Глава 10
Лев, Далия и Ора выехали на Приморский квиш и ехали в сторону Тель-Авива. Далия, сидя за рулём, взяла на себя роль гида. Своим приятным, сочным и насыщенным меццо-сопрано, она рассказывала о том, что видит за окном. Лев миллион лохматых раз ездил по этим местам, но судя по тому, что рассказывала Даля, здесь произошли и происходят в данный момент множественные изменения. Сбоку старой дороги строилась новая, Лев слышал гудение тяжёлых грузовиков, тракторов и экскаваторов. Вдоль почти всей дороги уже построена стена для отражения городов и поселений от шума автотранспорта. Появились новые мосты, дорожные развязки, и всё это утопало в цветах и в зелени.
Ора дремала на заднем сиденье. Проснулась она только тогда, когда машина спустилась на дорогу под названием Аялон[1] и почти остановилась, а по крыше и окнам забарабанили кулаки. Это был протестный митинг, то ли за юридическую реформу, то ли против неё. Даже сквозь закрытые стёкла были слышны проклятия. Полиции было полно, но она бездействовала. Водомётов тоже не было.
Далия осторожно, чтобы не задавить кого-нибудь, со скоростью наверное метр в час, пробиралась сквозь толпу. Наконец, вырвавшись на свободное пространство, снова погнала Блоху. Вскоре выехали на шоссе номер один, проехали до аэропорта Бен Гурион. Затем дорога стала подниматься, а по сторонам её раскинулись горы и ущелья, глубокие обрывы, и всё это поросшее вечнозелёными елями, соснами, пихтами. Естественно, Лев не видел их, но Далия красочно рассказывала о них, и Лев просто кайфовал, и от описаний, и от её голоса.
Вот и Иерусалим, сплошь с домами из Иерусалимского камня[2]. Вскоре они подъехали к чек-посту, за которым собственно уже начинались арабские территории. Пограничники их быстро пропустили лишь взглянув вместо документов на лица.
Ора подсказала в какой из выездов на кикаре сразу за чек-постом, сворачивать. Дорога шла то вверх, то вниз, между гор и обрывов почти лишённых растительности, не зелёных, а красновато-жёлтых. Обгоняя их или навстречу, ехали арабские машины с зелёными номерами на белом фоне. Дорога иногда прижималась к скалам, а иногда шла по самому краю обрыва.
Вот и указатель "Римоним"
* * *
Из строения на въезде вышел военный с автоматом, заглянул в машину и спросил к кому мы. Ора ответила, шлагбаум поднялся, и гости въехали в посёлок.
— Здесь налево, здесь прямо, здесь вот в эту улочку, а теперь направо и в конец, - командовала Ора. - Вот это справа и есть дом моей подруги.
Она толкнула калитку и вошла во двор усаженный цветами. По дорожке, выложенной битым кафелем, прошла до ступенек крыльца. На площадке, слева от крыльца, под деревом стоял стол с двумя скамейками. За столом сидели две женщины спиной к ним, что-то пили и разговаривали. Поскольку уже было почти темно, они не видели вошедших. Но услышав голос Оры, одна из них, совсем молодая девушка, сорвалась с места:
— Имале[3]! Ты как здесь оказалась? - она кинулась Оре на шею и принялась обцеловывать её щёки, глаза, губы…
Следом за ней поднялась пожилая женщина.
— Ора! Вот это афтаа;[4]! Какими судьбами? Ты хотя бы предупредила. Да ещё и не одна. Может представишь нас?
— Знакомьтесь. Это моя подруга Рина, и дочь Дебора. А это бывший детектив Лев и его подруга Далия. Они приехали поговорить с тобой, Дебби.
— Со мной? О чём?
— О твоём муже, — тихо сказала Далия, — кажется мы с тобой товарищи по несчастью. Можем мы где-нибудь уединиться втроём?
— Эй, заговорщики, — категорически воспротивилась Рина, — так не годится! Сначала мы поужинаем. Конечно, если бы я знала, что у меня будут гости, я бы приготовила что-нибудь посущественнее. Так что поужинаем, чем Бог послал.
А Бог послал картофельное пюре, или "пире", как говорили сабры[5], котлеты, маринованные помидоры, фрукты и чай. Они сидели на крыльце, ужинали. Далия, прислонившись спиной ко Льву, рассказывала какие горы вокруг, то там, то там с россыпями огней в арабских деревнях, какое здесь небо с мириадами ярких звёзд, которых в районе, где они жили, совсем не видно из-за интенсивного освещения и электростанции Орот Рабин[6].
Беседа крутилась вокруг войны в Украине, перескакивала на засилье ультраортодоксов в Израиле, на дороговизну, на протесты, к которым привела политика правительства Нетаньяху.
Ужин окончился и женщины быстро убрали со стола. Рина спросила:
— Хотите остаться здесь или перейдёте на задний двор? Там вас точно никто не услышит. Идите туда, Дебби, а мы с Орой посидим здесь, поболтаем, повспоминаем молодость.
* * *
Девушка пошла в дом, а Лев за руку с Далией следом. Эх, жаль, что Лев не мог этого видеть. В прихожей висели резные полки, на которых стояли резные из дерева же фигурки животных, людей и чудовищ. На потолке люстра из какой-то коряги. Вправо три ступеньки вниз вели в большую комнату, по-видимому гостиную, а слева вход в большую кухню, где одну стену занимали телевизор и семейные фотографии, а вторую, большую половину, круглый стол, шаиш[7], кухонные шкафы, под которыми было окно, выходящее на площадку, где сейчас сидели Ора и Рина. Дебби прошла кухню и вышла в коридор в котором были три двери: одна в спальню, вторая в кабинет, где стоял компьютер, а третья выходила под большой навес на заднем дворе. Деревянные, квадратного сечения столбы, поддерживающие навес, тоже были украшены фигурками и двумя старинного вида, уже включенными, фонарями. Напротив навеса под густым деревом стояли большие качели на которых запросто могли уместиться три человека. Широченное сиденье было выполнено в виде лавочки с изогнутой спинкой.
Дебби усадила гостей в качели, а сама села в крепкое деревянное кресло, производства наверное тридцатых годов прошлого столетия.
— Ну, и почему вас интересует мой муж?
Лев откашлялся:
— Дебби, ты не возражаешь, если Далия запишет наш разговор на магнитофон? Она у нас журналистка, и без этого, как сейчас модно говорить, гаджета, и шага не делает.
— Честно говоря, я боюсь. Вдруг муж как-то узнает об этой записи, мне тогда конец.
— Я обещала рассказать тебе, в чём мы с тобой схожи. Смотри, — Далия встала с качелей и подошла к Дебби. Она приподняла блузку и показала ей ещё розовый, длинный шрам у себя на боку. — Я не уверена, но похоже это твой муж пырнул меня ножом и толкнул под машины на дорогу. Меня спас Лев со своей собакой-поводырём. А потом, когда меня зашили в больнице и я лежала в послеоперационной палате, под охраной полицейского, в моём доме, — Далия всхлипнула, — случился пожар. Моя мама погибла в этом пожаре, а сын исчез. Кто-то пытался пробраться в мою палату, убил полицейского, который её охранял. Значит этот кто-то был знаком с этим полицейским, возможно и сам был полицейским. Меня снова спасла собака Льва, которая осталась в моей палате.
До нападения я занималась одним расследованием, и была близка к тому, чтобы раскрыть преступную организацию. Скорее всего, всё случилось именно из-за этого расследования. Когда я выписывалась из Гилель Яфе, в папку с моей выпиской кто-то подбросил записку "Заткнись и берегись!".
— Посмотри на лицо Льва. Видишь шрамы поперёк на уровне глаз? Его хлестнул плёткой с вплетёнными свинцовыми грузиками, один араб. Лев ослеп, но ему удалось подстрелить нападающего. террориста арестовали, но в тюрьме, по чьему-то приказу, на этого араба опрокинули котёл с кипящим супом, убрав таким образом опасного свидетеля.
* * *
— Ужас! — воскликнула Дебора.
— Как ты думаешь, ко всему этому может быть причастен твой муж? — спросил Лев.
— Я не знаю наверняка. Ведь я в доме Рогеза слышала только обрывки разговоров. Если я появлялась поблизости от гостей мужа, все замолкали, а меня с унижениями муж прогонял.
Я только знаю, что он большая шишка в подразделении МАТАМ, которое занимается борьбой с организованной преступностью и контрабандой наркотиков. Он сам любил этим хвастаться.
Довольно часто он разговаривал с мужчинами на иностранном языке, который я не понимаю. Судя по гортанному звучанию, арабском.
— А что-то необычное, не такое, как всегда, можешь вспомнить?
— Необычное? Однажды Рогез заявился домой в ярости. Он был в полицейской форме, и левой рукой поддерживал правую. Сказал, что его укусила бешеная собака. Я ему посоветовала сходить в купат холим и сделать укол от бешенства. Господи, лучше бы я в тот день онемела. Слышали бы вы, какими словами он орал на меня. Потом скинул полицейскую рубашку и приказал застирать её. И если он потом найдёт хоть малейший след крови, он самолично отрубит мне руки.
— Дебби, напрягись, может быть ты ещё что-то вспомнишь. Пожалуйста!
— Да нет, ничего такого не вспомню, кроме побоев и унижений.
А, вот. Не знаю, касается это вас или нет. За день или два до того, как Рогез пришёл с прокушенной рукой, он приехал на виллу с мальчиком лет девяти - десяти. Я спросила кто это. А он, как обычно, обругал меня. Сказал, что если я буду лезть не в свои дела, то он мне язык отрежет.
Я уже собралась уходить подобру-поздорову, когда мальчик спросил: "Дядя, а когда приедет бабушка или мама?". Дядя! Значит он был племянником Рогеза. На следующий день, когда муж уехал на работу, я хотела познакомиться с мальчиком, ведь у меня совершенно не было с кем даже словом перемолвится. Но, странное дело, мальчик исчез. Я обыскала весь дом, но так и не нашла его.
* * *
Далия побледнела, будто час стояла на морозе.
— О, Боже! Я уверена, что это мой Йоэль. Спасибо тебе Дебби. Ты оказала мне огромнейшую услугу! — и она расцеловала девушку, — Пошли Лев, попрощаемся с Риной, и поедем.
— Подожди, Далечка, нельзя же вот так, с бухты-барахты.
Лев очень не любил действовать необдуманно. И пытался объяснить подруге, что такие действия могут привести к обратному результату и плохо кончиться.
Они вышли на переднюю сторону дома, продолжая спорить. Им навстречу встала Рина:
— Что за шум, а драки нет?
— Там мой сын! Мой Йоэль. — рыдала Далия. Мы должны немедленно ехать спасать его!
— Где там? Куда немедленно ехать?
— В Кфар-Шмарьягу, туда, где живёт муж Дебби.
— Ну-ка, прекратить слёзы, сопли и панику! — скомандовала Рина. — Ты уверена, что появившись неожиданно не спровоцируешь подонка сделать вред мальчику. Возможно, держа в заложниках твоего сына, он как раз и рассчитывает, что ты клюнешь, как рыбка на наживку, и он поймает тебя. Ну и просто здравый смысл должен подсказать тебе, что ехать по арабской дороге ночью на машине с израильскими номерами, крайне опасно. Да и Ору вы обязаны доставить домой к мужу в целости и сохранности.
Давайте-ка я уложу вас спать. Утро вечера мудренее.
* * *
Ночь прошла беспокойно. Далия вздрагивала, что-то бормотала во сне, вскрикивала. Лев сильнее прижимал её к себе, и она успокаивалась.
Утром они не стали плотно завтракать, несмотря на то, что Рина и Дебби уговаривали позавтракать как следует. Далия нервничала и рвалась побыстрее уехать. А вот Ора была огорчена, ей хотелось подольше побыть с дочерью и с подругой.
Обнялись, расцеловались. И снова серпантин дороги между гор, в основном спуски, спуски. Далия вела Блоху на максимальной скорости. Ора то хваталась за подголовник кресла в котором сидел Лев, то за ручку над окном, то валилась набок. Вскрикивала от страха. Ругала Далию:
— Ты нас всех угробишь!
Но та не обращала внимания и гнала, гнала вперёд. Довольно быстро Блоха доскакала до чек-поста на въезде в Иерусалим. К ним подошла девушка пограничница. Как и при въезде, не стала требовать документы, а лишь взглянула на лица и подняла шлагбаум.
Без единой пробки проехали первый квиш, свернули на шестой. Вот и Хадера.
Завезли Ору домой, на несколько минут зашли поздороваться с Амитаем, а затем поехали домой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Шоссе Аялон, или шоссе №20 — основное израильское шоссе, проходящее сквозь самую большую агрегацию городов Израиля — Гуш-Дан.
2. Иерусалимский камень – порода твердого мелового камня. Практически все здания Иерусалима, построены или облицованы этим камнем, что придает городу особый архитектурный вид и красоту.
3. Имале — (ивр.)мамочка.
4. Афтаа — (ивр.) сюрприз
5. Сабры — Так называют евреев родившихся в Эрец Исраэль. (Сабр - колючий кактус, не боящийся жары и выживающий в израильском климате.)
6. Орот Рабин — Огни Рабина, электростанция между Хадерой и Кейсарией.
7. Шаиш — (ивр.) изначальный перевод - мрамор. Впоследствии так стали называть любые поверхности и, в первую очередь кухонную столешницу не только из мрамора, но и из кейсарского камня, гранита и т.п.