(из цикла «Наблюдения социолога»)
Стать респондентом интервьюера-социолога не всякому дано. Тем более, если ты оригинал. Допустим, некто выписывает на дом десять газет и журналов, тогда как большинство ограничивается двумя-тремя изданиями. В таком случае отличившегося могут не включить в выборку. Аргумент – не вписывается в нормальное распределение признака.
Вместе с тем, не будучи оригиналом индивид должен быть свободным в выражении своего мнения (важный методологический посыл). Однажды на кафедру социологии, где я работал, на стажировку прибыл американец. Помню фразу, которую я отчеканил беседуя с ним. Неожиданно для себя! А было сказано, чем дальше на восток, тем меньше надобности в социологии («The further to the East the less need in sociology!»). Из неё следовало, что наука, которую мы представляли, работает в демократических обществах, что она превращается в фикцию в условиях тоталитаризма. В тот «звёздный» момент я имел в виду то самое методологическое требование.
Были и другие поводы для того, чтобы фраза всплывала в моей памяти. По делу и без того, чтобы ею кокетничать. Один эпизод заполнился особенно...
... Тот день был хмурым. В новом микро-районе, на окраине Тбилиси проводился опрос о местных выборах. Я следовал таблице случайных чисел и обошёл несколько квартир. Когда я постучался в одну из них, на меня повеяло холодком. В своём большинстве входные двери у жильцов корпуса были обиты дерматином или заменены на железные или более стильные. Эта же была такой же, как её повесили строители – без прикрас, от времени потускневшая треснувшая краска. Мне открыла укутанная в шарф женщина. Её глаза были усталые и испуганные. За спиной хозяйки стоял сын – парень о шестнадцати лет, одетый непритязательно, с потухшим взглядом. Светловолосый как его мать, с той же бледностью на лице. После моего спича меня пригласили зайти. Обстановка внутри была не то что аскетичная, а бедная. В домах, куда я не заходил, всюду виднелся ремонт той или иной свежести. В квартире не было и намёка на него. Казённые бело-синие стены, серый день за окнами усиливали ощущение неуюта и холода. Женщина с готовностью уселась за стол заполнять анкету. Воцарилась тишина. Вдруг в проёме двери появился огромного роста мужлан. Никто не услышал, как он зашёл в дом. На его огромной голове красовалась кепка-аэродром, маленькие глазки на широченном лице смотрели пронзительно зло и недоверчиво. Он ввалил своё грузное, облаченное в дешёвый дождевик тело в комнату и направился к нам. Женщина съёжилась, парень тоже был подавлен. Моя особа точно не понравилась мужику. Он пренебрежительно осведомился о происходящем. Я, как обычно, разъяснил ему о моей миссии, что только прибавило его ярости. «Женщина, дел у тебя нет!» – обратился грозный муж к кроткой супруге. Я, увидев, что у меня «уводят» респондента, попытался выправить положение. Мой традиционный вопрос, откуда он родом, не возымел эффекта. Видимо, этот мужлан не хотел допустить и мысли, что интеллигентный субтильной внешности субъект в очках (речь про меня) мог быть ему земляком. Но мне удалось разговорить его. Видимо, моё спокойствие обезоружило гнев монстра. Почувствовав, что муж смягчился, женщина быстро вернулась к заполнению анкеты. Её смерил уничтожающий взгляд, она осеклась. Я, перехватив инициативу, уже не давал куражиться грубияну. Под конец всё семейство провожало меня. Я рассыпался в благодарностях и исподволь поглядывал на мать и сына. Они неуверенно улыбались.
В мою бытность в Москве я рассказал эту историю тамошним коллегам. Мы находились в командировке в Туле. Жили в гостинице «Интурист». Каждый вечер сотрудники собирались в комнате у руководителя группы и в непринужденной обстановке делились впечатлениями о рабочем дне. Обсуждались детали. Один из нас поведал, как во время анкетирования старшеклассников он попросил удалиться директора школы. Тот вроде помогал с опросом, присматривал за порядком. Но нет! Его свирепый вид и указка в руке, которой тот потрясал, определённым образом влияли на процедуру. Меня подмывало поговорить о перле, который я себе позволил на английском языке, но рассказал о своём визите в ту несчастную семью. Прозвучало «восточный тиран», «деспот при исполнении».
– Просто данный мужик сам по себе - насильник и патологический хам, – ответил я.
- Феминисток бы на него натравить! – заметила сотрудница.
Присутствовавшие стали рядить, насколько «свободосообразной» была процедура анкетирования в той семье, насколько соответствовал case требованиям методологии исследования. Здесь я ввернул пассаж о моей «крылатой» фразе. Сказал и выжидающе посмотрел на собеседников. Некоторые из них пожали плечами. «Звучит как афоризм!» - отреагировала после некоторой паузы коллега. Из вежливости, кажется.