Лицо Мары горело. Она прислонилась к покосившемуся крыльцу, не понимая, куда идти. В тёмном чреве запущенного двора ветер выворачивал металлическую чашку светильника на столбе с отставленной, как у циркуля «козья ножка», опорой, и тогда в потоке тусклого света девушка видела, как совсем не сырая, а сухая хлёсткая метель мелко вьёт канитель. Осколки не добравшихся до станции назначения льдинок впивались в щёки, которые не нашлось чем отереть — и слёзы и то, чем окропил её Пакс, теперь намерзали вуалью. Нет, это невозможно, разве мог с ней так поступить этот утончённый парень, со страдающим лицом Гамлета. Прошлой ночью он был подробен. Не то что студенты, вечно берущие с места в карьер и гонящие к финалу, боясь, что вот-вот в дверь постучат — коменда, а хоть и вернувшийся с занятий сосед по комнате.
В руках Пакса она почувствовала себя, как птенец в гнезде. Маре даже показалось, что намечается передышка в её скитаниях, столько бережности было в каждом движении Пакса. Впервые мужчина заботился о ней.
Тем ужаснее было происшедшее.
За спиной раздался протяжный скрип плохо поддающейся двери — Мару смело с крыльца, она юркнула за угол и вжалась в стену. Девушка испугалась, что это Пакс. Но это вышел кто-то из соседей и растворился в черноте наплывающей ночи.
Но надо же куда-то наконец идти. Ступни в осенних сапожках совсем задеревенели. В такой час приют мог дать только вокзал. Ходят ли ещё трамваи по своим маршрутам? Или все уже спешат в депо?
Тут можно напрямую, в паре кварталов мост, если быстро идти, через полчаса она уже нырнёт в тепло вокзала. Возьмёт горячего чаю в буфете, Мара ведь почти ничего не ела сегодня, а может, в зале ожидания найдётся лавка с парой незанятых мест подряд, и можно будет прилечь, подобрав ноги. Вот под голову нечего положить — чемодан остался у Пакса, на плече болталась тощая сумочка.
Мара почти бежала, подгоняемая в спину студёным ветром; всё же зря она не съездила домой за зимним пальто, может, удалось бы выручить вещи без скандала, пока отец на работе. Но она боялась сунуться в свой городишко, где могла попасться на глаза своим преследователям. Девушка не появлялась там с конца июня. Дома у неё не было такого заступника, каким мог бы стать Пакс. А теперь и Пакса уже не будет.
Какой беспощадный был у него взгляд! А с Сашки как с гуся вода. Сейчас она ненавидела Ланиного парня, который вчера казался таким душкой. Да, и Лану, единственного друга в этом огромном городе, девушку, протянувшую ей руку, она теперь потеряла.
Когда они к вечеру ввалились в дом, намёрзшись в трамвае, было дурашливо и весело, сумрак за окном уже становился плотнее, значит, скоро придёт Пакс. Мара не знала, кто появится ещё, может, вся радостная толпа, как вчера, теперь знает — Сашка никого и не звал.
Он почти сразу к ней полез, едва они согрелись чаем, а Сашка ещё и спиртным. Мара вначале не поняла, подумала — в шутку. Не посягнёт же он на то, что его друг ясно обозначил своим. Оттолкнула со смешком. Он усилил атаку. Маре казалось, она с лёгкостью одержит верх в этой шуточной борьбе. Сашка с виду был как подросток — невысокий, узкоплечий. Но как только Мара всерьёз попыталась выкрутиться из его рук, его мышцы налились неожиданной силой. Заблуждаться относительно намерений парня больше не приходилось.
Пакс всё не шёл и не шёл. Мара и предположить не могла, что он поедет к себе в общагу, а не сразу в дом друга. Что Сашка ни на какой праздник его не приглашал. Что всё это сплошь импровизация не выносившего одиночества капризного и не желающего взрослеть юноши, решившего развлечь себя за спиной у друга и своей женщины.
Мара уже и не хотела, чтобы Пакс появился в этот вечер. Она никак не могла придумать, что скажет ему при встрече. Всё выходило неубедительно и плохо. В конце концов девушка обречённо решила, что ничего уже не поправишь, и даже не стала одеваться. Всё равно ей нужно где-то ночевать, а ехать к Паксу теперь будет бессовестно.
Зачем насмешливая судьба нарисовала его в дверях, в радостном возбуждении, да ещё с полными руками угощенья!
Мара выискивала взглядом хотя бы одиночное место на скамье. Может, когда уйдёт хабаровский поезд, в зале ожидания поредеет? И куда ей сунуться утром, когда уборщики попросят транзитных покинуть помещение?
В общагу она сунуться не могла — если бы Лана не забрал её позавчера, девки точно оттаскали бы её за волосы. Мара почувствовала это по напряжённому молчанию,, установившемуся, когда она зашла в умывальник. Ланочка очутилась здесь очень вовремя, приехала к кому-то вернуть конспекты. Мысль о Лане вызвала боль под ложечкой и тоску. Мару можно было обвинить в чём угодно, но предательницей она никогда не была.
Не была прежде.