В 2011 году на Третьей Всероссийской межвузовской теологической конференции диаконом Николаем Николаевичем Евсеевым в сообщении) был впервые обнародован факт расстрела троих монахов Новосильского Свято-Духова монастыря по обвинению в контрреволюционной деятельности: иеромонаха Вениамина (Филиппа Степановича Данилова), иеродиакона Никона (Николая Арсеньевича Голенищева-Кутузова) и монаха Алипия (Афанасия Федоровича Воробьева) [1].
С помощью московского адвоката Михаила Ивановича Скузоватова нам удалось получить копию Судебного дела расстрелянных монахов из Российского государственного военного архива [2] и проанализировать его. В результате анализа выяснилось следующее.
Основой для обвинения монахов в контреволюционной деятельности и вынесения им смертного приговора явился следующий документ: «ПРОТОКОЛ: 1919 года 26 сентября начальник уездной Рабоце-Крестьянской советской милиции Ф.М. Фомин производил опрос у милиционеров городского конного резерва Семина и Титова и командированного Особым отделом ВЧК при Р.В. Совете 13 армии тов. Жарко, командированных для обследования Духовского монастыря по делу о монахах, обвиняемых в контрреволюционном заговоре».
Отметим присутствующие в обозначении предмета протокола логические несоответствия: 1) пишется о том, что «тов. Жарко» командирован Особым отделом, и он же обозначается вместе с милиционерами в числе «командированных для обследования Духовского монастыря» (кем командированы милиционеры остается неясным); 2) в качестве обоснования «командировки» приводится оборот «по делу о монахах, обвиняемых в контрреволюционном заговоре»; однако на момент протокол опроса никакого «дела о монахах» еще не было, обвинение не было предъявлено, при этом недоказанное существование контрреволюционного заговора утверждается как существующий доказанный факт, выступающий основанием «обследования» монастыря и ареста монахов: в данном случае мы имеем классический пример «порочного круга»: следствие обозначается в качестве причины.
Есть еще одно примечательная деталь оформления документа: текст протокола составлен со слов только одного из «командированных» - милиционера Титова, его завершает фраза: «Опрошенный милиционер Новосильского городского резерва тов. Семин, показал: с показанием тов. Титова вполне солидарен и ничего новаго показать не могу». Протокол подписан Семиным и Титовым; подпись Жарко, указанного в числе опрошенных, отсутствует. То есть, с юридической точки зрения данный текст не может рассматриваться как документ.
В начале своих показаний милиционер Титов утверждает, что вечером 25 сентября 1919 года они вместе с Семиным и Жарко явились в Свято-Духов монастырь «под видом деникинцев». Не говоря уже о несоответствии данных званий именованиям казачьих чинов, обращает на себя внимание неясность конкретных обстоятельств знакомства: кому, когда, где именно так представились «командированные». «Тов.Жарко назвался казацким офицером, тов. Семин назвался казацким фельдфебелем, а я – старшим унтер-офицером». Сразу после этой информации следуют фразы: «Вошли в келью в которой находился монах. Мы попросили у него чего-нибудь поесть. Тот предложил хлеба, но после того как мы объявили себя белыми, тот предложил еще яблок и сказал, что для таких людей все можно сделать. Обещал, что, когда будет ужинать братия, принесут ужин и нам…»
В показаниях монаха Алипия (Воробьева), в келью которого пришли вечерние «гости», говорится о том, что они представились беглецами с красного казачьего фронта, которые «четверо суток голодные». После жалобы гостей на голод отец Алипий сразу предложил им по яблоку, т.к.. очевидно, ничего другого из съестного у него не было. О хлебе в показаниях Воробьева не упоминается.
«Командированные», как это следует из показаний Титова, «завели разговор относительно политики и всячески ругали большевиков». О. Алипий в ответ рассказал об обыске, который учинили местные коммунисты в монастыре, и, по его собственным словам из протокола допроса, назвал, их грабителями, «потому, что они взяли некоторые вещи из церкви». В изложении Титова данный факт выглядит следующим образом: «Этот самый Афанасий Воробьев начал нам рассказывать, что коммунисты не больше и не меньше, как грабители».
Таким образом высказывание Воробьева, относящееся к незаконным и кощунственным действиям местных коммунистов, подается в обобщенном, политическом плане – распространяется на всех коммунистов и всю их власть, что соответствует установке чекистов, которые стремились обосновать существование в монастыре «контрреволюционного заговора». В показаниях иеродьякона Никона (Голенищева-Кутузова) содержится более подробный рассказ об этом эпизоде: «когда у нас был обыск, то к нам в алтарь заскочили в фуражках, с папиросами в зубах и начали ругаться площадными словами, что для нас это служит поруганием святыни, и в связи с этим я дал нелестную оценку».
В ходе разговора с отцом Алипием пришельцы просят оставить их переночевать. Цитирую протокол опроса Титова: «Воробьев сказал, что таким людям можно, но он должен еще кое с кем переговорить по этому поводу. В эту же келию, где мы находились, вошел другой монах, который оказался дьяконом, по фамилии Голенищев-Кутузов. Воробьев с ним что-то переговорил, а тот в ответ сказал, что таким людям они очень рады и переночевать конечно возможно…».
В данном фрагменте обращает на себя настойчивое повторение оборота «таким людям», который в контексте утверждения Титова о том , что они представились деникинцами, особо компрометирует монахов; причем, в уста о. Никона они вкладываются милиционером без какого-либо изменения. Данная деталь всплывет в тексте допроса Голенищева-Кутузова находим такое место: «Когда к Вам обратился первый раз Воробьев по поводу ночлега солдат («вы говорили: «Мы белым войскам рады» – зачеркнуто) и объяснил, кто они, Вы говорили, что мы таким рады? – Положительно не помню, говорил или нет».
Данная деталь не ускользнула от внимания следователя Особого отдела при реввоенсовете 13 армии Южфронта Павла Трембача. В тексте допроса Голенищева-Кутузова находим такое место: «Когда к Вам обратился первый раз Воробьев по поводу ночлега солдат (вы говорили: «Мы белым войскам рады» – зачеркнуто) и объяснил, кто они, Вы говорили, что мы таким рады? – Положительно не помню, говорил или нет». Показательно, что следователь зачеркивает в протоколе слова «вы говорили мы белым войскам рады», заменяя нейтральным «мы таким рады».Тем самым следователь, по умолчанию, признает факт того, что чекисты не представлялись монахам белогвардейцами (это могло напугать насельников монастыря и поставить под угрозу успех провокации).
Цитирую протокол опроса Титова дальше: «Потом дьякон Кутузов из келии вышел и возвратился к нам через некоторое время и объяснил, что ходил к обозу, который направляется в г. Орел. Вошел он со словами: «вот как эта СВОРА удирает…Вошел священник тоже монах Вениамин…, которому дьякон доложил, кто мы и откуда. Вениамин также этому случаю порадовался…и даже развивал мысль, что Верховье занято белыми войсками». О. Никон имел в виду обоз с различными ценными вещами, в том числе изъятыми из монастыря, который местные власти подготовили к эвакуации в виду приближения войск Деникина.
В протоколе слова «свора» выделено заглавными буквами, что должно было подчеркнуть особое значение этого определения для обвинения монаха в контрреволюционной деятельности. Факт употребления иеродьяконом оценочного наименования также подтверждается в протоколе допроса присутствовавшего в тот момент в келье послушника Ивана Петрыкина, который также трижды свидетельствует о радости монахов по поводу приближения деникинцев (свидетельство Петрыкина в данном отношении резко отличается от показаний монахов, при этом совпадает с тем, что было сказано Титовым, подтверждая, в усиленной форме, показания милиционера, нацеленные на подчеркивание «контрреволюционности» монахов; есть серьезные основания предполагать, что подросток Петрыкин был подвергнут серьзному давлению со стороны чекистов – с угрозой смертного приговора).
Обращают на себя внимание слова Титова: «Вениамин… развивал мысль, что Верховье занято белыми войсками». В протоколе допроса о. Вениамина читаем: «Солдаты спрашивали дорогу на Ливны. Я сказал, что в Ливны можно попасть через Верховье, но оно теперь должно быть занято солдатами Деникинской армии». Однако, если вечерние гости представились солдатами (офицерами) Деникина, то это они должны были знать оперативную обстановку и не задавать монахам вопросов по этому поводу. Данная ситуация приобретает смысл только в том случае, если пришельцы сообщили о том, что они дезертиры, пробирающиеся к белым.
Согласно протоколу, Семин вызвался сходить в г. Новосиль, чтобы, якобы посмотреть дорогу на Елец, а также узнать, как красные войска отступают с целью передать это Деникину. «На самом же деле товарищ Семин был послан в город Новосиль для сообщении о всем слышанном и потребовать вооруженную силу», - записано в протоколе опроса.
Проводить этого «товарища» вызвался иеродьякон Никон (Голенищев-Кутузов). Согласно показаниям Титова, а также показаниям послушника Петрыкина и иеромонаха Вениамина, отец Никон, по возвращении в келью, где проходила вечерняя трапеза, говорил о том, что он проводил Семина «умеючи», и, когда шли мимо обоза местных коммунистов, готовящихся к эвакуации, сделал вид что с Семиным никаких дел не имеет, дабы не выдать такового.
После сей реплики иеродьякон задает всем участникам загадку: «Если бы пролетел аэроплан и бросил в эти возы бомбу, какая заповедь была бы исполнена?" Интерпретирована эта фраза была, конечно, как свидетельство контрреволюционных установок монахов. Но подлинный смысл вопроса не был понят никем. Иван Петрыкин ответил отцу Никону: "Кажется, девятая" (эта заповедь запрещает клевету). Отец Никон же имел в виду 8 заповедь: "Не укради" (обоз был набит награбленным добром, в том числе монастырскими ценными предметами, присвоенными во время «обыска»).
Трапеза закончилась. Все легли спать, но спали недолго. Цитирую протокол опроса Титова (особенности стиля и грамматики сохранены): «Через некоторое время приехали из Новосили вооруженная сила…, которые сделали вид, что нас они принимают на самом деле за белых и произвели наш арест. После нашего ареста ими был предложен вопрос монаху Воробьеву и Петрыкину, на что получили ответ, что не знают, кто они таковы, что шли мимо и зашли, чтобы переночевать и подзакусить. Кто же они таковы, это вопрос их не интересовал».
Прибывшая «вооруженная сила» под руководством помощника начальника Новосильской уездной милиции Клыгина осуществляет тщательный обыск в кельях монахов и отсутствовавшего настоятеля монастыря архимандрита Лазаря. Весьма примечательным документом, является присутствующая в следственном деле подробная опись вещей, которые были конфискованы у монахов в ходе обыска, проведенного вечером 26 сентября. В описи значатся подрясники, теплые носки, носовые платки, наволочки, кальсоны и пр. Ничего компрометирующего найдено не было.
Тем не менее, Клыгин на основании этой описи и личного указания Жарко арестовывает монахов.. Начальник Новосильской милиции Фомин также на основании сей описи 26 сентября делает вывод: «Свято-Духов монастырь является осиным гнездом для дела революции» и препровождает документы «сотруднику Особого отдела ВЧК при Ревовенсовете Южфронта Жарко «для зависящих распоряжений».
По результатам проведенной чекистами «секретной операции» вечером 25 сентября 1919 года были арестованы иеромонах Вениамин (Данилов), иеродиакон Никон (Голенищева-Кутузова), монах Алипий (Воробьев), послушник Иван Петрыкин, а также дезертир Александр Озеров, который незадолго до этого нашел приют в монастыре.
27 сентября арестованных, согласно документам, хранящимся в Судебном деле, отправляют под конвоем в Особый отдел ВЧК 13 армии Южфронта. 13 октября 1919 года на экстренном заседании Революционно-Военного трибунала 13 армии Южфронта во Мценске был вынесен приговор со следующей формулировкой: «гр-ждн. Голенищева-Кутузова Николая, Воробьева Олимпия, Данилова Филиппа…как виновных в крупных преступлениях, направленных против всех завоеваний трудового крестьянства и пролетариата Республики, не заслуживающих никакого снисхождения РАССТРЕЛЯТЬ».
Приговор был в тот же день приведен в исполнение. Шестнадцатилетний послушник Иван Петрыкин – единственный из насельников монастыря, участвовавших в вечерней трапезе с чекистами 25 сентября 1919 года, избежал расстрела и был освобожден с формулировкой «ввиду незначительности содеянного».
Дезертир Александр Озеров был направлен на два месяца в штрафную роту, также избежав расстрела, – и это во фронтовых условиях, когда бои шли на подступах ко Мценску (на следующий день 14 октября корниловский полк взял город). Вина же монахов с военно-политической, по сравнению с дезертирством, которое на войне считается самым тяжким преступлением и карается смертной казнью, даже если признать истинность показаний милиционеров и Петрыкина, ничтожна.
Данная деталь дополнительно свидетельствует о предрешенности приговора, нацеленности его против Церкви и ее святости. Насельники Новосильского Свято-Духова монастыря, которые вели себя достойно во время следствия и которые не боялись исповедовать веру во Христа даже в угрожавших их жизни условиях (осуждение кощунственных действий местных властей в ходе допроса), были расстреляны лишь за то, что они были монахи.
В заключение следует отметить продуманность и психологическую подготовку почвы для провокации. Окрестности монастыря были наводнены дезертирами «с красного фронта», прорванного во многих местах. В обители им давали еду и ночлег, о чем свидетельствует протокол допроса дезертира Озерова, арестованного в монастыре. Этот факт был использован провокаторами для убедительного обоснования своего появления в монастыре. Но описание подлинных обстоятельств вечерней трапезы в монастыре не соответствовало бы установке о существовании контреволюционного заговора в монастыре.
Главной уликой, призванной подтвердить этот «заговор» на фоне полного отсутствия каких-либо других фактов, доказывающих враждебную деятельность монахов, стало свидетельство милиционеров о том, что они явились в монастырь «под видом деникинцев». Несмотря на ряд очевидных фактических и логических нестыковок в Судебном деле, на то, что все допрошенные насельники монастыря (в том числе избежавший расстрела юный послушник Иван Петрыкин, показания которого в остальном почти полностью совпадают с показаниями милиционеров)
свидетельствуют о том, что пришельцы представились дезертирами, пробирающимися к Деникину, версия чекистов была принята следствием и стала основой для обвинения монахов «в крупных преступлениях, направленных против всех завоеваний трудового крестьянства и пролетариата Республики» и вынесения им расстрельного приговора.
Новосильский Свято-Духов монастырь был закрыт по предписанию Тульского Губисполкома в октябре 1921 года. Официальное решение о восстановлении Свято-Духова монастыря вынесено Священным Синодом РПЦ в 2005 году. Это произошло после реабилитации убиенных монахов Прокуратурой Москвы, которая состоялась 26.01.2005 г.
Литература и источники
1. Диакон Евсеев Н. Тульская епархия Русской Православной Церкви Московского Патриархата в первые годы Советской власти // Вестник ТулГУ. Серия «Теология». Вып. 7. 2011. С. 119–128.
2. Судебное дело по обвинению Голенищева-Кутузова Н., Воробьева А., Данилова Ф. и других в контрреволюции. (РГВА Ф. 24409. Оп. 2. Д. 1093. Л. 1–29).
;