театр с бутербродом

я не автор        Стихи.руАвторы Произведения Рецензии Поиск Магазин О портале Ваша страница Кабинет автора 1 сообщение
Театр с бутербродом
Карен Арутюнянц
ПЕРВЫЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ"

Каждый из нас, дамы и господа, в той или иной степени недоволен жизнью…
Вот вы, вы! Я не вижу ваших глаз – лишь капельки пота на носу сверкают в отблесках тщедушного луча нашего старого софита, да-да, Вы!
Вы довольны судьбой, маэстро?! Только не торопитесь с ответом, прошу Вас, мон шер ами, друг вы мой разлюбезный! Вы же пришли на зрелище! Не поддавайтесь на провокацию, я сам за вас отвечу. Сидите уж, отдыхайте...
Так вот. Отвечаю.
Вы судьбой недовольны! Это же очевидно.
Вы – преуспевающий бизнесмен. Не тот, который живёт у меня за стенкой и которому жена кричит с похмелья: "Пенис ты, а не бизнесмен! Са-апля!...", а воистину состоявшийся капиталист с толстым кошельком.
И, что удивительно, так уж вышло, – у вас, в отличие от большинства бизнесменов, так сказать, коллег по цеху, – имеется любящая жена!!! Удивительно, правда?! И она вам - друг, товарищ и брат, шагающий вместе с вами по жизни! Куда вы, туда и она! В прямом смысле этого слова! Вы куда-нибудь намыливаетесь и она за вами! Вы – туда, и она – туда же! Вы в другую сторону, и она следом! Здесь, конечно же, имеются и минусы, и даже очень большие…
…Но когда вы поздно вечером возвращаетесь домой из офиса или из сауны, измочаленный до изнеможения, как говорят шведы «утматтад», нежная подруга жизни встречает вас со словами «мой бедный-бедный мальчик» и гладит вас по головушке, а дети сочувствующе выглядывают из своих комнат и глупый пёс вьётся у ног, и подталкивает вас носом в сторону мягких домашних тапочек…
Но что это?! Чу! От чего же трепещет ваше сердечко и сжимается в одночасье?
Ах да! Вы несчастливы… Ноет, ноет душа:
– Всё не так, всё не так. Всё желалось не так. Жизнь распылила мечты. Разве к этому стремился я, разве к этому шёл? Разве могу я со спокойной совестью посмотреться в зеркало. Нет, не могу. Я обрюзг, у меня появилась плешь на макушке. Всего два года тому назад была размером с пятирублёвку, а теперь на ней может уместиться чековая книжка… Я выпиваю, и по утрам у меня «кака» во рту!.. Я бы завёл любовницу, но у меня уже есть одна. Или две? Ну да! Чисто две платонические любовницы! Чисто - платонические… Я не читаю книг, я не гоняю мяч со сверстниками. Я не любуюсь одуванчиками… Куда всё это подевалось?! Куда?!!
«Куда, куда?!» – хнычет ваша душа...
Ха! «Чисто две платонические любовницы!» Ха-ха! Это же надо?! Ох, камараде, господин-товарищ! Чего ещё не хватает вам в жизни? Чего ещё?!
Эх, душа, человеческая, ненасытная человеческая субстанция, горе тебе, горе! Полная коробочка горя…
А вы, миледи?! Не прячьтесь, это бессмысленно.
От себя не убежишь, не ускачешь.
Земля! Полюбуйся своим произведением!
Скажите себе, уговорите себя:
– Я хрупка! Я загадочна. Я само совершенство. Мужчины восторгаются мной как произведением искусства. И не только. В море, где-нибудь у берегов Антальи, я чувствую себя сиреной, на суше, там же, – нимфой. Я прекрасна, неповторима. Существа, подобные мне, обитают и в воображении сентиментального юноши, и достойного мужа, и сексуального маньяка! Я горжусь собой!.. Ах! Тогда причём же тут отсутствие какой-нибудь цацки, типа, брильянтового колье, или блондина с волевым подбородком и чистым безгрешным взором? Причём тут всё это? Почему я не довольствуюсь действительностью? К примеру, тем же турецким берегом с его экспрессивными обитателями?
Жизнь, да?! Жизнь!!! Ещё какая!!!
Ой, цыпа, цыпочка, расслабьтесь, лучше взгляните на меня. Всмотритесь. Перед вами стоит... жалкий актёришка... мда! Лицедей с бутербродом! Актёр!!! И зачем я им стал?.. Говорила мне мама, пожалеешь ещё... Но я кривляюсь на этом самом просцениуме, для Вашей же потехи!..
Впрочем, хватит уже! Вы мне надоели, дамы и господа! Всё! У меня переменка! Дайте мне дожевать мой бутерброд.
Он с докторской колбасой!..
Сахарные дни моего детства, когда лётчик грозил мне пальцем
ВТОРОЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".

В десять-одиннадцать лет я обожал бутерброды с маслом, обсыпанные сахарным песком.
В магазине со странной вывеской «Хлебобулочные изделия», я покупал свежую булку, прибегал домой и разрезал её пополам большим кухонным ножом с ребристым лезвием. У ножа была белая прохладная ручка, и от этого с ним не хотелось расставаться и выпускать из ладони.
Я представлял себя генералом или, на худой конец, генеральским адъютантом. В руке сверкала сабля, позади слышался топот моей конницы. Я вёл её в бой…
Масло я накладывал кусками на одну из половинок булки, чаще всего на нижнюю. Я старательно размазывал масло по всей поверхности, но это не совсем удавалось, потому что твёрдые куски масла проваливались в хлебную мякоть и размазываться не желали. Меня это не смущало – я нетерпеливо хватал сахарницу и тоненькой струйкой сыпал песок на масло, ведя сахарницу по спирали к центру булки.
И, наконец, я накрывал начинку верхней половинкой булки и вонзался во всё это великолепие своими большими белыми зубами.
Сахарные песчинки скрипели на зубах, и прохладное масло таяло на языке, и булка во рту разбухала от слюны, и я наслаждался жизнью, и пялился в окно или читал книжку, или думал о Лиле Юркян, в которую был влюблён уже целый год, и у которой папа был лётчиком, и грозил мне пальцем с балкона…
Что хочу, то и ворочу!
ТРЕТИЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".

Я тут вспомнил один анекдот. Вы, должно быть, слышали его? Муж возвращается домой на рассвете, а жена молча встречает мужа в прихожей, а муж невозмутимо спрашивает: «Что это с тобой? Зачем ты так рано встала? Сегодня же воскресенье!»
Забавно да? Что? Нет? Не забавно? Вы так считаете?.. Да, конечно, вполне вероятно, может быть, это и не смешно. Что верно, то верно. Что же тут смешного? Муж – сволочь, жена – глупенькая – ждёт его, не дождётся и молчит, смотрит укоризненно своими большими покрасневшими за ночь глазками… своими совиными зенками! И вся бурлит, так и бурлит! И может ведь взорваться, стоит этому бедолаге отчебучить какую-нибудь глупость, к примеру, попытаться поцеловать её в то самое место, в которое он уже целовал её когда-то, миллион лет тому назад, в то самое место между мочкой уха и родинкой на шее, где так ароматно пахнет чем-то тёплым, сладким и волнующим.
И он приближается к ней, и протягивает свои корявые пальцы, от которых так и несёт табачным дымом, рыбой и алкоголем, а она грациозно расправляет плечи и медленно, как в кино, отводит правую руку назад и также медленно выбрасывает её вперёд навстречу его кретинской небритой щеке, на которую некоторое время спустя её ладонь опускается с противным шлепком.
– Что с тобой? – спрашивает он.
А она опускается на пол и горько плачет. Она плачет так горько, словно она девочка-подросток, которую все на свете считают дурнушкой. И от этого совершенно не хочется жить. Или нет! Хочется, но чтобы все восхищались тобой, а не жалели.
И он садится рядом и что-то говорит ей, говорит, а что говорит – не понять…

Братцы! Седлайте коней! Снова пора в путь-дорожку!..
Что-то я вас отревожил! Ну-ка все вместе! Хором!

Раз-два-три-четыре-пять, вышел мальчик погулять.
Вдруг полковник выбегает, прямо в мальчика стреляет.
Пиф-паф, ой-ё-ёй… А патрончик – холостой!

Всё-таки какое счастье чувствовать себя совершенно свободным!
Посмотрите на меня, дамочки и мальчики, я ведь, что хочу, то и ворочу! Да к тому же за ваши деньги, денежки! Но не будем слишком отвлекаться, иначе меня уволят…
Продолжим наши игры!
Только, девчата! Позвольте я всё-таки дожую свой бутербродик с докторской колбаской! А?!
Самое чудесное прикосновение в мире
ЧЕТВЁРТЫЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".
 
– Товагищи! Геволюция, о котогой так долго болтали всякие подозгительные личности, так и не состоялась. Потому как в существующем багдаке, товагищи, нет места истинным геволюциям. Забудем о них! Поговорим-ка лучше, товащиги, не о геволюциях, а о поллюциях, что в переводе с позднелатинского означает «марание, пачканье»!.. Как общеизвестно, товагищи, поллюция – это непгоизвольное извегжение семени у мужчины, большей частью во сне, пгеимущественно пги половом воздегжании, а пегвые поллюции, товащиги, – это одно из пгоявлений полового созгевания, товагищи. И с пегвыми поллюциями, товащиги, лично у меня, товащиги, всё обстояло вполне нормально, ввиду того, товащиги, что я чгезвычайно часто видел во сне самолёт, падающий в море.

Море, о, море!
Начало семидесятых, вот оно море! Чёрное море, городок с орлиным названием Адлер, и галька, обжигающая пятки.
Я мальчишка одиннадцати лет, загорелый кучерявый пацанёнок из столицы одной из кавказских республик, счастлив до изнеможения.
Я балдею от привалившей удачи!
Я сижу на топчане, а девушка с приятным именем Анжела делает мне массаж моей до неприличия худой спины. Девушке Анжеле пятнадцать лет. Шестнадцать ей исполняется завтра. Завтра у Анжелы день рождения, и это будет праздник всех праздников! Так заявила Анжела.
Иной бы подумал, что девушка-ангел с рыжими волосами и синими глазами, наверное, спустилась откуда-то с небес. Может, оно и так. Да это и не важно. Важно то, что девушка Анжела оказалась моей соседкой по топчану. И почему-то завела дружбу именно со мной, и вот теперь делает мне массаж.
А мне так хорошо!
Мне так хорошо, что я боюсь пошевелиться. Я боюсь этого по двум причинам. Первая из которых – «мне так хорошо!», а вторая – «ёлки-палки, какие тесные плавки!»
От эмоций и, конечно же, от других распирающих меня явлений я краснею, как рак.
– Что это с тобой? – спрашивает Анжела, разминая мне бока.
Какие у неё ладони! Ах, какие у неё ладони! Такие ладони только у мамы – добрые и сильные, тёплые и сухие, прохладные и ласковые…
Мама и папа ушли купаться. Они слились с тысячеголовой массой отдыхающих, которая, словно в гигантском гамаке, раскачивается на тёмных волнах Чёрного моря.
Мне противопоказано долго находиться на солнце. Во всяком случае, так считает мама. Поэтому меня оставили под навесом. Меня оставили на попечение милой интеллигентной девушки Анжелы, которая приехала из Ленинграда со своим красавцем-отцом-капитаном.
Отец-красавец-капитан периодически куда-то убегает «на минуточку» и возвращается через полчаса весёлый и довольный, распространяя аромат молодого вина. Капитан валится на свой топчан и, блаженно улыбаясь, засыпает, изредка всхрапывая и отдавая во сне команды.
Анжела присматривает за мной уже третий день. Вот уже третий день она делает мне массаж спины, когда мама и папа уходят в море…
Иногда пальцы Анжелы ненароком пробегают по моей груди, и у меня перехватывает дыхание. Некоторые из моих членов напрягаются так сильно, что я замираю и чего-то жду. Меня бросает в жар и в холод, и снова в жар. И толпы мурашек пробегают по моему счастливому телу. Я ликую.
– Что это с тобой? – повторяет Анжела и наклоняется ко мне.
Своей взъерошенной макушкой я чувствую её горячее дыхание. Я не в состоянии ответить.
– А? – вырывается из меня слабый возглас.
– "Б"! "В" и "Г"... – тихо произносит Анжела и проводит пальцами по моему позвоночнику – сверху вниз, медленно-премедленно, и снизу вверх, так же медленно-медленно-премедленно, и сверху вниз, вниз, вниз.
Она сидит слишком близко, поэтому лёгкий ветерок, который изредка налетает с моря, поглаживает её длинные волосы по моей пылающей спине. И это прикосновение кажется мне самым чудесным прикосновением в мире. И в эти мгновения я думаю только об одном, и молю про себя, молю: "Дуй, ветерок, дуй!"
– Что это с тобой? Что это с тобой? – спрашивает и спрашивает Анжела.
И этот вопрос не требует ответа…
...Как это было давно!..
О грубостях жизни и о приятном с полезным
ПЯТЫЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".

Как давно это было, давно! Ты поверь мне, давно...
Я прошу, замолчи, не кричи, что тебе всё равно!
В ритме блюза картинки сменились во сне и во мне
Всё проснулось… Ах, где же ты наш поцелуй при луне?..

Слышали последнюю новость?! В Зимбабве снова засуха!.. Бегемотов жалко…

Кстати! Риторический вопрос, можете не отвечать: «Вы ещё тут?!.»

Ну раз тут, и Вам, милые дамы и не менее милые господа, не надоел мой бред, я вот возьму и разбавлю его байкой про одного известного государственного деятеля! Эта, в общем-то, небольшая, однако поучительная история натолкнёт вас на некоторые мысли и свяжет, так сказать, отдельные малопонятные куски моего повествования белой нитью.
Итак, однажды некий государственный деятель, типа Иосифа Виссарионовича Джугашвили (Сталина), который панически боялся зеркал и крыс, позвал своего советника и попросил у советника совета:
– Тебе известно, дорогой, – сказал советский партийный и государственный деятель, Герой Социалистического Труда 1939 года, Герой Советского Союза 1945 года, Маршал Советского Союза 1943 года, Генералиссимус Советского Союза 1945 года, член Коммунистической партии с 1898 года, вождь народов и сотрудник газеты «Звезда» товарищ Сталин, – известно ли тебе, дорогой, – повторил Иосиф Виссарионович, – что я терпеть не могу крыс и ещё зеркала? Но, согласись, дорогой, и от того и другого практически невозможно избавиться!.. Крысы неистребимы, а зеркала ни выкинуть, ни тем более разбить нельзя – плохая примета. Дорогой! Что бы ты сделал на моём месте?
– На вашем месте? – переспросил советник, он всегда повторял заданные ему вопросы, если не знал, как на них ответить.
– Не тяни резину, слушай! – нетерпеливо произнёс вышеупомянутый государственный деятель, набивая свою трубку табаком.
– Честно? – продолжал тянуть резину советник.
– Ну! Говори, в конце концов! – приказал бывший сотрудник газеты «Звезда».
– Если честно, – изогнулся советник, – я не могу представить себя на вашем месте. Клянусь мамой!
Ответ не то, чтобы удовлетворил генералиссимуса, но всё-таки пришёлся ему по вкусу.
– Молодец! – похвалил он советника. – И не надо! Я как-нибудь сам разберусь. Молодец! Правильно, каждый должен занимать своё собственное место! Иди!..
Советник испарился, и старый большевик Джугашвили его больше никогда не видел. Наверное, советник, ушёл на повышение.
А товарищ Сталин отправился в свой собственный кинозал, где, конечно же, ни зеркал, ни крыс не было, и отправился он туда вот по какой причине. По причине любви к кино.
Здесь товарищ Сталин опустился в удобное мягкое кресло, закурил свою знаменитую трубку и приготовился к просмотру кинокомедии с известным комиком Чарлзом Спенсером Чаплином, которого он очень любил и уважал. Хотя бы за то, что этот комик посмеялся над одним глупым государственным деятелем с карикатурными усиками и шизофренической чёлкой.
Таким образом государственный деятель Джугашвили (Сталин) совместил приятное с полезным, позабыв о ненавистных крысах и зеркалах и окунувшись в миросозерцание искусственного мира – кино.
О, кино-кино! «Я усики не брею, большой живот имею!..» Как известно, некоторые индивидуумы утверждают, что вся наша жизнь это театр, но, согласитесь, времена меняются! В кино позволительны дубли! И я осмеливаюсь внести поправку – вся наша жизнь, дамы и господа, – это сплошной кинематограф! Про Интернет я умалчиваю. Это не моя ипостась…
О, кино-кино! «Хожу по ресторанам и песенки пою!
Тарлям-па, па-па-па-па! Турлюм-па, пу-па-пу-па!
Тирлим-па, по-па-по-па! Пурлям-па, ту-ра-ра!»

Так о чём же это я, уважаемая публика?! А вот о чём, почаще совмещайте приятное с полезным! И Вы сможете окунуться в грёзы, позабыв о ненужных переживаниях и грубостях жизни! Почаще совмещайте! Почаще...
Ну хотя бы сейчас, вы помните, зачем вы пришли на этот спектакль? Быть может, самый странный спекаткль вашей жизни?
Ну да! Чтобы расслабиться и послушать меня - своего шута, который что-то там впаривает о своей первой любви к девушке по имени Анжела...
Но об этом чуть позже.
Вы не даёте мне расправиться с бутербродом!
Отвернитесь! Чего пялитесь?! Я не люблю, когда на меня смотрят во время еды! Терпеть не могу!
Если Вы будете так смотреть на меня, дамочка, я ещё сто раз подумаю, водиться с вами или нет!
Рыдайте, если вам хочется рыдать...
ШЕСТОЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".
 
– Ладно, поехали дальше… Как-то раз в некотором царстве, в некотором государстве отдыхал самый обыкновенный мальчик. И было у него три желания: два умных и одно глупое. И глупое желание было настолько глупым, что мальчик даже удивлялся, откуда оно взялось. Но глупое желание никуда не исчезало, поэтому мальчик мечтал лишь об его исполнении. Сидел вот так на топчане и мечтал минута за минутой, час за часом.
А хотел этот мальчик одного: поцеловать девушку-ангела с рыжими волосами и синими глазами в то самое место, где ложбинка на спине исчезает за голубыми в жёлтую клеточку купальными трусиками. Такая вот была у мальчика глупая мечта.
И, недолго думая, он отправился в путь. Тум-пурум! Тум-пурум!
Мальчик перекинул через плечо котомку с ломтем чёрствого хлеба и горсткой соли, завёрнутой в лист лопуха, и зашагал по дороге. Тум-пурум! Тум-пурум!
Мальчик потуже затянул ремешки на сандалиях и понёсся по пыльной обочине - тум-пурум, тум-пурум - туда, где горизонт растворяется между небом и землёй, небом и морем, небом и двумя ладонями, которые убаюкивают тебя и шепчут-шепчут:
– Что это? Что это с тобой? Что с тобой?..

В тот солнечный черноморский день, в третий массажный день моей жизни, в день ликования, я набираюсь наглости или храбрости, как вам будет угодно, словом, я выпрямляюсь, я оборачиваюсь к милой Анжеле, смотрю ей в глаза и, облизнув губы, спрашиваю:
– Хочешь, я тоже?
– Что? – удивляется Анжела.
– Ну… хочешь? – мямлю я. – Я сделаю тебе…
– Что сделаешь? – улыбается Анжела. – Что?
– Массаж! – выпаливаю я.
И солнце опрокидывается навзничь.
– Хочу!.. – слышу я из-за тридевятого царства-государства.
И мои ладони опускаются на её плечи. А потом они испуганно скользят вниз!..
О, Боже, как это было давно! Как это было великолепно!..

...И тут я вижу его! Этот микроскопический самолётик, который летит так далеко от нас, что мог бы показаться промелькнувшей искрой. Но всё же я понимаю, что это очень большой самолёт, пассажирский лайнер, такой уснувший гигант, если стоять под ним на лётном поле и чувствовать себя карликом. Я успеваю различить крылья и даже хвост, а может быть, я только думаю, что различаю их на фоне яркого синего неба, по которому он летит, а если говорить без обиняков, не летит, а ПАДАЕТ по нему в синее-пресинее Чёрное море. Я зачаровано смотрю на этот падающий самолётик, и вдруг я понимаю, что он горит, потому, что самолётик перестаёт сверкать под солнечными лучами, а превращается в яркую алую точку, но потом вдруг вспыхивает, ещё мгновение скользит по небосклону и исчезает…
Всё это продолжается несколько секунд. Может быть, шесть-семь секунд. Или даже всего лишь одну единственную секунду.
Я цепенею. Я никак не могу поверить в то, что самолётик погиб, что все, кто летел в самолётике – пассажиры, стюардессы, лётчики – все они уже больше никогда не долетят до того самого места, куда они только что летели. Я никак не могу согласиться с этим – самолётик погиб! Что за ерунда! Этого не может быть! Он же только что был в небе, и вдруг раз – и всё?! Погиб?! Нет-нет! Это никогда не уместится в моей кучерявой голове, вокруг которой, словно нимб сияет мир с морем, пляжем, надувными матрасами, радостными криками и мной самим!..
– Ты что? Ай! Больно! – вскрикивает Анжела. – Больно!!!
Я вцепился в неё, держу и не отпускаю.
– Отстань! – злится Анжела. – Ну! Дурак! Отстань!
Я с трудом разжимаю пальцы. Их свело судорогой, и я никак не могу выпрямить мизинцы. Я их выпрямляю, а они не выпрямляются. Представляете?!
Плечи у Анжелы покраснели, как южные помидоры.
– Что с тобой? – сердито произносит Анжела. – Свихнулся ты, что ли?!
– Там самолёт упал! – выпаливаю я.
– Чего?! – Анжела осторожно прикасается пальцами левой руки к своему правому плечу.
Меня трясёт. Меня ещё никогда в жизни так не трясло!
– Он загорелся и упал! – ору я.
– Ты что разорался? – возмущается Анжела. – Вали отсюда!
– Он упал! – воплю я. – Упал! Я видел, он упал! Упал!
– Слушай, да отстань ты! – Анжела отталкивает меня и вскакивает с топчана.
– Он упал! – кричу я. – Упал! Упал!..
Анжела отворачивается и бежит к морю. Я устремляюсь за ней.
Я спотыкаюсь, лечу на гальку, но тут же вскакиваю и никак не могу понять, куда же подевалась Анжела. Как это ей удалось провалиться сквозь землю?!..
Я бегу к морю в надежде отыскать её там: или у кромки воды, или среди волн, или где-нибудь ещё, может быть, даже под водой. Я буду нырять и искать её, буду нырять целый день, пока не отыщу, потому что мне обязательно нужно докричаться до неё, чтобы она поверила, что он упал, упал этот самолётик, упал в море! Упал!..
И тогда, быть может, тогда я сам поверю в это. Правда, я совершенно не знаю, что же я тогда буду делать с тем, во что поверю сам. Совершенно не знаю, дамочки и господа…

...Эй! Что же вы натворили, ребятушки? Посеяли где-то знамя, наше полковое знамя. Я же вас под трибунал отдам! Честное благородное слово!..

– Маленький мальчик в поле пошёл, но до футбольных ворот не дошёл…
Долго стадион в барабаны стучал, требуя срочно повторный пенал…

– Кто-то девчонку задел за косу, дырка у этого дурня в носу…
Принялась дальше девчонка косить! Любят девчоночки косы носить…

Уважаемая публика! Вы считаете меня ненормальным психом!.. Ха! Зря! Просто мне грустно... Как и Вам... Не плачьте, мои дорогие... Не плачьте... Впрочем, рыдайте, если Вам хочется рыдать... Рыдайте... Рыдайте, я вам сказал!!!

Так!!! Всем не дышать! Где мой бутерброд?!!
Кто устелит дорогу неприятельскими знамёнами?
СЕДЬМОЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".
 
Я стою посреди людского моря, я озираюсь и неслышно зову:
– Где ты?! Где ты?..
Но людское море поглотило Анжелу, оно поглотило меня, весь мир, и вдруг нахлынуло волной и потащило за собой, куда-то вперёд, обрызгивая солёной пеной.
Бульк-бульк-бульк… бульк-бульк…
Я выныриваю, захлёбываясь. Я жадно ловлю ртом спасительный воздух. Я хватаю его руками, а вокруг смеются, не надо мной, конечно, а над своими радостями и, наверное, печалями, играют в мяч, достают со дна белые камушки, бултыхаются, фыркают, стягивают друг с друга плавки, словом с потрохами отдаются счастливым мгновениям бытия. Всем им не до меня... Всем, да-да, всем!.. Ой! Нет! Не всем!
– Эй, ты! Куда прёшь! – огрызается на меня какая-то тётка с большими сиськами, обтянутыми лиловым лифчиком, и со всей мочи вонзается в моё плечо длиннющими когтями.
Меня обжигает, словно кипятком.
Я оторопело пялюсь на тётку, а она невозмутимо плывёт себе дальше, широко взмахивая руками.
Плечо нестерпимо горит. Поминутно спотыкаясь и падая в воду, я пробираюсь к берегу.
– Эй, пацан! – окликают меня на гальке. – У тебя плечо в крови!..
Я ничего не отвечаю. Сквозь слёзы мне трудно разглядеть лицо этого сердобольного дяденьки, который обратил на меня внимание. На голове у него детская панамка.
Я, кажется, улыбаюсь ему, а потом бреду в сторону общественного туалета. Где-то там находится медпункт…

Эх, ребятки, что же вы так ребятки! Бедные вы мои… Нет у меня больше моей славной конницы… Как же я окончу бой? Кто будет славить меня? Кто устелит дорогу неприятельскими знамёнами? А, ребятки?.. Кто?

Да ну вас, на фиг! Доем я его когда-нибудь, или нет?!! Бутербродик мой недоеденный... с колбаской докторской...
Время поступка
ВОСЬМОЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".
 
Как-то раз в некотором царстве, в некотором государстве самый обыкновенный мальчик, у которого было всего три желания: два умных и одно глупое, пустился в путь. Тум… пурум… Дурум…
Дурачок перекинул через плечо котомку с хлебушком и зашагал по пыльной дороге.
Шёл он долго. Может быть, целое утро или целый год.
Иногда солнце опускалось за горизонт и тогда светила луна, а порой луна растворялась в розовеющем небе и снова светило солнце. И шёл дождь, и град лупил по земле, и снежное одеялко то укрывало поля и леса, то сдёргивалось кем-то весёлым, и тогда птички щебетали над головой, и снова бодро шагалось по утреннему свежему шоссе.
И, так, посвистывая, дошагал наш мальчик до старого развесистого дуба.
– Ты кто? – спросил у мальчика сумасшедший ворон, сидящий на ветке.
– Не знаю, – пожал плечами мальчик. – Пока я шёл по этой дороге, всё у меня перемешалось в голове. Я ничего не помню.
– Аналогичный случай был у нас в курятнике, – хмыкнул сумасшедший ворон. – Петух обожрался сала, пукнул и околел.
– Понятно, – кивнул мальчик и спросил. – А куда я попал?
– В страну грёз, – ответил сумасшедший ворон. – А я тут бог и царь. Вершу суд над праведниками. Ты праведник, я знаю! Знаю!
– Нет, – засмеялся мальчик. – Я не праведник! Я вспомнил! Я самый обыкновенный мальчик! И у меня три мечты! Но одна из них глупая.
– Колись! – приказал сумасшедший ворон. – Я твою глупую мечту осуществлю.
– Да нет спасибо, – отказался мальчик, – мою глупую мечту должен осуществить я сам.
– Ой-ой-ой! Какие мы гордые, – обиделся сумасшедший ворон. – А мы не такие. Мы попроще.
И, откашлявшись, сумасшедший ворон спел песенку сумасшедшего ворона:

– Я был мудр и печален,
и всё время мечтал я
о тех дня, что настанут,
наконец, на земле.
Будут счастливы дети,
на всей нашей планете,
будут счастливы дети
и не только во сне!
Но однажды охотник,
безработный полковник,
из-за дуба прицелившись,
стрельнул по мне,
и теперь я мечтаю,
я смеюсь, но мечтаю,
где б достать мне бутылку,
чтоб забыться в вине!..

– Мальчик, – поинтересовался сумасшедший ворон, – у тебя нигде не завалялась маленькая бутылочка вина. Мне бы утолить свою радость в «Чёрном докторе» или, на худой конец, в каком-никаком дешёвом портвешке. Мне ужасно опостылела всё время ржать. Раньше, до этой пресловутой пальбы, моя жизнь была полна светлой печали, а сейчас, тьфу!.. Ржу и ржу, словно психанутый жеребец! Повеситься, что ли?! Ведь повешусь, честное слово!..
На всякий случай мальчик порылся в котомке и, надо же! – вытащил из неё бутылочку азербайджанского портвейна «Кюрдамюр».
– Ай, молодца! – похвалил сумасшедший ворон мальчика. – Никогда не забудет мудрый сумасшедший ворон доброты мальчика-бродяжки.
Сказал так, выхватил у мальчику отраву и упился до полусмерти. Наврал ведь! Никогда он больше не повстречается нашему мальчику и не поможет ему в трудную минуту.
– Как говорят шведы: «Урд окь хандлинн эр шилда сакер» – «Слово и поступок – разные вещи!»

– Но с этим, товагищи, хочется поспогить! Хочется поспогить со шведскими оппонентами! Слово и поступок не газные вещи! А напготив! Слово и поступок едины! Едины, товагищи! Вот взять, к пгимегу, самую банальную ситуацию.

– Самую повседневную… Вечер, час пик, и вы едете в метро!.. Если, конечно, вы ездите в метро. Если вы позволяете себе эту роскошь. Но, извольте! Будем считать – позволяете.
Итак!..
Вы вбегаете в подземку, преодолеваете турникет, скачете по перрону, подкатывает электричка, вы в неё впихиваетесь, отвоёвываете у какого-нибудь толстозадого субъекта часть сиденья и углубляетесь в себя.
Мир отодвигается на второй план. Но он всё-таки здесь, рядом с вами, он набирает скорость, несётся по грохочущему туннелю, замедляет скорость, останавливается, а вам ещё ехать и ехать, и поэтому вы продолжаете углубляться в себя, и мир – «второй план» – снова трогается с места, и набирает скорость, и вы уже дремлете и всё вам по фигу.
На промежуточных станциях вы на мгновение возвращаетесь к действительности, но вас совершенно не интересуют люди, которые в данный момент окружают вас! Вам безразличны эти лица, руки, ноги и животы, которые колышутся вокруг и передвигаются вместе с вами в пространстве и времени.
Да и вы, конечно же, безразличны им, и вы для них ноль без палочки – лицо, смазанное фотовспышкой бытия! И не надо обольщаться и думать, что мимолётные взгляды, которыми вы СЛОВНО БЫ одариваете друг друга, что-то значат для мироздания и представляют хотя бы какую-то ценность.
Альянс равнодушия и движения – вот что такое метро. И не больше! Поверьте на слово, не больше…
Но вдруг, внезапно, всё преображается. Всё!
В вагоне появляется пришелец – худощавый безногий или безрукий попрошайка в инвалидной коляске.
Внешне, и это вполне вероятно, мы всё так же остаёмся безучастны друг к другу, но внутри, под собственной непроницаемой оболочкой – ха-ха! – внутри нас бушует океан эмоций.
– Братья и сёстры! – хорошо поставленным голосом обращается к публике пришелец. – Мира вам и любви! Счастья и безоблачного неба! Я инвалид войны и мне требуются деньги на операцию…
Наше сознание, затуманенное самоуглублением, сопротивляется, но слова, слова, скупые и верно выбранные слова бьют нас в самое темечко, заставляют завибрировать душу и лишают покоя.
О-о! Если бы только можно было озвучить все те мысли, что рождаются в наших головах в эти секунды! Если бы только можно было дать им эфирное время! Время приязни и ненависти, покаяния и злобы, отчаяния и великодушия, бесчестия и поступка.
Вот оно – время поступка – приближается к нам неотвратимо. Не проносится мимо, но движется тяжело с натугой, как только может двигаться калека, требующий милостыни.
Возопите люди!
Возопите в тишине самым тихим воплем, на который вы способны. Возопите и прислушайтесь. Время поступка ответит вам эхом.
Где мой бутерброд?
Эх, сейчас бы на море, на пляж!..
ДЕВЯТЫЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".

– А вот ещё анекдотик! Вы не торопитесь, нет?..
Ну тогда слушайте, мои хорошие, мои милые разгильдяи...
Сидит, значица, мужик на лавочке и читает газету. Тут к нему подсаживается блондинка, глаза – во, ноги – от шеи, и говорит мужику:
– Вы знаете, у меня в жизни сложились такие обстоятельства, что я решила отдаться первому встречному.
Мужик – ноль внимания, листает свою газету.
– Вы знаете, – продолжает блондинка, – я решила не только отдаться первому встречному, но и подарить ему своё «Ауди»!
Мужика словно бы и нет, весь в газете.
Блондинка не сдаётся:
– Вы знаете, первому встречному, которому я отдамся и подарю своё «Ауди», я решила также положить на книжку сто тысяч долларов и отправиться вместе с ним в кругосветное турне на океанском лайнере.
Мужик читает газету.
Блондинка заламывает руки и в отчаянье произносит:
– Этому первому встречному я завещаю свой дом на Канарах с коллекцией фикусов!
– Фикусов? – переспрашивает мужик. – Это интересно!

– И зачем только я вам эту лапшу вешаю на уши? Странно… Вечером, после будничных бурь, в тёмном зале определённое количество разодетых людей сидит перед неким придурком, который болтает всякую чепуху, и чего-то ждёт от него! Чего вы ждёте от меня, братья и сёстры? Каких излияний, какого шутовства? Или, быть может, вы желаете заглянуть в мою душу, как в зеркало? Ну что ж, валяйте, глядите! Я не против. К тому же я всё ещё не закончил свою историю, историю мальчика-с-пальчика, у которого три желания, и одно - глупое... Вы уж потерпите. Недолго осталось – каких-нибудь «икс» минут «ноль-ноль» мгновений!.. Как говаривал один мой знакомый старичок, время летит неумолимо! Итак, сверим часы! Сколько там на ваших? Ну вот, и на моих столько же. Вперёд, так сказать, по кням!

- Вот он, общественный туалет, с магическими буквами «ЭМ» и «ЖЁ»!
А справа – красный крест медпункта.
В туалет вбегают и выбегают отдыхающие. Вбегают по понятной причине, а выбегают – тоже ясно почему. Кому же охота задерживаться в общественном туалете с его склизким полом, облитым хлоркой и иными жидкостями? Особенно, когда снаружи безоблачное небо внимает мирным всплескам моря, и галька приятно обжигает ступни…
Я открываю белую свежеокрашенную дверь медпункта и попадаю в прохладу, пропитанную запахом йода и лекарств.
– Тебе чего? – спрашивает меня женский голос.
Я никого не вижу.
– Чего тебе? – повторяет женский голос, и тут из-под стола вылезает толстая жизнерадостная врачиха в белом халате.
– Здрасьте, – отвечаю я, вздрогнув от неожиданности. – Посмотрите, пожалуйста, плечо. Я его расцарапал…
– Вот, – радостно сообщает толстая врачиха, – целое утро искала! Решила поносить, а оно возьми и фьюить! В шлёпанец закатилось!
Толстая врачиха демонстрирует мне толстое-претолстое золотое кольцо и втискивает в него свой толстый палец.
– Фу! Надо же, а я думала, всё – потеряла! Оно мне от пятого мужа досталось! – признаётся толстая врачиха и шумно хлопает ладонью об ладонь. – Ну и пылища у меня тут! Дышать нечем! Эх, сейчас бы на море, на пляж!..
Я стою и жду.
– Чего у тебя там, говоришь? – спрашивает толстая жизнерадостная врачиха.
– Ничего, – я поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Ой! – вскрикивает толстая врачиха, увидев моё плечо. – Стой! Ты куда?!. Стоять, я вам говорю!
Да я никуда уже и не иду. Я просто стою и думаю: «Сейчас эта толстая врачиха что-нибудь сделает с моим несчастным плечом, и оно, наконец, перестанет так гореть… Сейчас, сейчас!..», – думаю я, а потом, кажется, теряю сознание. Во всяком случае, я вдруг понимаю, что медпункт куда-то проваливается, и я оказываюсь в тёмном лесу, в самом тёмном лесу, какие только бывают на свете…

Эх, были бы со мной мои ребяты, уложили бы меня на носилки и понесли бы с поля брани… Но нет у меня больше моих сыночков, орлов моих славных… А других мне, сиротинушке, и не надо вовсе!.. Один бутерброд и остался... С дурацкой картонной колбасой...
Как хороши, как свежи были розы!..
ДЕСЯТЫЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".

– Эй, мальчик-дурачок! Куда тебя занесло?! В Страшный Лес тебя занесло! Да-да это же Страшный Лес! Стра-а-ашный!!! Ле-е-ес!!! Он всегда так назывался, испокон веку – Страшный Лес. Страшнее этого леса никогда не было в мире. И не будет!
Но мальчик – святая простота – шагал по петляющей тропинке Страшного Леса и насвистывал разные песенки.
– Ты! – заорал Душегуб, выпрыгнувший из-за гнилого пня. – Перештань швиштеть! У меня башка рашкалываетша! От голода, между прочим!
– Да-да! – отвратительно завопили маньяки и кровопийцы – друзья Душегуба. – Ууу! Сволота! Жри его, братцы!
А мальчик-дурачок сказал им на это:
– Я самый обыкновенный мальчик, и у меня три мечты, одну из которых я обязательно должен осуществить! Правда, это очень глупая мечта, но она ведь самая заветная! И без её осуществления моя жизнь станет никчемной! Поэтому… пропустите меня, пожалуйста.
И, что поразительно, после этих слов маньяки с кровопийцами расступились перед мальчиком, а Душегуб неожиданно для всех разрыдался и, размазывая по щекам столетние сопли, прошамкал:
– Эх! Ё, п, р, ш, т! Вот это шилище! Клянушь! Вали, отшюда, паренёк, вали да пошкорее! Удачи тябе!.. Удачи… Ё, п, р, ш, т!..
И покинул мальчик Страшный Лес. И вскоре пришёл туда, где сбываются каждые желания и осуществляются все мечты.

– Как хороши, как свежи были розы!..
Шагал я по земле – младенец Прозы,
Поэзии и Сладостных Минут
Мелодии, испитой до предела –
Спешил к тебе я!.. И ко мне летела
Моя Мечта, бесстрастная, как Суд!..

Толстая жизнерадостная врачиха дала понюхать мне нашатырного спирта и, прижав мою несчастную кучерявую башку к своей пышной груди, пожалела:
– Бедненький, – промычала толстая врачиха. – Кто же это тебя так? Какая сволочь?!.

- Что-то я расчувствовался. Простите… Воспоминания… Детство… Печаль утрат… Не вернёшь ведь, сами понимаете, счастливых лет беспечной юности далёкой… Кстати, по этому поводу есть чудесный анекдот.
Встречаются друзья детства. Один говорит:
– Слушай, Вася, а помнишь, как мы с тобой на рыбалку ходили?!
– Конечно, – отвечает Вася, – помню!.. А как?

– А теперь - внимание! Прошу внимания! Уважаемая публика! Мне давно хотелось продемонстрировать вам этот простенький фокус из детства! Глядите! Берётся самый обыкновенный носовой платок, быстро сворачивается в трубочку, энергично растягивается вот так в стороны - за концы, и устанавливается на ладонь!.. Алле-оп! И ведь не падает… Что хочу, то и ворочу!..

- Я устал... Вы бы сходили в буфет... Там бутерброды с икрой... Я устал...
Всего полчаса!!!
ОДИННАДЦАТЫЙ МОНОЛОГ АКТЁРА А. ТЕАТРА "С БУТЕРБРОДОМ".

- Ох, смотрите, а он ведь, и вправду, не падает - платочек!.. Не верите?! В нём ничего нет, он пустой! Совершенно пустой - мой клетчатый платок... В нём ничего нет! Совершенно ничего!.. Примитивный фокус... Как и вся наша жизнь - проста, как этот смятый платок...

Я не тороплюсь уходить от толстой жизнерадостной врачихи. Да она и не гонит меня.
Тётенька налила мне кваску и болтает без умолку. А мне смешно!
– Смешно, да?! – беспрерывно переспрашивает тётенька-врачиха. – Да? Смешно?!
И хохочет, и снова что-то рассказывает, то и дело вскрикивая:
– Смешно? Смешно, да? Смешно?!.
И я смеюсь. Мне ужасно смешно, правда, я не понимаю, что она говорит, но мне ТАК смешно. Мне даже сейчас смешно, когда я вспоминаю… Ха-ха! Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха-ха!.. Ха-ха!.. Когда я вспоминаю… ой… не могу… вспоминаю… как она морщила свой толстый нос картошкой и постоянно одёргивала на груди белый халат… Ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха!.. Ой, не могу!.. Я вижу это, вижу сейчас!.. Ха-ха! Вижу всю жизнь!.. Ха-ха-ха!..

Ой! Ха-ха... Ей тесно и жарко в этом халате и не только в халате, но и в маленьком пыльном кабинетике, где кроме белого стеклянного шкафа с клизмами и разными таблетками стоят скрипучий стол и два таких же древних скрипучих стула. На столе лежат только две вещи: журнал «Работница» и такая штуковина, на которую нанизывают квитанции или справки. Один из стульев беспрестанно скрипит под своей тяжёлой жизнерадостной хозяйкой, а другой поскрипывает под мной...
Я стараюсь меньше двигать своим израненным плечом, но иногда я забываю о свежих царапинах, размахиваю руками и тут же морщусь, ойкаю, и мы принимаемся хохотать пуще прежнего! Мы, кажется, вообще уже смеёмся над всем, что нас окружает.
Больше всего нас веселят клизмы в шкафу. Их семь штук и они выставлены, как слоники на полочке. Знаете, раньше выставляли на полочках, или на пианино, или ещё где-нибудь таких индийских сувенирных слоников, один меньше другого!.. На них было приятно смотреть летом, где-то во второй половине дня, после обеда, когда все умаялись, на улице душно, а в комнатах прохладно, и слоники тоже гладкие и приятные на ощупь, и куда-то бредут, не спеша, по джунглям, не опасаясь саблезубых тигров, которые притаились в райских кущах далёкой страны Индия, известной более всего по сказкам Киплинга и фильму «Хождение за три моря» с Олегом Стриженовым в главной роли…
– Ой, не могу! – сообщает толстая жизнерадостная врачиха, обмахиваясь журналом «Работница». – На год вперёд насмеялась!.. А тебе пора уже! Иди, а не то мамка заругает.
– А который час? – спрашиваю я.
– Ой, половина двенадцатого пока! Мне тут париться и париться ещё полдня…
– Половина двенадцатого? – удивляюсь я. – Не может быть!
– Половина-половина. У меня будильник точный! Я по радио сверяюсь…
– Половина двенадцатого, – повторяю я удивлённо. – Вот это да! Всего полчаса прошло!
- Ну-ну! Ха-ха! - веселится тётенька, одёргивая на пышной груди халат...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...