылку принёс?
   — Как-то, причина не озвучивалась, — усталым голосом ответил Илья, хотя от таких слов в организме что-то потеплело.
   — Давай, проходи в кабинет, полковник сам нальёт.

Подталкивая майора, штабист зашёл следом. Полковник, уже «подшофе», вышел навстречу, протянул руку и громко сказал:
— Товарищ подполковник! Поздравляю от всей души! Пришёл Приказ о присвоении очередных званий нашим офицерам. Сам Георгий Жуков списки подписал, а твоя фамилия в числе первых. Уважает тебя Георгий Константинович. Понимаешь?
Не каждому такая честь выпадает.

   Илья несколько смутился и шутливо ответил:
   — Я, конечно, с Жуковым встречался на Белорусском Фронте, и не раз..., но не думаю, что он меня запомнил. Скорее это заслуга моей фамилии, буква «В» третья в алфавите.

   Полковник расхохотался, кивнул штабному на шкафчик и, негромко ответил:
   — Ну какой ты у нас скромный. Но не будем упрощать ситуацию, сам знаешь «Вера в Бога, служение царю не проходят бесследно». А ты, Илья, свою очередную звёздочку трудом заслужил, тут добавить нечего. Молодец, садись, тов. подполковник. Выпьем по случаю высокого воинского звания, посидим, поговорим, разговор у нас долгий.
   Я тебе вот что скажу, — начал издалека командир. — Ситуация на политической арене вновь серьёзно осложняется. Враг не дремлет, готовит нам провокации. Но, товарищ Сталин, опережает их коварные замыслы.

   Офицер штаба уже доставал из шкафчика коньяк, рюмки и что-то съестное, слегка заветренное.
   —Семёнович, плесни, первый тост За товарища Сталина!

   Офицеры встали, выпили коньяка, закусили ломтиком лимона, швейцарским сыром, немецкой колбаской.
   — Насколько я осведомлён, готовится план, по которому советская армия должна добить гитлеровских союзников. Наносим удар по Турции, блокируем Босфор и стремительно выходим на оперативный простор Ближнего Востока! Дальше советская армия берёт под контроль Суэцкий канал и броском по пустыне выходит на Пролив...
   Семёныч, напомни, как он там называется.
   — «Баб-эль-Мандепский пролив», —вежливо подсказал начальник штаба.

   Полковник понизил голос и продолжил:
   — Во, во...! За раз и не выговоришь. Ты, подполковник, у нас грамотный, запоминай. Пригодится.
   Так вот, процесс в активной фазе. Из прогрессивных сил уже формируют боевые отряды. В гуще угнетённых народов работают заброшенные наши специалисты. Мировой социалистический лагерь должен непрерывно расширяться. Европа и Китай наши, на очереди Ближний Восток. Товарищ Сталин ставит Задачу — взять на контроль Ближневосточную нефть. Прихлопнем нефтянку, которой командует вся эта буржуйская сволочь. План, прямо скажу, даже в общих чертах совершенно секретный. В деталях не владею, но, по секрету тебе скажу. Удар по Турции нанесут дивизии Закавказского Военного Округа. Дивизии активно доукомплектовывают опытными офицерами, новейшей наземной техникой и авиацией.
Чуешь о чём я?!

   Щапов откинулся в немецком кожаном кресле, затянулся папиросой «Казбек» и внимательно посмотрел на Илью:
   — Помнишь, как ты на полит комиссии сказал,"Готов воевать там, где прикажет Партия". Хорошо сказал, рубанул с плеча. Понравился твой ответ Комисару.
   Так и сказал — Молодец! Это наш человек !
Многие, извини за грубое слово, "явреи", из тех кто сразу готов был ехать в Израиль, уже списаны из армии. Нам предатели не нужны.
   А теперь по существу вопроса, партия оказывает тебе большое доверие.

   Новоиспечённый подполковник, в майорских погонах встал и не громко отчеканил:
   — Служу Советскому Союзу! Это всё, что пришло ему в хмельную голову.

   —Да ты садись, садись. В звании подполковника тебя направляют на новое место службы, в Закавказский Военный Округ.
   Скажу откровенно, сам просился. Не отпустили, сказали, здесь, нужен. Работы, «копай не перекопаешь...». Короче начинай сдавать дела своему заму.

   Разговор между офицерами плавно перетёк в производственную плоскость. Подробно обсудили вопросы по всем производственным направлениям. Делали записи в своих блокнотах, уточняли, жирно подчёркивали. Понимали, скоро всё, что тянул на своём горбу этот майор, какое-то время ещё пойдёт по инерции, а потом придётся самим втягиваться.

   Когда вопросы были исчерпаны, полковник Щапов озабоченно глянул на часы.
   —Товарищи офицеры, плеснём по последней и уехал. Оперативка у Командующего.
Засиделся я тута, с вами, с казаками.

   Илья ехал домой в глубокой задумчивости. Всё-таки, я с честью выпутался из этой убийственной войны. Вспомнил, как четыре года назад за ним хлопнула на сквозняке дверь ленинградской коммуналки и пошёл в военкомат записываться ополченцем. Мне тогда офицер в звании подполковника казался приближённым к Богу, а сейчас такие погоны лягут на мои плечи. Это потрясающий жизненный финал, как порой удивительно разворачивается судьбы, и не подумаешь, что такое может быть.

   Потом мысли перетекли в день сегодняшний. Незаметно грусть подкатила. Четыре года, с 1945 по 1949 годы, как раб на галерах, налаживал производство, всё связал в единый производственный ритм, столько сил потрачено. В итоге бросай всё к чёрту на рога и катись на турецкую границу. Видишь ли, Щапов просился сам на границу, его не отпустили. Нашёл кому лапшу на уши вешать. Тебя, танком с этого места не сдвинешь. Логично было бы меня на своё место назначить, а самому с генеральскими погонами на новом месте готовить технику к боям в пустыне.
   Мог бы для приличия спросить кого я рекомендую на должность командира батальона. Я бы порекомендовал толкового офицера, это было бы на пользу всем. За четыре года у меня выросли достойные офицеры умные, молодые, с боевым опытом. С ними я всю схему производственных отношений выстроил.  Не спросили, значит нашли «свояка», с кем можно сидеть, коньячок посасывать.
   С другой стороны в этой ситуации есть положительный элемент. Хорошо что не на Дальний Восток. Кавказ, это хорошо. Рядом Баку, родительский дом, мама всегда с любовью встретит, папа обнимет. Ну, а если живым дойду до Шарм-эль-Шейха, то...
   Илья улыбнулся, хотел что-то сказать водителю, но покачиваясь на ровных германских дорогах, сам не понял, как провалился в глубокий сон.
Нервное напряжение, перебор алкоголя его одолели.

   Приказ о переводе на новое место службы не заставил себя долго ждать. В батальоне сколотили товарные ящики. Как старший офицер, имел право вывезти в СССР пианино, раскладной обеденный стол со стульями, мотоцикл и прочий бытовой хлам, предусмотренный по статусу. Таможня Берлина проверила ящики на предмет нарезного оружия, заколотили крышки гвоздями, наклеили этикетки и загрузили в товарняк. Прощай батальон ОРВТБ60, прощайте, Майсен, Галле, Глаухау. Auf Wiedersehen DDR. Чемоданы и узелки по полкам, и покатили на Кавказ. 

                КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

   Автор приносит глубокую благодарность всем, кто поделился воспоминаниями, документами, сделал замечания по тексту, оказал моральную поддержку.

Владимиру Зеев Гольдин, писателю. За идею написать о детях войны
Ларисе Зверковой(Добкиной). Россия, Москва, за рукопись блокадницы Ленинграда.
Иммануилу Вейнблат, Litland. За фотографию лейтенанта ЧВМФ Абрама Вейнблата.
Мине Вейнблат, за воспоминания о Холокосте, 1942-43г.
Александру Николаевичу Гайдину, Россия, Ессентуки: за  фотографию семьи Мины Вейнблат, рассказ о событиях в Кисловодске в годы войны 1942-43г.
Анне Даниловне Дрозд, Минеральные Воды, Советская 52. За рассказы о трибунале над полицаями.
Андрею Рыкун, Россия, Минеральные Воды. За рассказ о механике ОРВТБ 60. сержанте  Рыкуне.
Валентине Подсеваловой, Россия, ХМАО-ЮГРА. За рассказы о Валентине Шведовой.
Анатолию Луговому-Уфимцеву, Татарстан, Уфа. Офицеру советской армии. Поэту. За
профессиональные замечания по тексту.
Антону Вейнблат, Россия, Москва. За помощь и поддержку.

   Литература.
 
1. Борис Пастернак – стихи: Времена не выбирают...
2. В.М.Костылев. Три последних эшелона из Ленинграда
3. Михаил Гориккер, генерал-майор технических войск.      
https://vkyrse.com/mihail-gorikker
4. Яков Крейзер. Забытый генерал –
  https://www.youtube.com/watch?v=xVs1EiLp9GQ
5. Berthold Seewald. «Почему Ленинград был осажден, а не захвачен». 
6. Из жизни «реставраторов».  А.С. Киселёв «Танк, любимый всеми»
7. В. А. Сыропятов. Воспоминания фронтового ремонтника
http://armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T34/tovictory/?page=35
8. Голушко И. М. Танки оживали вновь
9. Федор Емельяненко.   
https://24smi.org/celebrity/1108-fedor-emelyanenko.html
10. Алена Бардан. Негласные правила в штыковой атаке.    
11. М.Лермонтов.  «Бородино»
12. Евдокия А.  Добкина. Воспоминание о войне. 21 июня 1941 — 9 мая 1945 года. Рукопись  2002г.
13. Иван Петрович Виногра;дов (1880—1955) заслуженный врач РСФСР. Главный хирург блокадного Ленинграда.
14. Библия. Евангелии от Марка (гл. 4, ст. 22) и от Луки (гл. 8, ст. 17)
15. Wer ist das der Europ;er. – кто вы такой, европеец?
16. Виктор Вейнблат. Блокада. Медаль за Оборону Ленинграда   
 http://www.proza.ru/2016/08/13/59
17. Юрий Кауфман.Война не из окна. Рукопись 2007 года.
http://www.proza.ru/2007/07/17-375
18. «Крым в огне. Навстречу свинцовой метели». Сборник  мемуаров
militera.lib.ru/h/voronin_ki/02.html - Im Cache
19. Мазарцев. Мемуары.  zhurnal.lib.ru/m/mazharcew_j_n/345.shtml - Im Cache
20. Борцов АС. Гидрографы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. стр. 153.
shturman-tof.ru/Personal/10_borcov/03_gl_02.htm
21. Воронов.Мемуары  militera.lib.ru/h/voronin_ki/02.html - Im Cache   
22. В. Гончаров. Второе керченское сражение и крушение планов освобождения Крыма http://www.igstab.ru/materials/other/UL_Kerch.htm38.
23. Подвиг Народа. ОБД «МЕМОРИАЛ». 
http://podvignaroda.ru/?#tab=navHome
24. Крымский фронт   
http://www.sudden-strike.ru/history/detail.php?ID=2982
http://www.igstab.ru/materials/other/UL_Kerch.htm
25. Журнал «Потери личного состава».
obd-memorial@elar.ru
26.Виктор Вейнблат. "Абрам Михайлович Вейнблат, лейтенант Черноморского флота".
Еврейская Газета №2(126), февраль 2013.Берлин.Германия.
27. Суровые месяцы оккупации с 10 августа 1942 года по 11 января 1943 года.
navodah.ru/index.php?option=com_con
28. Виктор Сапрыков ... 600 тысяч раненных...
https://vpk-news.ru/authors/4962
29. Israel, 68120 Tel-Aviv - Jaffa.  Pasiel 4. Home for the Aged immigrants. Room 501.
30. Газета «На Водах» - Юбилей надо встречать достойно.  navodah.ru/index.php?option=com_con
31. Виктор Вейнблат. Холокост. Часть 1. У Стекольного Завода. 
http://www.proza.ru/2018/01/27/1636
32. Виктор Вейнблат. Холокост. Часть 2. Беглянки.
http://www.proza.ru/2018/01/27/2316
33.Виктор Вейнблат. Через много лет на этом поле.
http://proza.ru/2018/01/28/2270
34. Виктор Вейнблат. Немцы.
http://proza.ru/2016/10/20/1036
35. Давид Шимановский «Круиз обречённых. Еврейских беженцев из нацистской Германии никто не хотел принимать».Еврейская Газета №7 (131), июль 2013.
36. Лазарева А., Селиванова А. Саратов – город госпиталь
https://multiurok.ru/files/saratov-ghorod-ghospital.html
37. Андрей Лебедев. БИТВА ЗА ВОРОНЕЖ.
http://www. segodnia.ru/content/117760
38. Виктор Вейнблат. Комбат.
http://www.proza.ru/2016/08/23/1036
39. Галкин Федор Иванович.ТАНКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ В БОЙ.  http://MILITERA.LIB.RU/MEMO/RUSSIAN/GALKIN_FI/INDEX.HTML
40. Ремонтные подразделения во время Великой Отечественой войны.
41.Курская  битва. 
 https://www.pravda.ru/photo/album/26345/0/
42. Стихи.Вадим Данилевский.
 https://www.stihi.ru/2016/03/30/1718
43.  Джеффри Робертс, Британский историк. «Stalin’s General. The Life of Georgy Zhukov».
44. Евреи-офицеры в Cоветской армии. 
45. СПЕЦНАЗ. Инженерно-саперные части РККА, ШИСБр.
45.Фото «Спецназ в Нагрудниках»    https://ok.ru/zanashuso/topic/151707663102060
45.1 Как себя проявил стальной нагрудник РККА. Документы 1941-1942.
46. Подвиг Народа.
 http://www.podvignaroda.ru
47. Шесть «юнкерсов» бомбили эшелон. Стихи.  Ион (Иона) Лазаревич Деген,  .
48. Анатолий Луговой-Уфимцев. Стихи. БЕРЛИН, МАЙ, ТИШИНА
49.Виктор Вейнблат.Советская зона окупации Германии. 
http://www.proza.ru/2016/01/27/2525
50. Виктор Вейнблат. Евдокия Шаталова, жена комбата.
http://www.proza.ru/2016/05/20/11501.
51. В жизни Екатерины Катуковой сошелся весь блеск и трагедия ХХ века в России.
http://bayanay.info/index.php?newsid=27586
52.Виктор Вейнблат. Доктор Мюллер.
http://www.proza.ru/2016/05/07/1188
53. Виктор Вейнблат. Дети войны. Братишка Славик и сестрёнка Валя.
http://www.proza.ru/2016/01/29/65
54. Евгений Пекки.Бобруйская быль. 1944..
http://www.proza.ru/2017/11/27/811
55. Развед вопрос: историк Борис Юлин о кулаках
https://www.youtube.com/watch?v=N8HIT0vWjO0
56. Виктор Вейнблат. Витя, Валя, Славик, - фронтовая семья.
http://www.proza.ru/2016/02/02/1596   
http://www.proza.ru/2016/05/12/1225
57.Владимир-Зеев Гольдин. «Повести Белкинда». 58. Сколько красноармейцев дезертировало в Европе после победы над Германией.
59.Виктор Вейнблат. Том 5 №30010-АП «Дебют 2017»
60. Примерно в тоже же время в Баку. 
http://www.proza.ru/2016/03/28/2483
61. Сталин. Решение «еврейского вопроса» https://www.youtube.com/watch?v=Y64rk1OhRjk
62. Железный занавес...
63. Виктор Вейнблат. Прощай Германия
 http://www.proza.ru/2016/03/15/2277
64. Стихи.  «Несёт нас поезд жизни в никуда.  https://www.inpearls.ru/347844
65. Внешняя политика СССР  в 1945-1955 гг
 aleho.narod.ru/book2/ch20.htmэ    lawlibrary.ru/izdanie17752.html
66. Духовно-нравственные основы развития и воспитания... 
 http://xn--i1abbnckbmcl9fb.xn
67.История, пробирающая до слез. Ееврей, легендарный танковый ас, Ион Лазаревич Деген
https://dzen.ru/a/ZIYlqLB6HGcQVMhe?from_site=mail
68. https://www.amazon.com/dp/B08GPZ2V1W      https://ridero.ru/books/maisen_1/