1
И вновь коридор лабиринта. Тихо… Глеб Игоревич и Минотавр молча бредут по хорошо знакомым каменным плитам. Вокруг ярко мерцают языки пламени – отблески истинного знания, открывающегося Глебу Игоревичу. Но вот это уже пятна солнечного света, пробивающегося сквозь высокие кроны растущих вокруг деревьев. Круглые, как маленькие солнца, эти пятна двигаются по лесной тропе, набегают друг на друга, играют, повторяя игру листьев на ветру… И от этой их игры на душе становится легко и покойно, как будто лето раскрывает свои добрые объятия и дарит надежду на исполнение чего-то хорошего и важного…
Глеб Игоревич заговаривает первым.
- Ты не сердишься? Я все сделал правильно в истории с Вассой?
- Пока да.
- Что значит «пока»? – удивился Глеб Игоревич.
- Все может измениться. Свет может обернуться тьмой. Добро – злом. Ты забыл, что в Иной Реальности этих противоположностей не существует. Причина и следствие часто меняются местами. Качества тоже. Все в уме человека…
- Да, забыл. Точнее, не вместил в себя окончательно. Объясни мне все это. У меня нет сил…
- То-то и оно, что нет сил! – отозвался Минотавр и замолк. Лесная мошкара вилась в косых солнечных лучах, какая-то птица звонко щебетала где-то поблизости, листья деревьев ровно шумели в вышине. Наконец он продолжил твердо: - Эта женщина, которую ты любил и часть которой до сих пор в тебе, на самом деле составляет проекцию твоей души. Но только проекцию! А проекция всегда… иллюзорна. Исключений нет.
- Исключений нет… - повторил Глеб Игоревич задумчиво.
- Благодаря этой женщине ты видел две стороны своей души – позитивную и негативную. Любовь открыла тебе Истинную Реальность.
Минотавр вновь замолчал. Ветер по-прежнему шевелил листья деревьев, и между ними проглядывало слепящее солнце.
- А почему ты говоришь, что все может измениться? – вновь заговорил Глеб Игоревич.
- Ты принял в себя лишь позитивную часть своей души. Но проблема в том, что это тоже проекция. И она всегда может обернуться той частью, которую ты не определил для себя.
- Моя светлая любовь может обернуться какой-нибудь бедой?
- Именно. Та, от которой в своих мыслях ты ждал поддержки и добра, может привести тебя к гибели.
- Получается, что любовь – это самообман. Очарованность самим собой, как у Нарцисса.
- Ну не совсем. Это познание своей полноты и очарованность ею.
Вновь оба замолчали. Тропа полого спустилась в небольшую ложбину и вновь стала подниматься вверх – к небу и солнцу.
- Так что же мне делать с той, которая во мне? – спросил Минотавра Глеб Игоревич. – Я любил ее или себя в ее образе?
- Люди не знают, что такое любовь… – в голосе Минотавра звучала какая-то глубокая, запредельная грусть. – Когда они думают о себе как о плотских существах, они считают, что любовь – это страсть. И в этом случае они правы. Только вот боли и бед от такой любви много…
- А можно думать и как-то иначе? Связать любовь с Иной Реальностью?
- Да. Но только это великая тайна, постигаемая каждым человеком внутренне по ту сторону любых слов. А порой и по ту сторону жизни. Так что не давай себя обмануть с любовью.
- Ты называешь обманом то, что бесспорно! – Глеб Игоревич даже остановился на тропе, и солнце, светившее у него за спиной, образовало у него над головой светлый нимб. - Любовь, которая царит в мире всего живого, – обман?
- Ты начинаешь меня злить! - Минотавр как будто бы стал угрожающе расти в размерах. - Да, обман! А точнее, болезнь, в которую человек сам себя повергает. И эротическое начало, о котором ты так вдохновенно говоришь, - это не любовь. Люди сами путаются в словах, а потом не могут разобраться в стоящих за ними мыслях. Вот и ты - никак не освободишься от человеческого!
- Ты меня совсем запутал. Любовь – это не любовь. Человеческое – не человеческое. Я тебя спросил: что мне делать с любовью?
- А я тебе и ответил: не обманывайся.
Глеб Игоревич, в свою очередь, начал закипать.
- Ну говори же ты яснее! Не можешь без этих… вывертов?
- Куда уже яснее? – Минотавр уже почти рычал от злости. – Не давай себе заболеть человеческой любовью.
- И как же мне не заболеть ею? – Глеб Игоревич тоже злился почти открыто.
- Понять, что земная любовь - это обман и западня! – Минотавр говорил уже своим обычным голосом, но твердо. - В земной любви человек становится слабым и уязвимым. И этим обязательно воспользуются твои демоны, и прежде всего – те, которых ты в такой любви создаешь. Не позволяй им сделать это.
- Но ведь истинная любовь существует? – тоже успокаиваясь переспросил Глеб Игоревич.
- Существует. Но говорить о ней бессмысленно – я тебе только что говорил об этом. Рано или поздно ты поймешь, о чем я. Ну что? Идем дальше?
Минотавр прошел по тропе вперед по направлению к солнцу, остановился, подняв голову и безбоязненно вглядываясь в него.
- Мне нужно объяснить тебе еще кое-что важное, - произнес он, не глядя на Глеба Игоревича. - Пойдем, поищем какое-нибудь хорошее место. В твоем лабиринте их достаточно.
- Помнишь берег моря? Он тебе тоже нравился…
- Можно и туда. Для нашего разговора вполне подойдет. Пойдем, тут недалеко.
И они решительно зашагали по лесной тропе в направлении светившего золотом закатного солнца. И любовь шла за ними следом.
2
Они сидели на гребне невысокой песчаной дюны. Все было как когда-то: небо синело в вышине, белые барашки волн бежали к берегу бесконечной чередой, ветер ровно дул с моря, шевеля редкую траву у их ног, солнце прожигало сознание насквозь. И вновь было легко и свободно. Казалось, вот она и есть – Истинная Реальность.
Минотавр сидел по своему обыкновению неподвижно, молчал. Глеб Игоревич осмотрел песчаный берег моря из-под ладони, которую держал над глазами козырьком, довольно кивнул.
- Знаешь, я вот подумал… Если и обманывать себя, то вот так. Солнце, море, песок… И никого. Почему-то мне не хочется видеть людей.
Минотавр усмехнулся чуть иронично.
- А что? В этом есть своя правда. Обманывать себя, радоваться обману и понимать, что это обман. И стремиться выйти за его грани. Ты хороший ученик.
Глеб Игоревич не понял иронии.
- Спасибо за похвалу. Но лучше бы ты еще о чем-нибудь важном… И вывел бы меня из этого лабиринта. Хотя… Кажется, я уже начинаю его любить…
Опять наступила тишина. Наконец, Минотавр заговорил уже серьезно.
- Наше сердце открыто тому, что мы понимаем. И мы боимся того, что для нашего понимания темно. Лабиринт – это жизнь, и ты начинаешь ее понимать.
Оба вновь замолчали. Минотавр посвятил Глеба Игоревича в новую важную истину. Глеб Игоревич обдумывал слова, которые услышал только что. Он уже догадывался, что лабиринт – это его жизнь, которую он начинал понимать и любить по-новому. Ему стало открываться, что выход из лабиринта как-то связан со смертью. Выход из лабиринта – выход из жизни… Но куда?
- Ты хочешь узнать новые истины, – опять заговорил Минотавр. - Это хорошо. Ты любишь мудрость. А я с тобой для того и встретился, чтобы эту любовь укрепить. И главное – помочь тебе лучше разобраться с демонами.
- Да, мы как-то говорили, что знание – это основа жизни, – откликнулся Глеб Игоревич. - И мне хотелось бы…
- Конечно! – перебил его Минотавр. - Я дам тебе то, чего ты хочешь. И для начала смотри.
Он отбросил с головы назад капюшон своего дождевика, и Глеб Игоревич увидел, что рядом с ним сидит на песке человек – седовласый старец с молодыми ясными глазами. Он смотрел на Глеба Игоревича с доброй улыбкой, и ветер трепал его длинные волосы и бороду, и все было как-то просто и обыденно. И солнечно.
Глеб Игоревич застыл на месте, открыв от изумления рот, потом, наконец, пришел в себя.
- Как же так? Ты ведь этот, ну… Ты же… Минотавр!
Старец ответил, по-прежнему улыбаясь и глядя на Глеба Игоревича.
- Да. И Минотавр тоже. В разных ситуациях я разный.
- Но ты ведь несколько раз готов был меня… сожрать!
- Тогда я действительно был Минотавром.
Глеб Игоревич начал потихоньку приходить в себя.
- Ты способен принимать разные обличья? – еще раз переспросил он.
- Да, - просто отозвался Старец. - Но лучше сказать так: мои обличья – это отражения разных внешних обстоятельств. Ты думаешь, мне приятно быть Минотавром?
Глеб Игоревич пожал плечами:
- Зачем тогда весь этот спектакль? Капюшон этот… И кто ты на самом деле?
Старец неожиданно стал серьезным, заговорил строго, и в его голосе Глеб Игоревич услышал знакомые интонации Минотавра.
- Ну во-первых, это не спектакль. Ты должен был принять мысль о многообразии одной и той же сути. Сегодня настало время понять это.
- А если я опять буду настаивать на какой-нибудь… ошибке? – Глеб Игоревич смотрел на Старца подозрительно. Тот рассмеялся.
- Не беспокойся. Минотавр тебя от нее убережет.
- А кто ты на самом деле? – Глеб Игоревич все никак не мог успокоиться. - По сути кто?
Старец вновь заговорил серьезно и строго.
- А я ведь тебе как-то рассказывал, кто я такой. Вспомни. Я – сокровенная часть твоей собственной души. Я твое спасение и твоя опасность. Во мне утверждение и отрицание. Я источник твоей мудрости, и я же твой послушный ученик. Я тебя оберегаю, но я же и спрошу с тебя. Я – твое истинное начало и твое же порождение. Даже противоположности твоей любви – во мне.
Глеб Игоревич смотрел на Старца широко раскрытыми глазами.
- Я теперь понимаю, почему ты знаешь обо мне абсолютно все. Ты – это я сам, моя глубинная суть.
- Да. – согласно кивнул Старец. – Но тебе сейчас важно понять другое. Добро и зло, с которыми ты сталкиваешься в жизни, все твои проблемы и удачи берут начало в тебе самом. Именно поэтому, как говорят, любое испытание дается нам по силам. И еще скажу: добро и зло часто обретают в физическом мире плоть, живут самостоятельно. Одни люди тебя поддерживают в жизни, другие проходят по ней как скрытые враги. Все это так непросто! Понять все это ты сможешь, когда у тебя откроется духовное зрение. Но зло будет мешать этому.
- Я хочу задать тебе еще один вопрос, - задумчиво произнес Глеб Игоревич после долгого молчания. – Мне он кажется очень важным, и он волнует меня. Без него невозможно понять лабиринт… Я хотел сказать, земную жизнь.
- Какой? - откликнулся Старец. – Хотя я догадываюсь, о чем ты меня сейчас спросишь.
- Скажи, могут ли объединяться в Иной Реальности силы добра или зла? Существуют ли в мире Абсолютное Добро и Абсолютное Зло?
Старец посмотрел на Глеба Игоревича с уважением.
- Это действительно сущности Иной Реальности. Но сейчас такое время, когда Зло нападает на человеческие души своими разными земными ипостасями и питается ими. А Добро всеми средствами спасает души людей. Великая битва происходит сейчас в Невидимом Мире. И от самого человека зависит ее исход.
3
Глеб Игоревич лежал одетый на кровати, смотрел на высоченные потолки в хорошо знакомой ему квартире на Новослободской и вяло думал о том, что заболевает. Угораздило же подхватить грипп накануне конференции! Сегодня воскресенье, можно было бы сходить куда-нибудь… А сил нет даже двигаться, все тело ломит, ничего не хочется…
Почему он вспомнил вдруг о Матроне Московской? На этот вопрос он не ответил бы и сейчас. Мысль о ней как-то сама собой родилась в его сознании, стала разрастаться, крепнуть… Ее мощи в Покровском монастыре на Таганке… Нужно просто встать и поехать… Сделать это именно сейчас…
Глеб Игоревич решительно сел на кровати. А почему, собственно, и нет? Правда, уже двенадцать часов, поздновато. Но уж как получится.
Он вышел в прихожую, надел ботинки, натянул куртку, получше замотал шею шарфом, перчатки в карман засунул... Шутка ли? Конец октября, холодно уже по-настоящему.
Две остановки до метро на троллейбусе пролетели быстро. Пустынная лестница в подземный переход, настывшие металлические перила, неприятно холодящие ладонь даже сквозь перчатку, надоедливые ларьки со всякой пестрой ерундой… Еще три ступеньки вниз, хлопушки дверей, ведущих к эскалаторам, упругая волна теплого влажного воздуха – и Глеб Игоревич в метро.
До станции «Таганская» по кольцевой всего четыре остановки. Мягкий мужской голос сообщает: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка – Проспект мира». Поезд мягко трогается, и вот серые стены тоннеля несутся с грохотом мимо окон вагона. Потом ярко освещенные станции, пышные балюстрады лестниц, ведущих к переходам на радиальные линии, и все тот же мягкий голос: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…».
Таганская улица встретила Глеба Игоревича пронизывающим, совсем уже по-зимнему студеным ветром. Казалось, какая-то враждебная, жесткая сила встает на его пути к Матроне. Но другая сила – теплая и ласковая – разливалась у него в груди чувством важности того, что должно произойти уже совсем скоро. И начинающаяся болезнь как будто бы отступила, ломота в теле стала проходить, сознание прояснилось.
Две остановки в полупустом холодном автобусе – и вот он, Покровский монастырь, в котором хранятся мощи Матроны. Глеб Игоревич как мог скорым шагом, особо не рассматривая внутреннее устройство монастыря – потом, все потом… - прошел мимо поставленного над святым источником павильона справа, мимо высокого образа Матронушки слева, повернул за угол храма Покрова Пресвятой Богородицы… И опешил.
Он догадывался, что народу будет много. Но чтобы столько! Длинная пестрая очередь многократно извиваясь, уходила далеко от низкой двери в стене храма Покрова к замерзшему розарию. Глеб Игоревич с упавшим сердцем брел в поисках последнего в ней, нашел, уныло объявил, что теперь он последний…
Еще больше похолодало, в воздухе закружились редкие снежинки. «Недавно был праздник Покрова Пресвятой Богородицы… Я сейчас в Покровском монастыре… И первый снег сейчас покрывает землю…» - точно так же закружилась в сознании Глеба Игоревича случайная мысль. И в самом деле, снежную пыль закружило, понесло ветром по плиткам площади перед храмом, на которой люди покорно дожидались встречи с Матронушкой, к розарию, к застывшим и заснувшим до весны кустам роз, за которые кое-где еще держались блеклые, засохшие на холоде цветы.
Глеб Игоревич с тоской смотрел на эту очередь, на снег под ногами, на низкое серое небо над головой и понимал, что его приезд сюда на этот раз был напрасным. «Нет, Матронушка, не увидеть мне тебя сегодня…» - сложилась в его сознании сама собой тихая, чуть отдающая горечью мысль. Но она – Глеб Игоревич понимал это отчетливо – каким-то странным образом, как тонкая серебряная нить, связала его с Матроной. Они были совсем близко благодаря этой нити – они были одно…
«Не беспокойся, – добрым теплым толчком отозвалось у него где-то в груди, - мы сегодня увидимся». И интонация этой вести успокоила Глеба Игоревича даже больше, чем сама весть. Сомнений уже не было: нужно ждать.
Чтобы немного согреться, Глеб Игоревич решил сходить в стеклянный павильон со святым источником. К тому же он очень устал стоять: коленка совсем разболелась, и клюшка, которой он к тому времени обзавелся, не спасала. Нужно было где-то отдохнуть хоть немного. «Пересидеть», - говорил он в таких случаях.
Хромая, он поплелся в направлении павильона. И уже подходя к его стеклянной двери краем глаза увидел женщину, которая скорым шагом шла ему наперерез от храма Покрова. Она направлялась именно к нему – это было видно по ее взгляду и по готовности заговорить.
- Мужчина, погодите, - заговорила она издали, заметив, что Глеб Игоревич видит ее. – Вы к Матронушке?
- Да, - ответил Глеб Игоревич, пока ничему не удивляясь. – Здесь все к ней…
- Давайте я вас проведу! – женщина, спеша к Глебу Игоревичу, даже запыхалась.
При этих словах он растерялся.
- Да как же? Здесь столько людей, все хотят попасть к Матронушке, все стоят в очереди. Неудобно! Да и цветов я еще не купил.
- Не беспокойтесь. Я вам дам цветы. И проведу вас к Матронушке. Пойдемте! Пойдемте-пойдемте!
Глеб Игоревич пошел за женщиной, и дальше все было как в тумане. Он смутно помнил, как она вручила ему три розы, которые нужно было оставить на гробнице Матронушки. Он совсем не помнил, как они прошли через плотное скопление людей на входе в усыпальницу. Как вспышка света – красивая серебряная гробница и он благоговейно целует ее. Память сохранила и то, как строгая сухая женщина вручает ему три розовых бутона с наказом сохранить их и в случае болезни заварить с чаем.
Пришел в себя Глеб Игоревич уже в квартире на Новослободской. Он вновь лежал одетым на постели, смотрел на лепнину высоченных потолков, а на груди его сияли неземным светом три розовых бутона.
«Сегодня исполнилось то, что должно было исполниться. Так было прописано в Иной Реальности, - думал он. – Древние говорили бы о Книге Судеб. Да… А ведь это Матронушка позвала меня к себе. Я лишь откликнулся на ее зов».
А еще Глеб Игоревич думал о женщине, которая провела его к Матроне. Кто это был? Она увидела клюшку Глеба Игоревича и так выразила ему свое сочувствие? Или выполнила волю Матронушки и осуществила ее обещание Глебу Игоревичу? А может, и то и другое? В любом случае, она была посланницей Светлых Сил – несла с собой Добро.
«Добрые силы питаются добром точно так же, как злые силы питаются злом, - подумал Глеб Игоревич. – Добро питает добро, а зло питает зло».
А может, он произнес эти слова вслух?
- Да, - прозвучал рядом знакомый голос Старца. – Да! Это еще одна истина, которую ты постиг в странствии по своему Лабиринту. Ты продвигаешься к своей цели семимильными шагами. И Светлые Силы охраняют тебя.
4
- А почему все-таки – Минотавр? Это ведь не случайно?
Глеб Игоревич и Старец сидели на вершине песчаной дюны. Солнце давно уже ушло за горизонт, и ночь все плотнее окутывала их своим темным бархатным покрывалом. Рядом с ними горел костер, из которого время от времени вырывались в синее звездное небо фейерверки оранжевых искр.
- Да, не случайно, - отозвался Старец. – В жизни вообще нет случайностей. Все, что происходит, - либо урок, либо поощрение, но всегда - весть из Иной Реальности.
Он помолчал немного и вновь заговорил.
- А что касается меня… Моя телесность представляет мою глубинную суть. Я ведь лишь отчасти человек. Руки, ноги, тело… Все это земное, человеческое. А почему голова быка, догадываешься?
Глеб Игоревич, глядя в огонь костра, отрицательно мотнул головой. Он молчал, но было видно, что слова Старца для него сейчас важнее всего. Важнее этой дюны, ночи, звездного неба над головой, костра с его искрами…
- Ну вспомни о том, что во многих религиях телец – это воплощение высшего божества. Таковы Апис в Древнем Египте, греческий Зевс в образе быка похищал Европу. А потом его представили как созвездие Тельца. Золотой идол у древних евреев потому и телец, что это божество…
Старец замолчал, задумался, как будто внутренне возвратившись к чему-то очень далекому и важному.
- Ну дальше, дальше – попытался вернуть его к действительности Глеб Игоревич.
- А еще Шеду в древней месопотамской религии… Это добрый демон, дух-покровитель каждого человека… Узнаешь?
- На тебя похоже, если думать о сути, - широко открыл глаза Глеб Игоревич. – Шеду… Минотавр… Но почему у Минотавра голова быка?
- Все просто. Голова быка – это божественный разум. Но не во всей его полноте. Получается, что это человек, наделенный божественным разумом. И потому он сберегает и охраняет того, кто в лабиринте. Но при необходимости он может быть и строгим.
Теперь задумался уже Глеб Игоревич.
- Да, да! Я понимаю…
- А всяким глупостям про меня не верь, - совсем по-человечески, просто рассмеялся Старец. – Чаще всего это людские выдумки. А люди – ты ведь это помнишь – искажают знания, которые получают из чужих рук.
Вновь оба замолчали. Глеб Игоревич бросил на Старца подозрительный: уж не его ли он имеет сейчас в виду. Потом заговорил медленно, осторожно, как будто пробираясь между опасных слов.
- И все-таки я тебе напомню: ты обещал мне открыть какую-то новую мудрость.
- Ты жаден до истинного знания, – отозвался Старец, - и это самое главное. Хорошо. Это будет мой подарок тебе. Я открою тебе три мудрости. Но ты же помнишь, что уже носишь их у себя в сердце?
- Да, я люблю истинное знание всем моим сердцем, и ничего не могу с собой поделать.
- Ну так слушай, – торжественно провозгласил старец и поднялся на ноги. Следом за ним встал и Глеб Игоревич.
Костер, возле которого они сидели, внезапно разгорелся и стал всеохватным. Казалось, пламенем охвачено все пространство вокруг. Но оно не опаляло. Наоборот, какое-то сказочное, вдохновляющее чувство охватило Глеба Игоревича. И видно было, что глаза Старца тоже сияют неземным светом.
- Первая истина, которую я тебе открою как заповедь, - произнес Старец, - такова. Стучи – и тебе откроют. Многие в жизни просто ждут. А нужно хотя бы попробовать сделать первый шаг. Нужно постучать. Ты меня понимаешь?
- Да, понимаю, - ответил Глеб Игоревич и почувствовал, как эти слова Старца сладким эхом отозвались в его сердце.
- Бывает и так, - продолжил Старец, - что дверь закрыта. Никто не может ее открыть. Но это можешь сделать ты. Только ты! Для всех она закрыта и ждет именно тебя. Но это тоже иллюзия. Порой стоит приложить совсем немного усилий – и они откроются.
Глеб Игоревич, огляделся и увидел, что они со Старцем стоят на берегу ночного моря. А само море бушует, шумит; высокие волны где-то там, далеко от берега с шумом падают, разбиваются, образуя белоснежную пену. Эта пена набегает на берег, охватывая его со всех сторон, захлестывает ноги Глеба Игоревича и Старца, но странным образом не мочит их, а заботливо омывает. Вот она откатывает назад, чтобы тут же опять начать все сначала.
- Вторая истина, которую я хочу открыть тебе, такова, - прокричал Старец, преодолевая шум моря. - Не бойся ноши. Будь с теми, кто ее взваливает, а не с теми, кто ее сваливает.
- Да, понимаю, – тоже прокричал Глеб Игоревич. - Но ведь говорят еще: не надо взваливать на себя непосильный груз.
- Ну вот! – как будто бы разочаровался Старец. - Ты заговорил о страхе. Не надо бояться. Страх отнимает силы.
- Я понял и это, – ответил Глеб Игоревич. – Кто не боится, тот сильнее…
После этих слов мир вокруг Глеба Игоревича и Старца опять изменился. Они стояли плечом к плечу на вершине какой-то горы. Ниже, у их ног, ослепительно-белые облака стекали, клубясь, с горного перевала в долину, а совсем далеко, у подножия горы, в голубом мареве угадывались зеленые луга и красные крыши человеческого жилья. Здесь же, наверху, воздух был чистый, как будто хрустальный, но его было не хватало, и каждый вдох казался Глебу Игоревичу каким-то чудесным даром.
- Вот тебе третья истина, – произнес Старец, и его голос, казалось, разносится по всему мирозданию. – Уходя, не оглядывайся.
- Да, - отозвался Глеб Игоревич, - и это мне близко и понятно. Но как трудно бывает оставить прошлое за спиной в реальной жизни! Вон, жена Лота оглянулась и превратилась в соляной столб.
Старец согласно кивнул головой.
- Этой истине потому и нужно особенно следовать, что порой именно она спасает человека от ненужных страданий. Скажем, при расставании человек вспоминает прошлое и ему больно... Когда приходит время умирать, человеку надо не цепляться за земное существование, а смотреть вперед и спокойно войти в Иную Реальность.
И вновь Глеб Игоревич видит, что они со Старцем сидят на вершине песчаной дюны у моря. Ночь. Рядом с ними горит костер, над ними простирается темное небо в звездах. А внизу, в конце широкого песчаного берега, ровно шумит ночное море, и по нему ровно бегут светлеющие на темной воде барашки волн.
- И еще одна истина, которая тебе обязательно пригодится, – как-то отстраненно произнес Старец. - Всегда будь готов. Ко всему. К хорошему и плохому. К любому повороту событий. Это называется «сознание воина». Будь воином. Имей лапы льва.
- Эта истина мне особенно дорога, – оживился Глеб Игоревич. - Иметь лапы льва… Что-то это мне напоминает.
Старец улыбнулся.
- И что же?
- Вспомнил! – глаза Глеба Игоревича загорелись. - Это же сфинкс! Голова человека, тело быка, лапы льва… Иногда крылья орла. Что это значит?
- Хочешь сам объяснить? Понимание рядом.
- Ну давай попробую. Это существо… У него человеческая голова – это человеческий разум. Правильно?
Старец молча смотрит на Глеба Игоревича, одобрительно улыбался.
- Так… Тело быка. Ну, в данном случае это сила, мощь. Думаю, что во всех смыслах. Всякая неодолимость, превосходство. Верно?
Старец по-прежнему молчал, смотрел на Глеба Игоревича с улыбкой, едва заметно кивал головой. Глеб Игоревич продолжал размышлять вслух.
- Ну, лапы льва – это понятно. Мы об этом только что говорили. Сознание воина. Того, кто всегда в состоянии готовности. А вот крылья орла…
- Да, крылья орла…
- Я думаю, - протянул Глеб Игоревич, - это… Духовность. Близость к Богу. Орел летает высоко в небесах, под самым солнцем. Верно?
- Я в тебе не ошибся: ты в самом деле хороший ученик! Быстро учишься правильно мыслить, принимать правильные решения. Вот только одно…
- Что ты хочешь сказать? – Глеб Игоревич насторожился. Доброжелательная критика уважаемого человека давно была для него важнее похвал.
- Ты до сих пор дорожишь иллюзиями. Ну, некоторыми.
Человек обвел взглядом море, небо, песчаные дюны вокруг.
- Я знаю. В тебе еще живет та, которую ты почитаешь как свое земное божество. Сначала это мать, потом другая… А по сути ты служишь Женскому Божеству – ты его жрец.
- Я и сам все это понимаю в глубине души. Но в земной жизни этот самообман делает меня сильнее.
- Я знаю, – Старец положил руку Глебу Игоревичу на плечо. - Потому теперь и не становлюсь для тебя… минотавром. Думаю, что это у тебя болезнь роста, – он успокаивающе улыбнулся.
Глеб Игоревич тоже рассмеялся.
- А я думаю, что нам пора опять в путь. Возможно, мы когда-нибудь опять сюда все-таки вернемся. Вон и дверь на вершине дюны. Идем?
- Она нам не нужна, - засобирался Старец. - Закрой глаза.
Глеб Игоревич крепко, совсем по-детски зажмурился, через мгновение открыл глаза и увидел, что они стоят в коридоре лабиринта.