Сидоров часто называл Риту "моя дорогая", и это было не про деньги, так, во всяком случае, думала Рита и лукаво ему улыбалась, немного наклонив голову к правому плечу. Потом она левой рукой поправляла волосы и дотрагивалась указательным пальцем до своих губ. Сидоров был в восхищении.
И он покупал Рите пионы в мае, ромашки в июне и розы круглый год. Водил её в рестораны и даже в книжные магазины. Но иногда, редко, за пару дней до зарплаты он произносил "моя дорогая" немного иначе, с нотками муската, без сладости. В такие дни они пили рислинг, и Сидоров смотрел на Риту особенным взглядом. Он понимал, что вложил в неё слишком много... Любви, времени, сил, денег. Нет, всё не то. Себя.
— Сидоров, знаешь, я тут подумала, мне кажется, что мы мало путешествуем. Помнишь у Бунина: "Человека делают счастливым три вещи: любовь, интересная работа и возможность путешествовать".
— Конечно, моя дорогая.
— Конечно, помнишь или, конечно, мало путешествуем? Всё остальное у тебя есть. Кроме путешествий.
Сидоров покупал билеты на самолёт, бронировал гостиницу, которую выбрала Рита. Просто там были милые жёлтые диванчики в холле. Это был неоспоримый аргумент. Цена была вторична. Нет, она вообще не играла роли. Сидоров думал о том, что как же хорошо, что рядом с ним такая дорогая женщина. И очень надеялся на то, что в следующем месяце ему повысят зарплату.
— Сидоров, я хочу! Серьёзно! Это то, что мне нужно. Нейротрансформация. Офигенный курс.
— А как же путешествовать?
— Это потом, когда вернёмся. Ой, ты же голодный, наверное? Пельмени будешь? Вообще ничего приготовить не успела. Хочешь, завтра утром блинов напеку или оладушек? На завтрак. Хочешь?
Сидоров хотел. И блинов, и оладушек, а ещё больше он хотел, чтобы эта женщина каждое утро просыпалась с ним в одной постели.