Урод

Жорж Ниссанд
«Не трогай меня, мне больно!» Петя вжимается в стенку в попытке хоть как-то противостоять неизбежному. Ему бы убежать, но некуда. Дурацкая входная дверь в квартиру открывается изнутри только на ключ, а ключ находится как раз у обидчика в нагрудном кармане клетчатой байковой рубашки. Обидчик, Ваня, – старший брат Пети. И намерения у него сейчас совсем недобрые, если судить по сжатым кулакам и злобно–радостному выражению лица.

Ваня наносит удар по голове Пети и ещё один, в живот, тот пытается достать его в ответ ногой в пах. Ему это удается и на лице старшего братца появляется гримаса удивления и боли. Оно становится багровым от злобы, и Ваня обрушивает на тело Пети целый ураган ударов. Тот приседает и закрывает голову руками, чтобы хоть как-то защитить лицо и живот, и брат лупит его по всему телу без разбора, куда может дотянутся его рука и нога. Наконец Петя, получает последний удар по коленям и видит как мучитель уходит из квартиры, заперев за собой дверь.

Он знает: через пару часов старший брат вернётся домой с какой–нибудь шоколадкой в кармане скажет –На, держи! – и продолжит жить рядом с ним в одной комнате как ни в чем не бывало.

Это воспоминание из детства потом часто преследовало Петра Алексеевича, даже когда он стал владельцем одного и самых крупных ресторанов в городе, почетным гражданином и уважаемым семьянином.

Наверное потому оно было таким болезненным, что, будучи взрослым человеком, он не мог понять, за что его так бил время от времени старший брат.

В детстве все было гораздо проще и понятней. «Ты – урод, понял?» – приговаривал Иван, – «ты меня перед друзьями позоришь. Вечно путаешься под ногами со своими игрушками, просьбами, а надо мной потом ребята смеются. Урод!»

И Петя искренне верил в то, что он урод. Он подходил к зеркалу и пытался рассмотреть, что же в нем такого уродливого, за что его можно даже бить.

Но отражение не выдавало ему ничего для хоть какого-то внятного анализа внешности. Петя видел живот-руки-ноги-лицо, все как у других людей, но определить степень своей некрасивости он не мог.

Тогда он обращался к родителям, и мама уверяла, что он самый красивый мальчик на свете, ее мальчик, а ее мальчик не может быть некрасивым. И она пыталась обнять и поцеловать его в макушку. «Мамаааа!» – возмущённо вскрикивал Петя и высвобождался из ее цепкий объятий.

Отец на вопрос сына покровительственно трепал его по голове и говорил с ухмылкой что-то наподобие «мужчина должен быть не красивее обезьяны». Иногда он мог отвесить ещё и лёгкий подзатыльник, мол, все норм, парень, чего ты!

Петя не обижался конечно, он понимал, что папа это делает любя. Но вопрос с внешностью оставался неразрешенным, как и с насилием над ним. Мама на жалобы Петра кокетливо взмахивала руками и восклицала: «Ребята, ну хватит драться! Неужели вы, родные братья, не можете договориться полюбовно и не устраивать тут не пойми что!» Отец даже и этого не делал. Он был уверен в том, что решать свои вопросы с помощью кулаков –это нормальная мужская практика и полезный навык для выживания в дикой социальной среде.

Папа совсем не хотел учитывать большую разницу в возрасте между братьями, критически важный момент, отделяющий благородную борьбу двух условно равных от простого избивания слабого сильным. Между братьями была разница в пять лет, старший брат начал распускать руки когда младшему было всего восемь лет.

Петя со временем привык к побоям. Он знал,что брат не сможет долго вымещать на нем свою злобу, что он скоро вернётся к нему с шоколадкой или очередным киндером, купленным на ценные карманные деньги, притихший и как будто обмякший, протянет ему презент, и жизнь в комнате снова пойдет своим ходом.

Но вот к «уроду» привыкнуть Петя так и не смог. И Петр Алексеевич также не смог.

Когда Ивану исполнилось пятнадцать лет, он перестал бить младшего брата и даже перестал называть его уродом. Но было уже поздно. «Урод» был тем самым волшебным ластиком, который в восемь лет вытер изображение Петра из зеркал и сколько тот потом ни старался нарисовать свой новый образ, у него так ничего и не получилось.

«Урод» забрал у Петра лицо и запустил свою искажающую реальность паршивую лапу во многие аспекты его бытия. Петя рос тихим и забитым мальчиком, без друзей и ярко выраженных хобби. Он не гонял в футбол с мальчишками во дворе и не посещал спортивную секцию, не выделялся на уроках и даже не пытался понравиться учителям, чтобы улучшить свои оценки. Школу он закончил с посредственным результатом и поступил в экономический вуз не «по велению сердца», а по указке родителей. С девушками у него тоже дела не клеились. Они быстро догадывались, что у это вполне симпатичного и тихого парня на самом деле нет никакой уверенности в своих силах и аккуратно исчезали из его жизни.

После каждой неудачи, или просто под плохое настроение Петр подходил к зеркалу, стучался лбом о его холодную и мертвую поверхность и раздражённо проговаривал: «Ну же, урод, не будь тряпкой! Соберись!», но облегчения не получал и шел покупать себе очередную бутылку пива.

После института Петя устроился официантом в кафе и подсматривал за сидящими за столами людьми. Разнообразная и шумная социальная жизнь как будто обтекала его со всех сторон, а он стоял посреди этого потока уродливым и одиноким островом.

В должности официанта он проработал четыре года и даже не пытался улучшить свое положение или найти работу получше. Однажды Петр обслуживал одного из постоянных клиентов. Когда заказ уже стоял на столе, и он собирался уходить, клиент попросил его задержаться на несколько минут и присесть за стол. Петр повиновался и тот удивлённо вскинул бровь:

«Разве ты не знаешь что персоналу нельзя сидеть за одним столом с клиентами?»

«Извините», промямлил Урод, и сразу встал из-за стола со спущенным румянцем на щеках.

«А за что ты извиняешься, ведь я сам пригласил тебя сесть за стол, – улыбнулся гость, – у тебя было два приемлемых решения как выкрутиться из этой ситуации. Первое решение – спокойно отказаться от приглашения и сослаться на правила заведения, второе – проигнорировать правила и сесть за стол в качестве исключения из уважения к клиенту его просьбе. Ведь ты же знаешь кто я?»

Петр отрицательно покачал головой. Он думал о том, что прокололся, его уволят, и вся стабильная жизнь последних лет покатится под откос.

«Я владелец этого заведения, и все в нем работают на меня. Ладно, пойдем прогуляемся до кабинета твоего шефа.»

Клиент встал и оказалось что он очень маленького роста. Не просто невысокого, а почти на грани с той областью человеческого бытия, когда нормальная жизнь резко обрывается, и человек соскальзывает в темную и мучительную пропасть генетических патологий. Но владелец кафе казалось этого не замечал. Он шел спокойно и уверенно как человек, осознавший свою силу.

Петр последовал за человечком до кабинета руководителя. Затем он послушно сидел в чёрном кожаном кресле и слушал как тот просит бухгалтершу Людочку принести его личное дело. Через пять минут коротышка листал в папке , а Петя думал о том, что ему придется искать новое место.

«Тут на копии твоего диплома написано, что ты изучал экономику предприятия. Зачем же ты уже четыре года работаешь официантом, когда у тебя есть диплом? Почему ты не попытался устроиться экономистом или хотя бы менеджером продаж?»

Петр пожал плечами. Ему казалось, что его нигде без опыта работы не возьмут.

«Почему ты так уверен в том, что тебя нигде не возьмут?»

«Потому что я – урод», вырвалось из глубины души Петра. Как-то совсем нечаянно вырвалось, так что он и сам не ожидал, что произнесет подобное вслух.

Коротышка рассмеялся: «Урод?! Где ты видишь урода? А ну вставай, я тебе сейчас покажу какой ты урод!» Они вышли в фойе и встали напротив большого напольного зеркала в позолоченной раме. Петр сначала увидел своего визави, маленького, щуплого, с лысиной и крючковатым носом, затем он перевел взгляд на стоящего рядом с ним человека и впервые увидел себя.

«Ты видишь здесь в зеркале хоть одного урода? Я не вижу. Их здесь просто нет. Нет и точка.»

Затем коротышка рассказал Петру о своей жизни. О том, кок она была очень долго посвящена преодолению физических особенностей, саморазвитию и анализу. О том, как владелец кафе потратил свое ценное время на активное выстраивание своей линии жизни, через неверие и насмешки окружающих.

«Мне все давалось гораздо тяжелее чем другим. Учеба, дружба, работа, ведение бизнеса, – продолжил коротышка, – учителя в школе меня недолюбливали, одноклассники презирали, в институте я постоянно слышал насмешки в свою сторону. Я долго не мог найти свою первую работу, потому что ни один работодатель не хотел связываться со мной. Даже когда я поднялся и обзавелся своим первым кафе, мне было довольно тяжело найти партнёров, которые воспринимали бы меня всерьез. Мне пришлось выгрызать у этого мира свое место под солнцем, чтобы стать тем кто я стал. И я не урод. И никогда им не был.»

Затем владелец кафе подозвал Людочку и выдал ей какое-то распоряжение. Когда она ушла, он сказал: «Я тебе окажу большую услугу, хотя ты меня сейчас и не поймёшь. Ты уволен. Ты не будешь работать официантом. Бери свой диплом, вспоминай все, чему тебя обучали в твоём институте и дуй на биржу труда. А чтоб ты с голоду не помер, тебе выплатят наперед в полном объеме твое отпускное пособие и увольнительные.»

Через полчаса, забрав свои личные вещи из подсобки и попрощавшись с остальными работниками кафе, Петя-урод вышел в большую жизнь и стал тем кем стал. К тридцати восьми годам он уже сам владел небольшой сетью ресторанов в городе и уже давно не был Петей, а Петром Алексеевичем. Но время от времени, оставаясь наедине с самим собой, он вспоминал про урода внутри себя и тогда к нему приходило горькое осознание того, что тот никуда не делся. Он сидел все там же, забившись в дальний угол его души и ждал своего часа.

И когда этот час наступал, в минуты слабости или сомнений, Петр Алексеевич подходил к зеркалу, бился лбом о его холодную, мертвую поверхность и раздражённо вскрикивал: «Соберись, урод!»