Ненашев сидел на кухне и курил. Вообще, он не любил курить в доме, но сегодня не хотелось никуда выходить. Он докурил, смял бычок о стенку раковины и аккуратно завернул в салфетку, чтобы забрать с собой и выкинуть в урну. Как будто скрывал следы преступления. Закончив с бычком, он взял телефон и набрал номер:
- Привет, - поздоровался он.
- А, привет! - обрадовался голос.
- У тебя все хорошо? - осведомился Ненашев.
- Да, вполне. В связи с чем вопрос?
- Сон плохой про тебя приснился, будто ты упал в болото и утонул.
- Это шутка такая? Пранк? Или как там сейчас модно называть? – хохотнул голос в телефоне.
- Нет, не шутка. Моя прабабка вещуньей была, всей деревне предсказывала.
- Ты выпил? - догадался голос.
- Верь-не верь, я просто хотел предупредить.
Ненашев нажал на отбой.
Карасёв растерянно смотрел в экран телефона. Как это понимать? О чем хотел предупредить? Жена Карасёва мыла посуду и услышала тревожное молчание мужа. Выключила воду, вытерла руки о фартук и спросила: «Это кто?».
- Ненашев.
- А чего он хотел?
- Предупредить.
- О чем?
- Не знаю.
- А что он сказал?
- Сказал, что видел сон, будто я утонул в болоте.
- Бред какой-то, - подытожила жена, - давно он стал суеверным?
- Говорит, его прабабка была не то ясновидящей, не то колдуньей.
- И что?
- Не знаю, - пожал плечами Карасёв.
Жена Карасёва домыла посуду и удалилась на балкон, держать совет с подругой.
- Можешь дословно пересказать? – потребовала подруга.
- Сказал, что видел, как Вадик утонул в болоте.
- Вода какая была — мутная, прозрачная?
- Откуда я знаю? Какая вода бывает в болоте?
- Мутная, - постановила подруга, - мутная — это плохо.
- Валь, но это же просто сон. Мало ли что кому снится.
- Но он же позвонил. Значит, что-то почувствовал.
- Делать-то что? - упала голосом жена Карасёва.
- В церковь сходите, - посоветовала подруга, - лучше в деревенскую, там места намоленные, в городе один новодел.
Карасёвы работали на одном предприятии. Он — на производстве, она — в бухгалтерии.
- Болото — дурной вестник, потеря равновесия в жизни, предательство, возможно болезнь - медленно прочитала с экрана Ирочка.
Весь отдел сосредоточенно читал сонники, работа стояла.
В обед Карасёв почувствовал себя плохо и уехал домой. Жена поехала с ним.
- Может, скорую? - тревожно спросила она, вглядываясь в бледное лицо мужа.
- Не надо, - отмахнулся он, - сейчас пройдет.
- Это ты из-за пожарника?
- Не пожарника, а инспектора, - раздраженно поправил Карасёв.
- Ну какая разница! - заразилась его раздражением жена.
- Нет, ты представь, - смягчился он, - опять не подписали акт. Мне кажется, мы никогда этот чертов акт не подпишем. И из-за чего? – Карасёв привстал на локте и устремил палец в потолок, - из-за ручки!
- Какой ручки? – не поняла жена.
- Шариковой, Оль, ручки! Сели, всё согласовали, он достал акт, подписал, протягивает мне - Карасёв жадно глотнул воздух, - протягивает мне, я беру ручку, и она брызгает. Представляешь? Весь акт в чернилах. Надо переделывать, - Карасёв обессиленно рухнул на диван.
- Ну ладно ты, - жена поправила подушку, - подпишете в другой раз. Главное, что всё согласовано.
- Подпи-и-ишете, - передразнил её Карасёв, - а если он передумает? Уволится? Да что угодно!
- Не уволится, - попыталась успокоить мужа.
- Надо было прислушаться к Ненашеву. Он же предупредил. Не ходить никуда сегодня, Колесников без меня бы всё подписал.
Лекарство подействовало, Карасёв уснул. Жена ушла к соседке. Дома в тишине было невыносимо.
- Может, настоечки? – предложила соседка.
- Не хочу, - отмахнулась жена Карасёва.
- Зря, - обиделась соседка, - она на травах, своя, домашняя, вмиг нервы на место поставит.
- Не хочу, - хмуро повторила Оля.
- А я выпью, - постановила соседка.
- А вдруг всё это правда? – пространно заметила Оля.
- Что именно?
- Ну предзнаменования, приметы?
- Конечно, правда, - соседка проворно наполнила рюмку, выпила - вон моей тётке кто-то под дверь соль подсыпал, так у нее на следующий день кот сдох. Ну, болел, конечно, старый был. Но почему на следующий день? Почему не через месяц?
- Может, совпало?
- Ага, держи карман шире! Совпало. Кум мой во сне ворона увидел, будто тот ему глаза выклевал…
- Перестань, пожалуйста, и так тошно, - перебила Оля.
Соседка опрокинула очередную стопку и удалилась в комнату. Вернулась с блокнотом. Долго шуршала страницами.
- Вот! Пиши! – победно ткнула она раскрытым блокнотом под нос подруги.
- Что это? – устало спросила Ольга.
- Баб Нюра, Яшку – брата моего от заикания вылечила. Только она это, в деревне живёт, ехать надо. Но бабка – во! Говорят, к ней сам губернатор ездил.
Оля с сомнением посмотрела на соседку, сфотографировала страничку, чтобы та отстала и засобиралась домой. С хмелеющей соседкой сидеть перспектива так себе.
На следующий день Карасёв взял больничный, Оля – отпуск за свой счет.
- Давай съездим, - настаивала она, - хуже не будет. Чего дома зря сидеть, с тоски помереть можно.
Ехали молча. За окном мелькал лес, стояла молодая осень. Тополя пожелтели первыми, дубы – только на верхушках, березы стояли ещё в зелёном. Красиво. Оля залюбовалась солнцем, которое слепило её лучами сквозь ветки. Вспомнила, как год назад примерно в это время вместе с Ненашевыми сняли домик на опушке леса. Пили вино, болтали, жгли костёр, смеялись. Всё было легко и просто. Куда всё делось?...
Её мысли перебил супруг.
- Долго ещё?
Оля посмотрела в телефон: «Двенадцать километров».
Въехали в деревню, остановились у магазина «Тополёк» - так было указано в переписке. Вскоре подошел долговязый парнишка: «Вы к баб Нюре? Пошлите. Машину можете тут оставить, там проезда нет».
Шли недолго, деревенскими улочками. Парнишка представился внуком знаменитой старушки. По дороге инструктировал: «Говорите, коли спросит, сами не лезьте. Если даст знак ждать - ждите. Если махнет рукой в сторону двери – сразу же уходите». Перед самым входом сообщил: «Деньги здесь мне отдайте, в доме нельзя».
- Почему? – поинтересовался Карасёв.
- На них чужая энергия, - деловито пояснил «внук», - может помешать.
Карасёв отсчитал купюры и протянул парню.
Зашли внутрь, скромно поздоровались. Сухонькая старушка в платочке сидела в кресле под иконостасом. На окнах висели вышитые белые занавески. Такие же висели над иконами. Обстановка была простая, деревенская: бревенчатая мебель, вязанные коврики, печь, котелки, черные от огня. Над печью пучки трав и вязанки чеснока. Сказка. Старушка сидела, прикрыв глаза. «Молится, наверное», - шепнула Оля мужу.
- Ты останься, а жинка твоя пусть на улице подождет, - изрекла старушка, не открывая глаз.
Оля растерянно посмотрела на мужа и попятилась назад к двери. На улице тот самый парнишка лениво пинал мяч о стену сарая. Увидев Ольгу, кивнул на лавку: «Да вы садитесь, это может быть надолго». Карасёв вышел через пять минут.
- Всё? – изумилась Ольга.
- Всё, - Карасёв подхватил её за локоть и потащил к выходу. «Внук» буднично закрыл калитку и вернулся к своему занятию.
Карасёв шел по улице и сосредоточенно сопел.
- Ну что? – осторожно поинтересовалась жена.
- Ничего! Ни-че-го, - по слогам прошипел Карасёв, - это разводняк, Оль! Пять тысяч за пять минут.
- Как это «ничего»? – растерялась Оля.
- Так. Какой-то бред: «Вижу волка, вижу тучи, вижу то, вижу сё».
- Где «вижу»?
- В траве этой своей, подожгла, походила по комнате с этим вонючим веником, якобы она в дыму что-то видит.
- Может, и видит.
- Что? Волка? Тучи?
- И ничего не сказала?
- Ничего. Набор слов и рукой на дверь. Это мошенники, Оль. Надо писать заявление.
- И что мы им скажем? – устало спросила Ольга, - Что?
- Ничего, поехали отсюда, темнеет.
Ольга любила дальние поездки, дорога успокаивала – шум колёс, пейзажи, тихое радио. В этот раз не получалось – к тревоге добавилось неприятное чувство – будто в карман залезли. Средь бела дня. Как она могла дать себя втянуть в эту авантюру? Не только себя, но и мужа уговорить. И это бухгалтер - человек логики и цифр! Она вдруг почувствовала вину и дикое одиночество в этой вине. Украдкой глянула на мужа.
Карасёв хмуро вглядывался в даль. Лес больше не казался красивым и приветливым, скорее наоборот – давил темными стенами, отбрасывал жутковатые тени. Оля боязливо поёжилась – скорей бы домой. Вдруг из леса отделилась стремительная тень и бросилась под колёса. Карасёв резко ударил по тормозам, машину отбросило в сторону, она слетела с дороги и вдруг всё стихло.
Ольга открыла глаза. Она думала будет, как в фильмах – звуки сирены взрезают ночную тишину, слепящие мигалки, спасатели, разрезающие железо машины, встревоженные медики. Но ничего этого не было. Вокруг была темнота, где-то сверху стонали деревья, ухала недовольная птица, под капотом что-то шипело. Ольга огляделась, прислушалась к себе – саднил локоть. Разбила о дверь. Пошевелила ногами, руками. Повернула голову – мужа не было. Выбралась из машины, нога провалилась в мягкий мох. Повсюду был мох. Может, он их и спас, смягчил удар? Карасёв сидел у обочины, свесив голову, словно спал. Ольга села рядом.
- Ты как?
- Нормально. Очнулся – ты в отключке, телефон разбит, пошел ловить попутку.
- Что это было? Волк? - спросила она.
Карасёв повернул голову, бровь была рассечена. На лицо кривой струйкой спускалась кровь.
- Кабан.
- Откуда ты знаешь?
- Он там, у дерева лежит.
Отделение полиции находилось в деревне со смешным названием «Комары». Там же располагался и медпункт. Заспанная молодая медсестра обработала ссадины, что-то чиркнула в бумагах местного полицейского, потом задумчиво посмотрела на Карасёва.
- Пили?
- Что? – не понял Карасёв?
- Алкоголь употребляли? - переспросила медсестра.
- Нет.
Медсестра перевела взгляд на сержанта: «Кровь брать будем?». Сержант помотал головой: «Да видно, что трезвый, пиши ноль».
Закончив с писаниной, сержант закрыл папку.
- Машина пока останется у нас, завтра при свете нужно будет осмотреть. Да и не на ходу она. Если жалоб и претензий нет, пишите внизу «Записано с моих слов», подпись, дата. Оля занесла ручку над бумагой и на долю секунды её осенило, что это всё сон, всё не по-настоящему. Какой участок? Какие «Комары»?
- Не подскажете во сколько ближайшая электричка? – устало спросил Карасёв.
- В девять пятнадцать.
Оля подняла глаза, часы над дверью показывали без пяти пять утра. Целая ночь прошла.
- Гостиниц у нас нет, сами понимаете, - посочувствовал сержант, - есть буфет, но он открывается в восемь. Можете остаться тут, но ждать придется в коридоре, в кабинете не положено.
- Нет, спасибо, мы пойдем, - решил Карасёв, - до свидания.
- До свидания.
Вышли на улицу, вдохнули, переглянулись. Где-то вдали горланил петух, лаяла собака. На деревню опустилась предрассветная дымка, горизонт уже разбавлял кромку неба розовым. Воздух напитался травами и свежестью. Говорить не хотелось. Вышли на дорогу и пошли наугад. Вскоре показалось озеро. Туман почти полностью скрывал его. Карасёв вдруг стал энергично раздеваться. Не успела Ольга опомниться, как он рыбкой, почти беззвучно скрылся под водой.
- Ты с ума сошёл? – зашипела она, - а если кто-то увидит?
Но он её уже не слышал, плыл вдаль от берега, разрезая руками водную гладь.
Ольга оглянулась – никого. Даже птицы стихли. Была – не была, она тоже разделась и вошла в воду. Когда вода была уже у горла, остановилась. Застыла. Голая, как Ева в первый день мироздания. Закрыла глаза. Подумала, даже если сейчас сбежится вся деревня во главе с сержантом – плевать. Вода бережно смывала с неё тяжесть этой ночи, тяжесть всей жизни, качала и убаюкивала. На берегу стоял лес и в воде отражался лес. Верхний и нижний мир, а между мирами она. Остаться бы тут навсегда. Купить дом из дерева. Дерево дышит и дом живой. Не бетонная коробка. Выходить босой в ночнушке на траву, утром купаться в озере, пить парное молоко. И гори огнем вся эта прошлая жизнь.
Одежда не хотела налезать на мокрые тела, Карасёв смешно прыгал на одной ноге, пытаясь натянуть штанину, Ольга засмеялась. Сели на бревно, вода в озере ещё не успокоилась, небо в отражении изгибалось, и деревья, и весь мир. Ольга чувствовала плечом мужа, а он её. Может, он тоже думал о деревянном доме и парном молоке. Где-то за спиной звонарь ударил в церковные колокола. Звук полетел над их головами, тугой и манящий.
- Пойдем, посмотрим, - предложила Ольга.
Церковь была небольшая, с деревянной маковкой. Дверь открыта нараспашку. Вошли внутрь. Ольга перекрестилась. Сели на лавку, как два провинившихся школьника. Две юркие бабуськи неспешно начинали новый церковный день. Одна щеточкой бережно счищала пепел и убирала огарки свечей, другая – открывала ставни. Солнце, ворвавшись сквозь узкие оконца, упало на иконы, рассветило образа. Если бы сейчас по лучу спустился Иисус, Ольга ни капли бы не удивилась, пошла бы к нему навстречу, как к старому знакомому, сказала бы: «Прости, мы такие дураки».
Карасёв вспомнил себя маленького. Бабушка брала его в детстве на утреннюю молитву, и он так же сидел и ждал. А потом они возвращались через дом бабы Глаши, та выносила корзинку со свежими яйцами и банку молока. И он знал, что сейчас бабушка будет печь блины и в сотый раз рассказывать свои байки. А он будет сидеть на кровати с лоскутным одеялом и слушать. А дед во дворе состругает ему новую игрушку. Особенно ему удавались лошадки. И так будет всегда и никогда по-другому. От воспоминаний ему стало грустно, но одновременно как-то тихо, как будто выключили надоедливое радио внутри. Почему-то вспомнился Ненашев. Хороший все-таки человек. Вроде сон, глупость, ну кто обратил бы внимание? А он обратил, побеспокоился и позвонил. Надо бы зайти и поблагодарить. В последнее время общение не клеилось. Надо зайти.
Ненашев был в отпуске. Дома. Один. Жена и сын уехали погостить к тёще, и он метался по квартире, как раненный зверь. Он мог бы поехать с ними, но глобально не совпадал с тёщей характерами и все их встречи заканчивались одинаково - он собирал вещи и уезжал, тёща ликовала, жена растерянно металась между ними. Он мог бы поехать в другое место. Например, на море. Но на это нужны были деньги и настроение. Или хотя бы деньги. Но их не было. Теперь еще и жена осталась без работы.
Нужно было найти повод выйти из дома. Есть не хотелось. Пить тоже. Звонить некому и незачем. С соседями не сдружился. Оставалось выйти за сигаретами. Невесть какая цель, но «и то хлеб», - как любила говорить его мама. На обратном пути увидел знакомый силуэт на лавочке у подъезда. Это был Карасёв.
- Привет, - поздоровался Ненашев, - ты чего тут?
- Привет, - встал ему навстречу Карасёв, - да вот, решил навестить.
И в качестве доказательства чуть приподнял пакет. Содержимое звякнуло.
Ненашев «соорудил на стол». Тарелка солений, хлеб, сало, зелёный лук. Отварил пельменей. Карасёв открыл коньяк. Сели, выпили. Разговор начинать было рано. Выпили еще. Потом ещё.
- Знаешь, ты был прав, - захмелев, наконец начал Карасёв, - я пришел к тебе сказать, что ты был прав со своим сном. Ты был прав, а я тебя не послушал.
Он налил еще коньяка, задержал дыхание, выпил, наколол на вилку пельмень, занюхал и вернул его в тарелку, вместе с вилкой.
- Погоди, - начал было Ненашев, - но товарищ его перебил: «Выпей». Ненашев послушно выпил, отломил кусочек хлеба и попытался им поддеть ломтик сала. Сало соскальзывало и после нескольких неудачных попыток Ненашев махнул рукой: «Ну и хер с ним».
- Виишь? - язык Карасёва уже не справлялся с согласными. Он откинул волосы со лба и продемонстрировал шрам на брови.
- Ну, - подтвердил Ненашев.
- Машину разбил, - горько сообщил Карасёв, - ещё и кабана сбил.
- Как эт? – икнул Ненашев.
- А от так, - гордо изрёк Карасёв и опрокинул в себя ещё порцию коньяка.
Утро выдалось хмурым. Карасёв обнаружил себя одетым, на диване, в квартире Ненашева. Голова раскалывалась. Он пытался вспомнить вчерашний вечер. Бесполезно. Отрывки бессмысленных фраз и только. Усилием воли стащил себя с дивана и поплёлся на кухню, как на эшафот, чувствуя какую-то серую безысходность. Ненашев собирал с пола пустые бутылки. Судя по его виду, это был и его эшафот. На столе в пепельнице, в грязной жиже плавали окурки. Закипел чайник. Ненашев разлил чай по стаканам и молча поставил на стол. Сел и стал смотреть в одну точку.
- Чего мы так вчера нажрались? – прервал молчание Карасёв.
- Не знаю, - буркнул Ненашев, - я вообще не планировал.
- Скажи ещё, что это я виноват?
- Ну, это же ты заявился ко мне с коньяком, - резонно заметил Ненашев.
- Не заявился, а пришел поговорить, - растерялся Карасёв, - сказать спасибо. За сон.
- Достал ты со своим сном! - взорвался Ненашев, - не было никакого сна! Придумал я всё.
- Зачем? – опешил Карасёв.
- Затем! Отомстить.
- Кому? За что? – Карасёв совсем перестал понимать происходящее.
Ненашев отставил кружку с чаем в сторону и вперился взглядом в лицо Карасёва, прямо в глаза.
- Помнишь пожар на складе?
- Помню, конечно. До сих пор разгребаем.
- Так вот, Ольку мою чуть не посадили из-за тебя. Я тебя вообще убить хотел. Понял?
- Нет, не понял! – начинал закипать Карасёв.
- Сейчас поймешь, - пообещал Ненашев. Нервно похлопал себя по карманам в поисках сигарет, вытащил пачку, закурил.
- Так вот, был пожар, - снова начал Ненашев, - ты, - он ткнул указательным пальцем в сторону Карасёва, - написал в докладной, а потом и в акте, что огнетушителей в момент пожара не было. А они были. А знаешь, откуда я это знаю? Потому что за неделю до пожара была инвентаризация противопожарного оборудования. А знаешь, кто должен был её проводить? Чурсина. Но у неё заболел сын. И вместо неё попросили мою Олю.
Карасёв почувствовал, как внутри, откуда-то с самого дна поднимается неприятная муть.
- А моя Оля – кто? – спросил Ненашев и сам же ответил, - контролёр качества. А ещё – безотказная душа. Где она и где противопожарная безопасность?
Карасёв неуверенно кивнул. Оля действительно была такой. Сколько раз она покрывала ошибки его рабочих? Сколько раз тихо, без шума и накладных возвращала брак на доработку? С неё, собственно, и началась их дружба. Карасёв – начальник производства, Оля – контроллер качества, Ненашев – снабженец, жена Карасёва – бухгалтер. Ещё смеялись: «Ненашев закупает материалы, Карасёв - производит изделия, Оля - контролирует, а другая Оля рассчитывает всем зарплату. Своя экосистема». Директор Колесников часто любил повторять: «Спелись, голубчики». Они и правда, спелись. И в прямом, и в переносном смысле. А сколько шуток и смешных ситуаций было про Олю и другую Олю – не счесть.
- Ну как, складывается картинка? – проверил Ненашев.
Карасёв кивнул.
- Рабо-о-оты на пять минут, - Ненашев скривился в гримасе, изображая коллегу жены, - огнетушители пересчитать, переписать номера и дату окончания срока годности. А их там семнадцать штук! Семнадцать, - Ненашев многозначительно поднял палец вверх, как бы подчеркивая масштаб события.
- Она день на них убила. День! Свою работу забросила. У вас на производстве без вести пропасть же можно – такой бардак. Ты сам пробовал хоть один огнетушитель найти? А знаешь, сколько видов их у вас? А сколько кранов? А длину шлангов? А-а-а, ну да, не царское дело, - нарочито протянул Ненашев, - царское - бумажки строчить, чтобы зад свой спасти. И не важно кого при этом закопать.
- Я же не знал, что это Оля, - вскочил Карасёв.
- А других, значит, можно? – вскрикнул Ненашев, - Чурсина что, не человек? У неё, внуки, между прочим, ей год до пенсии остался. А ты её в тюрьму?
- При чем тут тюрьма? – изумился Карасёв.
- А при том, - зашипел Ненашев, - вызывает мою Ольку Колесников, а у него в кабинете пожарный инспектор, пишет акт. О том, что нанесенный ущерб составляет столько-то миллионов, что могли погибнуть люди и что за это должен кто-то ответить. Кто? Оля. Потому что не провела должным образом проверку, потому что подделала результаты инвентаризации. Продолжать? Ты знаешь, как её трясло? Она даже защитить себя не смогла. Она не умеет ни нападать, ни защищаться.
Карасёв покачнулся, опёрся о стену. Ненашев заметил, махнул раздраженно на стул: «Да сядь ты, помрешь тут – упекут уже меня. У меня мотивов - вагон».
Карасёв тяжело опустился на стул.
- Прости. Я не знал.
- Да что ты заладил «знал, не знал»? И знаешь, что? - продолжил Ненашев после небольшой паузы, - я восемь лет не курил, ты в курсе, бросил, как Олька забеременела. А в тот день… Страшно курить захотелось, любые деньги бы отдал. Вышел на улицу, смотрю возле цеха мужик курит. Я к нему, стрельнул сигарету. Стоим, курим. Молчать неловко и вот он мне стал жаловаться на начальника-дурака. Вчера, говорит, всем цехом огнетушители из цеха выносили, а сегодня заносим обратно.
Я слушаю, поддакиваю, еще по одной выкурить предложил. И за две сигареты, представь, узнал, как лихо твои работяги устроили пожар в цеху. Не короткое замыкание, а твои подчиненные. Процитировать тебе? Цитирую: «Михалыч бандуру напрямки подключил. Оно как бахнет, загорелось вмиг, еле ноги унесли».
- Вот так, - подытожил Ненашев, - Михалыч подключил, а уволили Ольгу. И пригрозили тюрьмой напоследок, чтобы помалкивала. Вот она и врала всем, что нашла другую работу. Представляешь, каково ей было? Она органически не умеет врать и изворачиваться. Для неё это крах, позор.
Ненашев закурил очередную сигарету, выдохнул дым, посмотрел внимательно на Карасёва, словно оценивая, стоит ли продолжать разговор.
- Хорошо бы сдать тебя с потрохами, но я не ты. С Колесниковым пытался говорить - бесполезно. Он знает, что по цепочке вслед за тобой пойдет, если что.
Думал-думал, как тебя-мудака наказать, ничего не придумал, не моя специализация. Вдруг мысль эта дурацкая в голову пришла про сон. Дальше ты знаешь. Извиняться не буду.
Ненашев залпом выпил чай и вышел из кухни. Хлопнула входная дверь.
***
Карасёв стоял перед дверью с надписью «Директор Колесников И.И.». Несколько секунд, казалось, раздумывал уйти или остаться. Наконец, вдохнул, как перед погружением на глубину и толкнул дверь: «Можно?».
- Можно, можно, Вадим, заходи, - широким жестом пригласил директор.
- Вот, - Карасёв положил заявление на стол, - ухожу.
Директор скользнул глазами по листу.
- Чего так? Из-за пожара что ли? Так всё улажено, акты подписаны, страховая всё выплатит. Считай, отделались легким испугом, - ухмыльнулся Колесников.
- Да нет, не из-за пожара, в деревню переезжаем. Там недалеко завод строится, место хорошее предложили, - соврал Карасёв.
- Ну-ну, - усмехнулся Колесников, - Место. Мне-то не заливай.
- Вы знали, что всё свалят на Ненашеву. Знали и ничего мне не сказали. Можно было найти другой выход, я с самого начала настаивал, - медленно проговорил Карасёв.
- Ты меня тут жизни не учи, - рявкнул директор, - и запомни - на работе друзей не бывает! Если мне нужно будет – я всю вашу компашку одним ударом прихлопну! А за одно запомни, что мы с тобой в одной упряжке, если внезапно решишь в благородство поиграть.
Вдруг он переменился в лице, словно его озарила мысль: «Слушай, а, может, нам в акте правду написать, а? Тебя под суд, а Ненашеву на твоё место, она спец хороший. Тогда всё будет по справедливости. Что думаешь?»
Карасёв угрюмо молчал.
- Ладно, иди уже, пока я добрый - хмуро разрешил директор и перевёл взгляд на монитор, давая понять, что разговор окончен.
Карасёв направился к выходу, но у самой двери задержался.
- Что ещё? – спросил директор, не отводя взгляд от монитора.
- Сон мне плохой про вас приснился, будто вы в болото упали и утонули. Вот, предупредить хотел.