Блок. Седое утро. Прочтение

Виталий Литвин
Седое утро

                Утро туманное, утро седое…
                Тургенев

 
                Утреет. С богом! По домам!
                Позвякивают колокольцы.
                Ты хладно жмешь к моим губам
                Свои серебряные кольцы,
                И я — который раз подряд —
                Целую кольцы, а не руки…
                В плече, откинутом назад, —
                Задор свободы и разлуки,
                Но еле видная за мглой,
                За дождевою, за докучной…
                И взгляд – как уголь под золой,
                И голос утренний и скучный…
                Нет, жизнь и счастье до утра
                Я находил не в этом взгляде!
                Не этот голос пел вчера
                С гитарой вместе на эстраде!..
                Как мальчик, шаркнула; поклон
                Отвешивает… «До свиданья…»
                И звякнул о браслет жетон
                (Какое-то воспоминанье)…
                Я молча на нее гляжу,
                Сжимаю пальцы ей до боли…
                Ведь нам уж не встречаться боле…
                Что ж на прощанье ей скажу?..
                «Прощай, возьми еще колечко.
                Оденешь рученьку свою
                И смуглое свое сердечко
                В серебряную чешую…
                Лети, как пролетала, тая,
                Ночь огневая, ночь былая…
                Ты, время, память притуши,
                А путь снежком запороши».
                29 ноября 1913





Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     Эпиграф взят из стих. И.С. Тургенева "В дороге" (1843), которое стало популярным романсом.
     [
     Напомню, что эпиграф у Блока – это не намёк на суть произведения, а вступительная к нему сцена:
«Утро туманное, утро седое…

                …Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
                Многое вспомнишь родное далекое,
                Слушая ропот колес непрестанный…»
               
     То есть и здесь Блок, как герой стихотворения Тургенева, перебирает свежие воспоминания, «глядя задумчиво» в окна поезда, или «в небо широкое» из конного экипажа.
      ]

     В письме к матери от 5 июля 1911 г. Блок сообщал: «В субботу я поехал в Парголово, но не доехал, остался в Озерках на цыганском концерте, почувствовал, что здесь – судьба. И, действительно, оказалось так. Цыганка, которая пела о множестве миров, потом говорила мне необыкновенные вещи, а потом – под проливным дождем в сумерках ночи на платформе – сверкнула длинными пальцами в броне из острых колец, а вчера обернулась кровавой зарей ("стихотворение")».
     Упоминание об этом эпизоде есть и в записных книжках (3 июля 1911 г.): «Вчера в сумерках ночи под дождем на Приморском вокзале цыганка дала мне поцеловать свои длинные пальцы, покрытые кольцами. Страшный мир. Но быть с тобой странно и сладко. »
[ …но быть с тобою…» – со страшным миром.]
     (См. также письмо к В.А. Пясту от 3 июля 1911 г.)
     »

     – «Позвякивают колокольцы.» – под дугой тройки.

     - «И я... //  Целую кольцы, а не руки…» - не руки, а подчиняясь "хладной" ей - кольца.

     – «Но еле видная за мглой…» – свобода и разлука.

     – «…В серебряную чешую…» – герой стихотворения понимает, что перед ним ещё один образ привычного персонажа его трехкнижия - многоликая  женщина-змея.


     В стихотворении от реального происшествия не осталось  ни “необыкновенных вещей”, которые говорила цыганка, ни песен о “множестве миров”, ни она сама, обернувшаяся “кровавой зарей” – только “броня из острых колец” и намек на “страшный мир”.
     Напомню, что «Страшный мир» – это раздел его третьего тома, где реальности мира российского Петербурга и Петербурга “всемирного града” – переплетены предельно. Вот и здесь, уж чего-чего, а песен о “множественности миров”, которые  “совершенно разодрали сердце” на цыганском концерте в предместьях Питера он не ждал.

Письмо к В.А. Пясту от 3 июля 1911 г.):
     «
     В прежние времена я писал бы стихи в такое утро, как сегодня; а теперь пишу письмо Вам <…>
     Дело в том, что Петербург — глухая провинциям, а глухая провинция — «страшный мир». Вчера я взял билет в Парголово и ехал на семичасовом поезде. Вдруг увидал афишу в Озерках: цыганский концерт. Почувствовал, что здесь — судьба и что ехать за Вами и тащить Вас на концерт уже поздно, — я остался в Озерках[Напомню, Озерки - это тот самый поселок, где "по вечерам над ресторанами вечерний воздух пьян и глух" - это место явления Незнакомки]. И действительно: они пели бог знает что, совершенно разодрали сердце; а ночью в Петербурге под проливным дождем на платформе та цыганка, в которой, собственно, и было все дело, дала мне поцеловать руку — смуглую с длинными пальцами — всю в броне из колючих колец. Потом я шатался по улице, приплелся мокрый в «Аквариум», куда они поехали петь, посмотрел в глаза цыганке и поплелся домой. Вот и все — но сегодня все какое-то несколько другое и жутковатое. Ну, до свиданья.
     Ваш А. Б.
     »

В стихотворении из реальности остались только серебреная чешуя колец. А остальное – ночи с цыганкой в реальности – не было, тройки – не было, одинокой хижины – не было… Стихотворение стало продолжением сюжета прошлого: там была избенка с жадными геранями, там его обитательница предупреждала:

                «О, друг, здесь цел не будешь,
                Скорей отсюда прочь!»

     Вот он и прощается с  нею…

                Прощай, возьми еще колечко.
                Оденешь рученьку свою
                И смуглое свое сердечко
                В серебряную чешую…