ЛУЖА

               
Часть 1. Житейский фарватер

В далёком 2020-м году мои родители спешно покинули столицу.
- Лёшенька, мы ненадолго, - в слезах говорила мать, облачая меня в дорожные принадлежности, - глядишь, и там какая-никакая школа для тебя сыщется. Вот утихнет этот ковид, и вернёмся, обязательно вернёмся!
Она так часто повторяла одни и те же слова: «Вернёмся, обязательно вернёмся!», что мне, восьмилетнему пацану, казалось невероятное: мама говорит неправду – скорого возвращения не жди. Ещё помню слова отца:
- В Москве мы как на заклании. Потрохами чую: грядет что-то огромное, разумное или нет, кто ж его загодя разберёт!

Наш путь лежал в Рязанскую область, в край необозримых мещерских болот, беглых следков литератора Паустовского и печальных окликов есенинских журавлей. О трогательных особенностях национального заповедника «Мещера» я узнал много позже, однако, что такое «болотистая непроходимость», выяснил уже через полчаса, выходя из дома.

Жили мы недалеко от Павелецкого вокзала, на Зацепском валу в доме №5. Время было весеннее, только что отгремел гром, и многочасовой ливень, расточив небеса, водопадом обрушился на Москву. Но вот стихия угомонилась. Я выбежал из дома и… провалился по колено в огромную лужу, вернее, в жидкое сверкающее солнечное зеркало, подступившее вплотную к ступеням нашего подъезда. Вышли с вещами родители.
- О, Господи, Лёшенька! – охнула мать и разбрызгивая сточную «голубизну», бросилась ко мне.
Отец в сердцах произнёс:
- Ну, Собянин!..
Затем разулся, закатал брюки и стал переносить через лужу вещи. Так с мелкой (всего-то по колено!) неприятности началось наше... удивительное 30-летнее путешествие по житейскому фарватеру: Мещера – Белоруссия – Португалия – королевство Марокко – город Пхеньян – что-то ещё – и вновь Москва, столица удельного государства Московия…
                * * *
Отец мой, Гаврила Алексеевич, был известным художником-иконописцем. Многие почитали за честь пригласить его на исполнение икон или настенных росписей. Не успели мы обосноваться в Мещере, как раздался телефонный звонок, и священник Михаил из Минска, давний знакомый отца, обратился к родителю с нижайшей просьбой:
- Прибудь, Гаврилушка, в удел Белорусский, распиши мою храминушку кистью своей чу;дной. Богом молю, не откажи!
Что скажешь? Прощайте, несобранные мещерские грибочки! Отец Михаил святой жизни человек. Отказать ему, что от Бога отвернуться. Делать нечего, потянулись мы крохотным семейным обозом в Белоруссию.
Через пару лет закончили работу, все радуются, благодарят отца – «Домой бы!» причитает матушка – а тут, «как на грех», новая оказия. Родной брат отца Михаила служит священником в Португалии и давненько плачет он о добром иконописце. «Ему б тебя, Гаврила Алексеич. Не откажи! - взмолился отец Михаил за брата. – Благослови тебя Господь!»
Экая невидаль Португалия. Уж лучше на русском севере потрудиться да поскорбеть, как о том скорбел премудрый богомаз Дионисий, чем по сытым Европам разъезжать да католиков смущать истиной православной. Но застряли в ушах михайловы слова: «Не откажи, брат, не откажи!..»

Вздохнули, набрали в мешочек малорусской землицы и полетели «всем обозом» в далёкую Португалию. Год трудился Гаврила на чужой земле. Расписал-таки храм Покрова Пресвятой Богородицы в приморском городке Албуфейра. Только собрался в Москву, увидел его работу отец Димитрий, священник русского Воскресенского храма из марокканского города Рабат, да как стоял, так в ноженьки иконописцу и повалился:
- Богом молю, не откажи!
Что ж они в самом деле: «Не откажи да не откажи!». Не гоже российскому мастеру скитаться по миру, как перекати поле! Бог везде – это так, родина не всюду.
- Мягкий ты, Гаврюша, - выговаривала мама отцу, - вот и ездят на тебе, кому не лень.
- Нет, Маша, - отвечал отец, - они нас к Богу ведут. Пути Господни не исповедимы. Потерпи, родная, Бог даст, доберёмся мы до России.
И добрались… через тридцать лет. Где только ни работал Гавриил Алексеевич! И всюду кисть его творила благо, посвящая верных и иноверцев в науку совести и духовную грамоту Христову. Что ж, верно говорят: Господь правит земную стремнину. Его неусыпный погонщик ветер срывает барашки с житейских волн и гонит далече до самого горизонта. А дальше небо.



Часть 2. Возвращение

За тридцать лет непрерывных трудов притомился Гаврила Алексич. Душа, известное дело, под старость покоя просит. Нет в ней боле нужды удивлять и удивляться, но есть потребность отыскать тихий уголок да порассуждать о прожитых десятилетиях – кто ты такой, зачем жил, создал своё или разрушил чужое…
- Возвращаемся! – объявил Гаврила Алексеевич своё решение.
- Неужели, - обомлела от счастья супруга его Мария Ивановна, - я в Большом ещё раз побываю?
- Быть по сему! – ответствовал жене Гаврила. - Едем в Москву ближайшей аксонометрией!
                * * *
За тридцать лет в техническом арсенале человечества появились многие забавные новшества. Например, «Аксонометрическая дисторсия» - принципиально новый способ движения в пространстве. Из начертательной геометрии мы знаем, что аксонометрия – это изображение материального объекта под боковым углом зрения. В 2034 году российский физик Валерий Хлебников совместил два геометрически перпендикулярных друг другу направления и доказал возможность проникновения в пространство, параллельное Декартовой системе координат. В наукограде Сколково его открытие подняли на смех. На том бы всё и закончилось, если б через неделю после провального выступления на конференции, Хлебников не получил приглашение от Оксфордского университета посетить Соединённые Штаты и рассмотреть вопрос о руководстве лабораторией параллельных коммуникаций.
Не желая метать бисер перед новыми российскими учёными выдвиженцами, физик принял приглашение. В тот же вечер он здорово напился водки и, выплакав за ночь весь, имевшийся в его распоряжении патриотизм, наутро улетел в Штаты. В Америке Валерий Ильич запатентовал своё открытие, а через полтора года мир ахнул, увидев невероятные возможности нового способа передвижения в параллельных пространственных структурах.
                * * *
- Странно, - ковыляя по ступеням терминала и разглядывая через огромное витражное окно привокзальную суету, улыбнулся Гаврила Алексеевич, - такое ощущение, что за тридцать лет ничего не изменилось!
- Что ты говоришь, Гаврюша! Погляди на толпы аэротакси у входа, разве такое было раньше? – отозвалась Мария Ивановна.
- В том-то всё и дело! Я смотрю на скучающих, как их теперь называют, аэротаксистов, и вижу картинку тридцатилетней давности. Только вместо аэропанелей, простенькие Рено или Киа.
- Что такое «Рено или Киа»? – удивился я.
- Эх, Лёшка, золотая эра автопрома прошла мимо тебя!
- Это как?
Гаврила Алексеевич остановился, чтобы перевести дыхание.
- Да, жить вечно - большая работа!
Мы с мамой помогли отцу присесть.
- Через пять лет после нашего отъезда из России Илон Маск, вы про него наверняка читали в курсе «История цивилизации», реализовал векторный способ передвижения.
- Ну да, «Аксонометрическая дисторсия» Хлебникова.
- В том-то и дело. Как только американцы запустили в производство аэродинамические платформы, весь мировой автопром – Мерседесы, Тойоты, Рено, Киа - превратился в первобытный хлам. Шумиха тогда поднялась страшная!
Я улыбнулся.
- Что тут смешного? – удивился отец.
– Вспомнил, как смеялся наш онлайн-историк, нахваливая российское предвидение!
- Почему смеялся?
- Он говорил так: «Россия намеренно разрушила весь свой автопром, предвидя открытие Маска!» И ещё он сказал: «На очереди открытие альтернативного источника энергии, потому что Россия распродала под чисту;ю все свои энергетические ресурсы»!
- Да, - в свою очередь улыбнулся отец, - выходит, Россия всё знает наперёд, как Кассандра.
- Однако, помнится, Троя пала? – я с умилением копнул историю.
- В том-то и дело, - вздохнул отец.

Семья направилась к выходу. Новенькая аэродинамическая платформа за считанные минуты доставила их по указанному адресу: Москва, улица Зацепский вал, дом №5.
- Я волнуюсь… - призналась Мария Ивановна, сходя с платформы на старенький, ещё собянинский асфальт тротуара.
Аэротаксист помог выгрузить вещи и, получив расчёт (деньги никто не отменял!), взлетел над верхушками московских зданий.
Мы подошли к родному подъезду и… Родители, не сговариваясь, рассмеялись.
- Пап, мам, вы чего? – озадаченно спросил я.
- Лёша, ты посмотри: ЧТО, вернее, КТО нас встречает! – ответила мама, не переставая смеяться.

Перед подъездом сверкала в лучах утреннего солнца огромная лужа! Гаврила Алексеевич обнял меня и, указывая на сточное образование, сказал:
- Сын, перед тобой наглядная иллюстрация на тему российского национального консерватизма – идеальная преграда для желающих обрести или покинуть своё жилище! Помнишь, лужа препятствовала нашему отъезду? Теперь это московское море противится нашему возвращению!
- Она как египетский сфинкс, - подхватила мама, - стоит на страже российской самобытности.
- И хранит пирамиду государственной власти! – усмехнулся я
Гаврила Алексеевич подытожил:
– Тридцать лет мы служили Богу, не участвуя в жизни российского государства и лишь упоминая его в молитвах. Лужа каким-то образом это знает и считает нас чужаками. Тридцать лет мы не страдали и не радовались вместе с ней, не сопровождали мать-Родину ни на Олимп, ни на Голгофу. Её смутные времена нас не терзали.
- Выходит, мы онлайн-россияне?.. – я посмотрел на отца.
- Не знаю, сынок, что тебе ответить. За тридцать лет скитаний по миру мы многое поняли и во многом разобрались, но что-то очень важное потеряли. И она, - отец указал на лужу, - видит в нас этот изъян.

Мы стояли, глядя в расползающуюся по тротуару лужу. Когда же вода подступила вплотную к сложенным на асфальт вещам, отец очнулся, поднял пару ближайших к луже чемоданов и в нерешительности замер. Мама подобрала походные сумки и встала за спиной мужа. Я посмотрел на родителей. Они были похожи на птиц, ещё не посаженных в неволю, но уже пойманных в силки. «Э-э, так дело не пойдёт» - я решительно улыбнулся и шагнул в лужу.

- Ничего, батя, прорвёмся!