Глава 78
Как на зло на улице мне никто не встретился. Но быть может, кто-то увидел меня в окно? Впрочем, это не сильно меня тронуло, хотя и царапнуло слегка. Сегодня была суббота, а значит, вечером я встречусь со Светкой. Вот что заботило меня больше всего. Я так по ней соскучился, что готов был бежать к её дому прямо сейчас и простоять там под окнами до тех пор, пока она не появится.
Дома оказалась одна сестрёнка. Она повзрослела, похорошела, но на моё появление среагировала как маленький ребёнок.
Казалось, что её радости не будет конца: я кое-как оторвал её от себя. Но даже стоя рядом, она продолжала держать меня за руку, словно боялось, что я исчезну.
- Ты воевал, что ли? – сообразив, наконец, что награды боевые, удивилась она.
- Пришлось, - ответил я и стал разуваться.
И в этот момент открылась дверь, и зашла мать с полной хозяйственной сумкой. Вернулась из магазина. Опять радость, поцелуи, обнимания, слёзы. Потом, когда объятия разжались, она увидела ордена, и слёзы потекли сильнее.
- Ты чего, мамань? – опешил я.
- Слава Богу, - прошептала она и снова обняла меня.
Скинув сапоги, я забрал у неё сумку, и мы прошли на кухню. Пока она хлопотала у плитки, разогревая борщ, Танюха не отходила от меня ни на шаг, гладила ордена, теребила медали и аксельбант. Чтобы отделаться от её назойливости, я снял китель и повесил в зале на спинку стула, оставшись в тельнике. Хотел переодеться, но вся моя одежда оказалась малой. Даже Серёгина. За стол сели все вместе. Мать предложила отметить приезд, но я отказался. Не хотел при встрече дышать на Светку перегаром. Сидели долго, говорили обо всём, кроме Афгана. Говорила в основном мать, иногда встревала сестрёнка. Я с интересом их слушал, так как речь в основном шла о моих друзьях. Васёк работал в шахте. Демобилизовав-шись, вернулся домой Санька Маликов. Ещё весной, и сейчас трудился слесарем в какой-то автобазе. Вовка Табаков, по прозвищу Кеша, только неделю назад вернулся из армии. Служил не далеко, в Юрге, в танковых частях. Костя Белов так и жил в Бачатах, женился и уже имел двоих детей. Про Светку – ни слова, и о Казанцевых вообще. Казалось, она специально обходила эту тему. Да и я, обуреваемый предстоящей встречей, не касался её. Зачем? Встречусь, и так всё узнаю. Так будет интереснее, чем знать всё заранее.
Заметив, что я всё чаще стал поглядывать на свои наручные часы, мать как-то нерешительно, словно боясь меня обидеть, сказала:
- Ты бы… не ходил туда сегодня, сынок…
В этот момент голова у меня была занята совсем другим. До приезда Светки оставалось меньше часа. Если припоздает, не беда – подожду. Представляю, как она обрадуется, когда меня увидит. Мы обнимемся крепко-крепко и поцелуемся на глазах у всей улицы. Даже если Светкины родители в эту минуту появятся на крыльце и будут глазеть на нас. Теперь я имею полное право поцеловать свою невесту, ни кого не стыдясь. Поэтому словам матери, особенно тому, как они были сказаны, значения не при-дал. Лишь когда минут через двадцать она повторила свою просьбу, я с подозрением посмотрел на неё. В груди затлел огонёк тревоги. Что бы всё это значило?
- Почему? – спросил я.
- Ну… ты же с дороги, устал…- нашлась она, что ответить, - да и Света… - она запнулась, - наверное, тоже… Потом сходишь…
- Ты чего, мамань? Когда потом?
Я вскинулся и, выскочив из-за стола, побежал одеваться. Этот разговор мне не понравился. Что-то маманя темнила. Почему потом? Что случилось? Неужели Светка…. А как же её письма? Люблю, жду - не дождусь… Нет, здесь что-то другое. Я обул сапоги, открыл дверь и услышал в спину Танюху:
- Саш!..
Резко обернувшись, я успел заметить, как мать одёрнула сестрёнку и рукой задвинула в кухню, сама оставшись на пороге. Выражение её лица мне не понравилось, словно провожала меня на войну. Сомнение-змея за-шевелилась во мне сильнее. Я закрыл дверь, сбежав по ступенькам, выскочил на крыльцо и поспешил к Казанцевым. По дороге я вспоминал Светкины письма, цитировал их наизусть. В них было много любви, горечи от разлуки и желания соединиться, и сделать меня счастливым. Это меня успокоило, и я переключился на другое. Как произойдёт встреча? Что со мной станет, когда я увижу свою любимую? Как среагирует Светка, увидев меня?
Чем ближе я подходил к дому Казанцевым, тем больше охватывало меня волнение и сильнее начинало колотиться сердце. Этой минуты я ждал два года. Два года! Наконец, всё образуется, и будет так, как мы со Свет-кой мечтали. Поженимся, нарожаем детей, и все будут нам завидовать.
Было начало сентября. Лёгкий тёплый ветерок нисколько не освежал моё разгорячённое лицо. В некоторых огородах люди собирали урожай. Но двор Казанцевых пустовал. «Неужели никого нет дома? - мелькнула в голове тревожная мысль, когда я остановился у знакомой калитки. – Вот тогда будет облом»! Я постоял немного в нерешительности, словно впер-вые в жизни пришёл на свидание, а затем привычно сунул пальцы в рот и свистнул. Подождал – никого. Обычно, если дома кто-то был, то не заставлял себя долго ждать. А дома кто-то был, так как замка на двери не было. Не расслышали, наверное. Я снова заложил пальцы, чтобы свистнуть громче. Но только набрал в лёгкие воздух, как дверь открылась, и на крыльце появилась тётя Аня. За ней высунулась Катька.
Тётя Аня нисколько не изменилась, словно время над ней было не властно. Русые волосы, как всегда, скручены на затылке в «шишку», синее крепдешиновое платье облегало стройное тело. Никакой косметики, но и без неё лицо было симпатичным. Если бы я не знал её с детства, то принял бы за старшую сестру Светки.
Другое дело – Катька. Она вытянулась, похудела, стала более симпатичной (а может и была всегда, только я на неё внимания такого не обращал) и теперь больше походила на мать, чем на отца.
Они не узнали меня. Посчитали, должно быть, что бравый солдат ошибся адресом. Так и стояли на крыльце, с недоумением глядя на меня, пока я не поздоровался с ними и не попросил позвать Светку. Только тогда тётя Аня встрепенулась, лицо её озарилось неподдельной радостью. Всплеснув руками, она поспешила ко мне. Не отрывая от меня восхищённого взгляда, Катька пошла за ней следом.
- Саша… - пробормотала тётя Аня, констатируя то, что увидела, при этом разглядывая не столько меня, сколько мои награды, - а я тебя и не узнала… Здравствуй!
- А Света где?
Вопрос был глупым. Я же пришёл раньше времени. Значит, Светка сейчас либо подъезжала к городу, либо только что прибыла на автовокзал. Но ведь что-то же я должен был сказать! Эта глупость заставила тётю Аню стушеваться.
- А Света… - она отвела глаза и тихо сказала куда-то в сторону, - нету Светы…
- В смысле? – перепугался я, решив, что она (не дай Бог!) умерла. Недаром маманя намекала, чтобы я не ходил сегодня. Может…
- В смысле – кончилась твоя Светка! – жёстко, словно за что-то мстила сестре, пояснила Катька. - Замуж она вышла!
Да, внешность её изменилась, но характер так и остался змеиным. Не придав значения её словам, потому как она всегда говорила так, чтобы сделать мне больно, я посмотрел на её мать. Что она скажет? Та виновато посмотрела на меня, в глазах блеснули слёзы. Не найдя слов, она лишь кивнула, подтверждая слова дочери.
Меня словно с самолёта сбросили: земля ушла из-под ног, и перехватило дыхание. Мысли хаотично замелькали в голове, как рикошетирующие пули. Затем охватила паника: «Светка замужем! А как же я? Как же я буду жить-то без неё?»
- Саша… - вывела меня из оцепенения тётя Аня, - ты…
- Когда? – только и смог я из себя выдавить, грубо оборвав её. Меня не интересовали объяснения. Измену никак нельзя объяснить. Больше хотелось узнать, когда она успела. Последнее письмо, отправленное ею, было в августе, в котором, как и в предыдущих, было написано словно заклинание: «Люблю!», «Люблю!!», «Люблю!!!».
- В прошлом году в апреле, - добивала меня Катька. - Ребёнок у неё уже. В октябре годик исполнится.
Её слова как гвозди вбивались в мою голову, причиняя невыносимую боль. Всё время нашей со Светкой дружбы она пыталась отвадить меня от сестры. И вот, наконец, у неё это получилось. Она говорила так, словно специально выдала Светку замуж за другого, и теперь упивалась своей победой.
Я стоял как пришибленный, раздавленный такой новостью. В один миг всё перевернулось. Солнечный свет закрыла тьма, ледяной холод остудил осеннее тепло. Стало пусто и тихо, как на войне после боя…
Вспомнив Афган, я вздрогнул и пришёл в себя. В голове промелькнуло: «Ты получил исчерпывающую информацию, и теперь тебе здесь делать нечего».
- Извините, - проронил я и пошёл домой. Хотя за что я извинился? За то, что Светка меня не дождалась?
Тётя Аня заплакала. Не вытирая слёз, она с жалостью глядела на меня. Катька же уставилась на меня влюблёнными глазами. Какая метаморфоза! Ведь только что с наслаждением обрушила мою жизнь. Но, похоже, эмоции в ней бушевали тоже не шуточные. Не сделал я и нескольких шагов, как услышал её зов, непроизвольно вырвавшийся.
- Сашка!..
В нём была мольба, чтобы я вернулся. Вернулся к ней. Не к Светке, а к ней, Катьке Казанцевой. Почему-то сразу вспомнился её непонятный взгляд, которым она смотрела на меня после того, как я отдубасил наглого мастера спорта. Всплыли в памяти Светкины слова, что её сестра завидует ей и ищет себе парня, похожего на меня. Решила занять Светкино место, что ли?
Но Катька меня не интересовала ни с какой стороны. Я никак не среагировал на этот позыв и продолжил путь. И с каждым шагом до меня всё больше доходило осознание того, что натворила моя подруга, моя любовь, чей милый образ не позволял мне сходить с ума, вдохновлял и при-давал силы в той кошмарной бойне. Светка не дождалась! Светка предатель! И чем больше я осознавал это, тем сильнее захватывали меня обида и злость, выдавливая из глаз слёзы. Но сейчас я не мальчишка – пятиклассник, а боевой солдат, прошедший ад. Слёз ты не дождёшься! Я так сказал, и так будет! Но когда я, перебравшись через одноколейку, дошёл до автобазы, душа не выдержала натиска. Обуревавшие эмоции всё-таки про-ломили мою стойкость, и в виде слёз вырвались наружу.
Перед тем, как открыть дверь, я вытер глаза и привёл себя в порядок. Зайдя в дом, сразу прошёл в детскую и, не раздеваясь, даже не сняв берет, завалился на кровать. Мать в зале проверяла тетради своих подопечных. Она лишь глянула на меня и сразу поняла, что не стоит приставать с расспросами. Она и Танюху придержала около себя, которая собралась было подбежать ко мне. Не помню, как быстро я отключился, но, по словам матери, когда она через какое-то время заглянула в комнату, я уже спал. Сказалось путешествие домой, нервный срыв и, вероятнее всего, привычка спать в любое время, когда появляется такая возможность, выработанная на войне.
Глава 79
Разбудил меня приход с работы отца. Когда я вышел из комнаты, он остолбенел от неожиданности. В ступор его ввергло не только моё появление, но и мои форма и награды. Потом обрадовался и кинулся ко мне с объятиями, забыв при этом снять второй туфель. На следующий день, вернее, уже сегодняшний, отцу надо было опять во вторую смену, и поэтому решили отметить мой приезд прямо сейчас.
Мать накрыла стол. Отец достал самогонку, нарезал сала. Прежде чем выпить за возвращение, мы по моей просьбе, не чокаясь, помянули погибших. После второй стопки отец поинтересовался про Афган.
- Как там? – спросил он, надеясь, что я сейчас пущусь в рассказы.
- Ничего хорошего, - разочаровал я его, неохотно буркнув в ответ.
Отец был смекалистым парнем. Сразу понял, что на эту тему разговаривать не стоит и перешёл на деловые рельсы:
- Ну, а что ты собираешься делать?
Я не понял вопроса. Голова моя была забита Светкой, и я почему-то подумал, что вопрос касается моего отношения к ней. А что с ней делать, когда она замужем и ребёнок имеется? Я неопределённо пожал плечами. И, как выяснилось позже, такой ответ отец и ожидал.
- У нас в колонне набирают слесарей в спецбригаду для ремонта БелАЗов. Отдохни недельку и давай…
- А чего тянуть-то? – я сразу ухватился за эту идею, интуитивно понимая, что работа меня отвлечёт от дурных мыслей, от которых за неделю, ничего не делая, могу сойти с ума. – В понедельник и пойду.
Отец удивился, хотел что-то сказать, но мать сделала ему знак - это я заметил боковым зрением, - и он промолчал. Разлив третий раз по стопкам, он провозгласил:
- Ну что, давай за работу…
Утром отец съездил к своему напарнику и подменился с ним сменами. После этого мы всей семьёй поехали в город, покупать мне одежду и обувь. Нужно было покупать всё. За два года я подрос и значительно возмужал. С одной стороны хорошо, но с другой – придётся покупать всю одежду заново. А это деньги, и не малые. Ещё одна причина устраиваться на работу, а не устраивать послеармейские каникулы.
Танюха не отходила от меня ни на шаг, и держалась с таким гордым видом, словно это она демобилизовалась из армии. Мать шла чуть позади, и с лица её не сходила счастливая улыбка. Сын-герой вернулся домой и, главное, живым. Даже отец, всегда слегка сутулившийся, шагая рядом со мной, бравым десантником с орденами и медалями, старался держать спину прямо.
Купили одежду только на осень. Остальное, я сказал, куплю сам, когда начну получать зарплату.
Вечером пришли Люся с Володей, Васёк с родителями, Санька с Кешей и соседи, кто смог. И мы уже, как полагается, отметили моё возращение.
А в понедельник утром, тщательно почистив зубы, я сбегал в военкомат и встал на учёт. Затем вернулся домой, переоделся в купленные вчера обновки и пошёл устраиваться на работу. Меня приняли автослесарем, и благодаря технарскому образованию, присвоили четвертый разряд.
Работы было много. БелАЗы оказались старыми, а некоторые даже древними, и часто ломались. По-хорошему их бы все списать и на металлолом сплавить, но их ремонтировали и отправляли на разрез исполнять свой автомобильный долг. Но работа мне нравилась, и я с удовольствием выполнял наряды механиков. Меня даже иногда распирала гордость, когда кляча, «погибшая» на боевом посту и доставленная на базу эвакуатором, после моего вмешательства бодро покидала бокс своим ходом.
Правда, руки всегда были испачканы. Или грязью или мазутом, а то и тем, и другим сразу. И приходилось постоянно мыть их в солярке, а по-том обтирать опилками. Да и не только руки, марался весь сам. Поэтому каждую пятницу я уносил спецовку домой стирать.
Работа отвлекала. Я специально брался за любые наряды, и механики беззастенчиво пользовались моей безотказностью. Лишь бы не думать о Светке, вернее, о том, как она со мной поступила. Но только я попадал домой, как обида на Светку тут же вспыхивала, словно кто-то включал телевизор, и душа, успокоившаяся было на производстве, начинала выворачиваться от боли наизнанку. Её поступок настолько шокировал меня, что затмил собой Афган. Я теперь не думал о погибших товарищах, о кровопролитных и смертоносных боях, а вспоминал жаркие поцелуи в кинотеатре, первую близость, слова, выкрикнутые Светкой в отчаянии: «Я же без тебя умру»! А эти письма: «Люблю! Люблю!!» А сама вон, что натворила! Значит, врала всё! Врала!!
Эти мысли ели меня поедом, не давая покоя. Моя способность не думать о ком-то или о чём-то, когда я давал себе такую установку, почему-то на этот раз не сработала, хотя до сих пор ни разу не подводила. Видимо, пережитое оставило такие глубокие следы в душе, что память об этом не смогла вырваться из её крепких объятий. И я терзался этими воспоминаниями, не находя себе места. Пытался смотреть телевизор, но не мог усидеть и десяти минут. Усилием воли заставлял себя читать книги, но постоянно отвлекался. Когда-то одно из любимых моих занятий не вызывало у меня интереса. Я читал через силу, но спустя время выяснялось, что в голове ничего не оставалось от прочитанного. Я не знал не только героев книги, но и вообще о чём шла речь.
«Я тебя люблю»! Эти слова набатом звенели в голове, огнём выжигались на сердце. «Если любила, то как тогда смогла так со мной посту-пить»?- надрывалась от горя душа. Я стонал и метался по комнате, не зная, как успокоиться. А это обязательно нужно было сделать, чтобы не сойти с ума. Иногда мне это удавалось. Пожар, пожирающий меня изнутри, затихал, давая передышку. Но как оказывалось, не совсем, а тлел втихушку, ожидая своего часа. Как только в голове мелькала мысль о Светке, он снова вспыхивал, ещё сильнее, чем прежде.
Родители, видя мои мучения, не вмешивались, предоставив мне самому справиться со своим горем. Только Танюха поначалу с недоумением интересовалась, что такое со мной происходит. Но маманя объяснила ей что к чему, и она перестала ко мне приставать.
Так я промучился неделю, пытаясь одолеть в себе мысли о Светке. На выходных, я думал, мне вообще будет хана. Так как всё началось с утра. Вернее, под утро Светка мне приснилась. Она зашла ко мне в комнату в красивом ситцевом платьице и жарко поцеловала в губы. А когда я открыл глаза, сказала:
- Я же не смогу без тебя, Сашка! Я же умру!
Я разозлился и закричал:
- Тогда почему?! – и проснулся.
Оказалось, что кричал я не только во сне. Вскоре в комнату заглянула встревоженная мать.
- Ты чего, сынок! Что случилось?
Пришлось лгать, что ничего не случилось, просто приснился Афган. Теперь всё нормально. Но ничего нормального не было. Светка и не думала меня отпускать. Как я не старался отвлечься от дурных мыслей, она всё время стояла перед глазами, словно специально доводила до исступления. Тогда я занялся шахматами. Достал книгу Майзелиса и принялся разбирать игры Алёхина, непревзойдённого гения этой игры. Но и это помогло лишь на две игры. На третьей партии я перестал концентрироваться и понимать, что происходит на доске. Но я заставил себя собраться и продолжить. Без толку. Вскоре поймал себя на том, что пропустил ход противника. Потом ещё раз. От досады я захлопнул фолиант. На этот раз на громкий звук отреагировал отец, смотревший в зале телевизор.
- Ты чего, жиган? – поинтересовался он, заглянув ко мне.
- Всё нормально! – ответил я, собирая фигуры.
По тону любой бы догадался, что нет ничего нормального. Отец то-же понял и отстал. А я стал одеваться.
- Ты куда? – вскинулась маманя, когда я начал обуваться.
- Пойду по друзьям. Посидим. Я им обещал.
Васька не оказалось дома, ушёл во вторую на работу. Саньки, по натуре домоседа, тоже. Уехал к друзьям в Прокопьевск. С каких это пор у него появились друзья, да ещё в Прокопьевске? Хотя, почему бы и нет? Выходит, армия повлияла на него в лучшую сторону – он стал более общительным. Осталась одна надежда – Кеша. Я сходил на Дальние Горы, купил бутылку «Русской» и пошёл на другой конец улицы, где жил мой школьный товарищ. По дороге гадал, дома он или нет. Это отвлекло от горьких дум. К счастью, Кеша оказался дома. Вчера он прекрасно отметил встречу с однополчанином и теперь страдал от похмелья. Естественно, он мне обрадовался. Тётя Зина, его мать, для такого случая нажарила картошки, достала соленья, и ушла к соседке.
Посидели мы хорошо. Болтали о всякой всячине, в основном об армии. Я вспоминал только учебку и службу в полку. Светка исчезла. Так спокойно и расслаблено я себя давно не чувствовал. К вечеру я был уже пьян, Кеша – тоже. Я – от того, что алкоголем не увлекался и потому пьянел быстро. А Кеша - ещё не успел протрезветь со вчерашнего и добавил свежака на старые дрожи. Если бы мы допили пол литра, то этого было бы достаточно для нас обоих. Но тут пришёл его старший брат Серёга, и оставшиеся полбутылки пришлось разливать на троих. Когда водка кончилась, Серёга предложил сбегать. А это минимум час ожидания, и мы с Кешей отказались.
Домой я пришёл поддатый, но на твёрдых ногах. Когда вошёл в комнату, в глаза сразу бросились шахматы и книга Майзелиса, которые я оставил на столе перед уходом. Тут же вспомнилось, что я не доиграл третью партию Алёхина. И почему это получилось. Светка опять заняла мои мысли, и всё началось сначала.
Я разозлился и, не сдержавшись, схватил фолиант и швырнул его на пол, словно он был виноват в моих бедах. На шум пришёл отец.
- Ты чего, Жиган?
- Извини, пап, - я поднял книгу, - психанул немного.
- Что случилось?
- Да задолбало это! Не могу я уже! – трезвым я этого никогда бы не сказал, но сейчас избыток алкоголя развязал язык. – Не могу я всё время об этом думать! Каждый день одно и тоже! Каждый день…
- Пойдём!
Отец подумал, что я про Афган. Что такое война он знал хорошо. Его отец, мой дед, воевал и был ранен. Да и вырос он среди фронтовиков. И помнил, как они боролись с поствоенным синдромом: работой и водкой. Он провёл меня на кухню, достал стакан, самогонку и солёный огурец. Налил грамм сто пятьдесят и сказал:
- Выпей.
Я вопросительно посмотрел на него.
- Пей-пей, - подбодрил он, - это поможет.
Я выпил и сразу же почувствовал, как у меня «поплыла крыша». Отец оказался прав. Это помогло. Светка будто растворилась в алкоголе. Утонули в нём и терзавшие меня мысли. Опять стало легко и свободно. Я сидел и чувствовал, что пьянею всё сильнее и сильнее. Попытался встать, чтобы добраться, пока не поздно, до кровати, но едва не упал из-за подкосившихся ног. Отец молча помог мне подняться, довёл до комнаты и уложил спать.
Ночь я проспал как убитый и проснулся поздно. Голова болела с непривычки, но по сравнению с тем, как я чувствовал себя в Ленинграде – это вообще ни о чём. До часу дня всё шло прекрасно. Организм мой боролся с похмельем. Мозг ему во всём помогал и потому не терроризировал меня воспоминаниями. Но после сытного обеда, получив необходимые для восстановления силы вещества от употреблённой пищи, организм успешно уничтожил последние очаги негативного воздействия алкоголя. И мозг сразу перекинулся на меня. Почему-то вспомнилось, как мы со Светкой катались на мотоцикле. Особенно, когда при трогании с места я резко тормозил, Светка прижималась ко мне, и я спиной чувствовал упругость её грудей. Что к чему? Но этого оказалось достаточно, чтобы вывести меня из равновесия.
Отец пришёл с работы в пять часов. Глянув на меня, сразу понял моё состояние и позвал на кухню. Пока мать накрывала на стол, он помыл по привычке руки, хотя только что вышел из мойки. После нарезал домашнего сала и лук. Достав самогон, он налил себе сто грамм, мне – сто пятьдесят.
- Давай за нас, - он поднял свою стопку, и мы выпили.
Я с трудом влил в себя приторную, ставшую почему-то неприятной жидкость, хотя вчера она показалась мне мёдом. Поглощая борщ, отец стал расспрашивать о работе. Нравится или нет? Тяжело ли? Как напарники? Какие отношения? Сработался ли с ними? И алкоголь, который сразу захватил меня, и его вопросы увели меня в сторону от моей проблемы. Я захмелел расслабился, появилось желание поговорить. Мы проболтали часа два, а потом отец снова наполнил стаканы.
- Чтобы всё успокоилось, - провозгласил он и выпил.
Я за ним. Теперь самогон пробежал по пищеводу как бальзам, но ударил в голову, как молот по наковальне. Сильно. Но в отличие от вчерашнего вечера, я смог подняться и дойти до своей комнаты самостоятельно.
На следующий день, придя с работы, я сразу налил себе самогонки, чтобы успокоиться. Ступив на крыльцо, чёрт дёрнул меня оглянуться. Увидев лаз в заборе, через который я только что прошёл, я вдруг вспомнил, как из него вышла Светка в болоньевой курточке, нарядная и красивая. Пришла проводить меня в армию. И понеслось…
Чтобы быстрее опьянеть, я съел всего полтарелки борща и почти без хлеба. Это сработало. Второй стакан вывел меня из равновесия и понимания реалий. Мать, занятая своими тетрадями, не заметила, как я, шатаясь, зашёл в свою комнату и зашторил дверь. Не помню, когда и как я лёг спать. Только когда утром отец разбудил меня на работу, я был раздет и лежал в постели.
С тех пор так и пошло. Возвратившись с работы, чтобы избавиться от охватывавших меня воспоминаний о войне, о Светке или предотвратить их появления я брался за стакан и напивался. Не в усмерть – ведь завтра же на работу, - но до такого состояния, когда всё уже было пофигу.
Так отец, сам того не желая, оказал мне медвежью услугу. Приучил глушить горе алкоголем.
На радость родителей, да и мою тоже, я был не буйным. А знавал я немало людей, которые на трезвую голову были ниже травы, тише воды, а выпив, начинали бушлатиться, задираться и дебоширить. Я просто пьянел, потому что пил практически на голодный желудок, и самостоятельно или с помощью кого-нибудь из родных добирался до комнаты и, «закрывшись», валился на кровать или засыпал за письменным столом. А утром меня будили, если нужно было на работу, и я вскакивал и по-армейски быстро одевался, не обращая внимания на тяжесть в голове.
Это продолжалось до тех пор, пока однажды, вернувшись с работы, я не обнаружил в своей комнате Серёгу Краснова.
Был понедельник, первое ноября. Атмосфера города и автобазы была пропитана настроением предстоящего праздника. Даже ранние холода не заморозили радостный людской настрой. За выходные работы скопилось много, и пришлось изрядно потрудиться, чтобы восстановить трудоспособность автопарка. Устал как чёрт. Но только вышел из мойки и направился к дыре в заборе, как сразу вспомнилось, сколько раз я пересекал эту автобазовскую площадь, когда возвращался от Светки домой. И началось. Но Светкины «я тебя люблю, я без тебя умру» вдруг затмил сарказм её сестры: «Замуж она вышла! Ребёнок у неё»! В душе засвербело от обиды, кровь ударила в голову. Предательница! Я ускорил бег, чтобы как можно быстрее добраться до холодильника, где своего часа ждала бутылка водки. Сходу перемахнул три ступеньки в подъезде, рванул дверь. Пока разувался, из моей комнаты появился улыбающийся Серёга. При полном параде. Берет, хотя все на вязаные шапочки да на шапки перешли уже, сержантские погоны, аксельбанты, парадный офицерский ремень, медаль «За отвагу» и орден «Красного знамени». Орден ему вручили за тот кровопролитный бой, где меня ранили. Герой! Злость и раздражение сменились радостью.
Серёга приехал домой дней пять назад. Три дня отмечал. На выходных восстанавливался, а сегодня пришёл в военкомат становиться на учёт. А потом решил навестить меня. И вот уже три часа, в ожидании моего появления, мучил гитару, оставленную мне в наследство братом.
Мать сказала мне позже, что сразу поняла, что это мой однополчанин, и попросила отца купить ещё бутылку водку, чтобы мы могли отметить встречу. Не подавать же гостю самогонку. Отец согласился. И пока он ездил на Дальние Горы, она приготовила толчёнку и нажарила котлет.
Отец был во вторую. В принципе, нам никто не мешал разместиться на кухне. Но я решил расположиться в своей комнате, чтобы не стеснять маманю и Танюху. Оказалось, что Серёга пришёл не с пустыми руками, тоже принёс пузырь беленькой.
В тот день я напился, впервые со времён Ленинградских каникул. Как прошла встреча и как закончилась, абсолютно не помню. В памяти сохранилось всё только до третьего тоста, провозглашённого за встречу. Перед этим, как полагается, помянули погибших, затем выпили за ВДВ. А что было после – как обрезало.
Проснулся от того, что отец растолкал меня со словами: «Пора на работу». Кое-как я поднялся и сел в постели. А голова закружилась так, словно я слез с центрифуги. Н-да, с алкоголем вчера я явно переборщил. Так скверно мне ещё ни разу не было. Чугунная голова не только кружилась, но и давала о себе знать острой болью в висках, ливер ныл, особенно желудок и горло саднило, будто я орал всю ночь. Оказалось, меня не-сколько раз тошнило. Для этого отец заблаговременно подставил около меня таз. Не успел я сползти с кровати и встать на ноги, как желудок опять скрутило и вывернуло наизнанку. Я успел нагнуться, чтобы выплюнуть в таз порцию желудочного сока. От всего, что я вчера съел, желудок изба-вился ещё ночью, и вот сейчас освободился от того, что вырабатывал сам. Надо же, как я отравил свой организм!
Пройдя на кухню, я первым делом попил воды, сушняк убрать, да и желудок хоть чем-нибудь заполнить. Но тот не оценил моего поступка: меня опять прополоскало. Выпитая вода очутилась в помойном ведре. Благо успел до него добежать. Желудок скрутило так, что я невольно скорчился. Пока умывался, мать приготовила яичницу. Но какая тут жратва, когда желудок даже воду не воспринимает?
Пока одевался, отец рассказал, что, по словам матери, мы пили до полуночи. А когда он с работы пришёл, мы оба были уже в отключке. Он растормошил
Серёгу, отвёл его в автобазу и посадил на дежурку, разводившую рабочих по домам. И ребят попросил, что помогли ему до дома дойти, если что.
День этот был тяжким и бесконечным. Напарники с пониманием отнеслись к моему состоянию, потому что сами нередко страдали от этого, и практически сделали за меня всю работу. Я же только делал вид, что работаю, чтобы механик не доколупался. После смены, помывшись, я принял контрастный душ. Это помогло. И домой я пришёл в более сносном состоянии. Правда, желудок ещё давал о себе знать. То ли от того, что всю ночь выворачивался наизнанку, то ли от того, что я не ел весь день. Аппетит так и не появился, но я заставил себя съесть яичницу, что мать приготовила мне на завтрак, и выпил кружку молока с печеньем. Пока хватит, а станет легче – ещё перекушу.
И вот, сидя у себя в комнате и зажав руками всё ещё ноющие с перепоя виски, я принял решение, что пора с этим завязывать. «Хватит! – твёрдо сказал я себе. – Всё к чёрту! К чёрту войну! К чёрту Светку! К чёрту водку! К чёрту прошлое! Надо жить настоящим! С этого дня начинаю новую жизнь! С чистого листа!