ФЕВРАЛЯ, 25-ГО ДНЯ 1917 ГОДА
ИЗ ДНЕВНИКА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II:
«25-го февраля. Суббота
Встал поздно. Доклад продолжался полтора часа. В 2 1/2 заехал в монастырь и приложился к иконе Божией матери. Сделал прогулку по шоссе на Оршу. В 6 ч. пошёл ко всенощной. Весь вечер занимался».
О ЧЕМ ПИСАЛИ ГАЗЕТЫ 25-ГО ФЕВРАЛЯ 1917 ГОДА.
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ВЕСТНИК»:
«ВОЙНА.
ОТ ШТАБА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО.
З а п а д н ы й ф р о н т.
Перестрелка и поиски разведчиков.
С е в е р н ы й ф р о н т.
В районе Шварден (юго-восточнее Тукума) и восточнее Митавского шоссе нами были произведены газовые атаки.
Р у м ы н с к и й ф р о н т.
Бои за обладание высотами северо-западнее Окна продолжались. Северо-западнее Окна наши войска ведут контратаки с целью взять высоты, потерянные 23-го февраля.
На остальном фронте перестрелка и стычки разведчиков.
К а в к а з с к и й ф р о н т.
Юго-западнее Элкеу (на Черноморском побережье) незначительные атаки турок отбиты. Западнее Гюмиш-Хана наши разведывательные части атаковали турок. Разрушив укрепления, взяв пулеметы и телефонное имущество, разведчики возвратились, захватив в плен 4 офицеров и 49 аскер.
На Биджарском направлении наши войска овладели позициями турок у Сеннэ и названным городом.
Попытки турок наступать вдоль Сивасскаго шоссе отбиты.
На Хамаданском направлении наши части, после боя, заняли Сахнэ. Преследуемые нашими войсками, оказывая упорное сопротивление, турки отступили к Бисутуну. В Сахнэ захвачены склады военных припасов.
Ч е р н о е м о р е.
Нашей подводной лодкой в районе Босфора расстреляны выбросившиеся при преследовании на берег большой пароход, два буксира и потоплено 8 парусных шхун».
ТЕЛЕГРАММЫ:
«З а п а д н ы й ф р о н т.
СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО, 24-го февраля. 23-го февраля Его Величество Государь Император изволил прибыть в Царскую Ставку. Ко времени прихода Императорского поезда на железнодорожной станции для встречи Его Императорского Величества собрались начальник Штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютант Алексеев и высшие чины штаба.
По прибытии поезда Государь Император, выйдя из вагона в сопровождении министра Императорского Двора и командующего Императорскою Главною квартирою генерал-адъютанта графа Фредерикса и свиты, обходил, здороваясь, встречавших. Его Императорское Величество высказал генерал адъютанту Алексееву Свое удовольствие видеть его оправившимся после болезни, во время которой его обязанности исполнял генерал Гурко.
Со станции Государь Император отбыл в автомобиле с министром Императорского Двора в расположение Ставки и проследовал в помещение штаба, где принял доклад генерал-адъютанта Алексеева о ходе военных действий на фронте. (ПТА).
***
18-го февраля два наших самолета совершили налет на неприятельскую разгрузочную станцию Заблотце. На Львовском направлении сброшено несколько бомб, замечены весьма удачные попадания. На обратном пути один из самолетов, пересекая позиции противника в районе западнее Броды, снизился до 1.800 метров и обстрелял неприятельские окопы из пулемета.
В тот же день самолет противника, появившись над Радзивилловым, сбросил на наше расположение 4 бомбы, не причинившие вреда.
19-го февраля нашей артиллерией близ Угринова, в 25 верстах юго-западнее Луцка, сбит неприятельский самолет, упавший в нашем расположении. Летчик и наблюдатель взяты в плен.
Наши самолеты в течение 19-го февраля на всех участках фронта выполняли свои очередные задачи. Встреченные ими у Радзивилова и станции Заболотце и Брзежаны самолеты противника уклонились от боя. (ПТА).
К а в к а з с к и й ф р о н т.
ТЕГЕРАН, 22-го февраля (7-го марта). Согласно официальным данным, полученным русской миссией, наше наступление продолжается крайне энергично. Туркам не дается нигде передышки: удар наносится за ударом. Все попытки противника оказывать нам сопротивление и задержать наше движение оказываются тщетными. Кянговерские позиции, отстоящие в тридцати пяти верстах западнее Асадабадского перевала к Керманшахскому направлению уже взяты нами.
Таким образом наши войска находятся на полпути между Хамаданом и Керманшахом. Наши войска продолжают наседать на турок и ведут бой в горных ущельях к западу от Кянговера, где турки пытаются обороняться на позициях Сахне.
Вместе с тем ныне выяснено, что турки при отступлении из Хамадана оставили не уничтоженными значительные запасы фуража и продовольствия, попавшие в наши руки. (ПТА).
Ф р а н ц у з с к и й ф р о н т.
ГАВР, 23-го февраля, (8-го марта). Бельгийское официальное сообщение.
«На бельгийском фронте не произошло ничего существенного». (ПТА).
ПАРИЖ, 23-го февраля, (8-го марта). Официальное сообщение от 23-го февраля, 11 часов вечера:
«В Шампани после напряженной артиллерийской подготовки нашим войскам удалось захватить большую часть выступа, занятого неприятелем 2-го феврали между холмом Мениль и Мезон-де-Шампань. При этом взято в плен 100 человек, в том числе 2 офицера.
К юго-востоку от Шона и к югу от Арраса германцы произвели нападения на наши передовые линии, в обоих случаях после предварительной яростной бомбардировки. У нас несколько человек пропало без вести. Артиллерия обеих сторон проявила деятельность в различных пунктах по всему фронту. Поблизости от Живанши мы обстреляли артиллерийским огнем германские траншеи». (ПТА).
И т а л ь я н с к и й ф р о н т.
РИМ, 24-го февраля (9-го марта). Официальное сообщение итальянской главной квартиры от 23-го февраля:
«На Трентинском фронте вчера, несмотря на дурную погоду, происходила ожесточенная артиллерийская перестрелка, в особенности на участке долины Адидже.
Сообщается о небольших пехотных стычках между Лимоне и Спера (долина Сугана), у источников Рио-Фелицен (долина верхнего Бойте) и в долине Секстен (Драва). Во всех этих местах неприятель был отбит.
На фронте Юлийских Альп не произошло ничего существенного». (ПТА).
Р у м ы н с к и й ф р о н т.
КИЕВ, 23 го февраля. «Армейский Вестник» дает сводку боевых действий на румынском фронте:
В течение января, к первому февраля, линия фронта здесь установилась вдоль австрийской границы до долины реки Ойтис, затем, повернув на юго-восток, вдоль течении Путны и Серета и низовьями Дуная на северном гористом участке примерно до района Фокшан.
Наибольшее боевое напряжение поддерживалось неизменно на двух фланговых районах, именно в направлении Кимполунг-Быстрица, в районе путей, выводящих из Южной Буковины в северную Трансильванию, и в направлении Бакеу-Кезди-Васаргел в долинах Ойтиса, Касина и Сушицы. На первом направлении боевые действия сгруппировались в районе шоссе и железной дороги Кимполунг-Якобени.
Переходя к общей оценке положения на румынском фронте обзор констатирует переход по всему фронту к обычному виду позиционной войны. Небольшие вспышки боя на некоторых участках доказывают лишь, что здесь линия фронта выбрана неудачно, и одна из сторон желает ее исправить. Итогом таких мелких боев является занятие новых более выгодных рубежей, переход к артиллерийской борьбе, поискам разведчиков, воздушным боям. Начинается грандиозная работа пополнения убыли, приведение в порядок материальной части. Новые формирования, подготовка к новой борьбе, быть может уже решительной. (ПТА).
Т у р е ц к и й ф р о н т.
ЛОНДОН, 23-го февраля (8-го марта). Официальное сообщение о действиях месопотамской армии:
«В Месопотамии англичане продолжают преследовать неприятеля, встречая с его стороны лишь слабое сопротивление.
Однако, в течение дня 21-го февраля, продвижение было затруднено вследствие сильного ветра и песчаной бури.
Турецкий отряд в Лажи, пытавшийся оказать 20-го февраля сопротивление продвижению англичан, утром 21-го очистил позиции, и английская кавалерия, пройдя оставленный турками Ктезифон, расположилась на ночь близ Бави, в шести милях к юго-востоку от Диалы».
«Диала лежит в восьми милях от подступов к Багдаду при впадении реки Диалы в Тигр.
20-го и 21-го февраля мы захватили одно турецкое орудие и 85 человек пленных». (ПТА)».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II ПОЛКОВНИКА А.А. МОРДВИНОВА:
«В субботу 25 февраля была наша последняя продолжительная прогулка с государем по живописному могилевскому шоссе к часовне, выстроенной в память сражения в 1812 году, бывшего между нашими и Наполеоновскими войсками.
Был очень морозный день, с сильным леденящим ветром, но государь, по обыкновению, был лишь в одной защитной рубашке, как и все мы, его сопровождавшие. Его величество был спокоен и ровен, как всегда, хотя и очень задумчив, как все последнее время. Навстречу нам попадалось много людей, ехавших в город и с любопытным недоумением смотревших на нас.
Помню, что во время этой прогулки его величество сообщил нам, что получил печальное известие о том, что великая княжна Анастасия Николаевна заболела корью, и что теперь из всей семьи только Мария Николаевна еще на ногах, но что он опасается, что и она скоро разделит участь своих сестер.
Вечером в этот день государь был по обыкновению у всенощной».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СВИТЫ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II Д.Н. ДУБЕНСКОГО:
«Могилев. Суббота, 25-го февраля.
Уже с утра в Ставке стало известно, что волнения в Петрограде приняли широкие размеры. Толпы появились уже на Невском у Николаевского вокзала, а в рабочих районах как и вчера, народ требовал хлеба и стремился производит насилия над полицией. Были вызваны войска, занявшие площади, некоторые улицы. Революционное настроение масс росло. Государственная Дума, с Родзянко во главе, предъявляла правительству новые настойчивые требования о реорганизации власти. Все эти тревожные сведения достигли Могилева отрывочно, и определенных сообщений о мероприятиях, принятых властями для подавления беспорядков в столице – не было.
Меня интересовал вопрос, как относятся в Ставке к петроградским событиям Здесь были лица, которые, в силу своего высокого служебного положения, должны были ясно определить картину начавшихся революционных выступлений. Таких людей в Ставке было двое – и оба они близко стояли к государю и обязаны были отозваться на петроградские события и понять весь их ужас. Это генерал-адъютант М. В. Алексеев и дворцовый комендант генерал Воейков. Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы, с которой находился в полной связи. Он был надеждой России в наших предстоящих военных операциях на фронте. Ему глубоко верил государь. Высшее командование относилось к нему с большим вниманием. На таком высоком посту редко можно было увидать человека, как генерал Алексеев, к которому люди самых разнообразных партии и направлений относились бы с таким доверием. Уже одно то, что его называли по преимуществу Михаил Васильевич, когда о нем упоминали, говорит о всеобщем доброжелательном отношении к нему. При таком положении генерал Алексеев мог и должен был принять ряд необходимых мер, чтобы предотвратить революцию, начавшуюся в разгар войны, – да еще в серьезнейший момент, перед весенним наступлением нашим. У него была вся власть. Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем его величества. Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и ее прогрессивный блок, – не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению, генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, но с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность и беспомощность. Как это случилось, – понять трудно.
Дворцовый комендант, генерал В. Н. Воейков, благодаря своему положению, должен был хорошо знать, что происходит в столице. От министерства внутренних дел и от своих агентов он имел сведения о политическом движении. Ему открыты были все пути, и он обязан был неуклонно и настойчиво добиваться мероприятий для прекращения Начавшихся волнений. А между тем Воейков, прибыв с государем в Ставку накануне революции, не обращал внимания на надвигавшиеся события и занимался личными, пустыми делами, в роде устройства квартиры для своей жены, которую ожидал на днях в Могилев и для которой был нанят дом. Я не могу понять – неужели он не верил, что положение так грозно, и надо безотлагательно принимать меры, тушить занимавшийся пожар. Должен, однако, сказать, что в этот день (25 – II) Воейков, видимо, все-таки тревожился, ходил весь красный, с широко раскрытыми глазами, меньше буфонил, но никто не слыхал ни о каких серьезных с его стороны распоряжениях.
Генерал Алексеев и генерал Воейков получали известия из Петрограда, совещались, докладывали обо всем государю, но они единственные, которые могли сокрушить мятеж, – никаких мер не принимали.
Государь, вероятно, и не все знал, так как он был совершенно спокоен и никаких указаний не давал.
Генерал Воейков вообще не пользовался большим авторитетом в глазах государя в делах широкого государственного значения, но при начавшейся революционной смуте, угрожавшей царскому дому, он мог и был обязан настоять на решительных мероприятиях в том виде, в каком это требовалось обстоятельствами. Надо было спасать положение и может быть, сделать необходимые уступки, весьма срочные и толковые, дабы сохранить порядок.
Весь мой вечер прошел в продолжительных беседах с С. П. Федоровым, К. Д. Ниловым и бароном Штакельбергом. Грустное сознание, что ничего не делается для восстановления порядка, что все как-то опустили руки и словно боятся проявить необходимую твердость власти, – это чувство слабости и беспомощности, – охватывало и нас.
Любопытно отметить, что, безусловно, вся свита и состоящие при государе признавали в это время неотложным согласие государя на ответственное министерство и переход к парламентарному строю.
Генерал-адъютант Нилов, князь Долгорукий, граф Фредерикс и другие находили, что эта мера упрочила бы положение царской фамилии в России и могла бы внести успокоение в страну.
Внешняя жизнь Могилева – прежняя. Спокойно и тихо на улицах. Государь выезжал на прогулку, были высочайшие завтраки и обеды; а все остальное время его величество занимался в своем кабинете, принимал графа Фредерикса, генерала Воейкова, генерал-адъютанта Алексеева; утром того же дня происходил обычней доклад по генерал-квартирмейстерской части.
Государь внимательно следил за сведениями, полученными с фронта за истекшие сутки, и удивлял всех своей памятливостью и вниманием к делам.
В субботу легли все поздно и заснули неспокойно. Его величество еще долго не ложился, занимался в своем кабинете».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОСЛЕДНЕГО ДВОРЦОВОГО КОМЕНДАНТА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II В.Н. ВОЕЙКОВА:
«На следующий день, в субботу, я получил от А. Д. Протопопова телеграмму с извещением, что в городе беспорядки, но все клонится к их подавлению. Доложив эту телеграмму государю, я вторично стал просить его ускорить отъезд. Но государь продолжал настаивать на своем отъезде во вторник, добавив, что я на этот день могу сделать соответствующие распоряжения к отбытию со Ставки».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ПЕТРОГРАДСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ К.И. ГЛОБАЧЕВА:
«Первые признаки бунтарства произошли 25 февраля. Солдаты лейб-гвардии Павловского полка отказались исполнить приказание своего командира батальона и нанесли ему смертельные поранения на Конюшенной площади. Зачинщики были арестованы и преданы военно-полевому суду».
ИЗ КНИГИ НАЧАЛЬНИКА ИМПЕРАТОРСКОЙ ДВОРЦОВОЙ ОХРАНЫ А.И. СПИРИДОВИЧА:
«25-го февраля, в субботу, забастовка в Петрограде охватила до 240.000 рабочих. Бюро Центр. Комитета Большевиков (где уже тогда работали Молотов и Шляпников) выпустило листовку с призывом ко всеобщей забастовке. Она заканчивалась так: «Впереди борьба, но нас ждет верная победа. Все под красные знамена революции. Долой Царскую монархию. Да здравствует демократическая республика. Да здравствует восьмичасовой рабочий день. Вся помещичья земля народу. Долой войну. Да здравствует братство рабочих всего мира. Даздравствуеет социалистический интернационал». Всюду лозунг — бросать работу и на Невский.
НА ВЫБОРГСКОЙ СТОРОНЕ, около 10 утра, по Сампсониевскому проспекту, двигается толпа рабочих, 600 чел., на углу Финского переулка и Нижегородской улицы сотня казаков и взвод драгун заградили им путь. Толпа остановилась. Туда же явился с нарядом конной полиции в 10 чел. полицмейстер Шалфеев. Подъехав к толпе, он стал уговаривать рабочих разойтись. Казаки и драгуны уехали. Толпа поняла это, как нежелание войск работать с полицией и бросилась на Шалфеева. Его стащили с лошади, тяжело ранили железом, и били. Бросившийся на выручку наряд полиции был смят. С обеих сторон были одиночные выстрелы. В полицию бросали камнями, кусками железа. Подоспевшие наряды рассеяли, наконец, толпу. Шалфеева в бессознательном состоянии отвезли в госпиталь. В этой же схватке рабочие избили одного городового и отняли у него револьвер и клинок от шашки.
В то же время на заводе «Айваз» была большая сходка, на которой постановили бастовать до 1 марта, а сейчас идти на демонстрацию к Казанскому собору.
В АЛЕКСАНДРОВСКОМ участке, в 9 утра, до 14.000 рабочих Обуховского завода двинулись к городу, сняли рабочих Карточной фабрики, Фарфорового завода и еще нескольких предприятий. Шли с пением революционных песен. Впереди несли флаг с надписью: «Д о л о й с а м о д е р ж а в и е, д а
з д р а в с т в у е т д е мо к р а т и ч е с к а я р е с п у б л и к а».
На проспекте Михаила Архангела толпа была встречена нарядами полиции, рассеяна с применением холодного оружия, флаг отнят, флагоносец (Обуховского завода рабочий Масальский 18 лет) арестован.
НА ПЕТРОГРАДСКОЙ СТОРОНЕ в 9 ч. утра разгромили одну булочную на Каменоостровском проспекте; в 10 ч. толпа до 800 человек пыталась снять с работ Государственную типографию, но была рассеяна полицией.
НА ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ, около 8 утра, толпа набросилась на городового Ваха, стоявшего на Косой линии, отняла револьвер и шашку и нанесла несколько рассеченных ран.
Около 10 ч. толпа пытается остановить работы на Трубочном заводе Артиллерийского ведомства. Наряд Зап. Бат. Л.-гв. финляндского полка мешает этому. Один из рабочих, подойдя к начальнику части подпоручику Иоссу, обругал его. Иосс из револьвера покончил с рабочим. Толпа разбежалась. Труп убитого был отправлен под охраной конвоя казаков в Николаевский госпиталь, но казаки допустили рабочих завладеть трупом и те снесли его в покойницкую около Тучкова моста.
Около 10 ч., толпа в 500 ч., пройдя через Тучков мост, стала срывать с работы завод «Сименс и Гальске», была сперва рассеяна, но вновь собралась, сорвав работу и до 5.000, с пением революционных песен двинулась по среднему проспекту. Конная полиция стала разгонять толпу. Помощники приставов Евсеев и Пачогло обратились за содействием к начальнику казачьего разъезда 1-го Донского полка. Разъезд скрылся. Финляндцы же действовали энергично и не пропускали рабочих через Николаевский мост, куда те стремились с криками «На Невский, на Невский».
Но главные события разыгрываются на Невском, куда со всех сторон стекаются рабочие, учащиеся, всякая публика и особенно много женщин.
В районе 1-го Участка Казанской части, на Невском, с 11 часов полиция энергично рассеивает группирующихся рабочих. Около часу к Казанскому мосту подошла толпа с пением революционной песни. Отряд из сотни казаков 4-го Донского полка, полутора рот Зап. Бат. Л. -гв. 3 Стрелк. полка и конной полиции разгоняет толпу. Но толпа вскоре опять группируется.
На Екатерининском канале, против дома № 21, из толпы стреляют по нарядам. Бросают бутылки, камни. Ранены стрелок, два городовых и командовавший конной полицией офицер Доморацкий.
В центре Невского и выше к Знаменской площади (против Николаевского вокзала) все утро двигаются толпы. Полиция рассеивает их. В 12 с половиной часов на Знаменской площади многотысячный митинг. Развеваются красные флаги. У памятника Императору Александру III ораторы произносят речи. Пристав Крылов, блестящий полицейский офицер, бросается отнимать один из флагов. Его убивает шашкой казак из наряда. Конная полиция бросается на выручку Крылова, казаки под командой офицера оттесняют ее. Толпа гогочет от восторга, кричат уррра! Митинг продолжается в присутствии казаков. Толпа с криками качает казака, убившего пристава.
Весть о таком поступке казака летит по Невскому и скоро делается достоянием всего города. Она подбодряет, воодушевляет рабочих. Агитаторы используют его в речах к толпе. Толпа смелеет.
С 2-х часов демонстрации на Невском возобновляются в разных местах. У Казанского моста собирается толпа до 5.000. Часть толпы освобождает арестованных из двора дома № 3 по Казанской улице. Ей помогает взвод казаков 4-го. Донского полка под командой офицера. Казаки ругают полицию, ранят двух городовых. Прискакавшие жандармы под командой офицера Подобедова, разгоняют толпу, причем теперь им помогают и казаки.
Около 6 часов, у Городской Думы, из толпы стали стрелять по полиции и по драгунам 9-го Запасного Кавалерийского полка. Офицер спешивает драгун и дает по толпе залп. Несколько человек убито, несколько ранено. Толпа разбегается.
На тротуарах паника. «Стреляют, стреляют!» — летит по Невскому.
Этот слух производит охлаждающее действие в районе от Аничкова моста к Знаменской площади. У Аничкова моста, с 4 часов, толпа двигалась к площади. На углу Литейного в наряд конных жандармов бросили бомбу. Страшный треск и никого раненых. Конные наряды разгоняют толпу. По пути толпа обезоружила трех городовых, трех полицейских надзирателей, двух помощников пристава. Один надзиратель ранен выстрелом. Вечером слух о стрельбе у Думы производит большое впечатление. Начинают говорить не пора ли все кончать, так как войска переходят к решительным действиям. Говорили о необходимости кончать забастовку.
К ночи Невский опустел. Видна лишь полиция, разъезды жандармов, казаков, драгун.
* * *
Вечером, в Городской Думе, состоялось заседание для обсуждения продовольственного вопроса. Благодаря попустительству Гор. Головы и растерянности властей, это закрытое заседание обратилось в открытый революционный митинг. Сенатор Иванов, генерал Дурново, профессор Бернацкий и другие ораторы нападали на правительство. Один оратор кричал: «Мы не верим Верховной власти», — другой требовал смены правительства, третий предлагал «почтить вставанием» убитых на Невском демонстрантов. Появление членов Гос. Думы Керенского и Скобелева еще больше приподняло настроение. Керенский был встречен громом рукоплесканий. Его речь наэлектризовала собрание. А когда принесли к Думе убитых демонстрантов, настроение достигло высшего возбуждения. Городской Голова добился по телефону от Балка освобождения некоторых арестованных, а затем... а затем, поговоривши, покричавши и погорячившись, — разошлись.
* * *
Стрельба на Невском дала повод некоторым думать, что, по примеру 1905 года, власть одолевает революционный беспорядок. К несчастью для России при начале второй революции у нас не было Дурново и Трепова, не было Дедюлина с Герасимовым, не было Минов и Риманов.
Пишущему эти строки пришлось видеть в Петрограде, как протекали обе революции и я вспоминал 1905 год, вспоминал людей, которые спасли тогда Россию...
Перед завтраком на Невском я со своим спутником, полицейским чиновником с юга России, наблюдал «братание» казаков с толпой. — «Смотрите, князь, и учитесь, как не надо действовать» — сказал я ему. Придя в министерство, я высказал H. H. Боборыкину, что у нас началась революция, чем не мало удивил нового Таврического губернатора, генерала Бойсмана. Бойсман только что был принят в Царском Селе Императрицей и, вернувшись оттуда, приехал ко мне с поручением от Ее Величества.
Он был в самом радужном настроении, был уверен в незначительности беспорядков и передавал, что Государыня против каких-либо крутых мер и особенно против стрельбы по демонстрантам.
Я не был согласен с таким взглядом. Раз во время войны устраивайся политическая демонстрация и полиция и войсковой наряд видят плакаты и флаги с надписями: «Долой войну», «Долой Царя», «Да здравствует республика» — стрельба необходима. В таком положении стрельба понятна каждому простому солдату. Такой момент был потерян вчера, когда в одном месте была именно политическая демонстрация, были революционеры, а не просто толпа.
После завтрака мне был назначен прием у министра. Перед приемом пришлось переговорить с товарищем [98] министра все о том же, чем мостить Ялтинскую мостовую — торцами или асфальтом. Ирония судьбы. Товарищ министра доложил, и меня попросили к министру. Протопопов был в веселом настроении и, как всегда, очарователен. Он наговорил мне много приятных вещей, просил не стесняться в Ялте приемами по представительству. Как раз в то время ему протелефонировали о демонстрации на Знаменской площади и об убийстве пристава Крылова казаком. Заговорили на эту тему. Я высказался за немедленное предание казака суду. Протопопов сказал, что теперь все зависит от Хабалова, что теперь беспорядки совершенно его не касаются.
Затрещал дворцовый телефон. Императрица вызывала министра. Протопопов начал говорить по-английски. Я вышел в соседнюю комнату.
Когда я вернулся, министр сказал, что Ее Величество спрашивала о положении дел и что он доложил об энергичном подавлении беспорядков войсками.
Уходя, я встретился с Директором Деп. Полиции Васильевым. Мы обменялись несколькими фразами. Он проговорил что-то мало понятное. Вид у него был довольно растерянный.
Уже второй день как дом Протопопова охранялся военным караулом под начальством офицера. В этот день начальником был Л.-гв. Павловского полка Грим. Он был приглашен к обеду министра. Протопопов спросил о беспорядках. Грим рассказал про их серьезный характер. Протопопов шутил, смеялся и высказал, что революцию надо было вызвать на улицу, чтобы раздавить, что теперь и выполняет Хабалов. Растерявшийся от подобного объяснения происходящих беспорядков офицер не знал, что и ответить министру. Но слышанным от министра он был настолько поражен, что вечером же доложил о том по начальству. Речам министра удивлялись и офицеры, комментировали их не в пользу правительства.
Вечером Протопопов послал в Ставку Дворцовому Коменданту первую телеграмму о беспорядках. Объяснив, совершенно ошибочно, возникновение забастовки и беспорядков только недостатком хлеба, Протопопов довольно верно сообщил, как протекали беспорядки, но ни одним словом не указал на их политический характер и закончил телеграмму так:
«С е г о д н я д н е м б о л е е с е р ь е з н ы е б е с п о р я д к и п р о и с х о д и л и о к о л о п а м я т н и к а И м п е р а т о р а А л е к с а н д р а III н а З н а м е н с к о й п л о щ а д и, г д е у б и т п р и с т а в К р ы л о в. Д в и ж е н и е н о с и т н е о р г а н и з о в а н н ы й с т и х и й н ы й х а р а к т е р, н а р я д у с э к с ц е с с а м и п р о т и в у п р а в и т е л ь с т в е н н о г о с в о й с т в а
б у й с т в у ю щ и е м е с т а м и п р и в е т с т в у ю т в о й с к а. П р е к р а щ е н и ю д а л ь н е й ш и х б е с п о р я д к о в
п р и н и м а ю т с я э н е р г и ч н ы е м е р ы в о е н н ы м
н а ч а л ь с т в о м. М о с к в е с п о к о й н о. М В Д.
П р о т о п о п о в. № 179. 25 ф е в р а л я 1917 г.».
Так расписался Протопопов в своем политическом убожестве. Министр Внутренних Дел не понимал, что в России началась революция. Не понимал того и Директор деп. полиции, не понимал и Начальник Охранного Отделения. Последнее меня очень удивило в тот вечер, так как генерал Глобачев все последнее время ожидал революционного взрыва и предупреждал о том свое начальство».