Младшая пара Новелла

Роман Кушнер
Отрывок из роман-эпопеи "Милосердие" повествует о младших дочерях Императора Николая II - Великих княжон Марии и Анастасии.

                "Младшая пара" Новелла.

9 мая 1915 год. Феодоровский городок. Лазарет № 17.

В Николин день прибыл санитарный поезд, доставивший раненых нижних чинов из шестой пехотной дивизии. Многие помещения здесь оказались переполнены. В две, наиболее просторные палаты, по распоряжению Ломана, исполняющего также и обязанности начальника лазарета, были срочно выставлены дополнительные кровати. Зная, что Государыня крайне озабочена состоянием дел,  полковник её беспокойство рассеял. Он сразу протелефонировал, что после первичного осмотра прибывших, с серьёзными ранениями врачи среди Муромских и Низовских, слава Богу, не обнаружили. Однако в тот же день в лазарет для консультации, по настоянию Александры Фёдоровны, был направлен лейб-медик, имевший немалый опыт фронтового врача. 

Воспользовавшись небольшим передыхом, Сорокина поспешила в комнатку, оборудованную для отдыха медперсонала. Обнаружив там хирургическую сестру, отхлёбывающую чай и увлечённо просматривающую газету, она с недоумением уставилась на большую, разворошенную стопку листов различных изданий.

— Вот, Екатерина Абрамовна, санитар поезда передал, сказал на станциях объявления вывешены, чтоб не забыли вернуть кондуктору прочитанные газеты и журналы для передачи раненым и больным воинам, — Адамова рассмеялась, — Особо просят не загрязнять и не мять их, и не складывать в восьмушку листа.

В комнату заглянула сестра милосердия Боткина:

— Вера Николаевна, вас хирург просит.

Следом вскочила и Сорокина:

— Княжны уходить собираются?

— И не думают! Как вы отошли, так и бегают по палатам, водичкой лежачих поят, всё о "жизни снаружи" выспрашивают. Да вы отдышитесь и так замаялись, — остановила её Татьяна.

Взглянув на часы, Сорокина решительно подошла к столу: 

— Половина первого, время завтрак подавать, — она сложила газеты в аккуратную стопку, — Танечка, разнесите, пожалуйста, по палатам, а я в пищеблок.

Направляясь в поварню, сестра милосердия припомнила, как в апреле, в день поминовения усопших воинов, Княжна Анастасия выучила читать и писать очередного раненого, Васильева. После ухода девочек они с сиделкой наводили порядок в палатах и Екатерина обнаружила на прикроватной тумбочке подопечного раскрытую ученическую тетрадь. Полюбопытствовала и обомлела. В первом же предложении, написанном Анастасией в качестве примера для упражнений, ей бросились в глаза ужасающие грамматические ошибки. А на следующий день, в знак похвалы за усердную учёбу, "юная преподавательница" так перекормила собственного ученика непривычным для него шоколадом, что несчастный Емельян до вечера маялся животом и еле уснул, напрочь отказавшись от всяческой еды. Саму же Сорокину не переставало удивлять, как в кармане юбки у Анастасии умещается целый запас круглых лепешек крем-брюле, которые горстями раздавала всем, да и сама грызла их беспрерывно.

Что касалось Княжны постарше, то Екатерина нередко была свидетелем, как Мария, более предпочитавшая сидеть у изголовья раненых солдат, расспрашивала об их семьях, о жёнах, сколько у них земли и т.п. Сорокиной и самой доставляло удовольствие наблюдать, как это добродушная, приветливая девушка быстро находила общие интересы с каждым, в особенности с солдатами из крестьян, и вскоре знала по именам практически всех, кто состоял у неё на попечении.

В подвале рядом с тележкой её ожидала молоденькая сестра милосердия, как неделю, поступившая на службу в лазарет. Заканчивая хлопотать у огромной куханной плиты, повар озорно перебрасывался шутками с новенькой сестрой. Заметив подошедшую Сорокину, Анисимов, похожий иа огромный белый шар, принялся передавать в раздаточное окно тарелки с едой, сопровождая их всё такими же весёлыми прибаутками. Екатерина Абрамовна была и прежде наслышана, что до начала войны он работал в Европейской гостинице и отличался известностью среди гурманов Петербурга. Подавая напоследок графин со свежим квасом, кухмистер спросил у неё с лукавинкой в голосе:

— Как там наши Царевны? Недавно выдалась минутка, заглянул в самую шумную палату, так глазам не поверил. Смех да и только! Пёсик у младшей Княжны отплясывает на задних лапках, а за ним и солдатики, кто на выписке, рысаками вокруг гарцуют, — Анисимов благодушно расхохотался. 

Сорокина и сама едва не рассмеялась. Как-то Мария при ней рассказывала врачу-терапевту о проказах Швыбзика. Мама; посылала Анастасию спать, а та в отчаянии не могла найти пёсика, который пропал без вести. Его кричали, звали, искали под диванами, но он, мерзавец, не шёл. Наконец нашли, пока Мама; не догадалась залаять, на что тот откликнулся ответным лаем. Оказалось, пёсик сидел под кушеткой, и его с общими усилиями вытащили.

Оставались две необслужанные палаты, когда тележка въехала в очередную. Под оживлённый гомон часть ходячих раненых столпились у обеденного столика и играли с Анастасией в домино, рядом лежали разложенные шашки. Прочие разместились на двух сдвинутых кроватях и вместе с Марией разглядывали большой красочный альбом с фотографиями. Все были настолько увлечены, что на сестёр никто не обратил внимания. Не желая никого лишать удовольствия, женщины разнесли завтрак по тумбочкам и какое-то время, присев на табуреты, с интересом наблюдали. 

— А это мы в Александровском парке, Ольга и Танюша верхом на ослике. Теперь догадайтесь, кто в кружевном чепце выглядывает из детской коляки?

— Да чего гадать? Вот же вы, Мария Николаевна! — пробасил Ковалёв, стрелок 30-го Сибирского полка, уверенно тыкая прокуренным пальцем левой руки в изображение младенца, поскольку его правое предплечье было стянуто свежей повязкой.

Княжна открыла следующий лист с большой фотографией. На поляне, окружённой пышными ёлками, стояли девочки в одинаковых шляпах и белых костюмах. Вороты их матросок украшали короткие тёмные галстучки. Одна из них сидела верхом на малорослой лошадке, а самая махонькая изо всех сил тянула на себя повод, пытаясь, повидимому, завладеть ею. С хитрой вопросительной улыбкой Мария обвела подобревшие лица. 

—  Вот умора, малая-то из вас смелее всех, — одобрительно хмыкнул Яковлев, земляк Емельяна из того же Ядринского уезда, но услышав едкий смешок Княжны, неуверенно добавил, — Никак... Анастасия Николаевна? 

— Да это братик наш, Алексей! — Мария расхохоталась, — Настаська на лошадке за повод держится, я справа крайняя стою, рядом с Татьяной, а Оленька не в духе, не разрешает ему тянуть за мундштук.

Княжна перевернула очередной лист. На фотографии мальчик лет шести во флотском костюмчике. Его голову украшала лихо сдвинутая на затылок бескозырка, опоясанная чёрной ленточкой с надписью "Штандарт". Малолетний морячок стоял среди нескольких овец и из своих рук кормил животных кусочками лепёшки. 

— А это кто? — спросил Пётр Яковлев, ещё один земляк Емельяна, никогда прежде не видевший  Цесаревича.

— Мария Николаевна, а мне дозволите посмотреть? — с угловой кровати отозвался 12-го Финляндского полка стрелок Косоротов. Ранения правого и левого бедра позволяли ему лишь немного приподняться на руках, — Глядишь, угадаю.   

Княжна спрыгнула с края кровати и с альбомом подбежала к раненому. Стрелок вгляделся в фотографию и смущённо пробормотал: 

— Простите, Мария Николаевна, не могу признать.

— Где же ты был, Косоротов, когда полк посещал Наследник
Царя-батюшки? — со стороны сдвинутых кроватей раздался возмущённый тенорок, — Они же шеф нашего Лейб-гвардии Финляндского полка! Как был неуч, таким и остался! Прости меня, Господи!

— Тык, в карауле стоял при складах... Помилуйте, Ваше Высочество, служба-с! — уже под всеобщий раскатистый смех Косоротов приложил руку к груди, — Прежде и портрета не удостоился видеть, а так бы неприменно узнал.

Часы показывали четверть второго, когда Сорокина сквозь шум дождя расслышала знакомый клаксон. Покуда Княжны, удалившись в комнату медперсонала, приводили себя в порядок, сестра милосердия вышла на крыльцо. Перед подъездом негромко урчало крытое "Рено", а под навесом прохаживалась фрейлина Высочайшего Двора. Увидев Сорокину, Хитрово подошла:

— Извините, что отнимаю время, Екатерина Абрамовна, — они поздоровались за руку, — Сегодня моя Августейшая подруга Ольга Николаевна попросила меня сопроводить до дома "маленькую пару".

— Маргарита Сергеевна, девочки переодеваются, скоро выйдут.

— Насколько я знаю, Анастасия обучает здесь раненых не только грамматике, но и арифметике. И каковы достижения?

— Ну... можно сказать, определённые успехи в понимании и чтении текстов имеются. На той неделе протоиерей Николай выразил своё восхищение цесаревной Анастасией. На исповеди от одного солдатика он услышал благостное признание, что после многих занятий с Княжной, тот самостоятельно начал читать утренние молитвы.

— Интересно, кто бы это мог быть?

— Отказался нарушать тайну исповеди, но похоже, это Трофимов из второй палаты. При поступлении последней партии раненых, он выявлен в числе тех, кто оказался совершенно неграмотен, а после нескольких уроков первым принялся заголовки из газет вслух всем вычитывать.

— Невероятно! Ольга Николаевна мне как-то призналась, что Анастасия цифирное дело именует не иначе, как "свинством", а грамматику, так просто ненавидит, — понизив голос, фрейлина заговорщически улыбнулась, — Вы не поверите! Августейшая ученица пыталась даже Сидея Гиббса подкупить букетом цветов в обмен на хорошую оценку. А когда учитель английского языка отказался, она отдала тот же букет другому учителю - Петрову, преподавателю грамматики.

Сорокина тихо рассмеялись:

— Узнаю её настойчивость! Тем не менее в иных способностях Цесаревне не откажешь. Она неплохо рисует, танцует и столь талантливо имитирует слабые стороны людей, что раненые от неё просто в восторге.

— Вы совершенно правы, чего-чего, а разогнать морщины может у всякого, даже кто не в духе. Как-то Фредерикс неважно себя чувствовал, ворчал с утра на подчинённых, так своим лицедейством Анастасия Николаевна настолько позабавила его, что поясничная ломота старенького графа к вечеру вовсе сошла на нет.
 
Позади с шумом распахнулась дверь и на крыльцо выбежали Княжны в настежь распахнутых плащах. На улице значительно посвежело и пережде чем сесть в авто, фрейлина попросила их застегнуться.

Сорокина с грустью смотрела им вслед, припоминая ревнивые взгляды девочек на красные кресты, украшающие передники сестёр лазарета. "Рено" ещё не  скрылось за поворотом, когда Екатерина Абрамовна  твёрдо решила, что не станет никому докладывать о баловстве табаком младшей Княжны. Она сама сделает всё возможное, чтоб отговорить Анастасию от вредного пристрастия.

Пройдясь по палатам, она вернулась в комнату медперсонала. На отдельном столике среди пакетов с перевязочным материалом  были разложены марля в больших картонных коробках, ножницы, нитки. В свободное время здесь частенько трудились младшие Княжны: изготовляли подарки раненым лазарета, кроили из марли и катали вручную бинты на помощь воинам. Катать бинты... Сорокиной виделось это нелепым, уж не корпию ли щипать, как делала бабушка в Турецкую войну? Ведь уже существуют, со слов Вильчковского, отличные ручные машины для резки бинтов, их надо только завезти две-три на все лазареты. За пару часов несколько человек могли бы нарезать и скатать бесконечное количество бинтов, ну а укладывать пакеты, конечно, вручную. На длинном крае стола, против стульев, с брошенными на спинки белыми халатиками тоненького батиста, лежали перьевые ручки, стеклянная бутылочка с чернилами и "Букварь", раскрытый на букву "Е" с занимательными картинками единорога, ехидны и прочими рисунками.

Заметив под нижней обложкой край листа писчей бумаги, заполненного неровными строчками, Екатерина Абрамовна тихо ойкнула. Забыли! Приподняв, увидела и второй лист. Не удержалась, окинула взглядом написанное, от чувства неловкости пропуская многие строки письма:

"Мой душка собственный Папа! Душу Тебя в объятиях и целую за Твое дорогое письмо, которое я так не ожидала получить... На днях были в школе нянь и давили маленьких детей, которые уже ложились спать. Мы еще были у Мам; в складе, где завертывают бинты, и мне с Анастасией пришлось быть, как всем, в халатах и косынках, чему мы обе очень конфузились... Татьяна поехала верхом, я тоже хотела, но у меня насморк, и поэтому я не поехала. Я была только что с Анастасией и Ольгой в лазарете Красного Креста и в Большом дворце. Наши офицеры и солдаты очень хорошо поправляются. К нам в лазарет привезли двух новых офицеров 5-го Сибирского стрелкового полка, один очень тяжелый... Мы днем с Мамой почти никогда не катаемся, потому что бываем в это время в своем лазарете. Твое письмо душкинское лежит у меня и ночью на столе, и каждый день вечером я радуюсь на него... Буду думать о Тебе за Всенощной, как Ты теперь стоишь в церкви, и молиться за Тебя. Я Тебя мой душка еще раз ужасно благодарю. Очень и очень Тебя люблю, давлю и целую. Будущий раз непременно возьми меня; а то я сама впрыгну в поезд, потому что мне без Тебя скучно. Спи хорошо... и видь хорошие сны. Пока прощай, мой дорогой собственный Папа душка! Храни Тебя Господь. Крепко Тебе жму руку, чтобы не передать насморк"...

Любящая Тебя ужас как Твоя собственная Мария. Твой Казанец."

Сорокиной и прежде в голову не приходило читать чьи-либо переписки, но сейчас искушение было столь велико, что не смогла справиться с собою и с жадностью уткнулась во второй лист, машинально отмечая в тексте грамматические ошибки:

"Мой золотой Папа Душка. Мы только что завтракали на балконе, так приятно. За Обедней пели "Господи помилуй" Чайковского и мы все думали о Тебе Папа Душка... "Ортипо" вносится в комнату и долго бегает и ищет Тебя и не находя Тебя прыгает к Мам; на колени. Я бы ужасно хотела бы быть с Тобой. Я сейчас сижу и жру марковку и редиску так вкусно... Какие у меня разбросанные мысли, но когда я начинаю писать что-нибудь потом другое и я не успеваю дописать первое, и тогда приходится потом дописывать. Спи хорошо и увидь меня во сне. Господь с Тобой.

Крепко 1000000 раз Тебя целую, любящая Тебя изо всех сил твоя верная и преданная дочь Настаська. Каспиец. Швыбзик".

Она дочитала до конца и дрогнувшей рукой сунула письма под обложку. Господи, Боже мой! Какая верность, какая привязанность к родителям! Сорокина вздохнула, надо бы идти, да что-то удерживало её, лихорадочно вороша память... 

Как-то в дни Успенского поста лазарет посетила председательница Комитета общины Путятина. После обхода палат, она зачитала небольшой список сестёр, в котором оказалась и Сорокина. Как проявившим наибольшее усердие в работе, княгиня объявила, что с позваления Ломана приглашает их в небольшую поездку в Петроград для посещения Эрмитажа.

Но как грустное напоминани о теперешнем "армагеддоне", война отразилась и на деятельности знаменитого музея. Ввиду ухода на войну многих служителей были закрыты залы нижних этажей. Как пояснил княгине директор Императорского Эрмитажа граф Толстой, число посетителей сократилось почти вдвое, как и иностранных экскурсантов, коих до войны толпилось немерено. Тем не менее в залах, по его предложению, дежурили солдаты дворцовой охранной команды, поскольку осталось всего тридцать пять служителей, четыре сторожа, да один дворцовый гренадер.

Проходя череду залов, сёстры милосердия замечали, помимо обывателей, и редкие группки раненых солдат на излечении, запасных, ратников ополчения. Княгиня неплохо разбиралась в живописи и первым делом повела всех к полюбившемуся ей фламандскому рисовальщику. Тихо перешёптываясь между собой, девицы медленно переходили от одной картины Рубенса к другой, а Софья Сергеевна объясняла им всякие подробности. Знакомая с детства картина "Снятие с креста", многажды виденная ими в открытках для паломников да в нательных крестах, заставила прекратить шушукаться и затаить дыхание. Словно очарованные, они ещё долго стояли перед величественным полотном "Гомера живописи".

Группа завершала экскурсию по залам фламандского искусства, когда Сорокина заметила на противоположной стене весьма неприличную, на её взгляд, картину, которая, судя по табличке, называлась "Отцелюбие римлянки". Приотстала невольно, чтобы получше разглядеть. В сумраке тюремной камеры на соломе полусидел, прикованный к стене, измождённый старик, которого молодая, полнокровная женщина, словно ребёнка, кормила грудью.

Кто-то неожиданно подошедший сбоку, заставил её вздрогнуть и повернуться. Им оказался, по всем видимостям, из студентов, в солдатском мундире с погонами вольноопределяющегося. Он ненавязчиво спросил: 

— Прошу прощения, барышня. Вижу, вы впервые здесь и вас, несомненно, обескураживает этот chef-d';uvre? (шедевр, фр.)

Помедлив, Сорокина кивнула и пролепетала со сущённым видом:

— Никогда не слышала о ней... — но преодалев стесненность, всё же осведомилась,  —  А в чём заключается сюжет?

Из нагрудного кармана студент достал часы, взглянул на циферблат:

— Ммм... Если коротко, Рубенс проиллюстрировал легенду, изложенную одним римским писателем. Отцу молодой женщины, ставшей недавно матерью, за какой-то подлог судьи назначили "тихую смерть" от голода, но разрешили дочери обихаживать узника до его кончины. Испытывая безмерную любовь к отцу, римлянка стала тайно кормить его грудью. Лишь через несколько месяцев караульщик, видя что старик всё еще жив, наконец догадался подсмотреть и донести...

Он ещё раз торопливо бросил взгляд на часы:

— Простите, сестра, могу опоздать, воинский эшелон не станет ждать меня.

— А что же с ними?! — не выдержав, с напряжением в голосе спросила Сорокина

— А что с ними? Римское правосудие свершилось, — он улыбнулся, — ибо потрясённые отцелюбием женщины, судьи даровали обоим свободу.

— Благодарю вас, — с заметным облегчением, она улыбнулась в ответ, — Удачи вам!

— И вам, барышня. А на прощание скажу, что нынче нам с вами везёт прикоснуться к искусству, а раньше зайти в Эрмитаж удавалось только избранным. Даже Александр Сергеевич, в своё время, не мог попасть в галерею, пока не получил пропуск по рекомендации Жуковского.

Вольноопределяющийся лихо отдал честь и заторопился к выходу.

Часы на стене прозвонили девять ударов, но что-то опять её останавливало. Вновь и вновь перед глазами вставала, теперь уже безотчётно вызывающая аналогию, сцена. Полотно, залитое светом, падающим с небес и озаряющим лицо женщины, которая поставила ценность жизни отца выше моральных запретов...

Девочки, девочки... Она безотчётно прислушивалась, словно ждала, не раздастся ли вновь в коридоре голосок Анастасии, веселый, звонкий, смехраздающийся. Утирая слёзы, Екатерина Абрамовна долго так сидела за столом и думала о том, что девочки просто купаются во взаимной ласке! Да получая подобные признания любви от собственных детей, любой родитель при жизни уже; достоин святости!

                * * *

Роман Кушнер. 2023 г.