БЕРЕЗА
Вот вы все торопитесь, торопитесь… Куда? Напрасно все это, по-моему.
Остановитесь, хоть на минуту, послушайте, как шумят мои косы на теплом и легком, легоньком ветерке. Как будто это даже не ветерок, а мое дыхание. А ведь этот ветер мой друг уже много-много лет. Мы познакомились, когда я была ещё совсем маленьким росточком, меня и берёзой-то было сложно признать среди высокой травы. А он прилетел, приветливо так поиграл листиками и говорит: «Приятно познакомиться, красавица!» Где красавица? О ком ты? А он: «Я всё вижу, я много знаю, красавица!»
Вот и стал он моим кавалером с тех пор на все мои годы. И я живу, дышу полной грудью. Вы можете найти много берез выше меня, но такого могучего ствола, полного силы в наших краях нет. Как нет никого, кто бы знал так много о том, что было когда-то. О том, что было…
Я – Берёза. Берёза - это моё имя. Берёза не просто дерево из тысяч миллионов берёз на планете. Меня так зовут, и каждый у нас понимает, когда говорят «встретимся у Берёзы» или «дом за Берёзой», что говорят именно обо мне, а не о каком-то другом дереве. Все в деревне знают, где стоит настоящая Берёза.
Я живу на угоре, у дороги, напротив того самого дома Александра, что и сто лет назад, когда я была ещё молодой, тонкой и гибкой. И я всегда росла стройной, хорошо сложенной и как-то выделялась среди других не только здоровьем, но и ещё чем-то. Это что-то не называлось, но чувствовалось. На меня оглядывались прохожие и обо мне говорили, я это знаю.
За мной колодец, как и сто лет назад. Но он, правда, заболел. А я в порядке, и первое, что ты увидишь, подходя или подъезжая к нашей деревне, буду я, Берёза. Правильный овал моей густой кроны, зеленый летом, золотисто-жёлтый в сентябре, серебристый в инее в мороз, красно-коричневый весной. Но всегда правильный, как будто специально уложенный овал. Сейчас август, жарко, и у меня появилась проседь – желтые листья. Хотя, вроде, рановато.
Я не самая высокая берёза в округе, но нет дерева старше меня, нет ни одной с такой пышной, широкой и густой кроной. Мои боковые ветви, как стволы взрослых деревьев, отходят почти горизонтально от моего основного ствола и только потом устремляются к солнцу. На этих боковых ветвях столько детей перелазало, строя что-то, столько качелей катало ребятишек! А я радовалась вместе с ними! Мой ствол почти в два обхвата, он кое-где потрескался, стал щелистым, в шрамах от разных историй (о которых я, может быть, ещё расскажу). Я не стесняюсь этого, ведь шрамы украшают не только мужчину, они рассказывают о жизни, напоминают о прошлом.
Я осматриваю этот мой видимый мир: он, как остров, который окружён изумрудным океаном леса. По ходу движения Солнышко, вижу Кулигу, Гридинскую с храмом за Елюгой, леса за полем Задворной на закате. В центре этого острова моя деревня Никольская. А дорога через деревню от Елюги, уходящая за холм и пропадающая в лесах, уже никуда, кроме леса, не ведёт. Это и есть мой мир, и я в нем патриарх. Только церковь в Гридинской старше меня, я всегда помню это и отдаю ей должное.
И я помню всё, что произошло в нашей деревне за более, чем сто лет, что я стою здесь, у дороги. Я помню, как появлялись ростками все деревья вокруг, как они росли и старились. Я помню всех жителей деревни, как они были младенцами, взрослели, старели и уходили из жизни. Я помню даже тех, кто просто проходил мимо.
Нормально, что всё, когда-либо на земле рожденное, умирает и уходит в землю. И я не просто смотрю на всё, я присматриваю, оберегаю этот мир. Ведь этот мир мой, он принадлежит мне, я отвечаю за него. Вы спросили меня, и я сейчас расскажу, если не обо всём, то о том, что вам интересно и важно. А я, повторяю, помню всё и всех.
Я совсем молодой была, когда случился большой пожар, сгорела чуть не вся деревня. Дома вспыхивали один от другого, от страшного жара скручивались листья, но я устояла. А люди, увидев меня живой, обрадовались. Ведь я показала всем, что можно выжить и жить дальше даже после такого.
После большого пожара, случившегося в деревне больше ста лет назад, строили дом прямо напротив меня через дорогу. Бригада умельцев ладно рубила, тесала, складывала этот дом, как чудесную шкатулку. Он казался обычным для наших мест, но все же не совсем. Очень хорош он получился, из прекрасного леса, правильных пропорций, на сухой и чистой горке. Вот и стоит уже больше века, радует меня и всех.
Хозяина помню, того самого Сашу, молодого тогда, высокого, весёлого, глаза чистые, серые. Помню, как он в первый раз уходил на войну, вернулся израненный, потом окреп, девочек своих растил. А потом ушел на другую войну, надолго. Вернулся уже не такой весёлый, ссутулился. Внучек любил, баловал, как мог. Ушел из жизни тихо, всё, казалось, понимая, достойно. Так уходят пожившие деревья.
Вот я уже столько лет смотрю, как люди и деревья рождаются, растут, старятся и уходят из жизни. Попадаются и среди людей достойные, как деревья, которые не бегают в поисках лучшей земли и тёплого места, а стараются свою землю обустроить, порядок навести, прижиться там, куда Бог определил. Такие уходят достойно.
О женщинах нужно рассказать обязательно. Анна Владимировна, Глафира Александровна, Агния Моисеевна, Матрена Васильевна, Елизавета Ивановна и многие, многие. Я помню их голенастыми девчонками, красивыми девушками, гибкими, ясноглазыми, с такими косами, что у парней дух захватывало. Помню, как они растили своих детей, ожидали с войны мужей. Работали, не щадя себя. Вдовели, чернея от горя, старели и уходили из жизни, провожаемые правнуками.
Мне это казалось несправедливым, ведь женщины – существа ангельские и жизнь должны бы вести исключительно духовную, как у ветра. А они… Они работали, бились, чтобы поднять детей, ухаживали за стариками, ожидая с войны мужей. Их прекрасные руки, созданные, казалось, только крылья ангельские гладить, старели первыми, грубели. А они, не обращая внимания ни на что, не жалея себя, старались изо всех сил накормить, обустроить, вынянчить и выкормить, тянули и тянули на себе всю тяжесть этого мира. И, несмотря ни на что, красивы они были всегда!
Я помню.
Помню, как зимой в трескучие морозы уже в четыре часа утра хозяйки в домах затапливали печи и грели воду для того, чтобы молодые ребята смогли завести свои заледеневшие трактора и машины. И круглый год эти мальчишки, загорелые дочерна летом, не боящиеся холодов зимой, работали, занимались землёй и лесом, обустраивая свой мир. Ленивых в деревне не помню!
Придремала немного… Лето, вечереет, ветерок чуть играет, шелестит листьями. Вот он-то не стареет, ему ничего не делается!
Вспомнились сенокосы лет сорок – пятьдесят назад. Вся деревня собиралась, и малые дети, и старики. Белые рубахи, чтобы меньше оводы и пауты заедали, бидоны с водой, квасом хлебным или морсом. Всё как-то естественно, к месту, как и сто лет назад. Мимо меня дорожка к колодцу, то-то по ней в жаркие дни людей с ведрами проходило. А я помню ещё, как этот колодец рыли, как ухаживали за ним. Хороший был колодец. Сейчас и он остарел, вода цвести стала, пользуются ведь им мало, сруб менять нужно бы, да некому.
Состарились все мы, не только колодец. Вы на дома посмотрите. Дома, как деревья, стареют и уходят из жизни на своих привычных местах. Перевезти дом как пересадить взрослое дерево, тяжело, почти невозможно. И умирают дома тяжело. Болеют некрасиво, без присмотра им плохо. Хотя кто болеет красиво?
А я вот расту и расту себе наперекор всему. Да и не болит, вроде, ничего. Тьфу-тьфу! Деревья ведь растут в течение всей жизни, не то что люди.
А людей в деревне осталось совсем немного, и я вижу, как они держатся друг за друга, стараясь сохранять и сохранить то, что еще осталось из их быта. Хотя это же Север, здесь всегда жалели и помогали всем, кто нуждался. И каторжникам, и ссыльным полякам ещё до моего рождения и после, и революционерам, потом контрреволюционерам, и репрессированным интеллигентам – диссидентам – поэтам. Если человеку плохо и он ждет помощи, то, конечно, ему протянут руку. Русский Север – край вольных людей испокон. Вольных, да не очень, всякое было…
Опять ветерок проснулся, только трясогузок напугал. Прилетят ещё! Сколько птиц отдыхало на моих ветвях, сколько всяких мелких и не очень мелких зверушек сновало вокруг! Всем я рада, для всех я нужна, муравьишкам, жучкам – паучкам, бабочкам. В корнях мышки от кошек прячутся, на ветках кошки от собак, у ствола собаки свои записки пишут. Табун деревенских лошадей раньше по утрам под кроной моей собирался, лошади разговаривали, хвостами обмахивались. И коровы, и лошади чесались о мой ствол. Ястребы кружат, высматривают, все жить хотят, и я, как смотрящий, за порядком посматриваю. Наблюдаю, как все время на мою землю наступают мои лесные братья и сестры. Лес пытается вернуть себе то, что когда-то было отобрано у него людьми. В последние годы он позволяет себе то, что раньше не дозволялось.
А я все расту, посмотрите на меня. Вот мы разговариваем, а я расту. Я ведь только хорошею, становясь больше, и не стесняюсь этого. А шрамы на стволе и кое-где сухие ветви не важны. Я выдержала столько ветров и гроз, ураганов, снегопадов и ледяных дождей, что и не сосчитать! Зато сколько раз видела, как ласковое солнышко поднималось над Кулигой, освещая и согревая меня, а потом медленно садилось в лесу за Задворной. А какие туманы поднимались от реки и, обволакивая, как шарфом, топили мой ствол в нежной влажности.
Хорошо здесь! В любое время года хорошо. Зимой я отдыхаю, сплю, сил набираюсь, обдумываю то, что летом произошло, наблюдаю за знакомыми ветрами, за тем, как снежинки падают, как меняются их кристаллы от этого падения, за людьми смотрю и их домами, за животными. Зима – хорошее время для того, чтобы понять и осознать, все открыто, все видно. Зимой я бываю настоящей снежной королевой. Вся в инеи, изморози, снегу, как в бриллиантах.
Весной я наливаюсь соком, ветви краснеют от переполнения чувств, все гудит во мне от избытка сил и рождаются почки, потом листья, нежные и ароматные. Весной я вспоминаю, как была подростком с тонкой белой кожицей. Чудеса!
Лето – время накопления и полного расцвета сил. Летом моя густая крона, как густая шевелюра из миллионов листьев, шелестит, блестит на солнце, переливается всеми красками от росы, от дождя, от малейшего дуновения. Ветви, в которых отдыхают ветра и ветерки, длинными прядями спускаются чуть не до травы. В них, как в приветливых и надежных домах , живут неисчислимые сообщества маленьких существ. Я рада всем и нужна всем, пусть живут!
Осенью я на короткое время надеваю золотой наряд, чтобы все увидели меня в таком платье! Мне не бывает зябко или жарко, я рада любой погоде. А потом отправляю во взрослую, самостоятельную жизнь свое семя и миллионолистье. Пусть каждый ищет себе свой дом, живёт своей жизнью.
Опять мой ветерок прилетел. Понимаю ведь, что он так же может играть еще с неисчислимым множеством других, а я рада все равно. Так же, да не так. Вот я и жду его. И, чтобы ни случилось, я всегда останусь Берёзой, той самой, единственной. И всегда успею сказать Творцу всего сущего, спасибо! Спасибо за то, что я была хозяйкой этой земли, за то, что видела в своей жизни, за то, что я такая – единственная на Земле!
Хорошо!