Закутавшись в потемки, бликующей от вожделения луны, как в плед "подавного" костра, ротмистр Задоров "скукоженно" запутался в драном сюртуке и вышел из него околевшим и все-яко нагим, как было еще в стать унылых помещиков Соловьевых, расстрелянных самим Троцким у нашего моста.
"Борзело" и кипело багровым буром небо, "окивок" на вечёрку у Дона, и блестел лучезарно отрывной камыш, когда ротмистр Задоров входил в воду.
Потом сидя на бережке, взял и вкусно вмял в рот яблоко, по самую серединку, обливаясь сочностью пота, брызнувшего из всех щелей "червичного" фрукта, и мастито проглотил кусок, воздыхая от разумения.
Ровно год Задоров жил у темнокожего холостяка Тридорова - большого и очень умного человека.
А сейчас, когда уже смачно приложившись в притир брагою, что ажно не становилось в мочь терпеть пыл, Задоров начинал благоговеть на свод тридоровский и что-то мычать.
"Смеркались" очи от оторопи и "всеночного" чванства с бродячими собаками по "полыне околя базка", и виноватое лицо его, овеянное понурым пением, щебетало искусно роняя тон проникновенности о будто бы хозяине Тридорове.
Хотелось ротмистру расстрелять Тридорова в упор, как положено, и потом орать речи пролетарские на пролетах перед народной душой,.. перед ею.