Если ты хочешь меня убить, то продолжай молчать. День, два, три. За это время вокруг нас образуется пустота, которая в один миг схлопнется, и уже ничего не останется. Погибнет наш мир, который мы так скрупулёзно создавали из маленьких чудес, которые находили в повседневности.
Помнишь, как поначалу нам было сложно их замечать? Как тебе казалось странным, что я улыбаюсь, когда захожу в спальню и на миг останавливаюсь у вазы с букетом сушеной лаванды, вдыхаю её запах и смешно морщу свой немного курносый нос? Потом ты тоже стал улыбаться. Мне этот запах напоминал нашу первую весну. А что он напоминал тебе? Возможно, что тебе просто нравилась моя улыбка.
Ты так любил зелёный чай с мятой и мелиссой… Я каждое лето сушила её для тебя и потом, когда становилось холодно, приносила утром в твой кабинет чайник с чаем и твою любимую чашку, которую мы вместе купили, когда ездили отдыхать на море. Рисунок на ней уже почти стёрся, и на ручке был небольшой скол, но ты всегда пил чай только из неё.
Я помню каждый наш вечер, проведенный вместе, все твои шутки, иногда, наверное, не совсем удачные, но я этого никогда не замечала, всегда улыбалась каждой из них. А ты не замечал, что мои котлеты иногда подгорали, а суп был недосолён. Для тебя я была лучшей женщиной во вселенной.
Мы разговаривали, иногда до рассвета, порой спорили, но никогда не ложись спать не помирившись. Никогда не просыпались, сохранив обиду предыдущего дня в своих сердцах.
Я не понимаю, откуда взялась эта холодность? Ты не смотришь на меня, отводишь свой взгляд. Наверное, боишься увидеть в них боль, тоску, и ещё больше боишься почувствовать свою вину.
*****
Сидоров зашёл на кухню и, стараясь не смотреть Рите в глаза, сказал:
– Я должен тебе кое-что сказать…
– Наконец-то, я чуть не умерла. Ты уже полдня молчишь, чужой какой-то. Я уже такого надумала. Ужасного. Случилось что? – Рита засуетилась, поставила чайник на плиту, достала печенье из буфета. – Давай, чай попьём, и ты мне всё расскажешь?
– Понимаешь, я тут… Нет, ты смеяться будешь. Скажешь, что глупости всё это, – Сидоров всё ещё стоял в дверях и смотрел в пол, он был похож на мальчика с картины «Опять двойка».
– Конечно, буду.
*****
Рита с Сидоровым допивали вторую бутылку вина. Рита читала что-то в его телефоне и периодически смеялась в голос:
– С ума сойти, но это реально смешно. Ты спросил у нейросети, как попросить меня убрать лаванду из спальни, потому что тебя бесит её запах?
– Да, с этого началось. Бот мне ответил.
– Вижу я, что он ответил, вполне разумно, кстати, вот эта его идея мне больше всего понравилась: «Будьте готовы к компромиссу. Если она сильно аффекционирует к запаху лаванды, у вас может возникнуть просьба оставить его в каком-то уголке комнаты или перейти на более нейтральный аромат». Молчал-то ты полдня почему?
– Я увлёкся… Потом я спросил, что будет, если я скажу, что не люблю чай с мятой и мелиссой, что это странно пить из кружки с почти отбитой ручкой, если у нас много новых чашек есть. В итоге, бот написал, что мы друг другу не подходим, и я задумался.
– Сидоров, почему ты молчал???
– Говорю же, задумался.
– Нет, не сегодня. Почему про лаванду, кружку молчал?
– Обидеть не хотел.
Рита перестала улыбаться, посмотрела Сидорову в глаза и сказала очень серьёзным голосом:
– Если ты хочешь меня убить, то продолжай молчать. День, два, три. За это время вокруг нас образуется пустота, которая в один миг схлопнется, и уже ничего не останется. Погибнет наш мир, который мы так скрупулёзно создавали из маленьких чудес, которые находили в повседневности.
Сидоров вздрогнул, на его лбу то ли от жары, то ли от волнения выступили капельки пота:
– Рит, ты здорова? Может, тебе полежать пойти?
– Ладно, лаванда, чай с мятой и мелиссой, кружка оказались не такими чудесными, как я думала, но я хотя бы лучшая женщина во вселенной?
– Конечно, дорогая!