К вопросу о - "... знать хорошие книжки он в детстве читал..." и обсуждения по этому поводу "филологических-педагогических" и др.дам. Русскоязычных дам. Подчеркиваю это, поскольку отнюдь не все живут много лет в тех же городах и странах, в которых они получали "то самое образование".
Иные от реалий времени и места отвыкли, знают понаслышке и судят про программы по литературе из опосредованных источников. Или собственного опыта многолетней давности.
Есть среди комментаторов и те, кто отнюдь не филологи, и отнюдь не педагоги, но тоже - много и правильно всю жизнь читали...
Были дебаты когда-то по поводу губермановского "гарика" про то, что "Подонки, мразь и забулдыги, мерзавцы, суки и скоты читали в детстве те же книги, что прочитали я и ты"... Мол, если б читали!...
Ну, во-первых, не столь буквально. Про "мерзавцев-забулдыг"... А во-вторых... ("Сейчас не об этом", впрочем!..)
Мне не пришлось преподавать литературу. Педпрактика у Императрицы в родной щколе не считается. (Хотя немало любопытного вынесено и из нее. Особенно в контексте времени и многолетней работы над "Школьной эпопеей"...) А вот сочинение, когда поступала на литфак, было именно об этом - о моем идеале учителя литературы.
Жизненный, профессиональный, личный опыт вкупе со всеми этими сменами формаций, бурь и трагедий подтвердил: "излишний идеализм на выходе" сильно, конечно, мешает, но!.. И тогда, и...всегда!.. (Впрочем, это скорее гипотетическое сейчас, все с ног на голову на Планете вообще, так что - больше для себя...)
Если о программе...
Мало хорошей поэзии, мало детской литературы... Кому под силу проникнуться тем же Достоевским в свои 15!..
А вот про сверстников...
Прививка, не более чем: но при проч. хороших условиях - гены-окружение-среда... И не количество прочитанных книг, а ВОСПРИЯТИЕ их, и образ учителя, уважение к его личности может все же сыграть роль в том, чтобы мудрость веков впиталась в подкорку.
А препарирование литературы, "проходить" произведения", не говоря уж о "партийной организации и партийной литературе" и проч. идеологической мути, которая до конца существования той самой "партийности" отбивала желание читать, и тем более, преподавать у очень многих...
Тем не менее, были ж роскошные учителя - и в школах, и в вузах, были ж книголюбы, библиофилы до самозабвения!.. Не благодаря часто - вопреки программе и любым (и умным, и серым) учителям!
Литература - это книги. Просто книги в контексте Человека. Истории. И человеческого в человеке. Это - что такое по-людски, а что - животное, звериное в нем.
И не изучать, а читать нужно на уроках литературы. Читать и спорить. И рассказывать. И ЛЮБИТЬ. Литература - это не предмет. Это - о Душе. О Выборе между Добром-Злом.
Программа - это про другое.
Но... слишком мало и примитивно - литература детская в программе. И так всегда было. Пожалуй, лучшее, что есть у нас - это именно она. Гайдар. Кассиль. Рыбаков. Алексин...
Воспитание души?.. Насколько способна эта душа воспринять и остаться Душой...
Гайдар - это про Человеческое в человеке.
Каждое взрослое лето начинала с Гайдара. (Защитная реакция организма). И обязательно - С "Голубой чашки"...
"Рассказ гениален. Перечитайте. Или прочитайте". - сразу наткнулась в поисковике. - "Уважаемые маленькие читатели! Какие вообще могут быть темы и «вопросы» в литературе? По пальцам пересчитать: любовь, измена, жизнь, война, смерть, тревога, дорога, природа… Все это да, влито в «Голубую чашку».
И именно об этом я собиралась сейчас... О том, что ("если бы, да кабы!.." Убедительнейшим образом Небо показало)тонкий слой человеческого в человеке легко смывается при первых же... Словом, я не про ай-кью...
-------------------------------------------------------
"Голубая чашка":
...Выбрались мы через огороды на жёлтую от куриной слепоты поляну, сняли сандалии и по тёплой тропинке пошли босиком через луг прямо на мельницу.
Идём мы, идём и вот видим, что от мельницы во весь дух мчится нам навстречу какой-то человек. Пригнулся он, а из-за ракитовых кустов летят ему в спину комья земли. Странно нам это показалось. Что такое? У Светланы глаза зоркие, остановилась она и говорит:
— А я знаю, кто это бежит. Это мальчишка, Санька Карякин, который живёт возле того дома, где чьи-то свиньи в сад на помидорные грядки залезли. Он вчера ещё против нашей дачи на чужой козе верхом катался. Помнишь?
Добежал до нас Санька, остановился и слёзы ситцевым кульком вытирает. А мы спрашиваем у него:
— Почему это, Санька, ты во весь дух мчался и почему это за тобой из-за кустов комья летели?
Отвернулся Санька и говорит:
— Меня бабка в колхозную лавку за солью послала. А на мельнице сидит пионер Пашка Букамашкин, и он меня драть хочет.
Посмотрела на него Светлана. Вот так дело!
Разве же есть в Советской стране такой закон, чтобы бежал человек в колхозную лавку за солью, никого не трогал, не задирал и вдруг бы его ни с того ни с сего драть стали?
— Идём с нами, Санька, — говорит Светлана. — Не бойся. Нам по дороге, и мы за тебя заступимся.
Пошли мы втроём сквозь густой ракитник.
— Вот он, Пашка Букамашкин, — сказал Санька и попятился.
Видим мы — стоит мельница. Возле мельницы телега. Под телегой лежит кудластая, вся в репейниках, собачонка и, приоткрыв один глаз, смотрит, как шустрые воробьи клюют рассыпанные по песку зёрна. А на кучке песка сидит без рубахи Пашка Букамашкин и грызёт свежий огурец.
Увидал нас Пашка, но не испугался, а бросил огрызок в собачонку и сказал, ни на кого не глядя:
— Тю!.. Шарик… Тю!.. Вон идёт сюда известный фашист, белогвардеец Санька. Погоди, несчастный фашист! Мы с тобою ещё разделаемся.
Тут Пашка плюнул далеко в песок. Кудластая собачонка зарычала. Испуганные воробьи с шумом взлетели на дерево. А мы со Светланой, услышав такие слова, подошли к Пашке поближе.
— Постой, Пашка, — сказал я. — Может быть, ты ошибся? Какой же это фашист, белогвардеец? Ведь это просто-напросто Санька Карякин, который живёт возле того дома, где чьи-то свиньи в чужой сад на помидорные грядки залезли.
— Всё равно белогвардеец, — упрямо повторил Пашка. — А если не верите, то хотите, я расскажу вам всю его историю?
Тут нам со Светланой очень захотелось узнать всю Санькину историю. Мы сели на брёвна, Пашка напротив. Кудластая собачонка у наших ног, на траву. Только Санька не сел, а, уйдя за телегу, закричал оттуда сердито:
— Ты тогда уже всё рассказывай! И как мне по затылку попало, тоже рассказывай. Думаешь, по затылку не больно? Возьми-ка себе да стукни.
— Есть в Германии город Дрезден, — спокойно сказал Пашка, — и вот из этого города убежал от фашистов один рабочий, еврей. Убежал и приехал к нам. А с ним девчонка приехала, Берта. Сам он теперь на этой мельнице работает, а Берта с нами играет. Только сейчас она в деревню за молоком побежала. Так вот, играем мы позавчера в чижа: я, Берта, этот человек, Санька, и ещё один из посёлка. Берта бьёт палкой в чижа и попадает нечаянно этому самому Саньке по затылку, что ли… — Прямо по макушке стукнула, — сказал Санька из-за телеги. — У меня голова загудела, а она ещё смеётся.
— Ну вот, — продолжал Пашка, — стукнула она этого Саньку чижом по макушке. Он сначала на неё с кулаками, а потом ничего. Приложил лопух к голове — и опять с нами играет. Только стал он после этого невозможно жулить. Возьмёт нашагнет лишний шаг, да и метит чижом прямо на кон.
— Врёшь, врёшь! — выскочил из-за телеги Санька. — Это твоя собака мордой ткнула, вот он, чиж, и подкатился.
— А ты не с собакой играешь, а с нами. Взял бы да и положил чижа на место. Ну вот. Метнул он чижа, а Берта как хватит палкой, так этот чиж прямо на другой конец поля, в крапиву, перелетел. Нам смешно, а Санька злится. Понятно, бежать ему за чижом в крапиву неохота… Перелез через забор и орёт оттуда: «Дура, жидовка! Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» А Берта дуру по-русски уже хорошо понимает, а жидовку ещё не понимает никак. Подходит она ко мне и спрашивает: «Это что такое жидовка?» А мне и сказать совестно. Я кричу: «Замолчи, Санька!» А он нарочно всё громче и громче кричит. Я — за ним через забор. Он — в кусты. Так и скрылся. Вернулся я — гляжу: палка валяется на траве, а Берта сидит в углу на брёвнах. Я зову: «Берта!» Она не отвечает. Подошёл я — вижу: на глазах у неё слёзы. Значит, сама догадалась. Поднял я тогда с земли камень, сунул в карман и думаю: «Ну, погоди, проклятый Санька! Это тебе не Германия. С твоим-то фашизмом мы и сами справимся!»
Посмотрели мы на Саньку и подумали: «Ну, брат, плохая у тебя история. Даже слушать противно. А мы-то ещё собирались за тебя заступиться».
И только хотел я это сказать, как вдруг дрогнула и зашумела мельница, закрутилось по воде отдохнувшее колесо. Выскочила из мельничного окна обсыпанная мукой, ошалелая от испуга кошка. Спросонок промахнулась и свалилась прямо на спину задремавшему Шарику. Шарик взвизгнул и подпрыгнул. Кошка метнулась на дерево, воробьи с дерева — на крышу. Лошадь вскинула морду и дёрнула телегу. А из сарая выглянул какой-то лохматый, серый от муки дядька и, не разобравшись, погрозил длинным кнутом отскочившему от телеги Саньке:
— Но, но… смотри, не балуй, а то сейчас живо выдеру!
Засмеялась Светлана, и что-то жалко ей стало этого несчастного Саньку, которого все хотят выдрать.
— Папа, — сказала она мне. — А может быть, он вовсе не такой уж фашист? Может быть, он просто дурак? Ведь правда, Санька, что ты просто дурак? — спросила Светлана и ласково заглянула ему в лицо.
В ответ Санька только сердито фыркнул, замотал головой, засопел и хотел что-то сказать. А что тут скажешь, когда сам кругом виноват и сказать-то, по правде говоря, нечего.
Но тут Пашкина собачонка перестала вдруг тявкать на кошку и, повернувшись к полю, подняла уши.
Где-то за рощей хлопнул выстрел. Другой. И пошло, и пошло!..
— Бой неподалёку! — вскрикнул Пашка.
— Бой неподалёку, — сказал и я. — Это палят из винтовок. А вот слышите? Это застрочил пулемёт.
— А кто с кем? — дрогнувшим голосом спросила Светлана. — Разве уже война?
Первым вскочил Пашка. За ним помчалась собачонка. Я подхватил на руки Светлану и тоже побежал к роще.
Не успели мы пробежать полдороги, как услышали позади крик. Мы обернулись и увидели Саньку.
Высоко подняв руки, чтобы мы его скорее заметили, он мчался к нам напрямик через канавы и кочки.
— Ишь ты, как козёл скачет! — пробормотал Пашка. — А чем этот дурак над головой размахивает?
— Это не дурак. Это он мои сандалии тащит! — радостно закричала Светлана. — Я их на брёвнах позабыла, а он нашёл и мне их несёт. Ты бы с ним помирился, Пашка!
Пашка насупился и ничего не ответил. Мы подождали Саньку, взяли у него жёлтые Светланины сандалии. И теперь уже вчетвером, с собакой, прошли через рощу на опушку.
Перед нами раскинулось холмистое, поросшее кустами поле. У ручья, позвякивая жестяным бубенчиком, щипала траву привязанная к колышку коза. А в небе плавно летал одинокий коршун. Вот и всё. И больше никого и ничего на этом поле не было.
— Так где же тут война? — нетерпеливо спросила Светлана.
— А сейчас посмотрю, — сказал Пашка и влез на пенёк.
Долго стоял он, щурясь от солнца и закрывая глаза ладонью. И кто его знает, что он там видел, но только Светлане ждать надоело, и она, путаясь в траве, пошла сама искать войну.
— Мне трава высокая, а я низкая, — приподнимаясь на цыпочках, пожаловалась Светлана. — И я совсем не вижу.
— Смотри под ноги, не задень провод, — раздался сверху громкий голос.
Мигом слетел с пенька Пашка. Неуклюже отскочил в сторону Санька. А Светлана бросилась ко мне и крепко схватила меня за руку.
Мы попятились и тут увидели, что прямо над нами, в густых ветвях одинокого дерева, притаился красноармеец.
Винтовка висела возле него на суку. В одной руке он держал телефонную трубку и, не шевелясь, глядел в блестящий чёрный бинокль куда-то на край пустынного поля.
Ещё не успели мы промолвить слова, как издалека, словно гром с перекатами и перегудами, ударил страшный орудийный залп. Вздрогнула под ногами земля. Далеко от нас поднялась над полем целая туча чёрной пыли и дыма. Как сумасшедшая, подпрыгнула и сорвалась с мочальной верёвки коза. А коршун вильнул в небе и, быстро-быстро махая крыльями, умчался прочь.
— Плохо дело фашистам! — громко сказал Пашка и посмотрел на Саньку. — Вот как бьют наши батареи.
— Плохо дело фашистам, — как эхо повторил хриплый голос."
"Военная тайна"...
"...Из-за поворота на встречу выбежла Натка. Была она сеголня такая веселая, черноволосая, без платка, без галстука. Подбегая, она раскинула руки и радостно спросила: — Ну что, заждались?.."
- Немножко прозы читала со сцены в школьные годы тоже. Из Гайдара - это... Сегодня день именин Наташ и в том числе поэтому, смогла вспомнить - очень "больный" отрывок!.. И вообще вся эта повесть - умная, добрая, грустная с сакральным названием...
... ОЧЕНЬ хотелось верить в СВЕТЛОЕ, в НАСТОЯЩЕЕ!.. В Хороших людей.
Может, потому любимый писатель до сих пор он - Гайдар.
...Сергей. Малыш Алька, мать Альки - румынская еврейка Марица Маргулис, погибшая в кишинёвской тюрьме... (в детстве как-то не очень постигала: какая тюрьма, какая каторга в советские 30-е годы?..)
"...Марица Маргулис появляется на первых страницах: героиня повести Натка находит в вагоне-ресторане забытый кем-то старый журнал с ее фотографией..."
"...Перед ней лежала фотография, обведённая чёрной траурной каёмкой: это была румынская, вернее — молдавская, еврейка-комсомолка Марица Маргулис. Присуждённая к пяти годам каторги, она бежала, но через год была вновь схвачена и убита в суровых башнях кишинёвской тюрьмы.
Смуглое лицо с мягкими, не очень правильными чертами. Густые, немного растрёпанные косы и глядящие в упор яркие, спокойные глаза.
Вот такой, вероятно, и стояла она; так, вероятно, и глядела она, когда привели её для первого допроса к блестящим жандармским офицерам и следователям беспощадной сигуранцы."
Там же, в ресторане, она встречает Сергея и его сына Альку:
В вагон вошли ещё двое: высокий, сероглазый, с крестообразным шрамом ниже левого виска, а с ним шестилетний белокурый мальчуган, но с глазами тёмными и весёлыми.
После младенчества Алька видел мать только один раз, в 1932 г.
— А всё-таки где же Алька видел Марицу? — неожиданно обернувшись к Сергею, спросила Натка.
— Он видел её полтора года назад, Наташа. Тогда Марица бежала из тюрьмы. Она бросилась в Днестр и поплыла к советской границе. Её ранили, но она всё-таки доплыла до берега. Потом она лежала в больнице, в Молдавии. Была уже ночь, когда мы приехали в Балту. Но Марица не хотела ждать до утра. Нас пропустили к ней ночью. Алька у неё спросил: «Тебя пулей пробило?» Она ответила: «Да, пулей». — «Почему же ты смеёшься? Разве тебе не больно?» — «Нет, Алька, от пули всегда больно. Это я тебя люблю». Он насупился, присел поближе и потрогал её косы. «Ладно, ладно, и мы их пробьём тоже».
"Вообще весь лагерь - это огороженная забором территория любви. Там все любят всех. В особенности все народы любят друг друга. Черкесского мальчика отправляют в звено, где есть мальчик-кубанский казак, который немного говорит по-черкесски.
А за пределами лагеря, конечно не ад, но враждебная среда. Там воры, и не просто воры, а вредители..."
"...Владик Дашевский в какой-то момент ссорится с Йоськой Розенцвейгом и убегает за ворота - кому и бунтовать, как не поляку! За пределами лагеря он знакомится с местными мальчишками. Тут прибегает Йоська и пеняет ему, что он не может даже мяч им перекинуть..."
— Видал? — поворачиваясь к парню, презрительно сказал оскорблённый Владик. — Они будут мяч кидать, а я им подкидывай. Нашли дурака-подавальщика.
— Известно, — сплёвывая на траву, охотно согласился парень. — Им только этого и надо. Ишь ты какой рябой выискался!
<..>
— Он думает, что раз он звеньевой, то я ему и штаны поддерживай. Нет, брат, врёшь, нынче лакеев нету.
— Конечно, — всё так же охотно поддакнул парень. — Это такой народ… Ты им сунь палец, а они и всю руку норовят слопать. Такая уж ихняя порода.
— Какая порода? — удивился и не понял Владик.
— Как какая? Мальчишка-то прибегал — жид? Значит, и порода такая!
----------
... Значит, такая порода - "малочеловека". Потому что были страшные войны, были океаны крови и Боли, а люди ни на йоту не приблизились к тому, что имеет право на звание Человека Разумного.
И все эти мои "с КИДом по жизни" - не более чем УТОПИЯ.
На Планете Большой НЕЛЮБВИ и НЕУВАЖЕНИЯ...
А стрелочник... он всегда найдется. По любому признаку - национальному, конфессиональному и другим-прочим... И мироустройство 21 века в целом ненамного отличается от того, что в веке каменном. Но с тех - что ж взять было?... "На заре "цивилизации"...
"Ведь правда, Санька, что ты просто дурак?.."
Впрочем, как и сейчас. Что бы они про себя не думали. "Люди-нелюди... Гуси-лебеди..."
08-09.09. Год 23-й.Век 21-й...