При встрече со мной М. ощеривался и пытался изображать «мавашигери». При этом покрикивал «йа-йа». Я же противопоставлял ему «хиданбарай» и воинственный возглас «иу, иу». Потом на совещании он отчитывался о своей поездке куда-нибудь в Страсбург, Нью-Йорк. Бывал красноречив, умело увязывал «задачи текущего момента», стоящие перед офисом, с опытом, которым его обогатили зарубежные коллеги.
Иногда в коридоре офиса он подпрыгивал до люстры и касался хрустальных висюлек. Те приходили в движение, и был перезвон: «тленьк-тленьк». Перезвон ласкал его слух. Только ему со своим двухметровым ростом было допрыгнуть до люстры. Была ещё у него такая манера – говорить по телефону и при этом класть ноги на стол. Его слюни фонтанировали, а свободная рука блуждала и ломала, крошила, мяла, рвала всё, что попадалось. Когда он «приходил в себя», то каждый раз удивлялся «погрому», который учинил. Иногда во время пространных бесед по телефону неугомонная рука чесала затылок, ковырялась в носу и так далее.
Офис, в котором мы работали, специализировался на защите прав человека. М. очаровал начальника знанием иностранных языков. На таких ребят бывшие партийные бонзы смотрели с придыханием. Для них они были представителями особого сословия. Они мало отличались от парикмахера дяди Арама, чей салон находился в здании ЦК партии. Арам рассказывал мне, когда брил меня, что Берия всем одеколонам предпочитал «Шипр», что Шеварднадзе в молодости был блондином. Затем добавлял, что Эдуарду Амвросиевичу не давали повышение, пока тот не выучился русскому языку. Когда М. проходил мимо салона, старичок, заметив его, быстро наклонялся к клиенту и говорил высокопарно:
- Этот парень говорит по-французски!
М. знал ещё четыре иностранных языка, помимо французского, или пять, если русский язык считать ныне иностранным.
На одной пресс-конференции, когда после каверзных вопросов журналистов окончательно потерял дар речи косноязычный шеф, М. вовремя подключился и урезонил репортеров. Несомненно, мощный, резвый на язык молодой человек произвёл впечатление. После этого он нашептывал начальнику ответы на вопросы не унимающихся представителей прессы. В какой-то момент М. зазевался, и шеф проявил инициативу – ответил сам. Смех в зале прекратил пресс-конференцию.
Он был моим начальником. Совершенно либеральным. Наверное от того, что редко наведывался на работу. Постоянно раздавал интервью, участвовал в ток-шоу. Рутинная аппаратная работа претила ему. Переждав катаклизмы перестройки, бывшие комсомольские и партийные чинуши понемножку начали теснить М.
- «Заграманичные наварситеты» мы не кончали, - острил один из них, - и пристрастия к люстрам не питаем.
Я как-то заметил ему, почему не столь прыткий Сталин одолел талантливого Троцкого.
- Пока Троцкий устраивал бенефисы на митингах, Сталин корпел в кабинетах, создавал аппарат.
- Знаю, – был ответ.
Мне запомнился случай с ученической тетрадью.
Очень долго в офисе говорили о необходимости разработки одного несложного, но важного закона. Дело было деликатное. Касалось меньшинств. По умолчанию считалось, что меньшинства у нас уважают и любят, и зачем, мол, эти сантименты возводить в ранг закона. Был такой аргумент. Но западные новоявленные коллеги не унимались и гундосили на эту тему.
- Я думаю, что пришло время молодёжи заявить о себе, - заметил шеф на совещании и имел в виду М.
- Легче пареной репы, - был ответ.
Через некоторое время по офису для ознакомления сотрудников курсировала ученическая тетрадь. Обычная, в клеточку, 12 листов, салатового цвета обложка. Мало разборчивым почерком был написан закон. Я не стал читать текст. Поленился и посчитал, что не обязан читать рукопись, если в офисе есть компьютер и машинистка. Шеф похвалил молодого сотрудника и предложил сделать ксерокопии. И вот началось совещание. М. опаздывал. Начальнику доложили - ксерокопии делает. Тот понимающе кивнул. Он приветливо улыбнулся, когда М. вошел в кабинет, но потом помрачнел... По рукам пошёл текст, написанный мало разборчивым почерком в 12-листовой тетради в клетку. Бумага была ещё тёплой, только-только с копировального аппарата. Оригинал с обложкой салатового цвета оставался у автора. Возникла неловкая пауза. Я прервал её, сказав, что документ интересный, но требует доработок и консультаций с «бенефициариями». Это слово произвело впечатление. Обсуждение прошло шатко-валко. Несколько раз прозвучало слово «бенефициарий». Решили, что вопрос надо отложить. Кончилось тем, что о законе благополучно забыли.
Тема всплыла неожиданно. На очередном заседании М. отчитывался об очередной командировке за рубеж, на конференцию. Он сообщил присутствующим, что написанный им проект закона привлёк внимание.
- Вы не только следуете европейским стандартам, Вы их создаете, - сказали ему устроители конференции.
Один из бывших партийных работников ехидно заметил мне на ухо:
- Надо полагать, он повёз туда не ученическую тетрадь.
Что бы ни говорили, но некому было сравниться с М., когда он желал. Он не желал, а алкал. Харизматически! Казалось, что хаотическое движение атомов под действием его энергетического поля получало направленное движение. Создавалось жуткое предчувствие катастрофы. Вдруг темнел небосклон...
Кажется, я был первым, кто предрёк, что быть ему президентом страны. В тот момент его амбиция ограничивалась желанием (не больше - не меньше) стать послом в Америке. Но его обошёл бывший партийный бонза.
- Нечего кручинится, тебе только 24 года, всё впереди, пройдёт время этих ископаемых, - успокаивал я его.
И тут прозвучала моя фраза о его будущности. Помню, что бросил её, выходя из комнаты. Какое действие она произвела, я не увидел. Через 10 лет пророчество сбылось. Я чувствовал себя Нострадамусом, разглядевшим в прохожем монахе будущего Папу Римского...
В тот день произошёл ещё один запомнившийся случай. Во время перерыва шеф угостил коллектив хинкалями. От них шёл пар, черный перец придавал им пущий смак. Я стоял в сторонке и как остальные сотрудники проявлял сдержанность, хотя все были голодными. Только М. не знал удержу - наворачивал одну хинкалину за другой, при этом громко чавкал. Наконец, я дождался момента и нацелился на сиротливо лежащую на блюде хинкалину, потянулся к ней рукой... И тут же отдёрнул её. Вооруженный вилкой будущий президент энергичным движением опередил меня.
Как-то через третье лицо я попросил его содействия в одном деле. Он не оставил без внимания мою просьбу и обратился к начальнику ведомства, куда я хотел протиснуться. М. сказал:
- Только не думайте, что я составляю кому-нибудь протекцию. Мы тут строим демократию. Но есть такой кадр (назвал моё имя), который хочет у вас работать. Подумайте, может, он будет вам полезен.
- Я подумаю, - ответило ему начальствующее лицо. Уже прошло 5 лет. Оно по-прежнему размышляет.