За околицей метель. Предисловие

Николай Башев
                Заметут ли метели…
 
                И каждый шаг постыдный так тяжел,
                И гнусность в сердце углубляет корни. 
                Пережила я много всяких зол,
                Но это зло всех злее и позорней.
               
                Анна Баркова.

 Вот живёт разумный человек на Земле и радуется, глядя на прекрасные цветы, большие и малые реки, небольшие рощицы и бескрайние таёжные просторы.  Восхищается величественными горными массивами и могучими водными глубинами морей и океанов. Иногда его взгляд и разум выходят за пределы земных красот, и он устремляет свой взор в звёздное небо, не имеющее границ и предела в космическом пространстве, что никак не укладывается в сознание этого разумного человека, и тогда в это сознание закрадывается, не дающий покоя и не имеющий конкретного ответа вопрос:
- А кто же всё это создал?
  У верующего человека на данный вопрос, естественно, всегда готов ответ:
- Конечно, это сделал бог!  - без всякого сомнения, ответят они и, при надобности, расскажут на какой по счёту день, что было им создано.
Правда, у разных народов он носит разное имя: у одних это Христос, у других  Аллах, у третьих Будда и так далее…
Но, не смотря на это, конечно, верующему человеку живётся на много проще, выполняй заповеди данные богом, и в твоей жизни всё будет достойно.
Сложнее с этим вопросом, а так же и ответом, живётся атеистам. Что только они не навыдумывали, по поводу сотворения существующего  мироздания: и будто бы всё это образовалось из космической пыли, и будто бы первоначально существовала огромная звезда, породившая затем всё остальное, и будто бы в первоначальной пустоте произошёл взрыв, породивший существующий космический мир. Но тогда возникает другой вопрос:
- А откуда взялась эта пыль? Эта звезда? Кто возбудил детонатор этого взрыва?  Где ответ?..
Выходит правильнее верить в сотворение мира богом, возможно богом не в образе человека, как представляют себе это верующие, а  создателем, обладающим сверх естественными способностями, основанными на астрономических законах, пока ещё не доступных человеческому разуму.
Но с какой бы стороны не пытаться  подойти к этому вопросу, жизненный опыт показал то, что человек должен обязательно во что – то верить. Тогда он ведёт себя достойно, боясь нарушить библейские заповеди, совершая поступки, оглядывается на бога, находящегося в его сознании, и старается жить по совести, надеясь на спасение своей души. Верить не только в божество, но и в окружающее его человечество, в доброту и силу своей Родины, в любовь и уважение своих родственников, и быть готовым ответить им тем же.
Теряя же веру во что – то святое, человек теряет  совесть, честь и достоинство, становится подлецом, предателем, вором или убийцей. И ладно ещё, если этот человек попал в безверие по своему слабоволию, под влиянием негативных событий. Пропащая душа! На него ещё можно оказать меры воздействия: перевоспитать, наказать, уничтожить в конце – то концов, если это простой гражданин.
Но в жизни, история знает немало великих / и не очень великих / государственных деятелей, которые, отринув веру, сами пытались на земле стать богами. А для того, чтобы на них молились, принимались меры к подавлению,  в человеческом сознании, всех заложенных там ранее вероисповеданий. А их  проповедники были подвергнуты гонениям, унижениям либо полному истреблению. И затем уже подвергались гонению или уничтожению  те, кто ещё сохранял веру в святое прошлое либо имел своё мнение по этому поводу, но имел неосторожность высказаться о том.
И тогда на земле появлялся культ личности ВОЖДЯ – БОГА, который начинал вводить свою идеологию творчества, разрушая и уничтожая ранее существующую, не щадя при этом её носителей.
                ***
… В дверь настойчиво, озлобленно постучали:
«Кто это может быть? – заметалась в полусонной голове испуганная мысль. - Глубокая ночь, кому же я понадобился, что могло случиться?» - с трудом раскрывая заспанные глаза, Николай Александрович, не зажигая света, направился к двери.
 Привычно пошарил рукой в том месте, где должен был находиться ключ, но его на месте не оказалось.
Настойчивый стук повторился, но стучали с той стороны двери уже не рукой, а каким – то тяжёлым предметом, возможно даже металлическим.
- Гражданин Барышев, открывайте, мы представители НКВД! Открывайте быстрее, нам с тобой долго возиться некогда! – перешёл на «ты» грубый голос.
«Какое НКВД, на дворе конец двадцатого века, - растерянно металась в голове мысль. - Что происходит?» Он лихорадочно шарил рукой по двери, пытаясь нащупать злополучный ключ и не находил его.
Раздался оглушительный удар, дверь затрещала и распахнулась. Свет подъездной лампочки ослепил Барышева, словно в тумане возникли несколько фигур в военной форме. Его сильно толкнули в плечо каким – то металлическим предметом, он отлетел к противоположной стенке, больно стукнувшись затылком об неё.
Вошедшие, вслед за ним, фигуры громко топая коваными сапогами, пошарив по стене, щелкнули попавшим под руку выключателем. Взору Барышева предстали трое - высокие, широкоплечие молодцы в милицейской форме старого образца, длинные тёмно – синие шинели, опоясанные широкими  кожаными ремнями и фуражки с красными околышами. В руках двоих были длинные винтовки со штыками, приклады их были оторочены металлическими толстыми пластинами.
«Вот чем колотили в дверь и толкнули меня» – мелькнула в голове ненужная в данном случае мысль.
Третий держал в руке «наган». Дёрнув стволом в сторону прилипшего к стене хозяина, он, просверлив его презрительным взглядом, громко спросил:
- Барышев Николай Александрович?
- Да, - ничего не понимая пролепетал Барышев.
- Одевайтесь, вы арестованы! – тем же тоном произнёс владелец «нагана»
- Как арестован? – окончательно растерялся, ничего не понимающий Николай Александрович. - За что? Вы, что тут разыгрываете  комедию! Я никуда не пойду!
- Какую комедию? – вдруг взбеленился владелец «нагана» и неожиданно больно ткнул стволом этого предмета в грудь Барышева. - Ты же заклятый враг народа, затаился и думаешь, что мы тебя не достанем. Да мы  таких, как ты под землёй отыщем  и туда же отправим, только в виде мертвецов.
- Одевайся, а не то мы тебя голого потащим! Петров поторопи его! - приказал владелец «нагана» одному из обладателей винтовки.
Петров быстро развернув винтовку штыком в живот Николая Александровича, стал медленно к нему приближаться.
Барышев понимал, что того, что происходит с ним сейчас, не может быть. Что всё это не реально, эта милицейская форма, старое оружие, да и обстановка вокруг незнакомая: обшарпанные стены, старая самодельная мебель. А потом, где же жена, почему она не встала с кровати, когда грохотала разбитая дверь.
Но додумывать было некогда, он, с содроганием, ощутив прикосновение острия штыка к своей коже, понял, что с ним не шутят. Обречённо втянув голову в плечи начал одеваться. Одежда тоже была не его, чужая. Он быстро натянул какую - то старую  полувоенную форму, кирзовые сапоги, которые он раньше никогда не носил. Стёганную ватную телогрейку и потрёпанный треух.
Подталкиваемый прикладами в спину, Барышев вышел из подъезда. На улице, насколько хватало взгляда, в предрассветном сиянии, не было ни одного здания.  Голая заснеженная степь, по гладкой поверхности которой, позёмкой мела колючие снежинки, начинающаяся метель.
Шли долго. В ровном поле  кроме снега, на большом расстоянии, ничего не было видно. Вскоре метель окончательно разыгралась, разделяя снежной стеной Барышева и идущих за ним конвоиров.
- Стой! – с трудом сквозь завывание метели, услышал Николай Александрович. - Хватит, что мы с тобой будем возиться. Раздевайся?
- Как?!
- Догола, естественно. Приговор мы тебе здесь зачитаем. Да, в общем – то, он тебе не нужен, сам знаешь – все враги народа должны ответить головой, за свои подлые поступки.
- Ну, уж нет, - вдруг, восстал духом Барышев, - раз уж так повернула судьба, я хочу знать, в чём моя вина!?
- Хорошо, - владелец «нагана» неожиданно оказался сговорчивым, - ты в своей квартире собирал сообщников, и вы обсуждали план свержения существующего, железного  режима нашего вождя.
- Это откуда же вам стало известно? - окончательно осмелел Барышев.
- Чёрт с тобой, всё равно сейчас сдохнешь, скажу и это! Сосед твой Сидоров донос на тебя написал.
- Какой Сидоров? Нет у меня такого соседа!
-Вот, сволочь, зажрался, соседа своего не знает, значит действительно враг народа, настоящих людей презирает! Хватит, раздевайся, считай, что приговор зачитан!
Совершенно голый, Николай Александрович, хотел встать во весь рост, с гордо поднятой головой и произнести слова протеста и ненависти, к этим слепым исполнителям чужой тупо – безжалостной воли, но метель захлёстывала его колючим снегом, заставляя сгорбиться и дрожать от холода.
«Сейчас убьют и, через несколько минут, заметёт меня метель…» - мелькнуло, в объятой ужасом, голове.
Хлёстко щёлкнул выстрел…
…Барышев, обливаясь холодным потом, вдохнув полной грудью, так недостающего воздуха, откинул одеяло и сел на край кровати, опустив дрожащие ноги на холодный пол.
« О, Господи! Опять этот ужасный  сон! Откуда он, почему он не покидает моего сознания, ведь я родился после войны, со мной такого произойти не могло. Видимо виной всему наследственные гены.  Когда – то эти события крепко потрясли моих предков, глубоко обосновавшись в их генетической памяти, до такой степени, что способны передаваться своим наследникам и не давать им покоя не только наяву, но и во сне»
                ***
       Николай Александрович Барышев  человек образованный, с большим жизненным опытом, всю сознательную жизнь занимавшейся  партийной и хозяйственной деятельностью, неоднократно избиравшийся депутатом всех уровней, поэтому и историю своего государства знал хорошо.  Часто ему не давал покоя навязчивый вопрос: «А было ли такое время на Руси, когда народу её жилось вольготно, беззаботно, весело – одним словом: хорошо?!» 
Двадцатый век был, наверное, самым тяжёлым для России, с первого дня христианского календаря, исключая, возможно, период татаро-монгольского ига.
1900 год – война в Китае / восстание эхитуаней/ т. о. «Белый лотос» 
1904 -1905 годы – война с Японией.
1905-1907 годы – кровавое воскресенье 09. 01 , первая русская революция.
1914 – 1918 годы – Первая Мировая война.
1917 год – социалистическая революция.
1917 – 1922 годы – Гражданская война.
1922 – 1931 годы – борьба с басмачами в Средней Азии.
1939 год – война с Японией  у реки Холкин – Гол.
1939 год – война между СССР и Финляндией.
1941 – 1945 годы – Великая Отечественная Война /Вторая Мировая/.
1979 – 1989 годы – война в Афганистане. 
1991год – крупнейшая геополитическая катастрофа – распад СССР. 
1994 – 1996 годы -  первая чеченская война.
1999 – 2000 годы – вторая чеченская война.
Огромные экономические потери, а главное миллионы загубленных жизней, в основном молодых. И все - таки  потери в боевых действиях можно было как – то объяснить, они в данном случае неизбежны. Хотя, конечно, их количество зависело от умелых, либо не умелых действий командного состава.
Распад СССР и дальнейшие события, по количеству жертв, тоже можно прировнять к тяжелым длительным боевым действиям. Жизнь человеческая, в этот период ничего не стоила /1991 – 2000/ Борьба между прошлым и будущим требовала жертв.
Но огромные потери человеческих жизней, от проводимой с 1917 по 1920 годы компании «расказачивания».
 Жестокая продразвёрстка, в период военного коммунизма 1918 – 1921 годы, обременённая последствиями Гражданской войны и засухой, приведшая к  голоду в1921 – 22 годах.
  Компания «По изъятию церковных ценностей» проводимая в 1922 – 25 годах.
 Компании «раскулачивания» в 1928  - 1937 годах.
  И массовых  политических репрессий с 1927 по 1953 годы.
 Чем можно объяснить их? Необходимостью? Ошибками? Неумением управлять государством? Злонамеренным уничтожением собственного народа? Либо и тем и другим, вместе взятым? Трудно ответить на этот вопрос. Но один вывод из этих событий сделать можно: «Несомненно, была необходимость в уничтожении определённой, враждебно настроенной к новой власти, непримиримой старорежимной коалиции, но вместе с ней были уничтожены миллионы невинных граждан Советского Союза.»
  Во время расказачивания,  на Дону убивали 5 из 6 казаков. Большую часть, оставшихся, казаков Дона и Кубани вывозили на Восток страны, а уральские казаки бежали, в том направлении, сами. Историки Л. Футорянский и Л. Решетников заявляли, что по самым минимальным подсчётам было уничтожено более одного миллиона казаков, вместе с детьми и стариками.
Продразвёрстка - насильственный отъём сельхоз продуктов  у крестьян в пользу города, применявшаяся в период, так называемого,  «военного коммунизма» Изымалось не только зерно, вместе с семенным фондом, но и мясо, масло, молоко, яйца. Эта процедура, проводившаяся с 1918 года по 1921 год, обременённая разрухой Гражданской войны и засухой, привела к жесточайшему голоду в 1921 – 22 годах. Умерло, по этой причине, около пяти миллионов человек.
Борьба с религиозной деятельностью, после революции, началась с изъятия церковных ценностей в1922 году. Как свидетельствуют  еженедельные сводки политической полиции, компания по изъятию церковных ценностей, достигшая своего апогея в марте, апреле и мае 1922 года, вызвала 1414 зарегистрированных инцидентов и привела к аресту многих тысяч священников, монахов  и монахинь. Церковные  источники приводят другие данные: 2691 священник, 1962 монаха, 3447 монахинь были убиты в этом году. Правительство организовало многочисленные судебные процессы над священно служителями : в Москве, Иваново – Вознесенске, Шуе, Смоленске, Петрограде. С 22 марта, Политбюро наметило, согласно указа  В .И. Ленина, определённые меры: Синод и Патриарх были арестованы. В Шуе, где произошло столкновение верующих с членами комиссии, по изъятию церковных ценностей, и было убито двадцать человек,  через неделю, проведён судебный процесс, над священниками и мирянами Шуи. Зачинщиков приговорили к расстрелу. В Петрограде 76 священников и мирян были приговорены к заключению в лагерь, а четверо: митрополит Вениамин, очень популярный в народе, всегда стремившийся оградить Церковь от политики; архимандрит Сергий, избранный в 1917 году, бывший член Государственной думы; профессор Новицкий и адвокат Ковшаров – расстреляны. В Москве приговорили к заключению в лагерь 148 священников и мирян, а шестерых расстреляли. Патриарх Тихон был помещён под строгий контроль ГПУ в Донской монастырь в Москве.
В конце 1929 и начале 1930 года в стране был принят ряд положений, которые определяли основные задачи в сельском хозяйстве – сплошная коллективизация и ликвидация кулачества /зажиточных крестьян/. Меры предусматривались очень жестокие: от ареста и высылки,  до расстрела. И местные власти  взялись рьяно воплощать в жизнь указания руководства. Только за 1930 – 1931 годы было выслано около двух миллионов человек и это было лишь частью, активные высылки продолжались вплоть до 1935 года. Происходило это бесчеловечным образом, люди, в основном, выселялись в необжитые районы  Северного Урала и Западной Сибири. Везли их как скот, в товарных вагонах,  никак и ничем,  не обеспечивая их жизненные потребности, по дороге. Прибывали они в места назначения раздетыми, голодными и холодными. Сколько людей погибло в пути и при попытках обустроится  в новых очень тяжелых условиях неизвестно, но воспоминания современников свидетельствуют о том, что смертность была высочайшей.
Многие зажиточные крестьяне и середняки, раздав своё имущество по родственникам, бежали, от такой участи, в город. На селе сократилось количество рабочих рук, и по этому в 1930 – 31 годах,  посевную компанию, практически, завалили. Резко сократилось производство зерна, однако потребность сдачи его государству, осталась на прежнем уровне, из закромов сельского населения выгребалось всё, были созданы для этого специальные вооруженные продовольственные отряды. Но, так как, на земле осталась беднейшая часть крестьянского населения, собрать нужное количество зерна/хлеба/ не удавалось. В результате такой деятельности в 1932 – 1933 годах возник голод. Голод был ужасающим, люди умирали сотнями и тысячами. Даже по самым скромным оценкам исследователей, за два года погибло более шести миллионов человек. Что подтверждается проведённой в 1933 году переписью населения, вместо физиологического прироста населения, убыль его составила семь миллионов человек.
Большое количество населения страны было уничтожено в годы сталинских репрессий, в период с1937 года по 1953 год. В самый жестокий период 1937 – 38 годы – было осуждено 1,5 миллиона человек, из которых около семисот тысяч были расстреляны. И в этот период летели головы не только казаков или крестьян, уничтожались руководители различных рангов, крупные специалисты, учёные, военные командиры. Наступил период сведения счётов. По любому доносу, любой гражданин страны, в кратчайший срок, мог оказаться врагом народа.
 Наркомом внутренних дел в стране в эти годы был Генрих Григорьевич Ягода, которого  в 1938 году постигла та же участь, он был признан врагом народа и, 15 марта этого же года, расстрелян.
 8 апреля 1938 года  пост наркома внутренних дел занял Н. И. Ежов. Именно с его именем связан один из наиболее кровавых периодов в советской истории, названный после « ежовщиной». Но и Ежова постигла та же участь, что и его предшественника, в 1940 году он был признан врагом народа и расстрелян, 4 апреля того же года.
Пост наркома внутренних дел занял Лаврентий Павлович Берия. Берия немедленно приступил к реорганизации аппарата « управления и исполнения», своего предшественника. Все они были освобождены от занимаемых должностей, и большинство из них, были расстреляны.
23 декабря 1953 года та же участь настигла и Лаврентия Павловича.
Все они, изначально, назначались генсеком Сталиным И. В. на роль чистильщиков.  Чтобы, в конце концов, свалить на них всю вину за  содеянное, то есть, сделать их козлами отпущения.
Конечно, ящик Пандоры /миф – ящик со всеми существующими на Земле бедами/, несомненно открыли руководители страны, того времени, но надо учесть и роль исполнителей на низах. Большинство местных руководителей, порою занимавших даже незначительную должность, начали сводить счёты с неугодными им лицами. Кстати сказать, что сведение личных счётов присутствовало во всех четырёх компаниях. Сосед, из зависти, мог накатать донос на своего соседа. Иногда это делалось, чтобы  самому избежать участи врага народа: «Донесу первый, чтобы не успели донести на меня» В подтверждение этого говорят следующие факты: после войны репрессивные действия стали постепенно сокращаться, в 1951 году политических осужденных было 55 тысяч; в 1952 году 29 тысяч человек; в 1953, после смерти Сталина, они прекратились совсем. Однако с мест продолжали поступать жалобы, заявления, записки, с требованием о наказании вновь выявленных врагов народа, и о немедленном исполнении приговора для них.
/Для достоверности описанных событий было просмотрено большое количество документов и документальных фильмов, для того, чтобы избежать преувеличения гибели людей. Материалы по данным событиям предельно правдивы – примечание автора/.
В ходе исследования этих ужасных событий, Николай Александрович, обнаружил одну неблаговидную тенденцию, отношения разных историков к происходившим событиям. Чем больше времени проходит, с тех трагических лет, тем меньше, в отчётах,  отражается количество жертв. А находятся уже некоторые из них, которые заявляют: «Да стоит ли говорить об этом, лес рубят - щепки летят» Понятно, что эти деятели себя в роли щепок не видят, им представляется то, что они исполняют роль топора». Жаль, что таких «лесорубов» становиться всё больше.
 В голове не укладывалось, как это можно было подозревать всех и, по ложным доносам, унизить, издевательски уничтожить миллионы граждан собственной страны. Несомненно, были и действительные «враги народа», но под это определение, уничтожили миллионы невинных людей. А может быть это отдельный вид войны – уничтожение, власть имущими, собственного народа?
И, как бы, в подтверждение мыслей об этих ужасающих событиях, Николая Александровича периодически посещал этот доводящий до ужаса сон, являющийся действительностью для кого – то из его родственников, в те далёкие времена.
                ***
Барышев родился после Великой Отечественной Войны, через год, после её окончания. Но события прошлых лет прочно засели в его голове и не давали ему покоя. Николай Александрович путешествуя по стране, по делам, либо находясь в отпуске, везде старался найти людей, которые пережили эти события, то есть, были живыми свидетелями, а чаще непосредственными участниками их. Но, как правило, все они были не многословны, и с большой неохотой делились своими воспоминаниями. И всё же сложив результаты этих опросов, и изучив массу документов, он, в конечном итоге, выстроил, в своём сознание, ясную цепь произошедших событий, поломавших огромное количество человеческих судеб и жизней. А, главное, эти события, непосредственно коснулись членов его семьи, оставив неизгладимый след в их сознании, и неотвратимо преследуя их, передались наследникам, возможно в несколько искаженном, но правдивом виде.
С проявлением массовых репрессий он столкнулся ещё в детстве, в пяти – шестилетнем возрасте. Но они, в его детском уме, отразились и сохранились по- своему.  Родители иногда брали его с собой, в соседний с их селом, посёлок Лесозаводский, когда ездили на рынок, продавать сельхоз продукты, полученное на трудодни зерно или выращенные на собственных огородах овощи. В этом посёлке, на всю жизнь, ему запомнился высокий забор, обнесённый тремя рядами колючей проволоки, вышки, с вооружёнными охранниками, и длинные деревянные, убогие бараки, которые можно было увидеть через открывающиеся ворота. Ворота эти, открываясь, выпускали колонну угрюмых узников, идущих молча, понурив головы – политических заключённых - «врагов народа», окружённых  вооружённым конвоем и озлобленными собаками.  Где – то в конце колонны, отдельной группой, ухмыляясь, бросая издевательские реплики в сторону политических, тащились осужденные убийцы и разбойники, их специально содержали вместе, для устрашения политических / так говорили взрослые /. Если путь их подводы и этой колонны пересекался, отец метров за двести останавливал коня, чтобы не слышать хамские - нецензурные выкрики уголовников.
                ***
А когда он подрос, соседи постарались донести, до его ещё неокрепшего подросткового ума, то, что братья, все трое, ему не родные.  Как оказалось, двое из них были отцовы, а один мамин. И то, что у отца была другая жена, а у матери другой муж. Но они, простые люди, никогда не занимавшиеся политикой, оказались жертвами репрессий этой самой политики, проводимой «умело» знающими толк в этом деле людьми.
Ещё он хорошо запомнил рассказы дяди, Сергея Григорьевича, брата его матери. Дядя Серёжа работал заправщиком на аэродроме в посёлке Лесозаводском, одновременно исполняя обязанности парторга . Аэродром бал небольшой, самолёты на нём базировались АН-2. Их основной задачей было обеспечение продуктами и хозяйственными товарами многочисленных лагерей и тюрем, расположенных во всех, близь лежащих, районах Энской области. Естественно все происходящие события в этих «учреждениях» деде Серёже были известны.
Приезжая в гости к Барышевым, он рассказывал о том, как издевались в лагерях над «политическими»; бывшими профессорами, руководителями, врачами, офицерами, заставляя их заниматься непосильным трудом, валкой и распиловкой леса, строительством дорог,  разработкой песчаных и гравийных  карьеров, а так же добычей золота.   Несмотря на морозы и бураны, полуголодные, в истрёпанных обмотках, они должны были выполнять отведённые им рабочие нормы, невыполнение, которых каралось наказаниями. В бараках их так же унижали надзиратели и блатные, последние зачастую проигрывали  политических в карты, проигранного человека убивали, подкараулив подходящий момент: либо во время валки леса на него падало огромное дерево, либо обрушивался штабель кругляка. Иногда его просто прикалывали ножом за углом барака. Попробуй после разберись, кто это сделал, да особо никто из лагерного персонала  не заморачивался  по данному поводу.  Такая же участь ждала и женщин, осужденных по статье  58 – «враги народа», только, вдобавок ко всему, им приходилось терпеть насилие от топтунов-надзирателей и лагерных управленцев. Умерших или убитых хоронили здесь же, недалеко от лагерей и тюрем, иногда по несколько трупов в одной могиле, без крестов и других отметок. Через пару лет захоронение уже невозможно было отыскать. Однажды дядя обо всём этом выразился образно:
- Сибирь наша, матушка, большая и вся покрыта костями невинных людей. Их убийцы надеяться на то, что сибирские метели сильны, и непременно заметут эти кости. Улики, их подлой, приступной деятельности.
С тех пор маленький Коля, когда за окном завывала метель, испуганно спрашивал у матери:
- Мама, а это метель метёт за тем, чтобы невидно было мёртвых людей, о которых говорил дядя Серёжа? – мать терялась и, не зная, что можно ответить сыну, пыталась его успокоить:
- Нет, что ты, сынок, дядя говорил не про нас, всё это происходило не  здесь, а далеко. Ты только не вздумай, ещё, где, ни будь, сказать об этом. – Был 1952 год и репрессии ещё продолжались.
А в следующий приезд дяди, Анна Григорьевна, выговаривала брату:
- Ты Сергей поменьше бы болтал о лагерной жизни, а то, не равен час, сам пойдёшь тайгу пилить!
Нечаянно услышав этот разговор, Коля своим детским умом понял, что данные рассуждения дяди таят в себе, не понятную для семьи, угрозу, и нигде, никогда об этом не упоминал. Однако в его голове накрепко засели слова дяди, сказанные от невыносимой боли за униженный народ, и Коля, не только в детстве, но и до самых седых волос, как только на улице начиналась метель, закрывая глаза, представлял себе занесённые, поднятым ею снегом, миллионы человеческих судеб.  Но память снегом не заметёшь, и перед его взором вновь и вновь возникали ворота Лесозаводского лагеря и толпы людей, выходящих из этих ворот, и понуро бредущих, ссутулившись, в окружении вооружённой охраны и злобно лающих псов.
                ***
О том, что в лагере посёлка отбывали наказание умные, умелые, интеллигентные люди, в семье Барышевых знали не понаслышке.    Однажды, когда Коле шел шестой год, случилось несчастье: заболела Анна Григорьевна. Сначала появились тупые боли в нижней части живота. Как обычно деревенские люди всякую боль, если только она не валила с ног,  переносили, как говорится, «на ногах».  Такому же примеру последовала и Анна: «А, ладно, поболит и пройдёт» Но боль не утихала, а лишь усиливалась, и через день, терпеть её было уже невыносимо. Александр Афанасьевич, муж Анны, растерянно метался по избе, не зная, что делать. Потом, всё – таки, догадался позвать местного фельдшера Моисея Яковлевича. Моисей Яковлевич, тоже в своё время сосланный в Сибирь на пять лет, по статье 58, отбыв свой срок, остался в Орловке. Он старательно исполнял свои обязанности фельдшера, был вежлив и доброжелателен. Местное население, не то, чтобы полюбило его, но относилось к нему снисходительно, по-свойски: «Нормальный мужик, свой, хотя и еврей».
Моисей Яковлевич, осмотрев и прослушав плачущую Анну, тревожно взглянув на Александра, приказал:
- Срочно запрягай коня и в поселковую больницу, я здесь ничем помочь не смогу. На всякий случай поеду с вами, мало ли, что дорогой может случиться.
В поселковой больнице, дежурный хирург, осмотрев Анну и разобравшись в том, что это не аппендицит, развёл руками:
- Не знаю, что делать, тут что – то серьёзное, я такое делать не могу.
Моисей Яковлевич позвонил главному врачу домой, они были друзьями. Главный врач Лев Григорьевич вскоре появился в смотровой комнате, осмотрев больную, вынес вердикт:
- Случай гинекологический и, видимо, запущенный. Мои хирурги малоопытные в таких делах, исход может быть неблагоприятным.
- Что же делать? – встревожился Моисей Яковлевич, - Ещё несколько часов и наступит непоправимое.
- Ума не приложу, - взялся за голову главный врач.- Хотя есть одна зацепка. В поселковом лагере отбывает наказание московский хирург Соколов Николай Николаевич, врач высочайшего класса, он там, в лагерном лазарете творит чудеса. Начальник лагеря иногда, по моей просьбе, отпускает его в мою больницу на операции…
- Что ж, ты, матушка не бережёшь себя, - проделав четырёхчасовую операцию, и дождавшись, когда больная очнётся после наркоза, укоризненно покачал головой Николай Николаевич, - лопнула киста на твоём яичнике, и начался перитонит, видимо боль – то была не одного дня, а ты всё терпела. Отрезал я тебе все детородные органы, рожать больше не будешь.  Повезло тебе, болезная, через неделю освобождаюсь, кончилась моя пятьдесят восьмая статья, так что поправишься, постав свечку за моё здоровье.

                ***
В 1953 году главный тиран И. В. Сталин ушёл из жизни, репрессии прекратились.  Домой возвращались, уцелевшие, невинно осужденные.  Но люди ещё долго оглядывались вокруг, прежде чем сказать какое-то слово, касающееся руководства страны, или выразить недовольство своей жизнью.
Народ, подогреваемый пропагандой КПСС, захватила идея строительства коммунизма. Воодушевлённые этой идеей, люди трудились на благо и процветание своей Родины.
Но подобные сны, не давали покоя, безжалостно теребя сознание, наводили на тревожные мысли о том, что подобные деяния могут, когда, ни будь, вновь посетить нашу грешную землю.
Жизнь, во всяком случае, основная захватывающая её часть, к сожалению прожита. Казалось сделано много, проделан долгий путь, образно выражаясь, в первых рядах строителей социализма, с высоко поднятым знаменем, ещё шаг и наступит призрачный коммунизм. Но он рухнул, так и оставшись призрачным, перейдя в аморфное и никому не понятное подобие капитализма. Все старания и «подвиги» стали никому не нужны. Остались одни воспоминания, дорогие лишь тем, что мы были молоды, энергичны, полны стремлений к осуществлению своей мечты.
 Но в сознание Барышева, видимо до последнего дня жизни, никогда не забудутся души людей, занесённые сибирской метелью, за околицей их Родины.
Николай Александрович, часто обращался в мыслях к истокам своей жизни,  и  видел себя в образе маленького мальчика, смело вышедшего за околицу и шагающего сквозь метель к своему неизвестному будущему.