Девчоночка была махонькая – от горшка два вершка. «Воробушек наш, – умилялись в отряде. – Откуда столько силы берёт?» А сил и вправду было много. Маша охотно выполняла различные нелёгкие в походно-полевых условиях обязанности – помогала поварихе чистить картошку, мыла посуду, дежурила в палатке, где лежали раненые, преданно поднося воду и с готовностью выполняя просьбы.
Нашли ее полгода назад в селе, откуда с трудом выбили сытых и бодрых фрицев. От домов остались сожжённые остовы. Выжившие местные, коих и десяток не набралось, скрывались в окрестных лесах, в надежде примкнуть к партизанам, а в итоге подрывались на немецких минах. Трудное было время – никак не удавалось прорваться к заданному населённому пункту. Командование требовало выполнения приказа, и снайперы со связистами и разведчиками делали всё возможное и сверх того.
Наконец, ценой усилий и некоторых потерь село взяли. Прошлись по «скелетам» домов так, на всякий случай. В одном относительно сохранившемся строении послышалось шуршание, и из-под обгорелой кровати с трудом вытащили на свет божий худющее чумазое существо в драном платьице. На грязном лице диким огнём горели круглые карие глазёнки, спутанные нечёсаные волосы свалялись в колтуны. Девчонка молча извивалась, пытаясь высвободиться из чужих рук, молотила острыми кулачками по чему попало и пыталась укусить. Она ничего не соображала – видно, от голода и жажды сознание помутилось, но заложенный природой инстинкт самосохранения заставлял слабое тельце бороться за жизнь.
«Свои! Наши! Успокойся, деточка! Тише, тише...» – терпеливо втолковывал старшина Безбородько, крепко обняв малявку, чтоб не брыкалась. Конвульсии прекратились – услышав русскую речь, девочка притихла, и, замерев, настороженно смотрела на окруживших её бойцов. «Как зовут-то?» – жалостливо спросил Сенька, молоденький солдатик, на счету которого было пятьдесят семь удачных разведывательных операций на вражеской территории. Не дождавшись ответа, Сенька начал неторопливо перечислять мягким голосом: «Тома? Люся? Таня? Оля? Маша?» На имени «Маша» девочка издала невнятный звук. «Машутка, значит!» – радостно зашумели вокруг, а Безбородько посадил живую находку на чудом уцелевший стул. «Берём тебя в отряд, Марья! Будешь с нами жить-поживать, добра наживать, с фашистами проклятыми воевать!» – торжественно произнес командир отряда Пётр Григорьевич, и поспешно вытащил из кармана гимнастерки завёрнутый в тряпочку хлеб. Отломив кусок, он протянул его Маше: «Жуй, не торопясь, понемножку, а то стошнит. Ты больше голодать не будешь, обещаю! Эй, у кого вода с собой? Спирт случайно не дайте – отравим ребёнка!» Вода нашлась у Сеньки. Маша жадно съела хлеб до последней крошечки, запила водой и взбодрилась.
Но тут произошло непредвиденное. Прямолинейный, грубоватый Костя Разгулов без задней мысли брякнул: «А мамка с папкой где?» Маша вмиг посерела, глаза закатились. Она сползла на пол, обхватила голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, издала такой раздирающий душу, протяжный вой, что у бывалых, много чего повидавших за три военных года солдат мороз пробежал по коже, и зашевелились волосы на голове. «Вот дурак неугомонный!» – в сердцах воскликнул Пётр Григорьевич, осердясь на Разгулова, испуганно вжавшего голову в плечи. Михаил Безбородько подхватил Машу на руки и стал баюкать, тихонько напевая песенку – так он укачивал до войны младшего сыночка, капризулю и крикуна. Постепенно девчушка угомонилась, и бойцы, грозя кулаками Косте, пунцовому от стыда и раскаяния, гурьбой вышли из домика. Безбородько бережно нёс сомлевшую после пережитого потрясения Машу.
За месяцы, проведённые в отряде, Маша преобразилась. В первый день её пришлось обрить наголо – с колтуном справиться было невозможно. Но волосы росли, и скоро голову обрамляли задорные каштановые кудряшки. Любовь и забота окружающих делали свое дело – Маша поправилась, повеселела, перестала дичиться. Первый месяц она совсем не разговаривала – партизаны сокрушённо вздыхали и пытались ее расшевелить. И как-то раз за обедом Маша отчётливо произнесла: «Соль!» Оживлению и смеху не было предела: «Молодчина, Маня!!! Эх, Никитична, сколько раз говорили, что солить не умеешь!» Повариха, рассерженно отмахиваясь от сыпавшихся со всех сторон шутливых возгласов, поцеловала Машу в макушку и веско ответила: «Зато дочурка наша заговорила!» «Да уж, допекла ты, Никитична, даже самые терпеливые не выдержали!..» Маша тоже смеялась, и с этой минуты её тоненький голосок ни на минуту не замолкал – девочка, казалось, навёрстывала упущенное из-за затянувшегося молчания время. Оказалось, ей шесть лет, она бегло читает и пишет печатными буквами. Лишних вопросов никто не задавал – история, произошедшая в селе, была хорошо известна.
В пасмурный октябрьский день разведгруппа во главе с Сенькой вернулась с задания, приведя с собой обросшего густой щетиной замызганного незнакомца в потрёпанном обмундировании и низко надвинутой на глаза пилотке. «Что за явление?» – сурово спросил Пётр Григорьевич усталого Сеньку. «Наш он, Пётр Григорьич. Документ в порядке, я проверил. Шевцов Василий из отряда Ломова», – уверенно ответил Сенька. Ломовский отряд был наголову разбит с месяц назад – считалось, что выживших нет. Бойцы высыпали из палаток и окружили незнакомца. Командир поставил перед ним стул: «Присаживайся, поговорим». Тот, тяжело дыша, опустился на сиденье, снял пилотку, обтёр лицо и, прокашлявшись, хрипло произнес: «Голодный я, дайте чего-нибудь пожрать...»
Вдруг раздался отчаянный визг – вихрем подлетела к оторопевшему от неожиданности мужику Маша, и на глазах у изумленных солдат вцепилась ему в волосы и начала драть их, крича страшным голосом: «Мама!!! Мамочка!!! Папа!!!» Тот, не сопротивляясь, закрыл глаза руками и вовремя, потому что Маша пыталась царапать его лицо, продолжая истошно орать. Вышедшему из краткого ступора Сеньке пришлось аккуратно применить боевой приём, иначе не удалось бы оторвать обезумевшую Машу от врага.
На допросе выяснилось, что полицай Василий Фёдоров, прислуживая немцам, жестоко расправился с Машиными родителями, а потом поджёг дом. Не знал он, что их дочка схоронилась в потаённом уголке и осталась жива. После захвата нашими селения Фёдоров укрывался в лесу, пока не изыскал способ пробраться к фрицам. Через некоторое время ему дали сложное задание – внедриться в партизанский отряд. Завладев документами внешне похожего на него солдата Шевцова, убитого в бою, Фёдоров подкараулил первую попавшуюся группу бойцов и разыграл фальшивую сцену, да так ловко, что опытный Сенька ничего и не заподозрил. Фёдоров полагал, что всё прошло без сучка и задоринки, но не тут-то было – настигло предателя возмездие в лице осиротевшего по его вине ребенка.
Фёдорова расстреляли на следующий день по закону военного времени. А отважную девчушку, благодаря которой был обезврежен фашистский пособник, шпион и убийца, и предотвращена опасность утечки секретной информации, партизаны с той поры уважительно величали «наш маленький воин»...