Я работал в институте социологии. Ездил много. Побывал и в Р-кой области. Опрашивал колхозников. Стояла летняя страда и народ работал в поле. Людей трудно было усадить и заполнить нудную анкету. Запомнилось, как мимо стана прогромыхал комбайн. Из кабины выглядывал комбайнер с пшеничного цвета усами и чубом, весь в пыли. Сопровождавший меня бригадир крикнул ему, мол, спускайся, «брошюрку» надо заполнить. А в ответ послышалось:
- Опять городские балуют, некогда хернёй заниматься.
В субботу я встал поздно, к обеду. Привёл себя в порядок и спустился в ресторан гостиницы, в которой жил. Там шли приготовления. Официанты накрывали столы. На стенках были развешены дежурные украшения, голубки с кольцами и всякий инвентарь. Явно по случаю свадьбы. На сцене репетировал оркестр. Я обратил внимание на крепыша с трубой. Он дул в неё с остервенением, и у меня возникло опасение, что его щёки вот-вот лопнут. Некоторое время рассмотреть его мне мешала тощая спина дирижёра. Высоченный и веснушчатый, он размахивал длинными руками перед самым носом трубача.
- Этот тип не соблюдает шабад, - сделал я заключение о национальности дирижёра.
Репертуар была «а ля» очень молодых Пугачёвой и Ротару, которых изображала одна неказистая писклявая девица в блёстках.
Я сел за незанятый стол сбоку от сцены. Готовкой заправляла одна особа – по виду из тех, которых продвигают по служебной линии, женщина в очках. Один из официантов отвлёкся от суматохи и обратился ко мне - сегодня они не обслуживают и уточнил, а не на свадьбу ли я явился.
- А этого товарища я не знаю, - подключилась надзирающая особа. Ситуация напряглась.
Я ответил, что живу в гостинице, приехал из Москвы. Последнее обстоятельство возымело действие.
- Извините нас, но сами понимаете, сколько халявщков на свадьбах бывает, - сказал официант.
Мой стол быстро накрыли. От водки я отказался, предпочёл фруктовый сок. Решил посидеть, понаблюдать. В командировку я прихватил с собой журнал, чтоб прочесть на досуге. Но усталость донимала, засыпал при чтении.
Поднялся шум во дворе.
- Швадьба прибила, - прошепелявил со стороны сцены веснушчатый дирижёр.
В зал торжественно, с гамом ввалилась свадьба. Во всю жарил оркестр. Играли марш Мендельсона. Во всеобщей сумятице я попытался разглядеть невесту. Из-под фаты с некоторой хитринкой взирала на происходящее сильно напомаженная девица лет 25-26. С ней говорил друг жениха, что-то на ухо нашёптывал. Сам новобрачный показался мне более непосредственным. Он разделял всеобщее веселье, но моментами поглядывал на ручные часы. Мне понравилась подружка его жены – девушка кровь с молоком. Та бдительная особа что-то докладывала на ухо пожилому мужчине – как выяснилось, отцу жениха. Он одобрительно кивал головой. Народ мне показался простым, без претензий.
После того, как гости расселись, возникла пауза. На ноги встал отец жениха и хотел было сказать что-то. Тут его прервал сын.
- Отец, подождём минут пять, друг по армии, сержант, должен приехать. Я ему обещал, что он у меня на свадьбе тамадой будет, - сказал он просительно и при этом смотрел на часы.
- Подождём, раз молодёжь просит, - заявил родитель с подчёркнутым снисхождением, - а то я нашего уважаемого «Иванныча» собирался назначить тамадой. А вы, гости, угощайтесь!
Мать и отец невесты сидели чуть поодаль от новых родственников. Неподвижные как истуканы. Вид был у них такой, какой бывает гипертоника, у которого резко упало давление. Видно, старики перебрали с лекарствами.
Новый гость не заставил себя долго ждать. Сначала не все обратили внимание, как к ресторану подкатила, притормозив, легковушка. Застучали двери. Но в зале никто не появился. У входа засуетились официанты, потом двое из них вышли. Со двора спешно позвали третьего. Через некоторое они вернулись довольные, с улыбчивыми физиономиями. Уже вознаграждённые, можно было предположить. Двое несли по огромному букету цветов, а третий, согнувшись, тащил два ящика вина. Гости перестали есть и уставились на дверь. И вот появился среднего роста грузин. С торжественным видом, с театральным жестом («извините, если что»), он обратился к присутствовавшим, не здесь ли свадьба его «хорошего друга Витии» (Вити).
- Нодар, приехал, друг по армии, - заговорил Витя и собрался выйти со стола.
Его предостерегающим жестом остановил гость:
- Ты сегодня цар, там твой тахта, я сам подойду, - заявил он, при этом дал знак нагруженным официантам («раздавайте подарки») и кивнул в сторону оркестра. Музыканты борзо заиграли «Сулико». Грузинский гость обнимал жениха, потом с пышным спичем обратился к «царевне». Затем подал руку свидетелю и свидетельнице, которой, видимо, шепнул «приятность». Она зарделась...
Всё бы хорошо. Но «явление» грузинского гостя не понравилось отцу жениха. Он стоял у стола, выпрямившись и насупившись. Его лицо изображало решимость. Что на него нашло? Мне тоже показалось, что «сержант» несколько переигрывал. В восточном стиле. Может быть это не понравилось отцу жениха. Оркестр закончил играть «Сулико». Нодар не успел открыть рот, как на весь зал послышалось:
- Я вас не знаю. Прошу покинуть помещение!
Все замерли от неожиданности. Фразу не без драматического надрыва родитель жениха отчеканил второй раз и без того, чтобы указать пальцем на выход. В словах я почувствовал харизму. Лёгкий гул упрашиваний, стенания самого жениха уже не могли исправить положение. Побледнев, крепко сомкнув губы, Нодар быстро покинул зал. На уговоры остаться он не реагировал. Я бы не сказал, что Борис Иваныч (отец жениха) был доволен произведённым эффектом. Более того, его глаза забегали от нерешительности. Все силы взял кураж. Потом он как-то сник, смешался с другими гостями и уже не возникал. Ко времени заиграл оркестр.
Тамадой назначили «Иванныча», насколько я мог судить, начальника по службе главы семейства. У него было значительное выражение лица, а на лацкане пиджака красовался ромбик выпускника вуза. Как потом оказалось, он не отличался витийством, но разнообразил с прикидом, когда кричат: «Горько! Горько!!» Проявлял изобретательность. Этим, надо полагать, и был известен как тамада. Видимо, ему доставляло особое удовольствие смотреть, как целуются новобрачные. Он обходился без микрофона, говорил зычным голосом.
Пришло время подарков. Вооружившись ручкой и листом бумаги, их учёт взяла на себя особа в очках, что присматривала за готовкой к свадьбе. Тамада громко провозглашал о поступавших подношениях.
- Супруги Петровы – 50 рублей!... Просто Вася, одноклассник Виктора – 20 рублей!...
То, что жених и невеста работали на одном завода и в одном цеху, я узнал, когда глашатай возвестил:
- Начальник участка, где работают наши молодожёны - Васильев Иван Никандрович – 80 рублей.
Сумму посчитали щедрой, раздались аплодисменты. Одна старушка принесла старый самовар. Она надтреснутым голоском сказала в микрофон, что ей дорог этот предмет, но для такого случая его от сердца оторвала. Зал умиленно зашумел. Но вот процедура закончилась и тамада закричал: «Горько! Горько!!» Новобрачные снова слились в поцелуе.
Довольно скоро свадьба дошла до кондиции – потому что пили водку, а не вино. Но пока гостей совсем не развезло, вспомнили про грузина. Жених спросил отца, а не пригласить ли его друга. Поддавший старик долго не понимал, что происходит, а когда понял, промямлил в знак согласия. Срочно послали за Нодаром. Двое парнишек с готовностью бросились выполнять задание. Через некоторое время они вернулись.
- Он здесь в гостинице устроился. Не идёт, как ни упрашивали, но конверт прислал, - сказал один из них. Виктор открыл конверт и быстро что-то шепнул тамаде. Тот встал и огласил:
- Нодари из Зестафони, 1000 рублей!!
Зал глухо зашумел.
- Какого человека обидели! – послышалось.
Скоро всеобщий хмель, духота, громкая музыка сделали своё дело. Даже музыканты, которые не пили, и те казались пьяными – раскрасневшиеся. Они явно фальшивили. Девица в блёстках вообще перестала появляться. Пьяный мужчина стоял вприслон к сцене, мял деньги, что-то бубнил. Вроде, хотел что-то заказать, но на него никто не обращал внимание. Между столами гуляла приблудная собачонка, которую качало. Тоже охмелевшая? Танцы вовсе превратились в двусмысленное зрелище, с прижиманиями и поцелуями, с вульгарными воплями. Та особа в очках тоже на подпитии оказалась. Глаза таращила, зрачки в разные стороны разбегались. Её никто не приглашал танцевать. Отец жениха голову на стол положил, а жена ему в плечо толкала. «Иванныч» пиджак снял, расслабил галстук и расстегнул верхние пуговицы сорочки. Он излучал довольство. Видит тамада, что среди всеобщего разгула родители невесты как истуканы сидят, встал и прямиком направился к ним. Сел рядом. Слышу:
- Дураки вы, дураки. Знали бы, какой сволочи дочь отдаёте!
Старики не шелохнулись. «Иванныч» повторил:
- Дураки вы, дураки. Знали бы, какой сволочи дочь отдаёте!
Опять никакой реакции. Тогда тамада махнул рукой, и удалился в сторону туалета.
Хмельные пары достигли и моего стола. Я стал искать глазами подружку новобрачной и не нашёл. Пропал и Виктор. Вижу только, как невеста на коленях друга её жениха уселась и вовсю целуется. Когда я выходил из зала, кто-то крикнул:
- Моня, «семь-сорок давай»!
Оркестр заиграл «Фрейлехс».
Летний вечер был душным, но было свежее, чем в ресторане. Я решил прогуляться по парку недалеко от гостиницы. Минуя ряд кустов, в полутьме я услышал подозрительные звуки. Оглянулся и увидел подружку невесты, и... жениха. Они тискались.
Утром в буфете народ обсуждал вчерашнюю свадьбу.
- Как всегда, без драки не обошлось. Стенка на стенку пошла, - сказала толстая буфетчица мужчине, который стоял у стойки.
- У нас в Грузии тоже на свадьбах дерутся. Даже мода такая, - сказал её собеседник. Я узнал Нодара.