Мои родители, не были коренными ершовцами, но провели, как минимум, в Ершове половину своей жизни.
Моя мама, Лидия Семеновна, жила в Ершове с двадцатых годов. Как ни странно, но ее жизнь я знаю меньше, чем жизнь бабушки и отца. Как-то мы разговорились с ней в поезде. И я поразился, какое тяжелое было начало ее жизни.
Она была дочерью от первого брака. Другие мужья (а их было еще два), не жаловали падчерицу. Пытались выжить из дома и выдать замуж насильно за старика.
Но она нашла в себе силы все это преодолеть. Закончила рабфак. Это, как я понимаю, было нечто вроде общеобразовательного среднего учебного заведения для рабочих. Оно существовало в двадцатые годы и служило для подготовки поступления в институт.
С этим незамысловатым образованием она работала сначала простым бухгалтером на Ершовской электростанции, которая помещалась в здании бывшей церкви локомотивного депо. Многие годы это был единственный энергетический объект Ершова. Потом Ершов подключили к высоковольтным линиями Саратовсой ГЭС.
Железная дорога, строя свои сооружения, всегда начинала со строительства церкви. В советское время такие здания с удаленной атрибутикой использовались по разным назначениям – обычно в качестве складов.
А в Ершове в бывшей церкви поставили дизель-генераторы самых различных марок. И стала церковь электростанцией. Стоял там «Сименс-Шукерт», кажется, дореволюционного года выпуска.
Потом маму повысили и назначали главным бухгалтером Ершовского отделения дороги, где она и проработала до замужества с отцом где-то в 1945 году.
На этой должности она сумела помочь своему брату Николаю, моему дяде, который в ходе войны попал в железнодорожную школу ФЗО (Фабрично-Заводское Обучение) в Саратове. Она располагалась, по его словам, на перекрестке улицы Советской и Мирного переулка. Возможно, там было и общежитие, теперь уже никого не спросишь, не уточнишь....По окончанию школы ФЗО, дядя стал работать слесарем на каком-то железнодорожном предприятии Саратова.
Жил голодно и холодно. После работы приходилось пешком добираться до жилья, общежития, даже ночью. И в жестокие зимние морозы. А работа была тяжелая, длилась она 12 часов. Переходить с одной работы на другую в то время запрещалось. За нарушение этого положения закона была введена уголовная ответственность.
Приехала бабушка, посмотрела на свое осунувшееся, худющее чадо, в котором в чём только душа держалась...и забрала его домой, в Ершов. А здесь уже моя мама устроила его переводом слесарем в Ершовское локомотивное депо. "Дезертирство" дяди она как-то сумела замять.
Таким же образом она сумела помочь своему двоюродному брату Борису Фёдоровичу Цыплакову. Сыну бабушкиной родной сестры Серафимы. Он после тяжёлого ранения вернулся на краткосрочную побывку в Ершов. После нее Борис Фёдорович должен был скоро снова идти на фронт, в родную пехоту. Где его, вероятней всего, и убили. Ибо пехотинец ходил, по статистике, в атаку один-два раза. После чего он или погибал, или был ранен. А железнодорожникам давали "бронь" от фронта. Мама и Бориса устроила в локомотивное депо. Там он и проработал до пенсии.
После возвращения в Ершов из Вернойхена в 1957 году мама сначала не работала, потом ее попросили немного поработать руководителем кружка кройки и шитья при железнодорожном клубе. Она подумала, подумала..., и согласилась поработать немного.
В свое время мама закончила курсы «Кройки и шитья». Причем вторые были для руководителей таких курсов. И это «…немного» длилось лет пятнадцать. У нее было несколько групп учащихся. Как дневных, так и вечерних. Многие получили на этих курсах профессию.
Бывало, идем по улице – а с ней все здороваются. За время ее работы руководителем, через этот кружок прошло более пятисот женщин. А когда она ушла, кружок быстро захирел.
Мы с отцом тоже познакомились с продуктами ее труда. Тогда было принято шить мужские трусы, а не покупать. И вот нас мама периодически снабжала этими изделиями, так называемого «семейного» фасона. Особенностью этих трусов были необъятные размеры. Такие, что они могли играть роль и казацких шортов. А, если подтянуть их повыше, то и комбинезона с короткими брючинами и небольшим декольте.
На наши справедливые сетования на гигантские размеры трусов, она утверждала, что шьет «на вырост». Такая гигантомания, возможно, была семейной особенностью нашей семьи. Моя прабабушка шила прадедушке рубахи сама, и, снимая мерку со старой рубахи, всегда прибавляла несколько сантиметров на длину рукавов. Прадед смотрел, смотрел на эти метаморфозы..., а потом взял очередную рубашку, аккуратно положил ее на пенек от дерева и...отрубил топором лишнюю длину.
Мама была отличная портниха по легкому женскому платью. Ей приходилось с трудом отбиваться от клиенток, жаждущих у нее пошить что-нибудь.
Швейную машинку фирмы «Текстима» (которая в нерабочем состоянии складывалась а небольшую полированную тумбочку) она вывезла из Германии в 1957 году из авиагородка Вернойхен, где с 1954 по 1957 год жила наша семья по месту службы отца. Ничего похожего на швейную нашу машинку у нас тогда не выпускали.
Мой отец служил в ВВС (Военно-Воздушные Силы)и начал войну на западных границах Союза, в должности стрелка-радиста в бомбардировочном полку. На вооружении в части стояли СУ-2. Тихоходные и слабо вооруженные машины, по его словам.
В первые месяцы войны, по рассказам отца, полк отступал так быстро, что, бывало, прилетят на новый аэродром, а к вечеру сообщение - «немецкие танки рядом». И снова перелет на новый аэродром.
В то время ВВС были элитными частями в Красной армии. Зарплата летчика равнялась зарплате директора завода. И само звание летчика можно было приравнять к званию первых космонавтов в Союзе.
Основные запасы вооружений и материально-технических средств, обмундирования были сконцентрированы вблизи Западной границы. При поспешном отступлении наши войска далеко не все смогли тогда вывезти.
Отец рассказывал, как сжигали они склады, заваленные кожаными пальто, сапогами, обмундированием, продуктами и многим другим имуществом. Раздавать все это населению запрещалось. И только они подожгли все это, как на улицах городка появились немецкие танки. Только оторвались от них - немецкие самолеты. Отца ранили тогда в руку.
Потом отца направили учиться на политрука в Алма-Ату. Закончив там училище, он стал служить в ремонтно-авиационном поезде, который курсировал от действующего фронта до авиаремонтных заводов. Поезд вывозил нашу поврежденную авиатехнику, которую можно было ещё восстановить. Один из таких заводов располагался в Ершове.
Здесь, а Ершове, и познакомились, а потом поженились мои будущие родители.
Демобилизовавшись в 1957 году из Вернойхена, отец сначала не работал, на его военную пенсию в 180 рублей безбедно жила вся семья. Но после того, как Хрущев урезал ее до 108, он, как и многие бывшие военные, вынужден был пойти на работу.
Сначала он работал учителем труда в школе, затем одно время заведовал интернатом в моей родной 29 школе. Потом ушел на железную дорогу заместителем начальника отделения дороги по хозяйственной части, попросту завхозом (официально это должность называлась начальник конторы). Там он и проработал до окончательного выхода на пенсию где-то в семидесятых годах.
Роста отец был небольшого, даже маленького, но крепкого телосложения. После выхода на пенсию, он постоянно трудился дома. Весной, летом и осенью он занимался огородом и садом, ремонтировал дом, надворные постройки. Был умелым плотником и столяром. Многое в доме было сделано его руками: русская баня, курятник, летняя кухня. Я тоже оказывал отцу посильную помощь. А зимой он чистил снег на дорожках около дома и читал газеты, журналы и книги, до которых отец был большим охотник. Он и меня приобщил к этому.
В разные годы в надворных постройках мы держали поросят, кур. Во дворе всегда крутился какой-нибудь пес - Рубин, Шарик и т.д. Продукты в кладовых охраняла от мышей очередная Мурка.
Родители всегда с кем-то дружили, в их доме часто были гости. Помню, часто приходила тётя Сара со своим сыновьями Василием и Борисом. А вместе с ними - и их жены, Маша и Надежда. Приходил и младший брат бабушки - Тимофей Петрович с женой Верой и своими детьми - Зоей, Ларисой, Женей.
Собирались застолья, играл патефон. Я меняд пластинки. Любимой моей пластинкой было полька-бабочка. Потом гости часто плясали. Большими способностями отличалась в этом тётя Надя, жена Бориса. Небольшого роста, черноглазая и черноволосая, она лихо отбивала ритм каблуками, размахивая платочком, успевая при этом еще и петь частушки.
Вот так они и жили, поддерживая друг друга и помогая, мать и отец. Надо сказать, что отец нрава был крутого, привык командовать, но с годами характер его помягчел, он научил себя сдерживать.
Уже более двадцати лет, как их не стало. А как их мне не хватает.... Я часто вспоминаю их.
Стараюсь учиться у отца и матери такту и терпению, которое они проявляли, воспитывая меня. И применял их методы и в воспитании собственного сына, Глеба, который закончил два ВУЗа (Высшее Учебное Заведение) с отличием.
Счастье тебе, читатель!
На фото мои родители в Ершове во дворе своего дома. Около 1993 года.
"Print Screen" автора. Мой отец - майор ВВС, демобилизовался в Вернойхене.