Подвиг Зои Космодемьянской. Она любила Родину!

Раиса Лунева
       К 100-летию со дня рождения Зои Анатольевны Космодемьянской.

       Держу в руках книгу. На обложке название – "Повесть о Зое и Шуре".


       Бережно открываю её и вижу трогательную и дорогую для меня запись:

        «На память дорогой дочке Рае от папы и мамы за хорошую учёбу в начальной школе».


       Мне 10 лет от роду.


       А героине этой книги Зое Космодемьянской – 10 лет со дня гибели от рук озверевших фашистов.


        Родилась Зоя 13 сентября 1923 года в селе Осиновые Гаи Тамбовской области. Мать Любовь Тимофеевна была учителем.  Отец Анатолий Петрович заведовал избой-читальней и библиотекой. Он – выходец из духовного сословия ( фамилия на церковно-славянском языке писалась как Козмодемьянский). Она произошла от названия церкви Космы и Дамиана, где служили  предки Анатолия Петровича.


         Зое не было ещё двух лет, когда родился её младший братишка Шура.


          «Когда Зое исполнилось шесть лет, мы с мужем решили поехать в Сибирь, - вспоминает Любовь Тимофеевна. «Людей посмотреть, мир повидать!», как говорил Анатолий Петрович.


        - И вот дети впервые поехали на лошади до станции, впервые увидели паровоз, услышали неумолчный говор колёс под полом вагона – беспокойную и задорную песню дальнего пути. За окном мелькали деревни и сёла, стада на лугах, реки и леса, проплывала широкая степь…  И всё это время…  отбою не было от вопросов: «А это что? А это зачем? Почему? Отчего?»


          Обосновалась  семья Космодемьянских в Шиткине. Дом стоял на высоком берегу. Река – широкая, быстрая. А на берегу громадные кедры, пушистые пихты, лиственницы, ели. И тишина. Только хрустнет сучок под ногой да изредка крикнет потревоженная птица – и снова тишина, как в сказочном сонном царстве. И лесная благодать – великое изобилие грибов, черники, черёмухи, которые сибиряки запасали впрок на всю зиму.


       И вот снова в путь-дорогу. Получили приглашение из Москвы. Брат и сестра Любови Тимофеевны приглашают к себе. «Скучаем по вас, хотим видеть и не устанем звать к себе», - этот крик души, конечно же, невозможно было оставить без внимания.


       Москва – это, по меркам детей, город-исполин. Неисчислимое количество людей, необозримое число площадей и улиц, непрерывный поток автомашин. Первые колонны демонстрантов в день 7 ноября. Красная площадь.  Первые станции метро. Масса впечатлений, встреч, увлекательных дел.  Да ещё и  приобщение к школьному обучению. Жизнь потекла по своему руслу.


       Неожиданно в дом пришла беда – умер Анатолий Петрович. Десятилетняя Зоя вмиг повзрослела и стала настоящей помощницей матери.


        Летом 1938 года Зоя стала готовиться к вступлению в комсомол. Она достала устав, снова и снова читала его, а потом Шура проверял, всё ли запомнила и усвоила.


         И вновь возвращаюсь к воспоминаниям  Любови Тимофеевны:

    - Герцен сказал как-то: «Ничто так не облагораживает юность, как сильно возбуждённый общечеловеческий интерес». Когда я вспоминаю, как воспитывались мои дети и их школьные друзья, я вижу: да, это делало их юность одухотворённой и прекрасной. Всё, что совершалось в стране и за её пределами, касалось их непосредственно, было их личным делом.


            Страна крепла, строилась, росла, а вместе с нею росли Зоя и Шура – не зрители, а деятельные участники всего, что творилось вокруг. И вновь выстроенный завод, и смелая мысль учёного, и успехи советских музыкантов на международном конкурсе – всё это было частью их жизни, было неотделимо и от их судьбы. Всё это было важно, близко моим ребятам, на всё они откликались всем сердцем, обсуждали в школе, дома, снова и снова возвращались к этому мыслью, на этом воспитывались.



              Воскресенье 22 июня 1941 года.  Война. Люди понимали, что война – это смерть, которая унесёт жизни многих людей. Понимали, что она несёт разрушение, несчастье и горе.


             Но пока не знали, что такое эвакуация и эшелоны, переполненные детьми, которые враг методично и спокойно расстреливает с самолёта. Пока не знали о сожжённых дотла сёлах и разрушенных городах. Пока не знали о виселицах, пытках и муках, страшных рвах и ярах, где найдут могилу десятки тысяч людей.  Весь этот ужас надвигался на страну с невообразимой силой.

 

               Чёрные тарелки репродуктора не отключались ни на минуту. Любое сообщение было важно и дорого. Народ слушал их, затаив дыхание. И вот у микрофона Иосиф Виссарионович Сталин:


            - Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!

              Наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом – германским фашизмом… Враг жесток и неумолим…



                Сталин говорил о целях врага, о том, что германский фашизм хочет захватить наши земли, плоды нашего труда, восстановить власть помещиков, закабалить и онемечить свободные народы Советского Союза.
    

              -  …  Дело идёт, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том – быть народам Советского Союза свободными, или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это… Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, всё подчинив интересам фронта… Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и сёла…

                … Все силы народа – на разгром врага!  Вперёд, за нашу победу!



               Как много значили в эти трудные для страны слова, наполненные сдержанной боли, любви и доверия, страстной силы и гнева. Спокойный, негромкий голос доходил до самого сердца: в нём звучала вера за весь народ. И за каждого в отдельности.


              Военные будни отличались от трудовых. Напряжённость сказывалась во всём. Люди, даже  не заботясь об этом, делали всё быстрее, слаженнее. Любовь Тимофеевна, вспоминая об этом, пишет в книге:


             - Мы с ней (Зоей) шили мешки, рукавицы, шлемы. Во время воздушных налётов она… дежурила на крыше или на чердаке и завидовала Шуре, который у себя на заводе потушил уже не одну зажигалку.



              И вдруг такая ошеломляющая новость:

          - Зоя пришла взволнованная, щёки у неё горели. Она подошла ко мне, обняла и сказала, глядя мне прямо в глаза: «Мамочка, это большой секрет: я ухожу на фронт, в тыл врага. Никому не говори, даже Шуре. Скажешь, что я уехала к дедушке в деревню.

            Боясь разрыдаться, я молчала. А надо было ответить. Зоя смотрела мне в лицо блестящими, радостными и ожидающими глазами. «А по силам ли тебе это будет?- сказала я, наконец.- Ты ведь не мальчик».


             Спустя какое-то время Зоя вдруг говорит:


       - Я расскажу тебе, как всё было… Только ты никому-никому, даже Шуре… Я подала заявления в райком комсомола, что хочу на фронт. Ты знаешь, сколько там таких заявлений? Тысячи. Прихожу за ответом, а мне говорят: «Иди в Московского Комитета комсомола, к секретарю Московского Комитета».


           Я вошла. Открыла дверь. Он внимательно-внимательно посмотрел мне в лицо. Потом мы долго разговаривали, и он то и дело смотрел на мои руки. Я сначала вертела пуговицу, а потом положила руки на колени и уже не шевелила ими, чтобы он не подумал, что я волнуюсь…  Спросил мою биографию. Какой язык знаю?  Я сказала: немецкий. Потом – про ноги, сердце, нервы. Потом стал задавать вопросы по топографии. Спросил, что такое азимут, как ходить по азимуту, как ориентироваться по звёздам. Я на все вопросы ответила.


               Потом: «Винтовку знаешь?» - «Знаю».  «В цель стреляешь?» - «Да».   «Плаваешь?» - «Плаваю».  «А с вышки в воду прыгать не боишься?»  - «Не боюсь».  «А с парашютной вышки не боишься?» - «Не боюсь». «Кстати, ты где бываешь во время бомбёжки?» - «Сижу на крыше, Тревоги не боюсь. И бомбёжки не боюсь».


              И это не всё. Потом несколько дней своего рода проверка на твёрдость духа. То обещание взять на фронт, то отказ. И наконец, ответ: «Ты пойдёшь в тыл».



            31 октября 1941 года Зоя Космодемьянская пришла к кинотеатру «Колизей».


            Вот как вспоминает об этом её подруга по партизанскому отряду Клавдия Милорадова: 

   
        - Отсюда большую группу московских комсомольцев должны были отправить  в часть. Моросил мелкий дождик, было холодно и сыро. У входа в «Колизей» я заметила сероглазую девушку.  «Вы в кино? - спросила я.  «Да», - ответила она, улыбаясь одними глазами.  Стали подходить ещё и ещё девушки и ребята. «Вы в кино? – спрашивали мы приходящих, и все отвечали: «Да». Но когда касса открылась, никто не стал покупать билетов. Мы поглядели друг на друга, и все засмеялись. Тогда я подошла к девушке и спросила: «Как вас зовут?» И она ответила: «Зоя».


          …  А потом подъехала машина… Мы проехали через всю Москву к Можайскому шоссе. Ехали и пели:

                Дан приказ: ему – ему на запад,
                Ей – в другую сторону,
                Уходили комсомольцы
                На гражданскую войну…
 
 

            Группа разведчиков, в которой находилась и восемнадцатилетняя Зоя, направлялась в сторону Петрищево. Задание было сложное и опасное. В этой глухой деревушке немцы расположили часть армейской радиоразведки. Они перехватывали наши радиопереговоры, устраивали эфирные помехи.


             Советское командование планировало  на эти дни мощное контрнаступление. Необходимо было вывести, хотя бы на время, вражескую станцию из строя.  Этим и занималась разведгруппа, в которую вошла Зоя. Она подожгла три дома, в том числе важнейший узел связи, конюшню с 20 лошадьми.
 

             28 ноября юная партизанка пыталась поджечь дом старосты Свиридова, давшего ночлег фашистам. Свиридов поднял тревогу, за что был награждён немцами стаканом водки. Советские власти впоследствии расстреляли его.


                На допросе Зоя назвала себя Таней. В юности её поразил рассказ о Татьяне Соломахе, учительнице, подпольщице времён гражданской войны, которая под страшными пытками палачей не выдала своих товарищей. По предположению матери Зои, Любови Тимофеевны, дочь назвала именно её имя.

 

                Фашисты истязали Зою под стать белогвардейцам. Раздели девушку догола. Пороли ремнями. Затем  4 часа водили её по улице. В мороз,  босиком, в одном белье…

                Пытаясь заставить девушку заговорить, гитлеровцы использовали в качестве последнего аргумента варварский метод применения пыток. Они отрезали ей левую грудь (эта рана хорошо видна на фотографии уже мёртвой Зои).



                В 10 час. 30 мин. следующего дня Зою Космодемьянскую вывели на улицу, где уже была сооружена виселица. На грудь ей повесили табличку с надписью на русском и немецком языке – «поджигатель домов». Девушка сама встала на подготовленный ящик. Когда ей накинули на шею петлю, она произнесла слова, ставшие легендарными:

           - Сколько нас не вешайте, всех не перевешаете. Нас 170 миллионов. Но за меня вам мои товарищи отомстят…  Будьте смелее, боритесь, бейте немцев, жгите, травите! Мне не страшно умирать, товарищи. Это – счастье умереть за свой народ…  Прощайте, товарищи! Боритесь, не бойтесь!


           После казни тело Зои висело в петле ещё больше месяца.



           О судьбе Зои Космодемьянской широко известно стало из статьи Петра Лидова, опубликованной в газете «Правда» 27 января 1942 года. Автор случайно услышал о казни в Петрищево от свидетеля – пожилого крестьянина. «Её вешали, а она речь говорила. Её вешали, а она всё грозила им», - без устали повторял он.


 
           16 февраля 1942 года все газеты Советского Союза опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Зое Анатольевне Космодемьянской звания Героя Советского Союза. Первой  -  с начала Великой Отечественной войны.


 
             Александр (Шура) Космодемьянский после гибели сестры, в шестнадцатилетнем возрасте поступил в танковое училище. Своё 17-летие, как и окончание училища, он встретил в 1943 году, отличившись уже в первом бою. Много ещё их было впереди, но один из них был особым. Вот что прописано в докладной командира части:


            -  Особенно отличился экипаж тяжёлого танка КВ под командованием комсомольца гвардии лейтенанта А. А. Космодемьянского. Он действовал инициативно, смело и решительно. По предварительным подсчётам, гвардейский экипаж танка А. Космодемьянского истребил до роты пехоты противника, раздавил десять блиндажей, сжёг одну самоходку. Экипаж взял в плен 20 гитлеровцев.


            «Это были не просто 20 гитлеровцев, - комментирует Александр Фридлянский, корреспондент армейской газеты. – Танк КВ, на котором было написано «За Зою» атаковал именно солдат и офицеров 322-го полка 197-ой пехотной дивизии, которые совершили своё неслыханное злодеяние в подмосковном селе Петрищево».



          Победу Александр Анатольевич не встретил. 13 апреля 1945 года под Кенигсбергом он был смертельно ранен вражеским осколком. Посмертно он тоже признан Героем Советского Союза.



         И в завершение всех воспоминаний невольно просятся строки из «Повести о Зое и Шуре», которую Любовь Тимофеевна Космодемьянская посвятила своим замечательным  детям.  В них слышится  призыв ко всем нам, ныне живущим:



         - Мёртвый не тот, кто в могиле. Мёртв тот, кто забыл ужасы войны, кто позволяет возникнуть новой войне. Мы не вправе, не смеем забывать! И если человечество будет помнить кровавый ад фашизма, тогда оно не даст опять ввергнуть себя в этот ад. Но кто же, если не моя страна, может напомнить миру о его долге.